Язы́к газе́ты. См. Язык публицистики 3 страница

В качестве особенностей Я.х.л. исследователи отмечают: способность выполнять эстетическую функцию (cм. Эстетическая функция слова и текста); возможность использования языковых средств других стилей; употребление, наряду с литературными, и внелитературных средств в эстетических целях; образность; явную эмоциональность; значимость подтекста; неповторимость и свежесть языковых средств для создания образов; точность речи как верность образу; наличие аномалий; избыточность и др. М.Н. Кожина в качестве наиболее значимой особенности художественной речи определила художественно-образную речевую конкретизацию. Это свойство художественной речи проявляется «в такой намеренно созданной по законам искусства организация языковых средств в речевой ткани художественного произведения, благодаря которой слово-понятие “переводится” в слово-образ (художественный)…» [Кожина 2003: 585]. Суть художественно-образной конкретизации заключается в системном, комплексном характере оценки средств и способов создания образности: от фонетических до синтаксических.

Смена научной парадигмы и связанный с этим интерес к коммуникативным аспектам анализа художественных произведений обусловили подход к Я.х.л. как к способу выражения и репрезентации картины мира автора, «стоящего» за текстом (Ю.Н. Караулов). В связи с интенсивным развитием когнитивной лингвистики особую актуальность приобретает исследование средств выражения ключевых концептов в их текстовом воплощении, изучение языковых способов организации познавательной деятельности читателей, анализ различных речевых средств, формирующих эстетический эффект текста, определяющих силу его воздействия и семантику. Дальнейшее развитие науки о Я.х.л. невозможно вне этих тенденций.

Лит.: Балышева К.А. Демократизация языка в массовой художественной литературе рубежа XX – XXI веков: КД. Йошкар-Ола, 2010; Болотнова Н.С. Коммуникативная стилистика текста: словарь-тезаурус. М., 2009; Будагов Р.А. Эстетика слова // Русская речь. 1975. № 4; Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959; Винокур Г.О. Филологические исследования. М., 1990; Григорьев В.П. От текста к языку и снова к тексту // Известия АН СССР. Сер. лит. и языка. 1977. № 3. Т. 36; Григорьев В.П. Поэтика слова. М., 1979; Ковтунова И.И. Поэтическая речь как форма коммуникации // Вопросы языкознания. 1986. № 1; Кожина М.Н. Стилистика русского языка. М., 1993; Кожина М.Н. Художественно-образная речевая организация // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М.Н. Кожиной. М., 2003; Кожинов В.В. Слово как форма образа // Слово и образ. М., 1969; Одинцов В.В. Стилистика текста. М., 1980; Песоцкий В.А. Художественная литература как социальное явление и предмет философского анализа: ДД. М., 2009.

Н.С. Болотнова

ЯЗЫКОВА́Я ИГРА́ – специфическая речевая деятельность, состоящая в таком использовании Стилистических приёмов (см.), которое направлено на создание остроумных, преимущественно комических высказываний и оборотов речи. Под остроумием понимается особая способность ума к изобретению или нахождению речевых оборотов и высказываний, обладающих облигаторно (обязательно) свойствами меткости, оригинальности и неожиданности, и факультативно (не обязательно) – свойствами причудливости, эксцентричности и эпатажности. Причём эти свойства, или грани, остроумия могут присутствовать в высказывании в разных сочетаниях и пропорциях [Сковородников 2010: 60–61]. Иллюстрируем сказанное примерами из художественной литературы и публицистики, в которых, как и в разговорной речи, в основном используется Я.и.: Нашла коса на уголь. С Грефом пополам (заголовок и подзаголовок статьи) (МК. 06–13.07.2000). Эффект ироничной Я.и. достигается отклонением от языковой (в данном случае – фразеологической) нормы. Ср.: Нашла коса на камень, с грехом пополам; После смерти тело фараона с большими церемониями потрошили изнутри и набивали ароматами. Снаружи заключали его в раскрашенный футляр, всё вместе ставили в саркофаг и помещали внутри пирамиды (Тэффи). Комический эффект создаётся здесь отклонением от стилистической нормы, а именно включением в контекст сакральной тематики снижено-бытовых слов потрошили и набивали, более уместных, напр., для рецепта; Обаятельная чаровница сделает всё, чтобы скрасить вечер и ночь пожилому господину. Измерение давления, клизмы, капельница, инъекции, вызов врача (ТД. 2001. № 9). Комический эффект «обманутого ожидания» возникает в результате нарушения текстовой нормы, согласно которой в семантически и синтаксически связном тексте предшествующее предложение в известной степени «прогнозирует» содержание последующего: – Доктор, ваша яблочная диета для похудения мне не помогает! – А вы яблоки моете? – Да. – Попробуйте не мыть (КП. 12–19.07.2007). Комический эффект создаётся отклонением от речеповеденческой (лингвопрагматической) нормы, поскольку рекомендация врача не соответствует его профессиональной роли; Мужчина гоняется за женщиной до тех пор, пока она его не поймает (АиФ. 2001. № 32). Это парадоксальное высказывание основано на Алогизме (см.) – отклонении от логического закона непротиворечия; Обязанности бывают приятные, неприятные и супружеские (ТЕЛЕвизор. 03–09.03.2003) Комизм этого высказывания является результатом отклонения от логического закона тождества (нарушена однородность перечислительного ряда).

