Литературная деятельность св. Иустина

 

Св. Иустин Философ и Мученик по свидетельству Евсевия «оставил нам очень много полезных памятников ума образованного и ревностно занимавшегося предметами Божественными» (Hist. eccl. IV, 18.1). Действительно, он был первым из древнецерковных писателей, развивших обширную литературную деятельность. Он опровергал не только иудейство й язычество, но и ереси. Слава Иустина, его почтенной личности, окруженной ореолом мученичества, равно как его литературной деятельности, учености и православия проходит через всю древность. Как высоко ценили его произведения, об этом свидетельствуют отзывы о нем последующих церковных писателей и влияние, какое он оказывал на них. Если и нельзя доказать, что ученик Иустина Татиан, называвший его о θαυμασιώτατος Ίουστΐνος, пользовался его произведениями и делал заимствования из них, то несомненно, что в своем произведении Oratio ad Graecos он вводит Иустина как известную и знаменитую личность. Игизипп, писавший почти одновременно с Иринеем, по–видимому, пользовался противоеретическим произведением Иустина Σύνταγμα κατα πασών των γ€γ€νημένων αίρέσ€ων, о котором Иустин сам упоминает в своей апологии (Apol. I, 26). Несомненно, что и Ириней делал извлечения из произведений Иустина; он не только два раза ясно указывает на Иустина (Adv. haer. IV, 6.2; V, 26.2), но и в первой книге своего проти–вогностического труда несомненно использовал Σύνταγμα Иустина, и во всех пяти книгах обнаруживает значительную зависимость от апологий и «Разговора с Трифоном». Составитель Chronicon paschale обращает внимание на родство между несохранившейся апологией Мелитона Сардийского и апологией Иустина которое может быть объяснено только пользованием последней со стороны Мелитона[385]. Феофил также обнаруживает знакомство с апологией Иустина, хотя вообще его произведение отличается самостоятельностью. То же должно сказать и о псевдо–мелитоновской апологии, известной только в сирийском переводе. Отмечают пользование апологией Иустина со стороны Минуция Феликса. Не подлежит никакому сомнению, что Тертуллиан знал различные произведения Иустина, пользовался ими при составлении своих трактатов даже позднейшего времени, не называя источника: «Апологетик» Тертуллиана написан на основании весьма тщательного чтения апологии Иустина. Один раз Тертуллиан называет его имя как писателя против еретиков (Adv. Valentinianos 5), причем дает понять, что Иустина он считает древнейшим противоерети–ческим писателем, писавшим также и против валентиниан, и что уже в начале III в. ему усвоено было почетное наименование philosophus et martyr. Современник Тертуллиана Ипполит также знает «Иустина Мученика» (Refut. VIII, 16), а автор «Малого лабиринта» между церковными апологетами и полемиками называет Иустина на первом месте (Euseb., Hist. eccl. V, 28.4).

Таким образом, несомненно, что до половины III в. апологии Иустина и другие полемические произведения его читали в Риме, в Антиохии, в Лионе и в Карфагене, и сам он почитался как апологет и противоеретический писатель. Но у писателей этого времени мы не находим более точных сведений относительно литературной деятельности его. Единственное произведение его, названное вполне определенно, — это Σύνταγμα προς Μαρκίωνα (Irenaeus, Adv. haer. IV, 6.2).

В конце III или в начале IV в. Мефодий Олимпийский в своем произведении 'Αποστολικών ρητών έρμηv€ία, из которого приводит выдержки Фотий (Biblioth. 234), цитирует одно изречение «Иустина из Неаполя, мужа, который как по времени, так и по своим добродетелям стоял близко к апостолам»; приведенного им выражения нет в известных нам произведениях апологета.

Подробные и наиболее определенные сведения об Иустине и его произведениях впервые дает Евсевий; его сообщения имеют важное значение для определения объема литературной деятельности апологета, времени его жизни и текста дошедших до нас его произведений. Сведения о произведениях Иустина и многочисленные извлечения из них показывают, что Евсевий тщательно перечитал то, что из этих произведений было под руками у него, и взял из них все важнейшие исторические замечания. После общего указания, что Иустин оставил много полезнейших памятников ума образованного и ревностно занимавшегося предметами Божественными, Евсевий пишет (Hist. eccl. IV, 18): «Довольствуясь обозначением тех из них, которые дошли до нашего сведения, мы отсылаем к ним любознательных. Во–первых, есть у него сочинение к Антонину, прозванному благочестивым, к его сыновьям и к римскому сенату. Оно написано[386]в защиту нашего учения. Другое же сочинение, которое содержит в себе также защи–щение нашей веры, написано им к преемнику и соименнику упомянутого императора — Антонину Веру, о временах которого мы теперь повествуем. Есть у него еще книга против эллинов (Λόγος προς "Ελληνας[387]), в которой он обширно рассуждает о весьма многих вопросах, составляющих предмет исследования как у нас, так и у эллинских философов, и высказывает свое мнение о природе духов, которое, впрочем, излагать здесь нет надобности. Дошло до нас и другое его сочинение против эллинов, под заглавием "Обличение" (Έλεγχος προς "Ελληνας[388]). Сверх того, он написал книгу "О единоначалии Божием" (Шр! 0eoü μοναρχίας) и извлек доказательства на это не только из наших Писаний, но и из сочинений эллинских. Затем следует его сочинение под заглавием "Певец" (Ψάλτης), и также замечания о душе ([καΐ αλλο σχολικδν] πρΐ ψυχής), в котором он предлагает различные исследования вопросов, относящихся к этому предмету, и приводя мнения эллинских философов, обещается в другом сочинении опровергнуть их и изложить собственное мнение. Иустин также написал разговор против иудеев, который был у него в городе Эфесе с Трифоном, знаменитейшим между тогдашними евреями». Следует несколько цитат из этого произведения. Затем Евсевий продолжает: «Есть, говорят, в разных руках братии[389]очень много и других произведений Иустина. Сочинения этого мужа так уважаемы были еще древними, что слова его приводит Ириней». Следуют две цитаты из сочинения «Против Маркиона» (Προς Μαρκίωνα). Евсевий заканчивает свое сообщение о произведениях Иустина такими словами: «Упомянуть обо всем этом я считал необходимым, чтобы расположить любознательных к тщательному изучению сочинений Иустина».

