Естественное состояние и естественный закон 5 страница

"Природа в силу абсолютной и непреложной необходимости предписала нам высказывать суждения, так же как она предписала нам дышать и чувствовать: и мы так же мало можем воздерживаться от более сильного и полного представления некоторых объектов в силу их привычного соединения с некоторым наличным впечатлением, как не можем удержаться и от того, чтобы не мыслить, когда находимся в состоянии бодрствования, и не видеть окружающие нас тела, когда мы обращаем на них взор при ярком солнечном свете. Всякий, кто старался опровергнуть ухищрения этого полного скептицизма, на самом деле спорил с несуществующим соперником и пытался установить с помощью аргументов такую способность, которой природа с самого начала одарила наш дух, сделав ее необходимой для нас. Таким образом, старательно излагая аргументы этой секты фантазеров, я только стремлюсь убедить читателя в истине своей гипотезы: что все наши заключения относительно причин и действий основаны исключительно на привычке и что вера является актом скорее чувствующей, чем мыслящей части нашей природы" (29).

"Скептик, - говорит он далее, - продолжает рассуждать и верить,:отя и утверждает, что не может защищать свой разум при помощи разума; в силу тех же причин он должен признавать и принцип существования тел, хотя и не может претендовать на доказательство его истинности с помощью каких бы то ни было аргументов... Мы, правда, можем спросить: "Какие причины заставляют нас верить в существование тел?" Но спрашивать: "Существуют ли тела или нет!" - бесполезно. Этот пункт должен фигурировать во всех наших рассуждениях как неоспоримый" (30).

Вышеприведенный отрывок представляет собой начало раздела "О скептицизме по отношению к чувствам". После длинного рассуждения этот раздел заканчивается следующим заключением: "Это скептическое сомнение, касающееся как разума, так и чувств, - болезнь, которая никогда не может быть радикально излечена, но должна ежеминутно возвращаться к нам, как бы мы ни изгоняли ее и хотя бы мы иногда, по-видимому, совсем освобождались от нее... Только беззаботность и невнимательность могут оказать нам какую-нибудь помощь в данном отношении. Поэтому я вполне надеюсь на эти качества и считаю несомненным, что, каково бы ни было в данную минуту мнение читателя, час спустя он будет уверен в существовании как внешнего, так и внутреннего мира".

Оснований для изучения философии не существует, утверждает Юм, за исключением того, что некоторым натурам это предоставляет возможность приятно провести время. "Мы должны сохранять свои скептицизм во всех случаях своей жизни. Если мы верим тому, что огонь согревает, а вода освежает, так это оттого, что иное мнение стоило бы нам слишком больших страданий, мало того, даже и философами мы должны становиться только на основании скептических принципов и когда мы чувствуем склонность посвящать себя подобным занятиям". Если бы он откинул теорию, он мог бы сказать: "я чувствую, что потерял бы долю испытываемого мною сейчас удовольствия. Вот каково происхождение моей философии".

Философия Юма, истинна ли она или ложна, представляет собой крушение рационализма XVIII века. Он, подобно Локку, начинает с намерения быть сенсуалистичным и эмпиричным, не принимая ничего на веру, но изыскивая любые указания, которые можно получить из опыта и наблюдения. Но, будучи умнее Локка, более точным в анализе и менее склонным соглашаться с противоречивыми положениями, которые иногда успокоительны, он пришел к злосчастному выводу о том, что ничто нельзя познать путем опыта и наблюдения. Нет такого явления, как разумная вера: "Если мы верим, что огонь согревает или вода освежает, так это оттого, что иное мнение стоило бы нам слишком больших страданий". Мы не можем перестать верить, но никакая вера не может быть основана на разуме. И не может одна линия поведения быть более рациональной, чем другая, так как все они одинаково основаны на иррациональных убеждениях. Однако это последнее заключение Юм, кажется, не вывел. Даже в его наиболее скептических главах, в которых он подытоживает выводы книги I, он говорит: "Вообще же говоря, религиозные заблуждения опасны, а философские - только смешны". Он не имел права говорить это. "Опасные" - это причинное слово, а скептик касательно причинности не может знать, что что-нибудь является "опасным".

Фактически в последних частях "Трактата" Юм полностью забывает о своих основных сомнениях и пишет скорее так, как мог бы писать любой другой просвещенный моралист его времени; он применяет к своим сомнениям то лекарство, которое рекомендует, а именно "беззаботность и невнимательность". В этом смысле его скептицизм неискренен, так как он не проводит его на практике. Это, однако, имеет то нелепое следствие, которое ликвидирует всякую попытку доказать, что одна линия поведения лучше другой.

Было неизбежно, чтобы за таким самоопровержением рациональности последовала величайшая вспышка иррациональной веры. Ссора между Юмом и Руссо является символичной: Руссо был безрассуден,-но имел влияние, а Юм был здравомыслящим, но не имел последователей. Последовательные британские эмпирики отвергли его скептицизм, не опровергая скептицизма в целом; Руссо и его последователи соглашались с Юмом в том, что ни одно убеждение не основывается на разуме, но считали, что чувства выше разума, и, руководствуясь этим, пришли к убеждениям, полностью отличавшимся от тех, которых на практике придерживался Юм. Немецкие философы, от Канта до Гегеля, не восприняли аргументов Юма. Я говорю это умышленно, вопреки мнению, которое вместе с Кантом разделяют многие философы, что его "Критика чистого разума" была ответом Юму. Фактически эти философы, по крайней мере Кант и Гегель, представляют собой доюмовский тип рационализма, и их можно опровергнуть аргументами Юма. Философами, которых нельзя опровергнуть таким путем, являются те, которые и не претендуют на рационализм, как, например, Руссо, Шопенгауэр, Ницше. Возрастание алогизма на протяжении XIX и прошедших лет XX столетия является естественным продолжением юмовского разрушения эмпиризма.

