Поиск Бога и доказательство его бытия

Основная часть.

О философии.

Поиск Бога и доказательство Его бытия.

Теодицея: причины возникновения зла в мире.

Теория познания: вера и разум.

Приложение.

Библия:

Первая книга Моисеева. Бытие.

Время и вечность.

О сущем и сущности.

Основная часть

Основой философии средних веков стало христианство. Новое религиозное учение полностью изменило представления человека об устройстве мира. Главным ориентиром в рассуждениях мыслителей того времени была Библия – сборник текстов, прописывающих основные постулаты христианства (представления о Едином Боге – монотеизм, о сотворении мира и человека, о грехопадении, о пришествии Спасителя, конце истории и т.д.).

Средневековую философию традиционно делят на два больших периода: патристику (I-II– VII вв. н.э.) и схоластику (VII – XV вв.). Патристика (от латинского pater – отец) – попытки первых философов-христиан осмыслить основоположения новой религии. Задача не простая. Несколько основных догматов стали источником множества интерпретаций, возникает специальная наука – экзегетика – толкование и объяснение библейских текстов. Позже Церковь закрепляет ряд текстов ранних христианских мыслителей как канонические. Именно они составляют основу того, что в истории философии называют учением Отцов Церкви.

Схоластика (от латинского schola – школа) – период систематизации христианства на основе аристотелизма. Фома Аквинский – первым связал христианство с философией Аристотеля и был признан (с 1879 года) официальным католическим философом.

Вашему вниманию представлены тексты двух выдающихся философов средневековья – Августина Аврелия (354 – 430) и Фомы Аквинского (1225/26 – 1274). Если первый является одним из Отцов Церкви и продолжает традицию платонизма в истории европейской мысли, то второй – представитель схоластики – мыслитель, благодаря которому учение Аристотеля окончательно утвердилось в теологии.

 

О ФИЛОСОФИИ.

Августин Аврелий

Тянули меня к себе …те занятия, которые считались почтенными: я мечтал о форуме с его тяжбами, где бы я блистал, а меня осыпали бы похвалами тем больше, чем искуснее я лгал. Такова слепота человеческая: слепотою своею люди хвалятся. Я был первым в риторской школе: был полон горделивой радости и надут спесью.

Я в тогдашнем моем неустойчивом возрасте изучал книги по красноречию, желая в целях предосудительных и легкомысленных, на радость человеческому тщеславию стать выдающимся оратором. Следуя установленному порядку обучения, я дошел до книжки какого-то Цицерона, языку которого удивляются все, а сердцу не так. Книга эта увещевает обратиться к философии и называется «Гортензий». Эта вот книга изменила состояние мое, изменила молитвы мои и обратила их к Тебе, Господи, сделала другими прошения и желания мои. Мне вдруг опротивели все пустые надежды; бессмертной мудрости желал я в своем невероятном сердечном смятении…. Не для того, чтобы отточить свой язык …взялся я за эту книгу: она учила меня не тому, как говорить, а тому, что говорить.

Как горел я. Господи, как горел я улететь к Тебе от всего земного. Я не понимал, что Ты делаешь со мною. «У Тебя ведь мудрость». Любовь к мудрости по-гречески называется философией; эту любовь зажгло во мне это сочинение.

Есть люди, которые вводят в заблуждение философией, которые прикрашивают и прихорашивают свои ошибки этим великим, ласковым и честным именем; почти все такие философы, современные автору и жившие до него, отмечены в этой книге и изобличены. Тут явно спасительное предупреждение, сделанное Духом Твоим через Твоего верного и благочестивого раба: «Смотрите, чтобы кто не увлек вас философией и пустыми обольщениями по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу; ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно».

Августин Аврелий. Исповедь/ Августин Аврелий //

Лабиринты души. - Симферополь: Реноме, 1998. - С.43.

Философией называется не самая мудрость, а любовь к мудрости; если ты к ней обратишься, то хотя и не будешь мудрым, пока живешь, ибо мудрость у Бога, и человеку доступна быть не может, однако, если достаточно утвердишь себя в любви к ней и очистишь себя, то дух твой после этой жизни, т.е. когда престанешь быть человеком, несомненно, будет владеть ею.