Таким образом, Евсевий знал восемь произведений Иустина, и при этом он сообщает, что в то время были в обращении и другие произведения апологета.

Иероним дополнил сообщения Евсевия только ошибочным указанием, что Иустин изъяснял Апокалипсис (De vir. ill. 23). Руфин заимствовал из апологии Иустина латинский оригинал письма Адриана, которое в «Церковной истории» Евсевия помещено в греческом переводе (IV, 9). СIV в. на Западе, по–видимому, ни один писатель не знает более произведений Иустина; на Востоке же продолжали читать его произведения и пользоваться ими. Как жива была память о св. Иустине в греческой Церкви, об этом, помимо указаний у Феодорита, в Chronicon paschale (ad an. 165[390]), у Анастасия Синаита, Леонтия, Максима Исповедника, свидетельствуют многочисленные цитаты у Иоанна Дамаскина (в Sacra Parallela) и сообщения об Иустине у Фотия (Biblioth. 125)[391].

В своем довольно обстоятельном сообщении об Иустине (Biblioth. 125) Фотий сначала говорит о таких произведениях его, о которых не упоминает Евсевий, затем на основании их характеризует апологета как писателя, далее называет произведения его, поименованные у Евсевия, и заканчивает краткими указаниями относительно происхождения, жизни и мученичества св. Иустина. Фотий называет следующие новые произведения Иустина:

1) «Апология за христиан и против эллинов и против иудеев» (Απολογία ύπερ Χριστιανών кос! каш Ελλήνων καΐ ката Ιουδαίων). Впрочем, возможно, что это заглавие объединяет апологии и «Диалог с Трифоном», так как Фотий не называет этих произведений в том списке, который дается им далее согласно с Евсевием.

2) «Против двух первых книг аристотелевской физики» (Κατά του πρώτου καΐ δευτέρου της φυσικής ακροάσεως, т. е. против первой и второй книги «Чтений о природе»), или «против формы, материи и [лишенности][392]» (κατα Είδους καΐ υλης καΐ στερήσεως), по Фотию также против «пятого тела» и «вечного движения» (κατά του πέμπτου σώματος [ομοίως] καΐ κατά τής άϊδίου κινήσεως) Аристотеля; и

3) «Краткое разрешение[393]направленных против веры недоумений» (αποριών κατά τής εύσεβείας κεφαλαιώδεις επιλύσεις).

Рукописное предание произведений Иустина вносит еще больше запутанности в решение вопроса о подлинной литературной деятельности его. В так называемом кодексе Арефы, архиепископа Кесарийского[394], написанном для него Вааном нотарием в 914 г. (Cod. Parisinus 451)[395], в качестве произведений Иустина помещены следующие два:

1) «Иустина к Зине и Серину братиям» (Ίουστινος Ζήνα καΐ Σερήνα) τοις άδελφοΐς); и

2) «Святого Иустина, философа и мученика, слово увещания к эллинам» (του άγιου Ίουστίνου φιλοσόφορ καΐ μάρτυρος λόγος παραινετικός προς Έλληνας).

Заглавие первого произведения встречается здесь в первый раз; второе может быть тождественно с названным уже у Евсевия «Словом к эллинам» (Λόγος προς 'Έλληνας). От кодекса Арефы (Cod. Parisinus 451) находятся в зависимости несколько кодексов XI и следующих веков, которые содержат названные два произведения как принадлежащие Иустину; но в одном из этих списков непосредственно после «Слова увещания» (Λόγος παραινετικός) помещено, без имени автора, произведение: «Изложение веры, или о Троице» ("Εκθεσις πίστεως ήτοι περί Τριάδος); в другом кодексе (X в.) то же произведение уже усваивается Иустину: «Иустина философа и мученика (из сочинения) о правой вере» (Ίουστίνου φιλοσόφου καΐ μάρτυρος (έκ του) της ορθής πίστεως). Именем Иустина, философа и мученика, оно надписывается и во многих других списках (ок. 20–ти).

Самым обширным и богатым по содержанию, настоящим Corpus operum Justini [собранием сочинений Иустина] является Cod. Parisinus 450, написанный в 1364 г. Он начинается сообщениями Фотия и Евсевия об Иустине, и затем следуют двенадцать произведений его. На первом и втором (1–2) месте поставлены произведения, известные из кодекса Арефы. Затем идут: (3) «Диалог с Трифоном»; (4—5) две апологии, причем сначала поставлена краткая с надписью: 'Απολογία ύπέρ Χριστιανών προς την 'Ρωμαίων σύγκλητον, за ней следует большая с надписью: 'Απολογία δευτέρα ύπέρ Χριστιανών προς Άντωνινον τον εύσεβή. Нашестом (6) месте поставлено «О единоначалии» (Ίουστίνου φιλοσόφου καΐ μάρτυρος Περί μοναρχίας). Седьмое (7) место занимает «Изложение веры» (Έκθεσις της πίστεως, Expositio fidei). Далее (8) «Опровержение некоторых пунктов учения Аристотеля» ('Ανατροπή δογμάτων τινών αριστοτελικών), которое по заглавию напоминает трактат, описанный у Фотия; (9) «Вопросы христиан эллинам» ('Ερωτήσεις Χρίστιανικα! προς τους Έλληνας); (10) «Ответы православным относительно некоторых недоуменных вопросов» ('Αποκρίσεις προς τους ορθοδόξους περί τίνων αναγκαίων ζητημάτων); (11) «Вопросы эллинов христианам о бестелесном и о Боге и о воскресении мертвых» и «Ответы христиан на предложенные вопросы» ('Ερωτήσεις ελληνικά! προς τους Χριστιανούς περί του ασωμάτου καΐ περί του Θεου καΐ περί της άναστάσεως τώι> νεκρών и αποκρίσεις χριστιανικαΐ προς τάς προρρηθείσας ερωτήσεις από της εύσεβείας τών φυσικών λογισμών); (12) без надписи трактат «О воскресении» (Περί άναστάσεως).

