Глава VII. Философия на распутье (истоки и

Контуры современности).

 

§37. Нужна ли философия?

(Позитивизм).

Немецкая классическая философия оказалась расцветом духовной жизни Нового времени, который уже в середине XIX в. сменился периодом, неизменно следующим за любым наивысшим пунктом в развитии чего-либо. Новый этап можно назвать упадком или – иной эпохой в истории философии. Хотя в данное время философская мысль все же испытала своеобразный кризис. В ней выделилось два во многом противоположных друг другу крупных направления, в значительной мере определившие философствование XX века. Подобная ситуация была связана с попыткой осмысления результатов, полученных философией за 2,5 тысячи лет ее официального существования. Оказалось, что проблемы, которые она перед собой ставила, не решены, на вопросы, поставленные ей, удовлетворительных ответов не получено, намеченные цели не достигнуты.

Конечно, в данном случае следовало как-то иначе взглянуть на место и роль философии в духовной культуре человечества и определенным образом реформировать специфику философского знания. В данной позиции не могло быть никакого сомнения, однако конкретные пути реформирования виделись по-разному, отчего в данном вопросе и произошло разделение на две глобальные точки зрения, положившие начало двум различным традициям, четко обозначенным в философской мысли второй половины XIX-XX вв.

Родоначальником одной из них являлся французский философ Огюст Конт, предлагавший сравнить результаты деятельности частных наук с итогами философских поисков. Первые продвинулись значительно вперед, увеличив человеческую силу и оказав огромное содействие прогрессу. Они с успехом справлялись со своими задачами и позволили людям проникнуть во многие тайны природы: достаточно сравнить уровень знаний тех, кто жил 2 тысячи лет назад, с нашим, чтобы увидеть насколько не напрасно существуют частные науки.

С философией дело обстоит абсолютно наоборот: поставив глобальные цели, она не смогла их реализовать. Что мы знаем сейчас в метафизическом смысле, чего не знали бы наши далекие предки? Ровным счетом ничего! Так же, как и они, мы не ведаем, откуда взялся мир, и что он представляет. Нам сейчас, как и тысячу лет назад, неизвестно, как он устроен и по каким законам существует. Мы ничего не можем сказать о будущем, и до сих пор не знаем, в чем смысл жизни. Получается, что частные науки (их также можно назвать эмпирическими, потому что они экспериментально исследуют определенную область мира, или естественными) ставили вопросы, на которые вполне могли дать некие утвердительные или положительные, или позитивные (от лат. positivus – положительный) ответы. Философия ставила перед собой вопросы, на которые не могла ответить, точнее, ответы оказывались всегда неопределенными (либо так, либо не эдак), то есть не утвердительными. Ее результаты поэтому вполне можно оценить как негативные (от лат. negativus – отрицательный).

Вследствие вышесказанного возникает вопрос: нужна ли вообще философия? Не лучше ли отбросить ее, как бесполезное занятие и оставить только эмпирические, положительные или позитивные науки? Такое воззрение получило название позитивизма (сосредоточение на частных науках, дающих позитивные результаты). Но что делать с философией? От нее следует отказаться как от метафизики, то есть области знания, пытающейся глобально объяснить окружающий мир, но в то же время философию возможно превратить в одну из эмпирических наук, которая будет искать не конечные причины мироздания, но заниматься разработкой методов, которыми частные науки решают собственные задачи. Философия должна перестать быть грандиозной попыткой постижения Бытия и стать исследованием не мира, но научного знания, то есть отвечать на вопросы о том, как построена любая конкретная наука, чем она занимается, какими способами осуществляет свои цели, как эти способы улучшить или усовершенствовать, с целью добиться больших результатов. В позитивистском понимании философия должна стать методологией (совокупность научных методов познания, а также исследование их, учение о самих методах) науки, служить обобщающей сводкой результатов, добытых эмпирическими науками, связывать полученные ими знания.

