ПСИХОТЕРАПИЯ: научный метод или духовная практика?

 

 

Введение

 

Предложение написать статью на данную тему послужило поводом к тому, чтобы я вновь обратился к вопросу о соотношении психотерапии, религии и духовных факторов (Spiritualität). Заниматься этой темой не особенно принято в нашей профессии — ведь мы в основ ном имеем дело с клиническими картинами и их генезисом, постановкой диагноза и лечением, эмпирическими данными и их статистическим анализом, вопросами психологии, философии и антропологии. Психотерапия, скорее, старается держаться на расстоянии от своей «предшественницы» и «конкурентки» — религиозной заботы о душе, и поэтому не столь охотно обращается к проблеме своего отношения к трансцендентному и собственным духовным основам. Однако эта тема, вероятно, является одним из «основных вопросов» психотерапии, поскольку в значительной степени выступает обоснованием различий между ее отдельными направлениями.

Ко всем этим соображениям общего характера добавляется также и то, что у нас, в Международном обществе экзистенциального анализа и логотерапии в Вене (CLE-lnternational), по отношению к религии соблюдается определенная сдержанность, потому что тема смысла, являясь ключевой в логотерапии, так или иначе, уже близка религии. Названия книг Виктора Франкла — «Бессознательный Бог», «Врачебная забота о душе» - и центральные понятия его теории «самотрансценденция» и «духовное самодистанцирование от обусловленного влечениями психического» часто становились причиной для критики, главный тезис которой заключался в том, что под видом логотерапии мы преподносим религию в психологической «упаковке».

***

Тот, кто обращается к психотерапевту, обычно рассчитывает на определенные виды услуг: решение психологической проблемы, помощь в разрешении конфликтной ситуации, избавление от душевных или психосоматических страданий.

14-летний школьник не в состоянии больше запоминать учебный материал, потому что при одной только мысли о школе, а тем более об экзамене, его сразу же бросает в дрожь; от ужаса перед школой он потерял сон, не хочет больше расставаться с матерью. Этот мальчик нуждается в поддержке, разгрузке, успокоении. Он просто хочет снова обрести способность учиться, а не умирать ежедневно от страха.

30-летний молодой менеджер, хорошо устроенный в жизни и прекрасно зарабатывающий, прилежный, целеустремленный, холостяк, который всегда всем показывал, насколько он успешен, и у которого однажды «сдают нервы», поскольку он в истинном смысле слова «измотался», переживает нервный срыв, и «скорая помощь» доставляет его в психиатрическую клинику. Он приходит к психотерапевту с чувством неописуемой безнадежности и крайнего отчаяния, истощенный и подавленный. Самоубийство представляется ему единственно возможным выходом, потому что вся его жизнь проходила «неправильно», он вводил в заблуждение и обманывал всех, в том числе и самого себя и теперь у него нет будущего. Его мысли, не находя опоры, вращаются в пустоте, и он все глубже и глубже вгоняет себя в депрессию. Его интересует не какая-то там духовность, не вера, не философия, а единственно лишь то, существует ли какая-либо приемлемая помощь, которая могла бы изменить его положение, или же он должен немедля покончить с собой.

Человек, находящийся в состоянии душевной беды и тем более духовного отчаяния, так переполнен болью, что его более ничто не занимает, кроме проникнутого страданием общения с основами своего существования. Он ищет средства, которые помогли бы ему справиться со своим бытием, чтобы оно по крайней мере было выносимо и имело бы еще некоторый смысл. Душевное и духовное страдание переживается как непереносимое и полностью поглощает человека. Поэтому оно носит в высшей степени императивный характер: надо скорее что-то изменить, чтобы от этого «избавиться».

Но, конечно, страдая, человек вместе с тем сталкивается с чем-то новым для себя и на некоторое время открывается навстречу тому, что ему могло бы помочь. Однако не следует сразу же относить данный эффект к проявлениям высокой духовности, поскольку ввиду императивно-экзистенциального характера страдания страдающий вполне оправданно очень прагматичен: он открыт для всего, но при условии, что это поможет.

И только если облегчения не наступает и человек понимает, что изменить ничего не может, он в большей степени склоняется к тому, чтобы понять причину своего страдания и пересмотреть свое отношение к жизни.

Он либо сводит счеты с жизнью, либо покоряется, либо, при благоприятном исходе, обретает новое, углубленное отношение к экзистенции. Поэтому душевно-духовное страдание в особой степени способно или сломить человека, или же сделать его более глубоким, и в этом смысле оно экзистенциально.

Ну а если пациент, придя к психотерапевту, ищет точно такую же прагматичную помощь, какую ждут от врача астматик, человек, страдающий сердечно-сосудистым заболеванием или ревматизмом, то возникает вопрос: играет ли духовность и тем более религия в этой помогающей профессии какую-либо роль рядом с таким прагматизмом? Остается ли вообще духовному какое-либо место в данной профессии? А может быть, напротив, оно еще более сильно в нее вплетено, чем мы осознаем, и психотерапевт, понимающий свою работу как духовную практику, или религиозный психотерапевт могут помочь наилучшим образом? Можно ли отнести психотерапию в конечном итоге к духовной или религиозной сфере деятельности?