Меньшие по объему сборники известных из названных прежде кодексов произведений Иустина даны в Cod. Argentoratensis 9 (XIII или XIV в.), сгоревшем 24 августа 1870 года при осаде Страсбурга, и Cod. Ottobonianus 274 (XVb.). В первом из них именем Иустина надписывается «Послание к Диогнету». В списках Sacra Parallela Иоанна Дамаскина помещены довольно обширные извлечения из трактата «Святого Иустина философа и мученика [из сочинения] о воскресении» (του αγίου Ίουστίνου φιλοσόφου καΐ μάρτυρος (έκ του) περι άναστάσεως), отличного по тексту от трактата «О воскресении», данного в Парижском кодексе № 450.

Таково в общих чертах предание о литературной деятельности св. Иустина. Как видно,из сказанного, в течение столетий оно [было] настолько запутано, что в настоящее время в высшей степени трудно разобраться в нем и решить, что действительно написано Иустином и что принадлежит позднейшему времени, тем более, что нет уверенности даже в том, действительно ли им написаны все те произведения, о которых говорит Евсевий, так как не исключена возможность фальсификации и в течение III в., т. е. до Евсевия; с другой стороны, он говорит, что с именем Иустина были в обращении и другие произведения, кроме названных им.

Научные исследования относительно литературного наследия Иустина привели к тому печальному заключению, что в то время как подлинные произведения его большей частью утрачены очень рано, с именем знаменитого апологета распространено было значительное число таких произведений, которые ни по внешним, ни по внутренним основаниям не могут принадлежать ему. Выделение подлинных произведений и ближайшее определение несомненно неподлинных еще не закончено, и потому необходимо констатировать здесь наличность значительной неустойчивости. Обычно все известные с именем Иустина произведения, сохранившиеся до настоящего времени в полном виде, относительно которых поэтому может быть высказано более или менее определенное суждение, в отношении к вопросу о подлинности разделяются на три класса: а) — произведения, несомненно принадлежащие Иустину; б) произведения спорные, относительно которых положительно не установлена принадлежность их Иустину и, с другой стороны, наглядно не доказана и не признана всеми подложность их; и в) несомненно подложные. К первому классу относятся:

1) Две апологии ('Απολογία ύπφ Χριστιανών προς Άντωνινον τον €ύσφή и 'Απολογία ύπρ Χριστιανών προς την 'Ρωμαίων σύγκλητον)[396], сохранившиеся только в одной рукописи (Cod. Parisinus 450 an. 1364, и отрывок первой апологии в Cod. Ottobonianus 174 saec. XV). Подлинность их как по внешним, так и по внутренним основаниям устанавливается совершенно твердо и никогда не была серьезно оспариваема.

2) «Диалог с Трифоном иудеем» (Προς Τρύφωνα Ίουδαΐον διάλογος, Dialogus cum Tryphone)[397] — он также признается безусловно подлинным.

Ко второму классу относятся следующие произведения, которым усвоено имя Иустина[398]:

1–3) Евсевий в своем сообщении о литературной деятельности Иустина после апологий называет следующие три произведения: а) «"Слово к эллинам" (Λόγος προς 'Έλληνας), в котором он пространно говорит о весьма многих вопросах, составляющих предмет исследования как у нас, так и у эллинских философов, и высказывает свое мнение о природе духов (δαιμόνων)»; б) «другое произведение к эллинам, под названием: "Обличение"» (έτερον προς "Ελληνας σύγγραμμα, δ καΐ έπέγραψν Έλγχον); в) «сочинение "О единоначалии Божием" (Пер ι 0€θϋ μοναρχίας), которое он обосновал не только на наших писаниях, но и на эллинских сочинениях» (Euseb., Hist. eccl. IV, 18.3—4).

В настоящее время известно также три произведения с такими или подобными заглавиями: а) «Слово к эллинам» (Λόγος προς "Ελληνας или Oratio ad gentiles)[399]; б) «Слово увещания к эллинам» (Λόγος παραινετικός προς "Ελληνας, Cohortatio ad gentiles или ad Graecos)[400]; и в) «О единоначалии Божием» (Пер! 0eoü μοναρχίας, De monarchia)[401].

Возникает вопрос: эти произведения, текст которых имеется в настоящее время, тождественны ли с теми, о которых говорит Евсевий? А далее, если тождественны, то можно ли признать их действительными произведениями св. Иустина? Из утвердительного ответа на первую половину вопроса не вытекает непременно и последовательно такой же ответ и на вторую половину его: если даже и маловероятно, однако не исключена возможность, что уже Евсевий имел в руках такие произведения, которые не по праву носили имя Иустина.