Если частные науки видят каждая только собственный предмет, ограничены разделением труда, философия должна исследовать отношения между ними, изучать их взаимосвязи. Вспомним, что в Средние века она была служанкой богословия, теперь ее превращают в прислужницу наук, то есть она снова утрачивает самостоятельность. Позитивизм провозгласил себя принципиально новой «неметафизической» («позитивной») философией, которая не признает абстрактных (отвлеченных), умозрительных или неких общих положений, но опирается только на конкретные эмпирические утверждения (вполне поддающиеся практической проверке).

Огюст Конт (который и предложил термин «позитивизм») утверждал, что сущность вещей для нас навсегда сокрыта и в принципе невозможно сказать, каков мир. Нам известно только то, каким мы его видим, доступны явления предметов. Мы никогда не сможем узнать истинных причин происходящих событий, ибо воспринимаем только их последовательность. То, что нам кажется законами – только связь и некий порядок вещей. Дело в том, что мы наблюдаем какие-то постоянные отношения между предметами, которые и называем законами. Но то, что мы видим, может быть совершенно не тем, что есть на самом деле.

Следовательно, не следует претендовать на постижение мира, можно говорить только о наших впечатлениях о нем. Не будет ничего страшного, если конечные причины и подлинные основания мироздания останутся неведомыми, достаточно того, что мы вполне можем ориентироваться в действительности, а большего и не требуется. Как видим, позитивистские воззрения во многом напоминают учение Дэвида Юма, считавшего основной задачей философии служить средством для улучшения практической жизни людей, и полагал основой нашего существования не знания о мире, но только веками выработанную привычку к окружающему, которое кажется нам вполне понятным, но в действительности таковым отнюдь не является. Вполне в духе юмовского скептицизма и эмпиризма Конт полагал, что мы не в состоянии объяснить действительность, в наших силах только описать собственные восприятия внешнего мира.

Человеческое познание, говорит он, прошло три стадии: теологическую, метафизическую и ныне находится на позитивной. В теологическую эпоху люди обладали малым количеством знаний и поэтому при объяснении окружающего мира обязательно использовали представления о различных сверхъестественных силах, которые, по их мнению, и служат невидимым основанием и первоначалом всего. Далее следует метафизическая стадия, на которой человек уже отказывается от понятия о потустороннем и неведомом, а на место богов (или Бога) теперь становится природа, однако понимаемая не в качестве чего-то конкретного, а в качестве всего существующего. На данном этапе предпринимаются попытки глобального и всеобщего ее объяснения, обнаружение неких фундаментальных принципов, лежащих в основе мироздания и открытия универсальных законов, движущих происходящим.

Со времени создания учения Конта начинается новая стадия в духовной эволюции человечества – позитивная, в которой на первый план выходит деятельность отдельных наук, эмпирическим путем изучающих конкретные области действительности. Причем Конт полагал, что переход от одной стадии к другой определяет не только эволюцию человеческого мышления, но и развитие общества вообще, то есть движущей силой истории он считал прогресс знания. Здесь мы видим положение, которое широко выдвигалось французским Просвещением: миром правят идеи, и если вы хотите преобразовать социальную жизнь, первоначально требуется осуществить изменения в умах.

Контовская теория трех стадий развития человечества представляет вариант идеалистического понимания истории: причиной общественного прогресса является поступательная эволюция знания, состоящая в переходе от религиозных представлений о сверхъестественных существах к отвлеченному и всеобщему понятию о природе и далее – к позитивной науке.

Философское направление, начало которому положил Огюст Конт получило в дальнейшем широкое распространение и нашло многих приверженцев и последователей. Позитивизм продолжил собственное существование в различных учениях, и на его идейной основе уже в XX веке возникло большое количество различных философских течений, которые, как правило, объединяют под общим названием неопозитивизма (от греч. нэос – новый).

