По докладу об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии 5 страница

Из моей речи 28. IV. 1918 г.¹³⁰ господин Каутский цитирует слова: «... Массы сами определяют порядок и сроки выборов...» И «чистый демократ» Каутский умозаключа­ет:

«... Следовательно, дело обстоит, по-видимому, так, что каждое собрание избирателей по своему ус­мотрению определяет порядок выборов. Произвол и возможность отделаться от неудобных оппозицион­ных элементов внутри самого пролетариата были бы таким образом доведены до высшей степени» (стр.

37).

Ну чем это отличается от речей чернильного кули, нанятого капиталистами, который вопит по поводу угнетения массою при стачке «желающих трудиться» прилежных ра­бочих? Почему чиновничье-буржуазное определение порядка выборов в «чистой» бур­жуазной демократии не есть произвол? Почему чувство справедливости у масс, под­нявшихся на борьбу с их вековыми эксплуататорами, у масс, просвещаемых и закаляе­мых этой отчаянной борьбой, должно быть ниже, чем у горсток воспитанных в буржу­азных предрассудках чиновников, интеллигентов, адвокатов?

Каутский — истинный социалист, не смейте заподозривать искренность этого поч­теннейшего отца семейства,

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 287

этого честнейшего гражданина. Он — горячий и убежденный сторонник победы рабо­чих, пролетарской революции. Он только желал бы, чтобы сладенькие интеллигентики-мещане и филистеры в ночном колпаке сначала, до движения масс, до их бешеной борьбы с эксплуататорами и непременно без гражданской войны, составили умеренный и аккуратный устав развития революции...

С глубоким нравственным возмущением наш ученейший Иудушка Головлев расска­зывает немецким рабочим, что 14. VI. 1918 г. Всероссийский ЦИК Советов постановил исключить из Советов представителей партии правых эсеров и меньшевиков. «Это мероприятие, — пишет Иудушка Каутский, весь горя от благородного негодования, — направляется не против определенных лиц, которые совершили определенные наказуе­мые действия... Конституция Советской республики ни слова не говорит о неприкосно­венности депутатов — членов Советов. Не определенные лица, а определенные партии исключаются здесь из Советов» (стр. 37).

Да, это в самом деле ужасно, это нестерпимое отступление от чистой демократии, по правилам которой будет делать революцию наш революционный Иудушка Каутский. Нам, русским большевикам, надо было сначала обещать неприкосновенность Савинко­вым и К, Либерданам с Потресовыми («активистам») и К, потом написать уго­ловное уложение, объявляющее «наказуемым» участие в чехословацкой контрреволю­ционной войне или союз на Украине или в Грузии с немецкими империалистами про­тив рабочих своей страны, и только потом, на основании этого уголовного уложения, мы были бы вправе, согласно «чистой демократии», исключать из Советов «определен­ных лиц». Само собою разумеется при этом, что чехословаки, получающие через Са­винковых, Потресовых и Либерданов (или при помощи их агитации) деньги от англо­французских капиталистов, а равно Красновы, имеющие снаряды от немцев при помо­щи украинских и тифлисских меньшевиков, смирно сидели бы до тех самых пор, пока мы изготовим правильное уголовное уложение, и, как

288__________________________ В. И. ЛЕНИН

самые чистые демократы, ограничивались ролью «оппозиции»...

Не менее сильное нравственное негодование вызывает у Каутского то, что Советская конституция отнимает избирательные права у тех, кто «держит наемных рабочих с це­лью прибыли». «Работник на дому или маленький хозяйчик, — пишет Каутский, — с одним подмастерьем может жить и чувствовать вполне по-пролетарски, а у него нет избирательного права» (стр. 36).