1) Небольшое по объему произведение «Слово к эллинам» (Oratio ad gentiles), состоящее из пяти глав, представляет собой краткую, живую и сильную, составленную по прекрасному плану речь к эллински образованным язычникам (ώ ανδρ€ς Έλλην€ς). Она излагает основания, почему автор ее сделался христианином, и оправдывает этот поступок указанием на бессмысленность и безнравственность языческих мифов о богах, как они изложены у Гомера и Гесиода, бичует бесстьхдные пиршества, которыми сопровождаются религиозные национальные празднества. На основании несравненной мудрости и возвышенности христианской религии он с воодушевлением призывает слушателей к принятию христианства. Речь известна по греч. Cod. Argentora–tensis, сгоревшему 24 августа 1870 г., и издана с необходимыми пояснениями Ad. Нагпаск'ом[402]. В новейшее время почти всеми признается, что это произведение не принадлежит Иустину; основанием для этого служит слишком резкая и очевидная разница в стиле между Oratio ad gentiles и подлинными произведениями Иустина. Однако памятник, по всей вероятности, принадлежит еще ко времени первого расцвета апологетической литературы, т. е. к концу II или началу III в. Ad. Harnack полагает время происхождения его между 180 и 240 гг. Ввиду того, что настроение автора этого произведения родственно с настроением Климента Александрийского, считают довольно вероятным предположение, что местом происхождения этой прекрасной апологии была Александрия[403]. Известна также расширенная переработка этой речи, сохранившаяся на сирийском языке, но, вероятно, представляющая перевод греческой переработки, происшедшей до времени Константина. В ней основное содержание речи сохранено, — прибавки касаются второстепенных вопросов, примеров и доказательств. Автором ее был знатный грек Амвросий, имя которого сохранил и сирийский перевод.

2) «Слово увещания к эллинам» (Cohortatio ad gentiles) состоит из 38 глав и доказывает, что истинной религии нельзя искать у греческих мудрецов, поэтов и философов, которые в отношении к высшим принципам запутались в неразрешимых противоречиях; напротив, Моисей и пророки, которые по древности далеко превосходят все языческие авторитеты, суть надежные учители истины. Правда, и у греков можно находить превосходные выражения о существе Божием, Его единстве, духовности и премирности, рассеянные отрывки религиозной истины; но они не могут говорить в пользу греческой мудрости, потому что они заимствованы из священных книг христиан, т. е. из ветхозаветной письменности. Орфей, Гомер, Солон, Пифагор, Платон и другие греки в Египте изучили иудейство и через это достигли, по крайней мере, частичного исправления своих ложных воззрений на Божество. В заключение автор увещевает оставить греческую мудрость и принять христианство как единственно истинную религию.

И Cohortatio ad gentiles почти всеми исследователями признается неподлинным. Против подлинности этого произведения выставляются внутренние основания, заключающиеся в указании на различие между подлинными произведениями Иустина и Cohortatio ad gentiles в стиле и существенных воззрениях. По сравнению с подлинными апологиями Иустина, Cohortatio, как и Oratio ad gentiles, отличается чистым, изящным и плавным языком, ясностью изложения, логическим расположением и упорядоченностью мыслей. Нет недостатка и в фактических противоречиях или разностях. В особенности обращают внимание на то, что Cohortatio о стремлениях и приобретениях предоставленного самому себе человеческого разума судит с такой строгостью, резкостью и пренебрежением, которые совершенно далеки от взглядов св. Иустина на этот предмет. Автору Cohortatio учение о Боге древнейших греческих мудрецов и философов представляется более смешным, чем воззрения греческих поэтов (πολλω γλοιοτέραν της τών ποιητών θεολογίας: cap. 3), тогда как Иустин пишет: «Я не хочу сказать, что учение Платона совершенно различно от учения Христа, но только что оно не во всем согласно с ним, равно как и учение других — стоиков, поэтов и историков» (Apol. II, 13). Cohortatio в исследованиях ионийской школы до Платона и Аристотеля хочет видеть только очевидные заблуждения, и даже Платона и Аристотеля признает учителями только в том, в чем они были учениками восточной мудрости (cap. 5). Иустин же говорит, что у всех философов и поэтов есть семена истины (Apol. I, 44); «каждый из них, поскольку он на основании своего причастия в рассеянном в зернах Божественном Логосе имел глаз к восприятию родственного (этому Логосу), настолько он давал прекрасные изречения» (ApoL II, 13). Cohortatio ничего не может сообщить о Гераклите, кроме того только, что первоосновой и последней целью всего он признавал огонь, Анаксимандр — бесконечное и Анаксимен — воздух (cap. 3); а для Иустина Гераклит — духовно и нравственно выдающаяся личность, даже христианин до Христа (Apol. I, 46; cf. II, 8)[404].

Но исследователи, отвергающие подлинность Cohortatio, далеко не согласны между собой в решении вопроса о действительном происхождении его. Попытка[405]доказать тождество этого произведения с первой из книг Аполлинария Иерапольского «Об истине» (Пер! αληθείας, De veritate), о которых свидетельствует Евсевий (Hist. eccl. IV, 27), не нашла сочувствия уже потому, что Cohortatio — не отрывок, а полное и законченное произведение. Еще больше возражений вызывает другой опыт[406] — доказать, что Cohortatio есть книга «В защиту истины» (Ύπερ αληθείας), которую Аполлинарий Jlao–дикийский направил против Юлиана Отступника и языческих философов (Sozom., Hist. eccl. V, 18), в частности, против известного школьного закона Юлиана (7 июня 362 г.), которым воспрещалось христианам получать классическое образование. Первоначально оно будто бы носило заглавие: Ύπερ αληθείας ή Λόγος παραινετικός προς Έλληνας. Произведение Юлиана «Против галилеян» служило как бы ответом на Cohortatio. Но и этот взгляд на происхождение Cohortatio не устоял перед теми неоспоримыми доводами, что это произведение произошло во всяком случае до конца III в. С другой стороны, нельзя считать окончательно решенным вопрос и о подлинности Cohortatio. Выставленные против этого возражения не могут считаться непреодолимыми. Как исторические свидетельства (Стефан Гобар в VI в., может быть даже Кирилл Александрийский в V в., Sacra Parallela в VII в.)[, так] и надписи в кодексах (Cod. Parisinus 451 an. 914 и другие списки) удостоверяют происхождение его от Иустина. Сила доказательства на основании разницы в стиле значительно ослабляется тем общепризнанным фактом, что она на–блюдается и между несомненно подлинными произведениями св. Иустина — апологиями, с одной стороны, и «Диалогом» — с другой. Фактические противоречия окажутся далеко не столь очевидными, как представлено выше, если обратить внимание на то, что Иустин в тех же местах, из которых заимствуются возражения, говорит: «Все, что сказано кем–нибудь (из философов, поэтов и историков языческих) хорошего, принадлежит нам — христианам» (Apol. II, 13). «Моисей древнее всех греческих писателей; да и во всем, что философы и поэты говорили о бессмертии души, о наказаниях по смерти, о созерцании небесного и о подобных предметах, они пользовались от пророков, — через них они могли понять и излагать это» [(Apol. I, 44)]. Напротив, находят, что внутренние основания говорят именно в пользу подлинности[407]. Если доказывают*, что в хронологическом отделе ([cap. 9]) Cohortatio стоит в зависимости от «Хронографии» Юлия Африкана, чем происхождение его отодвигается, по меньшей мере, на вторую четверть III в., то, с другой стороны, с не меньшим основанием утверждают (D. Völter), что не исключено и обратное отношение. Вероятнее же всего предполагать общий источник и для Cohortatio, и для «Хронографии». Недавно еще W. Widmann, после тщательного взвешивания возражений новейших противников подлинности, пришел к убеждению в принадлежности Cohortatio св. Иустину, обосновав это положение заслуживающими внимания доводами[408]. Но одновременно с ним W. Gaul[409]на основании анализа содержания произведения помещает его на рубеж II и III вв. При таких условиях нельзя считать вопрос о подлинности Cohortatio поконченным в отрицательном смысле; а время происхождения его во всяком случае не выходит за пределы II в.[410]