Главной их мыслью является положение о том, что все наши знания о мире содержатся в языке. Невозможно ничего познавать или обмениваться с кем-либо некой информацией, или просто думать о чем-то, не используя при этом слова и предложения, то есть не пользуясь языком. Попробуйте, например, представить или помыслить дерево вне, без или помимо термина «дерево». Все, что существует, мы воспринимаем не таким, какое оно само по себе, но так, как оно отражено в нашем языке. Мы не можем себе представить мир вне языка, ибо для нас мироздание – это наши представления о нем, оформленные в языковые выражения и возможные только в них. Мир для нас существует исключительно в языке, через него или на его основе. Окружающий мир, говорят представители неопозитивизма – это языковая конструкция, и поэтому предметом философствования должно быть не вне нас находящееся, не физическая реальность, но область нашего языка, то есть философия превращается почти в лингвистику.

Поэтому возможно, что традиционные философские вопросы и проблемы возникают не от трудностей познания объективного мира, а от неправильного употребления языка. Значит, возможно создать совершенный язык, в котором все вопросы и затруднения автоматически отпадут. Главным элементом подобного реформирования должен стать принцип верификации (от лат. verus – истинный + facere – делать) – проверки суждений на предмет их истинности. Если высказывание можно проверить, то оно верифицируемо, если же нельзя, то неверифицируемо. Например, предложение «Вода кипит при температуре 100⁰С» является верифицируемым, а суждение «Мир создан Богом» неверифицируемо в любом случае.

Понятно, что проверке подлежат высказывания эмпирических (естественных) наук, поскольку представляют суждения о фактах, а также верифицируемы положения точных наук (математики и логики), поскольку являются тавтологиями (от греч. тауто – то же самое + логос – слово) – высказываниями, в которых не сообщается ничего нового, а значит, и проверять в них нечего. (Например, предложение «Две прямые, не имеющие общих точек, параллельны» тавтологично, так как из того, что у них нет общих точек, автоматически следует их параллельность, а в том, что они параллельны, обязательно содержится положение об отсутствии у них общих точек).

Неопозитивизм говорит, что в новом, совершенном языке не должно быть неверифицируемых суждений, и тогда вопросы, проблемы и трудности будут автоматически исключены (в данном случае любое положение можно проверить и усомниться в чем-либо никак нельзя). Непроверяемые высказывания лишены смысла, и их требуется выбросить из языка, поэтому право на существование имеют естественные и точные науки, а гуманитарные (неверифицируемые) во главе с философией следует игнорировать.

Подобным образом интересно утверждение некоторых представителей неопозитивизма, что значение имеют слова, для которых может быть найден единичный факт, обозначаемый данным словом. Поэтому понятия «эксплуатация», «угнетение», «классовая борьба» и им подобные лишены смысла, и люди, употребляя их и воображая, что данные слова обозначают некое реальное существование, создают для себя источник напряженности, волнений и конфликтов.

Данная мысль легла в основу социотерапии (врачевания общества): если причина общественных несчастий – неправильное употребление слов, следует реформировать язык, устранив из него наиболее «опасные» термины и, таким образом, улучшить человеческое общежитие. Перед нами отнюдь не новая идея: измените представления в сознании людей в положительную сторону, и жизнь станет благополучнее и гармоничнее.

 

 

§38. Истинно то, что полезно.

(Прагматизм).

Направлением в современной философии во многом близком позитивизму является прагматизм, основателем которого являлся американский философ Чарльз Пирс. Основной его идейной установкой являлось положение о том, что значение идей и понятий состоит в их практических последствиях, которые мы можем от них ожидать. Другими словами, по мнению Пирса истинно то, что полезно для нас. Мы уже говорили о том, что греческое слово «прагма» переводится на русский язык терминами «дело», «действие», поэтому прагматизм – философия, которая не ставит перед собой задачи познания объективного мира, и не считает истиной действительное положение вещей, но призывает исходить из нашей собственной практической жизни и полагать истиной то, что служит ее успеху, благополучию и процветанию.