Какое отступление от «чистой демократии»! Какая несправедливость! До сих пор, правда, все марксисты полагали и тысячами фактов подтверждали, что мелкие хозяй­чики — самые бессовестные и прижимистые эксплуататоры наемных рабочих, но Иу­душка Каутский берет, разумеется, не класс мелких хозяйчиков (и кто это выдумал вредную теорию классовой борьбы?), а отдельных лиц, таких эксплуататоров, которые «живут и чувствуют вполне по-пролетарски». Знаменитая «бережливая Агнеса», кото­рую считали давно умершей, воскресла под пером Каутского. Эту бережливую Агнесу выдумал и пустил в ход в немецкой литературе, несколько десятилетий тому назад, «чистый» демократ, буржуа Евгений Рихтер. Он пророчил несказанные беды от дикта­туры пролетариата, от конфискации капитала у эксплуататоров, он вопрошал с невин­ным видом, кто такой капиталист в юридическом смысле. Он брал пример бедной бе­режливой швеи («бережливая Агнеса»), у которой злые «диктаторы пролетариата» от­нимают ее последние гроши. Было время, когда вся немецкая социал-демократия поте­шалась над этой «бережливой Агнесой» чистого демократа Евгения Рихтера. Но это было давно, так давно, когда еще жил Бебель, говоривший открыто и прямо правду, что-де в нашей партии много национал-либералов¹³⁴, это было так давно, когда еще Ка­утский не был ренегатом.

Теперь «бережливая Агнеса» воскресла в лице «вполне по-пролетарски живущего и чувствующего мелкого хозяйчика с одним подмастерьем». Злые большевики обижают его, отнимают у него избирательное право. Правда, «всякое избирательное собрание», как говорит

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 289

все тот же Каутский, может в Советской республике пустить к себе связанного, допус­тим, с данным заводом бедного мастерка, если он, в виде исключения, не эксплуататор, если он на деле «живет и чувствует вполне по-пролетарски». Но разве можно поло­житься на знание жизни, на чувство справедливости неупорядоченного и действующе­го (о, ужас!) без устава заводского собрания простых рабочих? Разве не ясно, что луч­ше дать избирательное право всем эксплуататорам, всем, нанимающим наемных рабо­чих, чем рисковать возможностью, что рабочие обидят «бережливую Агнесу» и «по-пролетарски живущего и чувствующего мастерка»?

* * *

Пусть презренные негодяи ренегатства, приветствуемые буржуазией и социал-шовинистами, поносят нашу Советскую конституцию за то, что она отнимает избира­тельное право у эксплуататоров. Это хорошо, ибо это ускорит и углубит раскол рево­люционных рабочих Европы с Шейдеманами и Каутскими, Реноделями и Лонге, Ген-дерсонами и Рамсеями Макдональдами, со старыми вождями и старыми предателями социализма.

Массы угнетенных классов, сознательные и честные вожди из революционных про­летариев будут за нас. Достаточно ознакомить таких пролетариев и эти массы с нашей Советской конституцией, и они скажут сразу: вот где настоящие наши люди, вот где настоящая рабочая партия, настоящее рабочее правительство. Ибо оно не обманывает рабочих болтовней о реформах, как обманывали нас все названные вожди, а борется всерьез с эксплуататорами, проводит всерьез революцию, борется на деле за полное ос­вобождение рабочих.

Если эксплуататоры лишены избирательного права Советами после годовой «прак­тики» Советов, значит, эти Советы суть действительно организации угнетенных

* Я только что прочел передовицу в «Франкфуртской Газете»¹³⁵ (22. X. 1918, № 293), с восторгом пе­ресказывающую брошюру Каутского. Газета биржевиков довольна. Еще бы! А товарищ из Берлина пи­шет мне, что «Форвертс», газета Шейдеманов, в специальной статье заявил, что подписывается почти под каждой строчкой Каутского¹³⁶. Поздравляем, поздравляем!

290__________________________ В. И. ЛЕНИН

масс, а не продавшихся буржуазии социал-империалистов и социал-пацифистов. Если эти Советы отняли избирательное право у эксплуататоров, значит, Советы не органы мелкобуржуазного соглашательства с капиталистами, не органы парламентской бол­товни (Каутских, Лонге и Макдональдов), а органы действительно революционного пролетариата, ведущего борьбу не на живот, а на смерть с эксплуататорами.