3) Евсевий, как сказано, упоминает произведение Иустина «О единоначалии Божием» (Пер! Θεού μοναρχίας), и трактат под таким заглавием сохранился в Cod. Parisinus 450 an. 1364, а также находился и в сгоревшей Страсбургской рукописи (Cod. Argentoratensis). Он состоит из шести глав. Автор его на основании свидетельств (большей частью подложных) выдающихся поэтов Греции (Эсхила, Софокла, Филимона, Орфея и других) доказывает единство Божие, праведность Его суда и ничтожество языческих богов. В этих голосах поэтов, по мнению автора, нашел выражение первоначальный правильный взгляд на существо Божие, а языческий политеизм обязан своим происхождением печальному заблуждению человеческого духа. К этим доказательствам как естественный вывод присоединяется увещание оставить языческих богов и исповедать неизменяемого Бога христиан.

Но существующий текст трактата Шр! Θεου μοναρχίας не соответствует тому описанию, какое дано Евсевием. Последний говорит, что Иустин в своем произведении Шр! Θεοϋ μοναρχίας доказывает единство Божце «не только на основании наших собственных писаний, но также и на основании произведений эллинов». Между тем, имеющееся произведение не приводит библейских доказательств и ясно стремится дать собрание цитат только из языческих писателей. Нельзя признать его и второй сохранившейся частью названного Евсевием произведения, первая часть которого потеряна[411], так как оно представляет собой законченное целое, исчерпывающее поставленную тему. Поэтому необходимо признать, что Евсевий имел в виду другое произведение, не сохранившееся до нас. Должно, впрочем, заметить, что Ad. Harnack, раньше[412]доказывавший, что эта «бесцветная компиляция» не может быть произведением Иустина, в позднейшее время изменил свой взгляд, находя, что нет действительно убедительных основайий против принадлежности его Иустину и что оно вообще принадлежит до–иринеев–скому периоду.

4) Sacra Parallela св. Иоанна Дамаскина содержат отрывки из произведения Иустина «О воскресении» (Пер! αναστάσεως)[413]. Особенно обширный первый фрагмент, обнимающий восемь глав. Из него видно, что все произведение предназначено было для укрепления слабых в вере в воскресение (cap. 1) и направлено против отрицания или извращения учения о воскресении со стороны гностиков. Положения и аргументы последних, заимствованные частью из существа дела, частью также из Священного Писания, изложены обстоятельным образом, после чего следует объяснение, что сперва будут опровергнуты выражения противников, а потом будут представлены положительные доказательства в пользу церковного учения (cap. 2). Сохранившийся первый отрывок обнимает, вероятно, большую часть первой половины произведения. После опровержения тех выводов, какие противники извлекали из церковного учения, автор переходит к прямым нападкам [еретиков], направленным против возможности воскресения. Три следующие цитаты представляют отрывки второй, положительной части произведения.

Есть основания предполагать, что уже Ириней (Adv. haer. [V, 26.2][414]) и Тер–туллиан (De resurr, carnis) пользовались этим произведением. Мефодий Олимпийский в своем диалоге «О воскресении» ссылается на свидетельство Иустина, не называя, впрочем, заглавия произведения. Евсевий о таком сочинении Иустина не упоминает, но Прокопий Газский[415](ок. 500 г.) прямо указывает на произведение Иустина Пер! αναστάσεως. Эти свидетельства показывают, что Иустин действительно написал произведение Пер! αναστάσεως и сохранившиеся отрывки несомненно взяты из него. Если Ad. Harnack хочет поставить решение вопроса о подлинности его в зависимость от тщательного исследования языка и терминологии, хотя и признает, что оно существовало уже раньше 180 г. и около 300 г. считалось принадлежащим Иустину, то для оценки богословского отпечатка, языка и терминологии произведения необходимо обратить внимание на то, что полученные подлинные произведения не дают возможности точно определить полный объем языка и богословия Иустина; самая тема произведения в достаточной степени объясняет некоторые уклонения от терминологии. Внешние свидетельства вполне достаточны для признания подлинности произведения Пер! αναστάσεως, и потому принадлежность его Иустину необходимо считать достаточно обоснованной.

Третий разряд составляют такие произведения, носящие имя Иустина, неподлинность которых очевидна из самого содержания их и никем не оспаривается.