Однако одновременно возникают и другие вопросы: может ли духовное измерение вообще быть включено в рамки психотерапии? Не будет ли подобная попытка рассматриваться как недопустимое воздействие на мировоззрение человека или как злоупотребление его религиозными потребностями со стороны дисциплины, которая собственными средствами не способна обеспечить обещанное исцеление?

Но если отказаться от духовного и религиозного измерений, не приведет ли это к расщеплению и утрате человеческой целостности? Не произойдет ли в этом случае такое обеднение экзистенции человека, что у него в душе уже никогда не возникнет желания вырваться из плена чисто физической обусловленности и витальной фактичности, чтобы вступить в живой, открытый и действенный диалог с самим собой и окружающим миром? Диалог, который лежит в основе психического здоровья и осуществления экзистенции.

Постановка проблемы требует, чтобы сначала было дано определение психотерапии. Затем коротко представим экзистенциальный анализ, в парадигме которого рассмотрим возможное соотношение между психотерапевтической работой и духовным измерением, а также путь от имманентного (внутренне присущего) к трансцендентальному опыту. И в заключение дадим определение духовности.

 

Что такое психотерапия?

 

Психотерапия — это научно обоснованный и эмпирически проверенный вид деятельности, направленный на помощь людям при психических, психосоматических и социальных проблемах или состояниях страдания и использующий для этих целей психологические средства (напр., Kriz, 2001; Strotzka, 1984; Stumm, 1994; 2000; § 1 Австрийского закона о психотерапии). Специфические методы и техники составляют ее инструментарий, а картина человека и каузально-генетическая теория возникновения нарушений — фон, обеспечивающий ориентировку специалиста в проблеме и в собственных действиях. Психотерапия четко отличается от любой формы помощи, имеющей религиозную подоплеку. Передача духовности в религиозном смысле этого понятия не входит в ее задачи и не является ее целью.

Существуют многочисленные исследования, посвященные изучению того, что действительно может психотерапия, то есть ее эффективности (Eckert, 1996; Eckert at all, 1996; Frank, 1981; Grawe at all, 1994; Garfiled & Bergin, 1986; Lang, 1990). To, на что она должна быть способна по определению, — оказание помощи при наличии психогенных проблем и страданий. Следует провести отграничение этой формы помощи от заботы о душе и от религии, как и от сект и всякого рода идеологий.

Психотерапия — это не предсказание и не дорога к спасению от страдания и трагедий, которыми наполнена жизнь. Она не гарантирует благополучия, не обещает жизни после смерти. Ей, собственно говоря, известна только статистика фактов улучшения состояния пациентов и их выздоровления. Психотерапия связана не с трансценденцией, а с методическими подходами и человеческими ресурсами, требуя от пациентов работы, которая иногда может быть весьма болезненной и наполненной страданиями. Таким образом, если воспользоваться традиционной дифференциацией, психотерапия не может дать спасения души, она может только побудить к исцелению (Frankl, 1959, S. 704).

Психотерапия не только не предназначена для того, чтобы давать спасение, она на это и не уполномочена. Любую попытку явного или неявного обещания спасения следует рассматривать как духовное злоупотребление надеждой пациента и манипулирование его религиозными исканиями и устремлениями. Психотерапия не может заменить религию и не должна посягать на это, ибо она не способна дойти до всей глубины установлений, которые составляют суть религии. И главное, ни одно из психотерапевтических направлений не имеет Божественного задания на спасение.

Психотерапия — это созданное человеком ремесло. Как таковая она может открыть путь, но не обещать достижения цели. Опираясь на доступные средства, она способна сопровождать человека в трудные периоды жизни, побуждать к чему-либо, мобилизовывать его способности и силы, предоставляя в его распоряжение свои знания и методы, техники и опыт (Strotzka, 1984) Психотерапия не является магией, она не обладает сверхъестественной силой. Как ремеслу ей можно oбучиться, и она может применяться по отношению к любому пациенту, независимо от его мировоззрения. Различия касаются лишь используемых методик, способностей и опыта терапевта, а также способностей самого пациента.

Всякое иное представление о психотерапии, покидающее почву подобной вещественности, надлежит лишать мистического ореола, потому что этот ореол приносит вред. Психотерапия может ровно столько, сколько пациент в состоянии привнести в терапевтическую ситуацию из своих ресурсов, и ровно настолько, насколько глубоко он может чувствовать и проживать в этих условиях свою проблему. Граве (1995; Grawe at all, 1994) рассматривал актуализацию проблем и активизацию ресурсов в качестве основных действующих факторов психотерапии вне зависимости от ее школ и направлений. К ним он добавлял еще два фактора — предоставление пациенту активной помощи в преодолении проблемы и руководство в понимании (прояснении картины) себя.

Психотерапия, таким образом, задана и ограничена инструментарием и способами действия. Только то следует называть психотерапией, что использует четко определенный методический арсенал и подлежащие проверке средства, оставаясь в рамках конкретных теоретических представлении о человеке, его эмоциональной и поведенческой сферах. Такое представление о психотерапии не обесценивает и не умаляет значения всего другого, что также приносит пользу человеческой душе - культуры, цивилизации, религии, — однако освобождает эти сферы от характера ремесла и работы. Ценность для души хорошей музыки, вкусной еды, интересного путешествия или молитвы неоспорима.