«Книжка Каутского здесь почти неизвестна», пишет мне из Берлина на днях (сегодня — 30. X.) хорошо осведомленный товарищ. Я бы посоветовал нашим послам в Герма­нии и в Швейцарии не пожалеть тысяч на скупку этой книги и на раздачу ее даром соз­нательным рабочим, чтобы втоптать в грязь ту «европейскую» — читай: империалист­скую и реформистскую — социал-демократию, которая давно стала «смердящим тру­пом».

* * *

В конце своей книги, на стр. 61 и 63, господин Каутский горько плачет по поводу то­го, что «новая теория» (как он называет большевизм, боясь прикоснуться к анализу Па­рижской Коммуны Марксом и Энгельсом) «находит сторонников даже в старых демо­кратиях, как, например, Швейцария». «Непонятно» для Каутского, «если эту теорию принимают немецкие социал-демократы».

Нет, это вполне понятно, ибо революционным массам становятся противны, после серьезных уроков войны, и Шейдеманы, и Каутские.

«Мы» всегда были за демократию — пишет Каутский — и вдруг мы же откажемся от нее!

«Мы», оппортунисты социал-демократии, всегда были против диктатуры пролета­риата, и Кольбы с К⁰ открыто говорили это давно. Каутский знает это и напрасно дума­ет, что он скроет от читателей очевидный факт своего «возвращения в лоно» Берн­штейнов и Кольбов.

«Мы», революционные марксисты, никогда не делали себе божка из «чистой» (бур­жуазной) демократии. Плеханов в 1903 г. был, как известно, революционным марксис­том (до его печального поворота, приведшего его к позиции русского Шейдемана). И Плеханов гово-

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 291

рил тогда на съезде партии, принимавшем программу¹³⁷, что пролетариат в революции отнимет, при надобности, избирательное право у капиталистов, разгонит какой угодно парламент, если он окажется контрреволюционным. Что именно такой взгляд единст­венно соответствует марксизму, это увидит всякий хотя бы из приведенных мною выше заявлений Маркса и Энгельса. Это очевидно вытекает из всех основ марксизма.

«Мы», революционные марксисты, не говорили народу таких речей, с которыми лю­били выступать каутскианцы всех наций, лакействуя перед буржуазией, подделываясь под буржуазный парламентаризм, замалчивая буржуазный характер современной де­мократии и требуя только ее расширения, ее доведения до конца.

«Мы» говорили буржуазии: вы, эксплуататоры и лицемеры, говорите о демократии, в то же время ставя на каждом шагу тысячи препон участию угнетенных масс в поли­тике. Мы ловим вас на слове и требуем, в интересах этих масс, расширения вашей буржуазной демократии, дабы подготовить массы к революции для свержения вас, эксплуататоров. И если вы, эксплуататоры, попытаетесь оказать сопротивление нашей пролетарской революции, мы вас подавим беспощадно, мы вас сделаем бесправными, мало того: мы не дадим вам хлеба, ибо в нашей пролетарской республике эксплуатато­ры будут бесправны, будут лишены огня и воды, ибо мы всерьез, а не по-шейдемановски и не по-каутскиански, социалисты.

Вот как говорили и будем говорить «мы», революционные марксисты, и вот почему угнетенные массы будут за нас и с нами, а Шейдеманы и Каутские будут в помойной яме ренегатов.

ЧТО ТАКОЕ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ?

Каутский убежденнейшим образом считает и называет себя интернационалистом. Шейдеманов он объявляет «правительственными социалистами». Защищая меньшеви­ков (Каутский не говорит прямо, что солидарен с ними, но целиком проводит их взгля­ды), Каутский

292__________________________ В. И. ЛЕНИН

обнаружил замечательно наглядно, какого сорта его «интернационализм». А так как Каутский — не одиночка, а представитель течения, неизбежно выросшего в обстановке II Интернационала (Лонге во Франции, Турати в Италии, Нобс и Гримм, Грабер и Нэн в Швейцарии, Рамсей Макдональд в Англии и т. п.), то остановиться на «интернациона­лизме» Каутского поучительно.