1) Во главе йх стоит «Изложение правой веры» (Έκθσις της ορθής πίστεως, Expositio rectae fidei)[416], которое первоначально, может быть, называлось «Изложение веры, или О Троице» (Έκθεσις πίστεως ήτοι Περί Τριάδος, Expositio fidei seu De Trinitate); излагает учение о троичности (cap. 1–9), единстве существа Божия и троичности Лиц и учение о воплощении (cap. 10—18), о единстве Лица Богочеловека и о двойстве Его природ. Греческий текст известен в двух редакциях — пространной и краткой, из которых последняя не имеет первой и заключительной главы, а также больших или меньших отрывков прочих глав. Вопрос о первоначальности той или другой редакции составляет предмет разногласия среди исследователей. Но древнейшие писатели, пользующиеся в своих произведениях Expositio, как Леонтий Византийский, автор Doctrina antiquorum Patrum de Verbi incarna–tione, патриарх Никифор Константинопольский, знают только пространную редакцию, и она большинством исследователей считается древнейшей. Тринитарные и в особенности христологические выражения в ней, направленные, главным образом, против несториан и евтихиан, устанавливают время происхождения этого произведения в V в., и именно во второй половине его[417].

2) «Послание к Зине и Серину — братиям»[418]представляет собой пространное руководство к христианско–аскетической жизни с наставлениями относительно добродетелей смирения и миролюбия, обуздания языка и ограничения в жизненных потребностях, осторожности в обращении с женским полом, относительно обязанностей к бедным и больным и т. д. В начале автор упоминает о двух посланиях, написанных им прежде: к Папе (προς Πάπαν, ad Papam; вероятно, собственное имя, а не обозначение епископа) и προς άρχοντας, ad eos qui praesunt [к начальствующим] — оба нравственно–аскети–ческого содержания. Время происхождения этого интересного письма, которое ни в каком случае не может быть усвоено Иустину Мученику, с большей вероятностью относят к концу IV в., называя автором его нова–тианского епископа Сисинния[419].

3) Неподлинны также:

а) «Ответы православным относительно некоторых недоуменных вопросов» ('Αποκρίσεις προς τους ορθοδόξους περί τίνων αναγκαίων ζητημάτων, Quaestiones et responsiones ad orthodoxos)[420] ^— собрание вопросов и ответов относительно разнообразных предметов, заимствованных из всевозможных богословских и небогословских областей (апологетического, догматического, этического, экзегетического, богослужебно–обрядового, естественнонаучного характера);

б) «Вопросы христиан эллинам» (Ερωτήσεις Χριστιανικοί! προς τους "Ελληνας, Quaestiones Christianorum ad gentiles)[421] — пять вопросов христиан и ответов язычников с опровержением со стороны христиан;

в) «Вопросщ эллинов христианам» (Ερωτήσεις ελληνικά! προς τους Χριστιανούς, Quaestiones gentilium ad Christianos)[422]о воплощении, о Боге, о воскресении мертвых — пятнадцать вопросов язычников и ответов христиан, причем последние обнаруживают удивительную виртуозность в диалектике;

г) «Опровержение некоторых пунктов учения Аристотеля» (Ανατροπή δογμάτων τινών αριστοτελικών, Confutatio dogmatum quorundam Aristotelicorum)[423], посвященное пресвитеру Павлу, стремится привести доказательства, главным образом из «Физики» Аристотеля, что рассуждения языческих философов о Боге и творении представляют сплетение всяких противоречий.

Все эти произведения стоят на одной и той же философско–богословской точке зрения и имеют тождественный круг интересов, почему и усваиваются одному и тому же автору. Была попытка приписать их блж. Феодориту Кир–скому, которому они усвоены в одной рукописи X в. (Cod. Metoch. S. Sepulchri 273) и под именем которого изданы Пападопуло–Керамевсом (СПб., 1895)[424]. Принадлежность их Феодориту доказывает и Fr. X. Funk[425]. Но больше вероятности в предположении, что автором всех этих произведений является Диодор Тарсийский[426]. Трудно, конечно, определить, каким образом эти произведения могли получить имя Иустина. Предположительно этот факт можно объяснить двояко. Они могли; существовать без надписи и только впоследствии получить имя Иустина на основании одного места во второй апологии, где сам Иустин спор с киником Крескентом называет «вопросами и ответами» (αϊ ερωτήσεις μου κα! αί εκείνου άποκρίσεις [Apol. II, 3.6]) и вместе с тем как будто намекает, что эти прения были записаны и опубликованы. Но так как к произведениям Иустина причислено и Confutatio, то считают[427]более вероятным другое объяснение, именно — что когда несторианство было осуждено Церковью и вместе с этим затронуто было и богословие Диодора, то в надписании произведений последнего поставили известное имя Иустина с целью предохранить их от уничтожения.

Из произведений, несомненно написанных св. Иустином, но не дошедших до нас, самое важное — «Сочинение (Синтагма) против всех бывших ересей» (Σύνταγμα κατά πασών τών γεγενημένων αΙρέσεων), о котором упоминает сам Иустин в Apol. I, 26. О содержании его известно только (на основании указаний на еретиков самого Иустина в других произведениях), что в нем опровергались Симон Волхв, Менандр, Маркион (может быть, также валентиниане, васили–диане, сатурнилиане). Тертуллиан, можно предполагать, имел в виду именно это произведение, когда называет Иустина древнейшим борцом против ересей (Adv. Valentinianos 5). Весьма вероятно, что и другие ересеологи II и III вв. знали и пользовались этим произведением Иустина.