Поэтому и важно показать, имеется ли в рамках самой философии какой-либо ответ Юму, который полностью или по существу был бы эмпирическим. Если нет, тогда нет и интеллектуального различия между здравомыслящим человеком и безумцем. Душевнобольного, который верит, что он яйцо-пашот, можно осуждать единственно на том основании, что он в меньшинстве, или, скорее - так как мы не должны предполагать демократии, - на том основании, что с ним нс согласно правительство. Это ужасная точка зрения, и нужно надеяться, что есть путь избежать ее.

Скептицизм Юма целиком покоится на его отрицании принципа индукции. Принцип индукции, примененный к причинности, говорит, что, если В очень часто находили сопутствующим А или следующим за ним и ни одного примера не известно, когда В не сопутствовало или не следовало бы за ним, тогда вероятно, что в следующий раз, когда будут наблюдать А, ему будет сопутствовать или за ним будет следовать В. Если этот принцип правилен, то достаточное количество примеров должно сделать вероятность близкой к достоверности. Но, если этот принцип или любой другой, из которого его можно вывести, исгинен, тогда причинные выводы, которые Юм отвергал, действенны нс как заключения, которые дают достоверность, но как заключения, которые дают достаточную вероятность для практических целей. Если же этот принцип не истинен, тогда всякая попытка прийти от частных наблюдений к общим научным законам ошибочна и юмовский скептицизм неизбежен для эмпирика. Конечно, вне взаимного оправдания Друг друга сам по себе принцип не может быть выведенным из наблюдаемых единообразии, так как каждый такой вывод требует оправдания. Поэтому он должен быть независимым принципом, не основанным на опыте, или выводом из него. До этого момента Юм доказывал, что чистый эмпиризм не является"достаточным основанием для науки. Но, если допущей этот единственный принцип, все остальное может идти в соответствии с теорией о том, что все наше знание основано на опыте. Нужно согласиться, что это серьезное отклонение от чистого эмпиризма и что те, кто не является эмпириком, могут спросить, почему, если разрешается одно отклонение, запрещены другие. Однако эти вопросы не вызваны прямо аргументами Юма. Что эти аргументы доказывают - и я думаю, что с этим доказательством нельзя не согласиться, - это то, что индукция является независимым логическим принципом, который нельзя вывести из опыта или из других логических принципов, и что без этого принципа наука невозможна.

 

(1) Цит. по: Burckhardt. Renaissance in Italy, part IV, chap. ii.

(2) Burckhardt. Op. sit, part. IV chap. ii.

(3) Ibid., part. VII, chap. i.

(4) Это обвинение оставалось справедливым вплоть до 1870 года

(5) В подлиннике стоит слово "gentlemen", что можно понимать и как "дворяне", и как "джентльмены" в современном смысле этого термина. - Прим. ред.

(6) Интересно отметить, у Макиавелли это предвосхищение Руссо. Было занимательно и отнюдь не совсем неверно истолковывать Макиавелли как разочарованного романтика.

(7) В том, что касается жизни Эразма, я следовал в основном замечательному биографическому исследованию Гейсинги

(8) "Руководство христианского воина" - Прим. перев.

(9) "Недопущенный Юлий" - Прим. перев.

(10) По этому вопросу см. гл. "Scientific Instruments in A History of Science, Technology and Philosophy in the Sixteenth and Seventeenth Centuries", by A. Wolf.

(11) Nature & Newton's Law lay hid in high! God said 'Let Newton be', and all was light.

(12) Где-то он говорит, что языческие боги были созданы страхом людей, но что наш Бог является первым двигателем.

(13) Декарт говорит, что это была именно печь (poele), но большинство комментаторов считает это невозможным. Однако те, которые знают старомодные баварские дома, уверяли меня, что это вполне вероятно.

(14) Вышеуказанный аргумент "Я мыслю, следовательно, я существую" (cogito ergo sum) известен как девиз Декарта, и процесс, которым это достигается, называется "картезианским сомнением".

(15) Дж. Локк. Соч., М., 1985. Т. 2, с. 139-140.

(16) Дж. Локк. Соч., М., 1985. Т.I. с. 154.

(17) Дж. Локк. Соч., М., 1985. Т. 2, с. 3.

(18) Там же.

(19) Там же. Книга 4. Глава III.

(20) Дж. Локк. Соч., М., 1985. Т. 2. Книга 4. Глава III, раздел 2.

(21) Цитаты взяты из Книги II, главы XX.

(22) Дж. Локк. Соч., М" 1985. Т. 2, с. 27.

(23) Цит. по: Таwnеу. Religion and the Rise of Capitalism.

(24) Сравни с "Декларацией Независимости" США.

(25) "Они являются Его собственностью. Его изданием и должны жить для Его удовлетворения, а не для удовлетворения других.

(26) Возьмите, например, изречение Шелли: "Когда разуму дается предложение, он воспринимает соответствие или несоответствие идей, из которых оно составлено".

(27) Например: "Я не был пьян вчера вечером. Я выпил только дне рюмки; кроме ч, хорошо известно, что я непьющий".

(28) Д. Юм. Трактат о человеческой природе // Сочинения. М., 1965. Т. 1, с. 203-204.

(29) Там же, с. 292-293.

(30) Там же, с. 297.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТ РУССО ДО НАШИХ ДНЕЙ