Августин Аврелий. Против академиков / Августин Аврелий //

Антология мировой философии: в 4 т. - М.: Мысль, 1972. - Т.1, часть II. -С.592-594.

Фома Аквинский

…Для спасения человеческого было необходимо, чтобы сверх философских дисциплин, которые основываются на человеческом разуме, существовала некоторая наука, основанная на Божественном откровении; это было необходимо прежде всего потому, что человек соотнесен с Богом как с некоторой своей целью. Между тем цель эта не поддается постижению разумом…. Между тем должно, чтобы цель была заранее известна людям, дабы они соотносили с ней свои усилия и действия.

Притом даже и то знание о Боге, которое может быть добыто человеческим разумом, по необходимости должно было быть преподано человеку через Божественное откровение: ибо истина о Боге, отысканная человеческим разумом, была бы доступна немногим, притом с примесью многочисленных заблуждений, между тем как от обладания этой истиной целиком зависит спасение человека, каковое обретается в Боге. Итак, для того чтобы люди достигли спасения и с большим успехом, и с большей уверенностью, необходимо было, чтобы относящиеся к Богу истины Богом же и были преподаны в откровении.

…Итак, было необходимо, чтобы философские дисциплины, которые получают свое знание от разума, были дополнены наукой, священной и основанной на откровении.

Эта наука (теология) может взять нечто от философских дисциплин, но не потому, что испытывает в этом необходимость, а лишь ради большей доходчивости преподаваемых ею положений. Ведь основоположения свои она заимствует не от других наук, но непосредственно от Бога через откровение. Притом же она не следует другим наукам, как высшим по отношению к ней, но прибегает к ним, как к подчиненным ей служанкам, подобно тому как теория архитектуры прибегает к служебным дисциплинам или теория государства прибегает к науке военного дела. И само то обстоятельство, что она все-таки прибегает к ним, проистекает не от ее недостаточности или неполноты, но лишь от недостаточности нашей способности понимания: последнюю легче вести от тех предметов, которые открыты естественному разуму, источнику прочих наук, к тем предметам, которые превыше разума и о которых трактует наша наука (теология).

Фома Аквинский. Сумма теологии / Фома Аквинский // Антология философии Средних веков и эпохи Возрождения. - М.: Олма–пресс, 2001. - С.201–202.

Задание:

1. В чем видят ценность философии Августин и Фома? Какое место отводят христианские мыслители философскому знанию?

2. О каком единственно возможном соотношении философского знания и истин Откровения говорят мыслители и почему?

3. Дайте определение истины в свете религиозной философии; сравните понимание истины у античных авторов и у христианских мыслителей.

 

ПОИСК БОГА И ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ЕГО БЫТИЯ.

Августин Аврелий

…А что же такое этот Бог? Я спросил землю, и она сказала: «Это не я»; и всё, живущее на ней, исповедало то же. Я спросил море, бездны и пресмыкающихся, живущих там, и они ответили: «Мы не Бог твой; ищи над нами». Я спросил у веющих ветров, и всё воздушное пространство с обитателями своими заговорило: «Ошибаешься …я – не Бог». Я спрашивал небо, солнце, луну и звёзды: «Мы не Бог, которого ты ищешь», – говорили они. И я сказал всему, что обступает двери плоти моей: «Скажите мне о Боге моём – вы ведь не Бог, – скажите мне что-нибудь о Нём». И они вскричали громким голосом: «Творец наш, вот Кто Он». Моё созерцание было моим вопросом; их ответом – их красота.

Тогда я обратился к себе и сказал: «Ты кто?». И ответил: «Человек». Вот у меня тело и душа, готовые служить мне; одно находится во внешнем мире, другая – внутри меня. У кого из них спрашивать мне о Боге моём, о Котором я уже спрашивал своими внешними чувствами, начиная с земли и до самого неба, куда только мог послать за вестями лучи глаз своих? Лучше, конечно, то, что внутри меня. Все телесные вестники возвестили душе моей, судье и председательнице, об ответах неба, земли и всего, что на них; они гласили: «Мы – не боги; Творец наш, вот Он». Внутреннему человеку сообщил об этом состоящий у него в услужении внешний; я, внутренний, узнал об этом, – я, душа, через свои телесные чувства.