Подчеркивая, что меньшевики тоже были в Циммервальде (диплом, несомненно, но... диплом подгнивший), Каутский следующим образом рисует взгляды меньшевиков, с которыми он согласен:

«... Меньшевики хотели всеобщего мира. Они хотели, чтобы все воюющие приняли лозунг: без аннексий и контрибуций. До тех пор, пока это не достигнуто, русская армия должна была, по этому взгляду, стоять в боевой готовности. Большевики же требовали немедленного мира во что бы то ни стало, они готовы были, в случае необходимости, заключить сепаратный мир, они старались силой вынудить его, усиливая и без того уже большую дезорганизацию армии» (стр. 27). Большевики должны были, по мнению Ка­утского, не брать власти и довольствоваться учредилкой.

Итак, интернационализм Каутского и меньшевиков состоит вот в чем: от империа­листского буржуазного правительства требовать реформ, но продолжать его поддержи­вать, продолжать поддерживать ведомую этим правительством войну, пока все воюю­щие не приняли лозунга: без аннексий и контрибуций. Такой взгляд выражали неодно­кратно и Турати, и каутскианцы (Гаазе и др.), и Лонге с К⁰, заявлявшие, что мы-де за «защиту отечества».

Теоретически, это — полное неумение отделиться от социал-шовинистов и полная путаница в вопросе о защите отечества. Политически, это — подмена интернациона­лизма мещанским национализмом и переход на сторону реформизма, отречение от ре­волюции.

Признание «защиты отечества» есть оправдание, с точки зрения пролетариата, дан­ной войны, признание

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 293

ее законности. А так как война остается империалистской (и при монархии и при рес­публике) — независимо от того, где стоят неприятельские войска в данный момент, в моей или чужой стране, — то признание защиты отечества есть на деле поддержка им­периалистской, грабительской буржуазии, полная измена социализму. В России и при Керенском, в буржуазно-демократической республике, война продолжала оставаться империалистской, ибо ее вела буржуазия, как господствующий класс (а война есть «продолжение политики»); и особенно наглядным выражением империалистского ха­рактера войны были тайные договоры о дележе мира и грабеже чужих стран, заклю­ченные бывшим царем с капиталистами Англии и Франции.

Меньшевики гнусно обманывали народ, называя такую войну оборонительной или революционной, и Каутский, одобряя политику меньшевиков, одобряет обман народа, одобряет роль мелких буржуа, услужавших капиталу надувательством рабочих, привя­зыванием их к колеснице империалистов. Каутский проводит типично мещанскую, фи­листерскую политику, воображая (и внушая массам вздорную мысль), будто выставле­ние лозунга меняет дело. Вся история буржуазной демократии разоблачает эту иллю­зию: для обмана народа буржуазные демократы всегда выдвигали и всегда выдвигают какие угодно «лозунги». Дело в том, чтобы проверить их искренность, чтобы со слова­ми сопоставить дела, чтобы не довольствоваться идеалистической или шарлатанской фразой, а доискиваться классовой реальности. Империалистская война не тогда пере­стает быть империалистской, когда шарлатаны или фразеры, или мещане-филистеры выдвигают сладенький «лозунг», — а лишь тогда, когда класс, ведущий империалист­скую войну и связанный с ней миллионами экономических нитей (а то и канатов), ока­зывается на деле свергнутым и когда его заменяет у власти действительно революци­онный класс, пролетариат. Иначе из империалистской войны — а равно из империали­стского, грабительского мира — вырваться нельзя.

294__________________________ В. И. ЛЕНИН

Одобряя внешнюю политику меньшевиков, объявляя ее интернационалистской и циммервальдистской, Каутский, во-1-х, показывает этим всю гнилость циммервальд­ского, оппортунистического, большинства (недаром мы, левая Циммервальда¹³⁸, сразу отгородились от такого большинства!), а во-2-х, — и это самое главное — Каутский переходит с позиции пролетариата на позицию мелкой буржуазии, с позиции револю­ционной на позицию реформистскую.