Прагматизм продолжает субъективистскую традицию в философии. Когда мы рассматриваем утверждение, что истинность – это практическая полезность, невольно вспоминаем знаменитый протагоровский тезис о человеке как мере всех вещей. Что нам до объективной картины мира, говорит известный греческий софист, важно как мы относимся к происходящему, что оно для нас представляет, каким каждый из людей видит его. Далее вспомним Юма, утверждавшего, что действительность для человека – поток его ощущений; кантовскую критику разума, по которой мы видим не то, что есть, а только то, что можем видеть в силу своего устройства; странное положение Фихте «весь мир – это Я», преломляющее реальность исключительно через субъективное ее восприятие, и убедимся в том, что прагматизм не является принципиально новым направлением в философии, но представляет в иных формах выраженные идеи, возраст которых насчитывает две с половиной тысячи лет.

Объективная действительность непознаваема, говорят представители прагматизма: то, что представляется нам, и то, что существует в действительности – два разных мира, между которыми лежит пропасть. Не смешно ли пытаться сделать то, что в принципе невыполнимо: преодолеть ее? Не лучше ли принять подобное положение вещей как должное и позаботиться о себе и своих ближайших делах? Познание по Пирсу является движением не от незнания к знанию, а от сомнения к вере (то есть к вере в то, что все именно так, как мне кажется). Вопрос о том, соответствует ли это мое верование реальному миру, бессмысленный. Если оно помогает мне жить, приводит к поставленной цели, является полезным для меня, значит оно истинно.

Поскольку мир непознаваем, мы имеем полное право представлять его каким угодно, думать, что захочется и считать истиной любое симпатичное нам утверждение. Получается, что реальности как таковой для нас не существует, так как она – совокупность наших мнений, то есть мы сами ее создаем, конструируем в силу собственных субъективных желаний. Действительность, говорят представители позитивизма, абсолютно «пластична»: усилием воображения мы можем придать ей любую форму (вспомним утверждение Канта, что человек упорядочивает внешний мир с помощью врожденных форм сознания). То, каким мы себе представляем мироздание, является, конечно, не знанием о нем, но верованием в то, что это наше представление и есть истина. У человека в силу его устройства имеется принципиальная особенность, заключающейся в том, что не будучи в состоянии знать о существующем, ему ничего не остается, как верить в него (невозможно не вспомнить «естественную религию» Юма). «Мы имеем право, - говорят сторонники прагматизма, - верить на свой риск в любую гипотезу». Например, одного желания, чтобы Бог был, достаточно для веры в Бога (почти то же самое, что и кантовский нравственный аргумент). Понятно, что мы будем верить в то, что для нас наиболее выгодно, удобно и полезно. Поэтому наши понятия, идеи, теории – не отражения объективного мира, а орудия, которыми мы пользуемся для достижения неких собственных практических целей или инструменты, помогающие нам ориентироваться в той или иной ситуации.

Следовательно, наука представляет не знание о реальности, а своеобразный ящик с инструментами, из которого человек берет наиболее подходящие в каких-то определенных условиях. В силу подобных положений прагматизм иногда называют инструментализмом.

Конечно, в данном воззрении нет совершенно никакой метафизики, оно в принципе чуждо дерзновенных попыток проникнуть в тайные глубины сущего, открыть вечные связи и законы мироздания, и единой грандиозной философской системой исчерпать и объяснить все нас окружающее. Но разве не можем мы жить, не имея окончательных знаний о мире? Разве хуже мы ориентируемся в действительности, без полного и всестороннего представления о ней? Неужели отсутствие объективной истины так уж сильно отравляет наше существование? Возможно прожить и без метафизики и даже обрести счастье, не проникая в сокрытые причины и основания Бытия? Найдите хотя бы одного человека, который, просыпаясь дома в преддверии грядущего дня, думал бы о происхождении мира, вечных его тайнах и судьбах человечества и считал бы день потерянным, если бы ему не удалось ответить на эти метафизические вопросы и обрести истину…

 

 

§39. Мир непостижим, разум бессилен

(философия жизни).