…Потеряла женщина драхму и разыскивала её со светильником; если бы она не помнила о ней, она бы не нашла её. И откуда бы она знала, найдя её, что это та самая драхма, если бы она её не помнила? Я помню, как я искал и находил потерянное. Я знаю, что когда я что-нибудь искал и мне говорили: «это не то?», «а это не то?», я до тех пор отвечал «нет», пока мне не показывали то, что я искал. Если бы я не помнил, что это за предмет, я не мог бы его найти, потому что не узнал бы его, хотя бы мне его и показали. Так бывает всегда, когда мы ищем и находим что-то потерянное. Если какой-то предмет случайно исчез из вида, но не из памяти (любой, воспринимаемый зрением), то образ его сохраняется в памяти, и его ищут, пока он не появится перед глазами. Найденное узнаётся по его образу, живущему в нас.

…Как же искать мне Тебя, Господи? Когда я ищу Тебя, Боже мой, я ищу счастливой жизни. …Как же искать мне счастливую жизнь? Её нет у меня, пока я не могу сказать: «Довольно! Вот она». А тогда следует рассказать, как я её искал: по воспоминанию ли, – как человек, который её забыл, но о том, что забыл, хорошо помнит – по стремлению ли узнать её, неведомою: то ли я о ней никогда не знал, то ли так о ней забыл, что и не помню, что забыл. Но разве не все хотят счастливой жизни? Никого ведь нет, кто бы не хотел её! Где же о ней узнали, чтобы так её хотеть? …И всё-таки, не знай и они каким-то образом о ней, они бы так не хотели быть счастливыми; а они хотят, это несомненно. Не знаю, каким образом они узнали о ней, и не знаю, какие у них о ней сведения. Я и бьюсь над этим вопросом: если это воспоминание, то, значит, мы все были когда-то счастливы (каждый в отдельности или в том человеке, который первым согрешил и в котором мы все умираем, и от которого все рождаемся в скорби, – об этом я сейчас не спрашиваю), – я спрашиваю, не живёт ли в нас воспоминание о счастливой жизни? Мы не любили бы её, если бы не знали. Мы слышали эти слова – и признаёмся, что мы все, все стремимся к тому, что они обозначают; ведь не звук же слов доставляет нам удовольствие, когда грек услышит их по-латыни, они не доставят ему никакого удовольствия, потому что он их не поймёт, а нам доставят, как и ему, если их сказать по-гречески: счастливая жизнь не связана ни с Грецией, ни с Римом, но к ней жадно стремятся и греки и римляне, и люди, говорящие на других языках. Она, следовательно, известна всем, и если бы можно было спросить всех, хотят ли они быть счастливы, все, не колеблясь, ответили бы, что хотят. Этого не могло бы быть, если бы у всех не сохранилось воспоминания о том, что обозначается словами «счастливая жизнь».

Вот сколько бродил я по своей памяти, ища Тебя, Господи, и не нашёл Тебя вне её. И ничего не нашёл, чего бы не помнил о Тебе с того дня, как узнал Тебя. С того же дня, как я узнал Тебя, я не забывал Тебя. Где нашёл я истину, там нашёл я и Бога моего, самоё Истину, и с того дня, как узнал её, я её не забывал. С того дня, как я узнал Тебя, Ты пребываешь в памяти моей, и там нахожу я Тебя, когда о Тебе вспоминаю и радуюсь в Тебе.

Августин Аврелий. Исповедь / Августин Аврелий //

Лабиринты души. - Симферополь: Реноме, 1998. - С.129-131, 137-140.

Фома Аквинский

Бытие Божие может быть доказано пятью путями. Первый и наиболее очевидный путь исходит из понятия движения. В самом деле, не подлежит сомнению и подтверждается показаниями чувств, что в этом мире нечто движется. Но все, что движется, имеет причиной своего движения нечто иное: ведь оно движется лишь потому, что находится в потенциальном состоянии относительно того, к чему оно движется. Сообщать же движение нечто может постольку, поскольку оно находится в акте: ведь сообщать движение есть не что иное, как переводить предмет из потенции в акт.