Пролетариат борется за революционное свержение империалистской буржуазии, мелкая буржуазия — за реформистское «усовершенствование» империализма, за при­способление к нему, при подчинении ему. Когда Каутский был еще марксистом, напри­мер, в 1909 году, когда он писал «Путь к власти», он отстаивал именно идею о неиз­бежности революции в связи с войной, он говорил о приближении эры революций. Ба­зельский манифест 1912 года прямо и определенно говорит о пролетарской революции в связи с той самой империалистской войной между германской и английской группа­ми, которая в 1914 году и вспыхнула. Ив 1918 году, когда революции в связи с войной начались, вместо того, чтобы разъяснять их неизбежность, вместо того, чтобы обдумы­вать и продумывать до конца революционную тактику, способы и приемы подготовки к революции, Каутский стал называть интернационализмом реформистскую тактику меньшевиков. Разве это не ренегатство?

Меньшевиков хвалит Каутский за то, что они настаивали на сохранении боевой го­товности армии. Большевиков он порицает за то, что они усиливали и без того уже большую «дезорганизацию армии». Это значит хвалить реформизм и подчинение им­периалистской буржуазии, порицать революцию, отрекаться от нее. Ибо сохранение боевой готовности означало и было при Керенском сохранение армии с буржуазным командованием (хотя бы и республиканским). Всем известно — и ход событий нагляд­но подтвердил, — что эта республиканская армия сохраняла корниловский дух благода­ря корниловскому командному составу. Буржуазное офицерство не могло не быть кор­ниловским,

ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ________________ 295

не могло не тяготеть к империализму, к насильственному подавлению пролетариата. Оставить по-старому все основы империалистской войны, все основы буржуазной дик­татуры, починить мелочи, подкрасить пустячки («реформы») — вот к чему сводилась на деле меньшевистская тактика.

И наоборот. Без «дезорганизации» армии ни одна великая революция не обходилась и обойтись не может. Ибо армия есть самый закостенелый инструмент поддержки ста­рого строя, наиболее отвердевший оплот буржуазной дисциплины, поддержки господ­ства капитала, сохранения и воспитания рабской покорности и подчинения ему трудя­щихся. Рядом с армией контрреволюция никогда не терпела, не могла терпеть воору­женных рабочих. Во Франции — писал Энгельс — после каждой революции рабочие бывали вооружены; «поэтому для буржуа, находившихся у государственного кормила, первой заповедью было разоружение рабочих»¹³⁹. Вооруженные рабочие были зачат­ком новой армии, организационной ячейкой нового общественного строя. Раздавить эту ячейку, не дать ей вырасти — было первой заповедью буржуазии. Первой заповедью всякой победоносной революции — Маркс и Энгельс многократно подчеркивали это — было: разбить старую армию, распустить ее, заменить ее новою. Новый обществен­ный класс, поднимаясь к господству, не мог никогда и не может теперь достигнуть это­го господства и укрепить его иначе, как совершенно разложив старую армию («дезор­ганизация», — вопят по этому поводу реакционные или просто трусливые мещане); иначе, как пройдя через труднейший, мучительнейший период без всякой армии (через этот мучительный период прошла и великая французская революция); иначе, как по­степенно вырабатывая, в тяжелой гражданской войне вырабатывая новую армию, но­вую дисциплину, новую военную организацию нового класса. Историк Каутский преж­де понимал это. Ренегат Каутский забыл это.

Какое право имеет Каутский называть Шейдеманов «правительственными социали­стами», если он одобряет

296__________________________ В. И. ЛЕНИН

тактику меньшевиков в русской революции? Меньшевики, поддерживая Керенского, вступая в его министерство, были правительственными социалистами точно так же. От этого вывода никак не увернется Каутский, если только попробует поставить вопрос о господствующем классе, ведущем империалистскую войну. Но Каутский избегает по­ставить вопрос о господствующем классе, вопрос, обязательный для марксиста, ибо од­на постановка такого вопроса разоблачила бы ренегата.