Вернемся к кризису философии, произошедшей в середине XIX века. Одним из значительных выделившихся тогда направлений являлся, как говорилось, позитивизм, рассматривавший основным источником знания не конкретные, эмпирические науки, а философию, превращавший в их служанку. Однако с не меньшим основанием можно было предположить, что наука бессильна узнать даже поверхностно окружающий нас действительный мир, что человеческий разум не так силен, как кажется, и ворота Бытия закрыты перед ним, в силу чего следует искать другие, не научные и не рациональные (рассудочные, разумные) формы познания реальности. Данное утверждение легло в основу другого влиятельного философского направления, во многом противостоящего позитивизму и названного «философией жизни».

Главная мысль его видна в самом названии. Под термином «жизнь» разумеется вся внешняя действительность, точнее - абсолютное, единое и бесконечное начало мироздания, в котором неразделенно присутствуют все слагаемые окружающего нас многообразного мира: и материальное, и идеальное, и физическое, и духовное. Речь идет, конечно, не только о человеческой жизни. Говоря о существовании Вселенной, мы можем также сказать, что она живет (существование ее назвать жизнью). Под термином «жизнь», следовательно, понимается жизнь существующего, как бы его не называли (Вселенной, мирозданием, действительностью, реальностью, Бытием и т.п.), в которой, понятно, содержится и жизнь природы, и жизнь человеческая, и жизнь общественная, и жизнь высшего, запредельного мира (если таковой существует). Все данные элементы тесно друг с другом взаимосвязаны, и могут быть объединены под общим названием жизни, которая должна являться главным и единственным предметом философии. Последняя, посвященная постижению всего существующего, является философией жизни.

Следующее важное утверждение данного направления состоит в том, что жизнь представляет собой нечто единое и целое. Пусть в ней множество слагаемых, но они теснейшим образом взаимосвязаны и переплетены, проникают друг в друга и образуют органическое единство, которое невозможно разложить на первичные составляющие элементы.

Например, дерево состоит из корней, ствола, листьев, коры и прочего. Но является ли оно простой механической суммой этих частей? Конечно, нет. Отдельные части соединены в дереве не механически, а органически, так тесно взаимозависимы и связаны, что без одного из них невозможно любое другое. Поэтому дерево есть нечто гораздо большее, чем просто сумма составляющих его частей, оно является удивительно организованным их единством, которое представляет собой жизнь данного предмета, то есть качественный уровень в тысячу раз более совершенный по сравнению с простым набором несвязанных исходных элементов. Попробуйте дерево разложить на отдельные части: отдельно лежат корни, рядышком – отпиленный ствол, поблизости – сорванная кора, подле которой – ворох оборванных листьев. Будет ли в этом случае дерево собой? Теперь его не существует, потому что нет его жизни, вместо него – набор ненужного хлама.

Следовательно, только жизнь делает любой предмет собой. Как уничтожить его? Очень просто – разложить на составные части и, следовательно, убить его жизнь. То же можно сказать про что угодно: жизнь молекулы, например, это единство ее атомов и причем органическое (они сложным образом взаимодействуют); разложите ее на составляющие атомы, и она исчезнет. Жизнь человеческая складывается из чувств, желаний, эмоций, интеллекта, воли, памяти, воображения и много иного. Можно ли представить себе одно без другого? Только нерасчленимая, единая взаимосвязь всех этих компонентов и образует живое явление, уникальное и непостижимое в своей органичности и гармонии. Целостность и неразделенность, следовательно, есть главная и неотъемлемая черта любой жизни, без которой она невозможна.

Основной особенностью нашего разума является стремление выделить в целом части и рассмотреть каждую в отдельности. Он неспособен уловить или понять целостность и единство вещи, для этого ему необходимо рассмотреть ее внутреннюю структуру, открыть элементы, из которых она состоит, и узнать их взаимодействие. Поэтому разум не может не подходить к предметам аналитически или механически, то есть - не расчленять все сложное на простые составные элементы. Но мы уже видели, что любая жизнь умирает подобным разложением, и предмет перестает быть собой. Значит, разум оказывает себе дурную услугу: разбивая то, что хочет изучить на части, он получает не исследуемую вещь, а мертвый набор элементов, в котором нет ничего от первоначальной целостности и подлинности.

