Методические указания по самостоятельной подготовке к практическому занятию

· Раскройте онтологическую систему Платона (Как Платон понимал бытие) и понятие эйдоса.

· Раскройте основные положения учения Платона о душе, познании и государстве.

 

Задание 1. Древнегреческий философ Платон говорил: «Фи­лософы — это люди, способные постичь то, что вечно тождественно самому себе, а другие этого не могут и застревают на месте, блуждая среди множества раз­нообразных вещей». (Платон. Соч., Т.3. Ч.I. М., 1971. С.285).

а) Есть ли смысл в утверждении Платона о том, что мы не идеи соразмеряем с предметами, а наоборот, предметы с идеями? Почему Платон считал, что идеи — более реальные объекты, чем материальные вещи?

б) Мы говорим, что существуют реальные пред­меты: камни, деревья, животные и т. п. Но идеальные объекты, например геометрические фигуры (круг, треугольник, квадрат и др.), то­же существуют. Есть ли различия в существо­вании тех и других объектов? Можно ли ска­зать, что математический треугольник и нари­сованный (на доске, на земле и т. п.) треугольник существуют одинаковым образом?

в) Представляется справедливым, что уничтожение любого реального треугольника (например, стирание тряпкой нарисованного на доске треугольника) не означает одновременного исчезновения идеи треугольника, т.е. уничтожение математического объекта. Какой вывод отсюда делают представители объективного идеализма?

Задание 2. Философ Антисфен, критикуя платоновскую теорию идей, как-то сказал ее создателю: «Я видел огромное количество лошадей, Платон, но я никогда не видел идею лошади, о которой ты так настойчиво говоришь». Платон ответил ему: «У тебя, Антисфен, есть глаза, чтобы увидеть каждую конкретную лошадь, но, видимо, у тебя нет разума, с помощью которого ты бы мог усмотреть идею лошади». Прокомментируйте эти платоновские слова. Каким образом в них выражена основная мысль его учения?

 

АНАЛИЗ ТЕКСТОВ

Платон «Государство»:

a) прочитайте миф о пещере (начало седьмой книги диалога), расшифруйте символы платоновского мифа.

b) Проанализируйте онтологию и гносеологию Платона через призму этого мифа.

Прочитайте диалог Платона «Федон»:

a) как изменяется понимание соотношения жизни и смерти, души и тела от Сократа к Платону.

b) Найдите в тексте взгляды Платона о душе и познании, поясните смысл каждого из аргументов, приведенных в диалоге как обоснование бессмертия души.

c) Дайте анализ платоновской теории анамнесиса, или знания как припоминания.

Платон «Федр»:

a) прочитайте миф о колеснице – 246b – 248d – раскройте философский смысл мифа – учение о бессмертной душе, доказательства и метафоры ее сложносоставной структуры.

Платон «Пир»:

a) прочитайте речь Сократа – 210а – 212а – посмотрите, как на примере прекрасного Платон осуществляет переход от мира вещей к миру идей.

 

Задание 3. Аристотель писал: «Первая философия имеет своим предметом познание причин сущего, поскольку оно — сущее». (Аристотель. Метафизика. М.—Л., 1934.С.58).

a) В чем, по Аристотелю, состоит отличие филосо­фии от других наук?

АНАЛИЗ ТЕКСТов

Прочитайте Аристотель «Метафизика»:

a) Раскройте аристотелевское понимание сущего.

b) Как Аристотель понимает, что такое мудрость?

c) Прочитайте 1 и 2 главы. Укажите, каковы цели и основания науки «о первых причинах и началах», впоследствии получившей название «метафизика».

d) Прочитайте третью и четвертую главы. Назовите четыре причины бытия вещей.

e) В главах 6, 7 и 9 Аристотель критикует теорию эйдосов Платона. Почему Аристотель критиковал платоновскую теорию идей. Реконструируйте аргументацию.

f) Седьмая книга, 1 глава: каким образом Аристотель рассматривает сущее как сущность? Глава третья посвящена анализу того, что мы можем понимать под сущностью. Осмысление понятия обращает Аристотеля к анализу его соотношения с понятием материи. Допускает ли философ отождествление этих понятий?

g) Седьмая книга, 4 и 5 главы: почему суть бытия вещи может быть выражена только в определении?

h) Книга 12 «Метафизики» Аристотеля посвящена рассмотрению сущего как такового. Прочитайте главы с седьмой по десятую и раскройте смысл следующей цепочки понятий: «сущее как таковое – перводвигатель – божественный ум – мышление, мыслящее само себя – благо».