Каутскианцы в Германии, лонгетисты во Франции, Турати и К в Италии рассужда­ют так: социализм предполагает равенство и свободу наций, их самоопределение; по­этому, когда на нашу страну нападают или когда неприятельские войска вторгнулись в нашу землю, социалисты вправе и обязаны защищать родину. Но это рассуждение есть, теоретически, либо сплошная издевка над социализмом, либо мошенническая увертка, а практически-политически это рассуждение совпадает с рассуждением совсем темного мужичка, который не умеет даже и подумать о социальном, классовом характере войны и о задачах революционной партии во время реакционной войны.

Социализм против насилия над нациями. Это бесспорно. Но социализм вообще про­тив насилия над людьми. Однако, кроме христианских анархистов и толстовцев, никто еще не выводил отсюда, что социализм против революционного насилия. Значит, гово­рить о «насилии» вообще, без разбора условий, отличающих реакционное от револю­ционного насилия, значит быть мещанином, отрекающимся от революции, или это зна­чит просто обманывать себя и других софистикой.

То же самое относится и к насилию над нациями. Всякая война состоит в насилии над нациями, но это не мешает социалистам быть за революционную войну. Классовый характер войны — вот основной вопрос, стоящий перед социалистом (если он не рене­гат). Империалистская война 1914—1918 годов есть война между двумя группами им­периалистской буржуазии за дележ мира, за дележ добычи, за ограбление и удушение мелких и слабых наций. Такую оценку войны дал

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 297

Базельский манифест в 1912 году, такую оценку подтвердили факты. Кто сходит с этой точки зрения на войну, тот не социалист.

Если немец при Вильгельме или француз при Клемансо говорят: я вправе и обязан, как социалист, защищать родину, если неприятель вторгся в мою страну, то это рассу­ждение не социалиста, не интернационалиста, не революционного пролетария, а меща­нина-националиста. Ибо в этом рассуждении исчезает классовая революционная борь­ба рабочего против капитала, исчезает оценка всей войны в целом, с точки зрения ми­ровой буржуазии и мирового пролетариата, т. е. исчезает интернационализм, остается убогий, заскорузлый национализм. Мою страну обижают, мне до большего нет дела, — вот к чему сводится такое рассуждение, вот в чем его мещански-националистская узость. Это все равно, как если бы по отношению к индивидуальному насилию, над од­ним лицом, кто-либо рассуждал: социализм против насилия, поэтому я лучше пойду на предательство, чем сидеть в тюрьме.

Француз, немец или итальянец, который говорит: социализм против насилия над на­циями, поэтому я защищаюсь, когда враг вторгся в мою страну, предает социализм и интернационализм. Ибо такой человек видит только свою «страну», выше всего ставит «свою»... буржуазию, не думая об интернациональных связях, делающих войну импе­риалистскою, делающих его буржуазию звеном в цепи империалистского грабежа.

Все мещане и все тупые и темные мужички рассуждают именно так, как рассуждают ренегаты каутскианцы, лонгетисты, Турати и К⁰, именно: в моей стране враг, а больше мне ни до чего нет дела.

Социал-шовинисты (Шейдеманы, Ренодели, Гендерсоны, Гомперсы и К⁰) Отказываются от всяких речей об «Интернационале» во время войны. Они считают «изменниками»... социализму врагов «своей» буржуазии. Они за завоевательную политику своей буржуазии. Социал-пацифисты (т. е. социалисты на словах, мещанские пацифисты на деле) выражают всякие «интернационалистские» чувства, восстают против аннексий и проч., но на деле продолжают поддерживать свою империалистскую буржуазию. Разница между двумя типами несерьезная, вроде как разница между капиталистом со злыми и капитали­стом с сладкими речами на устах.

298__________________________ В. И. ЛЕНИН

Социалист, революционный пролетарий, интернационалист рассуждает иначе: ха­рактер войны (реакционная она или революционная) зависит не от того, кто напал и в чьей стране стоит «враг», а от того, какой класс ведет войну, какая политика продол­жается данной войной. Если данная война есть реакционная империалистская война, т. е. ведомая двумя мировыми группами империалистской, насильнической, грабитель­ской реакционной буржуазии, то всякая буржуазия (даже малой страны) превращается в участника грабежа, и моя задача, задача представителя революционного пролетариа­та, готовить мировую пролетарскую революцию, как единственное спасение от ужасов мировой бойни. Не с точки зрения «своей» страны я должен рассуждать (ибо это рассуждение убогого тупицы, националистского мещанина, не понимающего, что он игрушка в руках империалистской буржуазии), а с точки зрения моего участия в подготовке, в пропаганде, в приближении мировой пролетарской революции.