Следовательно, что жизнь постоянно ускользает от разума, и он в принципе не способен постичь ее, так как своей деятельностью только омертвляет, уничтожает или постоянно теряет то, к чему направлены его познавательные усилия. Наука, построенная на разуме, тоже не в состоянии проникнуть в реальность, будучи по разумной природе безнадежно оторванной от жизни. Научное познание построено на аналитической, то есть разлагающей процедуре: разбивая изучаемое на части, оно упускает главное, за сплетением корней и ветвей не видит леса.

В учебниках по психологии, например, одна глава посвящена воображению, другая – памяти, третья – эмоциям, словно каждое из этих явлений существует самостоятельно, а не растворено во всех других и поэтому в принципе невыделяемо, в результате чего человеческая душа, представленная механическим набором психических свойств, остается непостижимой тайной.

Рассудочное мышление обречено на то, чтобы вариться в собственном соку и ничего ровным счетом не знать о жизни, которая и есть единственная существующая реальность. Следовательно, она - иррациональна (от лат. irrationalis – неразумный), то есть построена по иным принципам, нежели разум и поэтому неподвластна ему. Возможно, в ней отсутствуют какие-либо составные элементы, и она представляет только целостность и вечное единство, а отдельные части – выдумка нашего интеллекта, без которой он не может обойтись и поэтому ищет несуществующее.

В любом случае, надо искать иные, не рассудочные формы постижения действительности, которые позволят увидеть целое и органическое, следовательно – истинно сущее. Подобным способом познания может стать интуиция (от лат. intueri – пристально, внимательно смотреть) – способность к непосредственному обнаружению истины безо всяких обоснований и доказательств. Интуитивное понимание чего-либо – именно не рассуждение, а усмотрение, когда нечто постигается вдруг, внезапно и полностью, и поэтому его часто называют озарением. Каким образом оно происходит, неизвестно, так как не подчиняется никаким законам и не построено ни на каких принципах, в отличие от рациональной деятельности (мышления).

Но интуиция, являясь в принципе иррациональной, наиболее адекватна (соответствует) реальности и поэтому вполне может стать методом особого философского познания. Интуитивное постижение действительности характерно для такой формы человеческого духа как искусство. Художник никогда не анализирует и не препарирует предмет своего внимания, но пытается уловить его таким, каков он есть, во всей его сложности и непостижимости. Художественное творчество – тоже разновидность познания, но совершенно иным образом организованная и действующая. Философия должна сблизиться с искусством и заимствовать из его арсенала разнообразные ненаучные способы и приемы освоения мира.

Философия жизни представляет собой направление, объединяющее учения, созданные в различное время и в разных местах и существенно отличающиеся друг от друга, сходные только в наиболее общих положениях. Она является своеобразной идейной основой, на которой впоследствии выросли некоторые значительные философские течения XX века.

 

 

§40. Сизифов труд, чаша данаид и танталовы муки

(экзистенциализм).

Одним из духовных наследников философии жизни стал экзистенциализм – широко распространенное и популярное направление в современной философии. Его родоначальником, точнее, отдаленным предшественником, считается живший в XIX веке датский философ Сёрен Кьеркегор. В ряду его основных мыслей находилось утверждение о том, что существование всегда индивидуально, есть только частное, конкретное, единичное, в то время как все общее – это конструкция ума и реально не существует. Что такое, например, человек? Как он выглядит, где живет и что представляет? «Человек» есть всего лишь понятие, название, термин, которым мы обозначаем некие общие черты, присущие всем людям. Но является ли данный «человек» реальностью? Понятно, что он не существует. А что тогда реально? Только отдельный человек, в котором воплощено, реализовано, наглядно или ощутимо представлено это родовое (общее) понятие. Точно так же не обозначают никакого действительного существования такие термины как «мужчина», «женщина», «европеец», «китаец», «древний грек», «современный американец» и т.п. Очевидно, что существовать по-настоящему может только единичный, конкретный, данный человек, а не обобщенные названия его.