Задание 4. Составьте сопоставительную таблицу социальных идей Аристотеля и Платона. Сравните идеи о наилучшем устройстве общества Платона и Аристотеля. Оцените их: реальны они либо утопичны, есть ли в них черты исторической ограниченности либо наоборот, предвещания будущего, гуманны они либо антигуманны, есть ли идеи, которые можно было бы учесть современным политикам?

 

ПЛАТОН (427—347 ДО Н.Э.)

 

[УЧЕНИЕ ОБ ИДЕЯХ]

Чужеземец. Одни все совлекают с неба и из области невиди­мого на землю, как бы обнимая руками дубы и скалы. Ухватив­шись за все подобное, они утверждают, будто существует толь­ко то, что допускает прикосновение и осязание, и признают тела и бытие за одно и то же, всех же тех, кто говорит, будто существует нечто бестелесное, они обливают презрением, бо­лее ничего не желая слышать.

Теэтет. Ты назвал ужасных людей; ведь со многими из них случалось встречаться и мне.

Чужеземец. Поэтому-то те, кто с ними вступает в спор, пре­дусмотрительно защищаются как бы сверху, откуда-то из неви­димого, решительно настаивая на том, что истинное бытие — это некие умопостигаемые и бестелесные идеи; тела же, о кото­рых говорят эти люди, и то, что они называют истиной, они, разлагая в своих рассуждениях на мелкие части, называют не бытием, а чем-то подвижным, становлением. Относительно этого между обеими сторонами, Теэтет, всегда происходит сильней­шая борьба (6.II.364—365).

«Принимаю твою поправку, — сказал Сократ, — и полагаю, что дело обстоит так, как ты говоришь. Но скажи мне вот что: не признаешь ли ты, что существует сама по себе некая идея подобия и другая, противоположная ей, — идея неподобия? Что к этим двум идеям приобщаемся и я, и ты, и все прочее, что мы называем многим?» (6.II. 406).

«Мы считаем, что есть много красивых вещей, много благ и так далее, и мы разграничиваем их с помощью определения.

— Да, мы так считаем.

— А также, что есть прекрасное само по себе, благо само по себе и так далее в отношении всех вещей, хотя мы и признаем, что их много. А что такое каждая вещь, мы уже обозначаем соответственно единой идее, одной для каждой вещи.

— Да, это так.

— И мы говорим, что те вещи можно видеть, но не мыслить, идеи же, напротив, можно мыслить, но не видеть.

— «Конечно» (б.III(1).314).

«Хочешь, мы начнем разбор отсюда, с помощью обычного нашего метода: для каждого множества вещей, обозначаемых одним именем, мы обычно устанавливаем только один опреде­ленный вид. Понимаешь?

— Понимаю.

— Возьмем и теперь какое тебе угодно множество. Ну, если хочешь, например, кроватей и столов на свете множество...

— Конечно.

— Но идей этих предметов только две — одна для кровати и одна для стола.

—Да.

— И обычно мы говорим, что мастер изготовляет ту или иную вещь, всматриваясь в ее идею: один делает кровати, другой сто­лы, нужные нам, и то же самое и в остальных случаях. Но ни­кто из мастеров не создает самое идею. Разве он это может?

— Никоим образом» (6.III(1).422).

Итак, если мы не в состоянии уловить благо одной идеей, то поймаем его тремя — красотой, соразмерностью и истиной; сло­жив их как бы воедино, мы скажем, что это и есть действитель­ная причина того, что содержится в смеси, и благодаря ее бла­гости самая смесь становится благом (6.III (1).83).

Кто, наставляемый на пути любви, будет в правильном по­рядке созерцать прекрасное, тот, достигнув конца этого пути, вдруг увидит нечто удивительно прекрасное по природе, то са­мое, Сократ, ради чего и были предприняты все предшествую­щие труды, — нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, а во-вторых, не в чем-то прекрасное, а в чем-то безобразное, не когда-то, где-то, для кого-то и сравнительно с чем-то прекрасное, а в другое время, в другом месте, для другого и сравнительно с другим безобразное. Прекрасное это предстанет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-то речи или знания, не в чем-то другом, будь то животное, Земля, небо или еще что-нибудь, а само по себе, всегда в самом себе единооб­разное; все же другие разновидности прекрасного причастны к нему таким образом, что они возникают и гибнут, а его не ста­новится ни больше ни меньше, и никаких воздействий оно не испытывает (6.II.142).

 

[ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ]

Так вот, считай, что есть двое владык, как мы и говорили: один — надо всеми родами и областями умопостигаемого, дру­гой, напротив, надо всем зримым — не хочу называть это не­бом, чтобы тебе не казалось, будто я как-то мудрю со словами. Усвоил ты эти два вида, зримый и умопостигаемый? Усвоил (6. Ш(1).317).

А раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде, то нет ничего такого, чего бы она не познала; поэтому ничего удивительного нет в том, что и насчет добродетели, и насчет всего прочего она способна вспомнить то, что прежде ей было известно. И раз все в природе друг другу родственно, а душа все познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил что-нибудь одно, — люди называют это познанием, — самому най­ти и все остальное, если только он будет мужествен и неутомим в поисках: ведь искать и познавать — это как раз и значит при­поминать (6.1.384—385).

Занебесную область не воспел никто из здешних поэтов, да и никогда не воспоет по достоинству. Она же вот какова (ведь надо наконец осмелиться сказать истину, особенно когда гово­ришь об истине); эту область занимает бесцветная, без очерта­ний, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души — уму; на нее-то и направлен истинный род знания (6.11.183).

Но душа, никогда не видавшая истины, не примет такого образа, ведь человек должен постигать ее в соответствии с идеей, исходящей от многих чувственных восприятий, но сводимой рассудком воедино. А это есть припоминание того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока гля­дела на то, что мы теперь называем бытием, и поднималась до подлинного бытия. Поэтому по справедливости окрыляется толь­ко разум философа: у него всегда по мере его сил память обра­щена на то, чем божествен бог. Только человек, правильно поль­зующийся такими воспоминаниями, всегда посвящаемый в со­вершенные таинства, становится подлинно совершенным (6.11.185).

Однако ты хочешь установить, что бытие и все умопостигае­мое при помощи диалектики можно созерцать яснее, чем то, что рассматривается с помощью только так называемых наук, которые исходят из предположений. Правда, и такие исследо­вания бывают вынуждены созерцать область умопостигаемого при помощи рассудка, а не посредством ощущений, но поскольку они рассматривают ее на основании своих предположений, не восходя к первоначалу, то, по-твоему, они и не могут постиг­нуть ее умом, хотя она вполне умопостигаема, если постичь ее первоначало. Рассудком же ты называешь, по-моему, ту спо­собность, которая встречается у занимающихся геометрией и им подобных. Однако это еще не ум, так как рассудок занимает промежуточное положение между мнением и умом.

 

[КОСМОЛОГИЯ]

 

Представляется мне, что для начала должно разграничить вот какие две вещи: что есть вечное, не имеющее возникнове­ния бытие и что есть вечно возникающее, но никогда не сущее. То, что постигается с помощью размышления и объяснения, очевидно, и есть вечно тождественное бытие; а то, что подвла­стно мнению и неразумному ощущению, возникает и гибнет, но никогда не существует на самом деле. Однако все возникаю­щее должно иметь какую-то причину для своего возникнове­ния, ибо возникнуть без причины совершенно невозможно. Да­лее, если демиург любой вещи взирает на неизменно сущее и берет его в качестве первообраза при создании идеи и потенции данной вещи, все необходимо выйдет прекрасным; если же он взирает на нечто возникшее и пользуется им как первообразом, произведение его выйдет дурным (6.Ш(1).469).

Рассмотрим же, по какой причине устроил возникновение и эту Вселенную тот, кто их устроил. Он был благ, а тот, кто благ, никогда и ни в каком деле не испытывает зависти. Будучи ей чужд, он пожелал, чтобы все вещи стали как можно более подо­бны ему самому. Усмотреть в этом вслед за разумными мужами подлинное и наиглавнейшее начало рождения и космоса было бы, пожалуй, вернее всего. Итак, пожелавши, чтобы все было хорошо и чтобы ничто, по возможности, не было дурно, бог позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении; он привел их из беспорядка в порядок, полагая, что второе, безусловно, лучше первого. Невозможно ныне и было невозможно издрев­ле, чтобы тот, кто есть высшее благо, произвел нечто, что не было бы прекраснейшим; между тем размышление явило ему, что из всех вещей, по природе своей видимых, ни одно творе­ние, лишенное ума, не может быть прекраснее такого, которое наделено умом... а ум не может обитать ни в чем, кроме души. Руководясь этим рассуждением, он устроил ум в душе, а душу в теле и таким образом построил Вселенную, имея в виду создать творение прекраснейшее и по природе своей наилучшее. Итак, согласно правдоподобному рассуждению, следует признать, что наш космос есть живое существо, наделенное душой и умом, и родился он поистине с помощью божественного провидения (6.Ш(1).470-471).

Весь этот замысел вечносущего бога относительно бога, ко­торому только предстояло быть, требовал, чтобы тело космоса было сотворено гладким, повсюду равномерным, одинаково рас­пространенным во все стороны от центра, целостным, совер­шенным и составленным из совершенных тел. В его центре построивший дал место душе, откуда распространил ее по все­му протяжению и в придачу облек ею тело извне. Так он создал небо, кругообразное и вращающееся, одно-единственное, но благодаря своему совершенству способное пребывать в обще­нии с самим собою, не нуждающееся ни в ком другом и доволь­ствующееся познанием самого себя и содружеством с самим собой. Предоставив космосу все эти преимущества, демиург дал ему жизнь блаженного бога (6.II(1).474).