Ириней ссылается на сочинение Иустина «Против Маркиона» (Adv. haer. IV, 6.2: Ίουστινος έν τω προς Μαρκίωνα συντάγματί φησιν). Других свидетельств об этом произведении нет. Евсевий, правда, упоминает о нем, но, кажется, только на основании указания у Иринея (Hist. Eccl. IV, 18.9; cf. IV, 11.8–9). Поэтому остается открытым вопрос, считать ли произведение «Против Маркиона» самостоятельным, или же только отделом в названном прежде сочинении «Против, всех ересей». Нет также никаких сведений и о названных Евсевием сочинениях Иустина «Певец» (Ψάλτης) и «Замечания о душе» (σχολικον π€ρΙ ψυχής).

Наконец, под именем Иустина у разных авторов приводятся многочисленные фрагменты без указания произведений, из которых они заимствуются[428]; некоторые из них могли бы быть признаны принадлежащими к произведениям Иустина, хотя краткость и отрывочность их не позволяют высказать о них сколько–нибудь определенное суждение; другие же и в таком виде имеют явные признаки неподлинности. Самое богатое собрание фрагментов Иустина представляют различные рецензии упомянутых уже Sacra Parallela Иоанна Дамаскина[429].

Таким образом, в качестве несомненных произведений Иустина могут быть рассматриваемы две апологии и «Диалог с Трифоном»[430].

 

Апологии Иустина

 

Β сборнике произведений Иустина, который представлен написанным в 1364 г. манускриптом Парижской Национальной Библиотеки (№ 450), после «Диалога с Трифоном» помещены две апологии с таким надписанием: а) Απολογία ύπφ Χριστιανών προς την 'Ρωμαίων σύγκλητον («Апология за христиан к римскому сенату») и б) 'Απολογία δευτέρα ύπφ Χριστιανών προς Άντωνΐνον τον €ύσφή («Вторая апология к Антонину Пию»). Первая апология значительно короче второй: в изданиях первая разделяется на 15 глав, а вторая — на 68. Однако в изданиях этот рукописный порядок апологий изменен, и со времени издателя Марана (1764 г.[431]) большее произведение называется первой апологией, а меньшее — второй. Основанием для такой перестановки послужил текст меньшей апологии, из которого ясно, что она первоначально стояла не прежде, а после большей апологии. В меньшей апологии три раза (Apol. И, 4; 6; 8) указывается на прежние разъяснения, которых в этой апологии нет; при этом каждый раз употребляется ώς προέφημν («как мы прежде сказали») — такая формула, которой в большей апологии обычно делаются ссылки на предшествующие места, а прежние разъяснения, к которым отсылает меньшая апология, находятся в действительности в большей апологии. Кроме того, только большая апология заключает в себе тот материал, какой обычно излагался в апологетических произведениях, тогда как меньшая говорит об отдельном событии недавнего прошлого и в дальнейшем изложении дает только беглые штрихи апологетического характера. Наконец, большая апология имеет полное, даже пространное надписание, в котором указаны адресаты и автор, между тем как меньшая апология не имеет никакого введения и начинается ex abrupto: ΚαΙ τα χθς öe καΐ πρώην {«Но то, что случилось вчера и третьего дня…»). Ввиду этого совершенно справедливо большую апологию считают первой, а меньшую — второй.

Первая апология. Первая апология начинается торжественным указанием лиц, к которым Иустин обращается со своей защитой христиан: «Самодержцу Титу Элию Адриану Антонину Благочестивому Августу Кесарю, и сыну его Верис–симу философу, и Люцию философу, родному сыну Кесаря и усыновленному сыну Благочестивого, любителю науки, и священному сенату и всему народу римскому, за тех, которые из всего рода людей несправедливо ненавидимы и гонимы, я — Иустин, сын Приска, сына Вакхия, бывших из Флавии Неаполя в Сирии Палестинской, — будучи один из них, обращаю свое слово и мольбу».

Самое изложение содержания апологии представляет значительные затруднения ввиду недостигнутого еще согласия среди исследователей относительно последовательного развития в ней мыслей. Попытка Th. Wehofer'a, посвятившего первой апологии литературно–историческое, или скорее литературно–эстетическое исследование в собственном смысле слова, приложить к ней законы эллинской риторики и таким путем достигнуть правильного понимания ее построения, несмотря на богатство в остроумных и оригинальных наблюдениях, не может быть признана убедительной. Анализ Th. Wehofer'a подтверждает давно известные литературные недостатки апологии, тщательно старается открыть источник этих недостатков, отмечая переходы в речи, выделяя отступления, положения и противоположения, к которым Иустин любил обращаться[432], однако эти отступления настолько многочисленны и так сильно нарушают течение речи, что едва ли возможно приложить к апологии, без слишком явных натяжек, мерку античной риторики. Проще будет признать, что на апологию нельзя смотреть как на художественно расположенную речь и что к составлению ее Иустин приступил без наперед приготовленного плана, предоставив свои мысли их свободному течению.