Следовательно, невозможно, чтобы нечто было одновременно, в одном и том же отношении и одним и тем же образом и движущим, и движимым, иными словами, было бы само источником своего движения. Следовательно, все, что движется, должно иметь источником своего движения нечто иное. Следовательно, коль скоро движущий предмет и сам движется, его движет еще один предмет, и так далее. Но невозможно, чтобы так продолжалось до бесконечности, ибо в таком случае не было бы перводвигателя, а следовательно, и никакого иного двигателя…. Следовательно, необходимо дойти до некоторого перводвигателя, который сам не движется ничем иным; а под ним все разумеют Бога.

Второй путь исходит из понятия производящей причины. В самом деле, мы обнаруживаем в чувственных вещах последовательность производящих причин; однако не обнаруживается и невозможен такой случай, чтобы вещь была своей собственной производящей причиной; тогда она предшествовала бы самой себе, что невозможно. Нельзя помыслить и того, чтобы ряд производящих причин уходил в бесконечность…. Устраняя причину, мы устраняем и следствия. …Но если ряд производящих причин уходил бы в бесконечность, отсутствовала бы первичная производящая причина; а в таком случае отсутствовали бы и конечное следствие, и промежуточные производящие причины, что очевидным образом ложно. Следовательно, необходимо положить некоторую первичную производящую причину, каковую все именуют Богом.

Третий путь исходит из понятий возможности и необходимости и сводится к следующему. Мы обнаруживаем среди вещей такие, для которых возможно и быть, и не быть; обнаруживается, что они возникают и гибнут, из чего явствует, что для них возможно и быть, и не быть. Но для всех вещей такого рода невозможно вечное бытие; коль скоро нечто может перейти в небытие, оно когда-нибудь перейдет в него. Если же все может не быть, когда-нибудь в мире ничего не будет. Но если это истинно, уже сейчас ничего нет, ибо не-сущее не приходит к бытию иначе, как через нечто сущее. …Итак, не все сущее случайно, но в мире должно быть нечто необходимое. …Между тем невозможно, чтобы ряд необходимых сущностей, обусловливающих необходимость друг друга, уходил в бесконечность…. Поэтому необходимо положить некую необходимую сущность, необходимую самое по себе, не имеющую внешней причины своей необходимости, но самое составляющую причину необходимости всех иных; по общему мнению, это есть Бог.

Четвертый путь исходит из различных степеней, которые обнаруживаются в вещах. Мы находим среди вещей более или менее совершенные, или истинные, или благородные; и так обстоит дело и с прочими отношениями того же рода. Но о большей или меньшей степени говорят в том случае, когда имеется различная приближенность к некоторому пределу; так, более теплым является то, что более приближается к пределу теплоты. Итак, есть нечто в предельной степени обладающее истиной, и совершенством, и благородством, а следовательно, и бытием…. Но то, что в предельной степени обладает некоторым качеством, есть причина всех проявлений этого качества…. Отсюда следует, что есть некоторая сущность, являющаяся для всех сущностей причиной блага и всяческого совершенства; и ее мы именуем Богом.

Пятый путь исходит из распорядка природы. Мы убеждаемся, что предметы, лишенные разума, каковы природные тела, подчиняются целесообразности. …Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, но будучи руководимы сознательной волей. Поскольку же сами они лишены разумения, они могут подчиняться целесообразности лишь постольку, поскольку их направляет некто одаренный разумом и пониманием, как стрелок направляет стрелу. Следовательно, есть разумное существо, полагающее цель для всего, что происходит в природе; и его мы именуем Богом.

Фома Аквинский. Сумма теологии / Фома Аквинский // Антология

мировой философии: в 4 т. - М.: Мысль, 1972. - Т.1, часть II. - С.828-831.

Задание:

1. Какие пути избирают философы для познания Бога? В чем их различие?

2. Какой из данных текстов представляется Вам наиболее аргументированным и почему?

3. Сравните доказательства и поиски Бога христианскими мыслителями с философскими теориями Платона и Аристотеля.