 

[УЧЕНИЕ О ГОСУДАРСТВЕ]

Государство, — сказал я, — возникает, как я полагаю, когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но нуждается еще во многом. Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребно­сти. Испытывая нужду во многом, многие люди собираются во­едино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь:

такое совместное поселение и получает у нас название государ­ства... (6.III(1).145).

Пока в государствах не будут царствовать философы, либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благо­родно и основательно философствовать и это не сольется вое­дино — государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди — а их много — ко­торые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к филосо­фии, до тех пор, дорогой Главкон, государствам не избавиться от зол... (6.III.(1).275).

Хотя все члены государства братья..., но бог, вылепивший нас, в тех из вас, кто способен править, примешал при рож­дении золота, и поэтому они наиболее ценны, в помощников их — серебра, железа же и меди в земледельцев и разных ре­месленников. Вы все родственны, но большей частью рождаете себе подобных, хотя все же бывает, что от золота родится серебряное потомство, а от серебра — золотое; то же и в ос­тальных случаях. От правителей бог требует прежде всего и преимущественно, чтобы именно здесь они оказались доблест­ными стражами и ничто так усиленно не оберегали, как свое потомство, наблюдая, что за примесь имеется в душе их детей, и, если ребенок родится с примесью меди или железа, они никоим образом не должны иметь к нему жалости, но посту­пать так, как того заслуживают его природные задатки, то есть включать его в число ремесленников или земледельцев; если же родится кто-нибудь с примесью золота или серебра, это надо ценить и с почетом переводить его в стражи или в помощники (6. Ш(1).202-203).

Сейчас мы лепим в нашем воображении государство, как мы полагаем, счастливое, но не в отдельно взятой его части, не так, чтобы лишь кое-кто в нем был счастлив, но так, чтобы оно было счастливо все в целом... (б.Ш(1).207).

Таким образом, при росте и благоустройстве нашего госу­дарства надо предоставить всем сословиям возможность иметь свою долю в общем процветании, соответственно их природ­ным данным (6.Ш(1).208).

Так, по-видимому, мы нашли для наших стражей еще что-то такое, чего надо всячески остерегаться, — как бы оно не про­никло в государство незаметным для стражей образом.

— Что же это такое?

— Богатство и бедность. Одно ведет к роскоши, лени, нов­шествам, другая кроме новшеств — к низостям и злодеяниям (6.111(1). 209).

 

[ЭТИКА]

 

А вам, мои судьи, я хочу теперь объяснить, почему, на мой взгляд, человек, который действительно посвятил жизнь фило­софии, перед смертью полон бодрости и надежды обрести за могилой величайшие блага.

Те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути ве­щей, только одним — умиранием и смертью (6.11.21).

Стало быть, именно в том прежде всего обнаруживает себя философ, что освобождает душу от общения с телом в несрав­ненно большей мере, чем любой из людей? Да, пожалуй (6.11.22).

Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для дурных людей: скончавшись, они разом избавля­лись бы и от тела, и — вместе с душой — от собственной пороч­ности. Но на самом-то деле, раз выяснилось, что душа бессмер­тна, для нее нет, видно, иного прибежища и спасения от бедст­вий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее (6.11.81).

Вот каким путем нужно идти в любви — самому или под чьим-либо руководством; начав с отдельных проявлений прекрасного, надо все время, словно бы по ступенькам, подни­маться ради самого прекрасного вверх — от одного прекрас­ного тела к двум, от двух — ко всем, а затем от прекрасных тел к прекрасным нравам, а от прекрасных нравов к пре­красным учениям, пока не поднимешься от этих учений к тому, которое и есть учение о самом прекрасном, и не по­знаешь наконец, что же это — прекрасное. И в созерцании прекрасного самого по себе, дорогой Сократ, — продолжала мантинеянка, — только и может жить человек, его увидев­ший (6.11.142-143).

Значит, если есть какое-либо благо, не причастное к зна­нию, то, может быть, и добродетель не есть знание; если же нет такого блага, которое не охватывалось бы знанием, то мы, пред­положив, что добродетель — это знание, сделаем верное пред­положение (6.1.395).

Так вот, если добродетель — это нечто, обитающее в душе, b если к тому же она не может не быть полезной, то, значит, она и есть разум: ведь все, что касается души, само по себе не по­лезно и не вредно, но становится вредным или полезным бла­годаря разуму или по безрассудству. В согласии с этим рассуж­дением добродетель, коль скоро она полезна, и есть не что иное, как разум (6.1.396).