Реальностью является индивидуальное существование или экзистенция (от лат. existentia – существование), а философия, предметом которой всегда являлось сущее, может быть поэтому только экзистенциальной (то есть посвященной единичному, индивидуальному существованию). Все же общее: «человечество», «общество», «история» - это фантомы или фантастическая среда, так как подлинная действительность сосредоточена в отдельных людях, каждый из которых в силу своей единичности уникален и неповторим, и потому является высшей ценностью и настоящим предметом философского внимания. Да и не будет ли преступлением перед собой единственную и бесценную жизнь растворить в неком нереальном обществе, посвятить ее безличной истории или абстрактному человечеству? Косяк сельдей в море, говорит Кьеркегор, зрелище, несомненно, впечатляющее, однако, каждая сельдь в нем ровным счетом ничего не значит.

Но если признать, что экзистенция (индивидуальное существование) должна быть предметом изучения, немедленно возникает вопрос: каким образом сделать ее этим предметом. Дело в том, что ее главным свойством является необъективируемость, то есть невозможность превратить ее в объект рассмотрения; это можно сделать с любым абсолютно предметом, но только не с экзистенцией. Нельзя собственную жизнь (а она и является экзистенцией) сделать объектом наблюдения, то есть посмотреть на нее извне, со стороны. Наша жизнь всегда с нами и неотделима от нас, поэтому постижение ее представляет собой большую трудность.

Экзистенция не поддается рациональному или научному познанию, которое может иметь дело только с объектами. Следовательно, единственный способ постичь индивидуальное существование заключается в том, чтобы его пережить и описать так, как оно открывается в непосредственном переживании внутреннему чувству. Любая вещь лучше всего понимается через собственную противоположность. Например, мы знаем, что такое день только благодаря наличию его противоположности – ночи. Если, допустим, существовал бы только день, а ночи не было бы вовсе, то могли бы мы знать, что такое день? Если все познается через противоположное, то и существование или жизнь, следовательно, наиболее полно может раскрыться перед лицом смерти. Именно через нее мы можем уловить экзистенцию, увидеть ее, получить о ней некое представление. Поэтому тема смерти является одной из основных в экзистенциализме.

Почему человек задумывается о смысле жизни? Потому что есть смерть. Если бы ее не было, вопрос о смысле жизни не мог бы возникнуть. В чем он заключается? Зачем жить, если я все равно умру; и если мне суждено умереть, что я должен сделать в отпущенное мне время, чтобы моя жизнь что-то из себя представляла, была чем-то, была жизнью, а не пустотой или живой смертью? Что делать – суть любого вопроса о смысле жизни. Но смертно абсолютно все, отчего только человек задается подобной проблемой? Потому что - это главное - он знает о собственной смерти. Если бы не знал, не ставил бы перед собой подобного вопроса, как и в случае, если бы являлся бессмертным.

Животные тоже смертны, но не знают о смерти и потому безмятежны, боги знают о смерти, но бессмертны и потому блаженны. Между царством природы и миром богов находится человек – самое трагическое и несчастное существо, которому достался наиболее незавидный удел: быть смертным и знать об этом. Неудивительно, что он непроизвольно и бессознательно пытается убежать от смерти. В чем это выражается? В его повседневной жизни. Посмотрите, как активно, полноценно, даже упоенно он живет: ставит цели, к чему-то стремится, чего-то избегает, радуется, печалится, негодует, надеется и постоянно что-то делает, борется и напрягается. Зачем все это, если в конце – смерть? К чему тысячи усилий? Человек живет так, словно смерть не наступит, а если наступит, то не с ним, а если и с ним, то слишком не скоро и настолько неизвестно когда, что, возможно, и вообще не будет. В жизненной активности мы не только убегаем от смерти, но и боремся с ней, отрицаем ее каждым полноценным и жизнеутверждающим днем своего существования. Все сказанное прекрасно выражено в замечательных строках С.Я. Маршака:

«Все умирает на земле и в море,

Но человек суровей осужден:

Он должен знать о смертном приговоре,

Подписанном, когда он был рожден.

Но, сознавая жизни быстротечность,

Он так живет – наперекор всему, -