Из наименования императора «философом» и «благочестивым» св. Иустин выводит обязанность уважать и любить только истину и судить христиан только по строгом и тщательном исследовании, а не руководствоваться предубеждением: «Вы называетесь благочестивыми и философами и везде слывете блюстителями правды и любителями наук; теперь видно будет, таковы ли вы на самом деле». Чтобы дать правителям возможность верно оценить христиан, Иустин считает своей обязанностью изобразить жизнь и учение их (cap. 2–3). Для выполнения этой задачи Иустин прежде всего опровергает выставляемые против христиан обвинения в атеизме, враждебности государству и безнравственности. Императоры не должны осуждать христиан за одно только имя, которое само по себе не показывает, хорошо ли что, или худо. Впрочем, христиане (Χριστιανοί), соответственно своему имени, — превосходные люди (χρηστότατοι ύπάρχουσιν[433]). Несправедливо ненавидеть доброе (т. е. христианское): το Sk χρηστδν μισεισθαι ού δίκαιον (cap. 4). За этим argumentum ex nomine следует argumentum ex causa. Причина преследования христиан — безрассудная страсть и наущение злых демонов. Христиане не безбожники, так как они поклоняются истинному Богу, Его Сыну и пророческому Духу (cap. 5–6). Если бы относительно отдельных христиан и было доказано, что они преступники, то это еще не служило бы доказательством против их религии, — они должны быть судимы и наказываемы как преступники, а не как христиане (cap. 7). «Мы желаем вечной и чистой жизни, мы стремимся к пребыванию с Богом, Отцом и Создателем всего мира, и спешим исповедать нашу веру, будучи убеждены и веруя, что такой награды могут достигнуть те, которые делами своими засвидетельствовали перед Богом верность в служении Ему и любовь к жизни у Него, недоступной для зла» (cap. 8). Христиане не могут приносить жертв языческим богам вследствие решительного противоречия между этими богами, которые имеют имена и виды злых демонов, и понятием об истинном Боге (cap. 9—10). Если язычники слышат, что христиане ожидают Царства, то это Царство не человеческое, а Божие (cap. 11). Не могут они быть и врагами общественного спокойствия, а скорее содействуют и способствуют правительству в устроении его (cap. 12). Этим Иустин мог бы, как он сам замечает, закончить свою апологию, так как христиане просят только справедливого и истинного. «Но так как я знаю, — говорит он, — что нелегко сделать внезапную перемену в душе, одержимой неведением, то для убеждения любящих истину я решился присовокупить еще несколько слов, зная, что не невозможно разогнать неведение, когда будет предложена истина». Далее следует положительное доказательство, что богопочитание христиан разумно, так как они поклоняются Богу, Создателю мира, Его истинному Сыну — на втором месте (έν δευτέρα χώρα), и пророческому Духу — на третьем (έν τρίτη τάξ€ΐ [13.3]); нравственное учение их — возвышенно (cap. 13—17).

Истинность христианской религии Иустин доказывает на основании а) удивительной перемены, какую она производит в обращенных язычниках; б) превосходного нравственного учения, которое она содержит, и присущих христианам добродетелей — любви к Богу и к ближним, истинности и верности, терпения, повиновения законам, особенно добродетели целомудрия; в) возвышенности христианского учения о воскресении и воздаянии; г) согласия некоторых изречений мудрецов древности с христианским учением. Чтобы еще более убедить в превосходстве христианства, он ставит основной догмат о воплощении и на основании греческой мифологии доказывает, что и учение христиан об Иисусе Христе, Сыне Божием, Божественном Слове, Его рождении, распятии, смерти, воскресении и вознесении на небо не представляют ничего невозможного с точки зрения самих язычников, так как нечто подобное они говорят и о своих богах (cap. 18–22). Но как бы опасаясь, чтобы язычники и на самом деле не подумали, что христианское учение — не что иное, как особая форма языческого учения, равноценная ему, Иустин спешит оговориться: «Впрочем, да будет вам известно, что только то истинно, что утверждаем мы, наученные Христом и предшествовавшими Ему пророками. И это древнее всех бывших писателей ваших. И надобно верить словам нашим не потому, что мы говорим схожее с ними, но потому, что говорим истину. Это учение преподал нам Иисус Христос, единый собственно Сын, родившийся от Бога, Слово Его и Первенец и Сила» (cap. 23).

Далее Иустин говорит, что одних только христиан ненавидят за имя Христово и без всякой вины, как преступников, предают смерти, что они от почитания развратных богов обратились к чистому служению нерожденному и бесстрастному Богу, несмотря на угрозы смерти, и что, наконец, христиане преследуются за истину, тогда как те, кто по внушению демонов извращает учение христиан, не только не гонимы, но и удостоились почестей (cap. 24—29). На основании свидетельств, которые не подлежат никакому человеческому произволу и стоят выше всяких сомнений, именно — на основании Божественных пророчеств, Иустин доказывает, что Иисус Христос — один в собственном смысле Сын Божий и по воле Божией явился Основателем христианской религии для обновления и восстановления человечества; он указывает на исполнение мессианских пророчеств, начиная от Моисея и до Захарии (cap. 30–53). Языческие представления, которые обнаруживают сходство с христианским учением о Христе, — или безосновательные и бессодержательные измышления злых демонов, или же заимствования из Ветхого Завета (cap. 54—60). «Итак, — заключает Иустин, — не мы держимся мнений таких же, как другие, но все подражают и повторяют наше учение. У нас можно слышать и узнать это от тех, которые и букв не знают, от людей неученых и говорящих варварским языком, но мудрых и исполненных веры по духу, при всем том, что некоторые даже слепы и лишены зрения. Из этого можно понять, что это учение произошло не от человеческой мудрости, но изречено силой Божией» (cap. 60).

Нравственно преобразующей силе христианского учения соответствуют также и формы христианского культа, из которого христиане не делают тайны. Купель крещения, которой предшествуют покаяние, пост и молитва, дает очищение от прежних грехов и возрождение к новой жизни нравственной свободы и истинного богопознания, почему и самый акт крещения называется просвещением (cap. 61). И этим священным действиям, возвещенным пророками, демоны научили своих последователей, требуя окропления или омовения (cap. 62–64). Далее Иустин описывает совершение таинства Евхаристии, к которому допускается крещеный после общей молитвы и братского лобзания (cap. 65–66), и воскресное богослужение (cap. 67).

Изложив все, что считал необходимым сказать императорам, Иустин обращается к ним с такими словами: «Если это кажется вам согласным с разумом и истиной, то уважьте; если кажется вам пустяками, то оставьте в презрении, как пустяки, и не осуждайте на смерть невинных ни в чем людей, как врагов. Мы наперед говорим вам, что не избежите будущего суда Божия, если пребудете в вашей неправде, а мы воскликнем: "Пусть будет, что Богу угодно"». Иустин написал свою просьбу и изложение дела христиан, потому что уверен в том, что христиане просят справедливого. При этом Иустин присоединяет к апологии копию рескрипта императора Адриана к проконсулу Минуцию