Вот что такое интернационализм, вот какова задача интернационалиста, революци­онного рабочего, действительного социалиста. Вот какую азбуку «забыл» ренегат Каут­ский. И его ренегатство становится еще более наглядным, когда он от одобрения такти­ки мелкобуржуазных националистов (меньшевиков в России, лонгетистов во Франции, Турати в Италии, Гаазе и К в Германии) переходит к критике большевистской тактики. Вот эта критика:

«Большевистская революция была построена на предположении, что она послужит исходным пунк­том для всеобщей европейской революции; что смелая инициатива России побудит пролетариев всей Европы подняться.

При таком предположении было, разумеется, безразлично, какие формы примет русский сепаратный мир, какие тяжести и потери территории (буквально: членовредительства или калечения, Verstümmelungen) принесет он русскому народу, какое истолкование самоопределения наций он даст. Тогда безразлично было также, способна Россия защищаться или нет. Европейская революция, по этому взгляду, составляла наилучшую защиту русской революции, она должна была принести всем народам на прежней российской территории полное и настоящее самоопределение.

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 299

Революция в Европе, которая принесла бы там социализм и укрепила его, должна была также стать средством для устранения тех помех, которые ставились в России осуществлению социалистического производства экономической отсталостью страны.

Все это было очень логично и хорошо обосновано, если только допустить основное предположение: что русская революция неминуемо должна развязать европейскую. Ну, а как же в том случае, если этого не случится?

До сих пор это предположение не оправдалось. И теперь пролетариев Европы обвиняют, что они по­кинули и предали русскую революцию. Это — обвинение против неизвестных, ибо кого же сделать от­ветственным за поведение европейского пролетариата?» (стр. 28).

И Каутский разжевывает дополнительно, что Маркс, Энгельс, Бебель ошибались не раз насчет наступления ожидавшейся ими революции, но что они никогда не строили своей тактики на ожидании революции «в определенный срок» (стр. 29), тогда как, дес­кать, большевики «поставили все на одну карту всеобщей европейской революции».

Мы нарочно выписали столь длинную цитату, чтобы показать читателю наглядно, как «ловко» подделывает Каутский марксизм, подменяя его пошлым и реакционным мещанским взглядом.

Во-1-х, приписывать противнику явную глупость и потом опровергать ее есть прием не очень-то умных людей. Если бы большевики построили свою тактику на ожидании революции в других странах к определенному сроку, это была бы бесспорная глупость. Но большевистская партия этой глупости не сделала: в моем письме к американским рабочим (20. VIII. 1918) я прямо отгораживаюсь от этой глупости, говоря, что мы рас­считываем на американскую революцию, но не к определенному сроку. В моей поле­мике против левых эсеров и «левых коммунистов» (январь — март 1918 г.) я неодно­кратно развивал ту же самую мысль. Каутский совершил маленькую... совсем малень­кую передержку, на которой и построил свою критику большевизма. Каутский смешал воедино тактику,

См. настоящий том, стр. 63—64. Ред.

300__________________________ В. И. ЛЕНИН

рассчитывающую на европейскую революцию в более или менее близкий, но не в оп­ределенный срок, и тактику, рассчитывающую на европейскую революцию в опреде­ленный срок. Маленький подлог, совсем маленький!

Вторая тактика есть глупость. Первая обязательна для марксиста, для всякого рево­люционного пролетария и интернационалиста, — обязательна, ибо только она маркси­стски правильно учитывает объективное положение во всех европейских странах, по­рождаемое войной, только она отвечает интернациональным задачам пролетариата.

Подменивши крупный вопрос об основах революционной тактики вообще мелким вопросом о той ошибке, которую могли бы сделать революционеры-большевики, но которой они не сделали, Каутский благополучно отрекся от революционной тактики вообще!