Проблемным является вопрос, следует ли считать Я.и. высказывания, комический эффект которых основан на отклонениях от предметно-онтологической или этологической (поведенческой) нормы: Новая водка «Ленинская-Шушенская»: после первой рюмки человек начинает картавить, после второй – лысеть… (ТД. 2001. № 43); По причине недостаточности улик известный преступник Петров прямо из зала суда был отправлен на дозавершение преступления (ТД. 2002. № 1). Поскольку в такого рода высказываниях (а иногда и целых текстах) явлено виртуальное отклонение от лингвопрагматического (речеповеденческого) постулата правдоподобия, полагаем, что и здесь можно говорить о наличии Я.и.

Как свидетельствуют приведённые примеры, все отклонения от норм, дающие эффект остроумия и комизма, совершаются в речи. Поэтому рассматриваемый нами феномен, носящий наименование Я.и., по сути дела является речевой игрой.

Лит.: Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество: монография. Екатеринбург, 1996; Гридина Т.А. Языковая игра в художественном тексте. Екатеринбург, 2008; Земская Е.А. Игровое словообразование // Язык в движении: К 70-летию Л.П. Крысина. М., 2007; Земская Е.А., Китайгородская М.В., Розанова Н.И. Русская разговорная речь: Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М., 1983; Ильясова С.В., Амири Л.П. Языковая игра в коммуникативном пространстве СМИ и рекламы. М., 2009; Исаева Л.В. Языковая игра в поликодовом рекламном тексте: КД. Тверь, 2011; Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л.Ю. Иванова, А.П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева и др. М., 2003; Николина Н.А., Агеева Е.А. Языковая игра в структуре современного прозаического текста // Русский язык сегодня. Вып. 1. М., 2000; Норман Б.Ю. Игра на гранях языка. М., 2006; Плотникова С.Н. Теория множественности миров как методологическая основа анализа игры и игрового дискурса // Игра как приём текстопорождения: коллективная монография. Красноярск, 2010; Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999; Сковородников А.П. Об определении понятия «языковая игра» // Игра как приём текстопорождения: коллективная монография. Красноярск, 2010; Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М.Н. Кожиной. М., 2003; Усолкина А.В. Языковая игра как текстообразующий фактор: на материале литературных сказок Л. Кэррола и их переводов: КД. Екатеринбург, 2002; Фащанова С.В. Языковая игра в радиодискурсе: КД. Томск, 2012.

А.П. Сковородников

 

ЯЗЫКОВА́Я КАРТИ́НА МИ́РА –совокупность представлений о мире, содержащихся в словарном составе и в семантике грамматических категорий языка. « Понятие картины мира относится к числу фундаментальных понятий, выражающих специфику человека и его бытия, взаимоотношения его с миром, важнейшие условия его существования в мире» [Серебренников 1988: 11]. Феномен, именуемый «картина мира», является таким же древним, как и сам человек. Но предметом научно-философского рассмотрения он стал лишь с конца XIX в. На рубеже веков появилось понятие физической картины мира (Г. Герц, М. Планк, А. Эйнштейн). Планк трактовал этот термин как образ мира, формируемый физической наукой и отражающий реальные закономерности природы. Он различал практическую картину мира (целостное представление человека об окружающем мире) и научную картину (модель реального мира, лишь приблизительно адекватно воссоздающуюся в результате познания) [Серебренников 1988: 13]. Эйнштейн говорил о картинах мира, создаваемых художниками, поэтами, философами, естествоиспытателями. В настоящее время типология картин мира включает общенаучную и частнонаучные (химическую, биологическую, физическую, техническую, экологическую и т.д.), мифическую, художественную, религиозную и атеистическую, «цивилизованную» и архаическую, здорового человека и больного (в т.ч. психически), взрослого и ребёнка и мн. др. Речь может идти об универсальной общечеловеческой, национальной или личной картине мира. Любая картина мира не есть зеркальное отражение того или иного фрагмента, аспекта действительности, но всегда включает интерпретационную составляющую: ценностно-характеризующие компоненты.

Разработка понятия Я.к.м. в лингвистике связана с антропоцентрическим принципом в теории языка и в практике исследований. В центре внимания оказывается решение двух взаимосвязанных задач: определение того, как человек влияет на язык и как язык влияет на человека, его мышление, культуру. Первое связано с тем, что многие свойства языка оказываются обусловленными психическими, физиологическими, психофизиологическими особенностями человека как существа биологического и социального. Опосредованное влияние оказывает и идеология, в т.ч. языковая. Второе – признание того, что «мир предстаёт перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а значит, в основном – языковой системой, хранящейся в нашем сознании» [Уорф 1960].

В лингвистике, в т.ч. в специальной научной дисциплине Лингвокультурологии (см.), чаще всего выделяют концептуальную (научную) и языковую картины мира. Согласно Б.А. Серебренникову, концептуальная картина, или модель мира, шире и богаче языковой, поскольку в её создании участвуют разные типы мышления, в т.ч. и невербальные: единицами мыслительной деятельности выступают и образы, схемы, представления. Внутри концептуальной картины мира сосуществуют области, более и менее подверженные языковому влиянию. Поэтому о разных картинах мира можно говорить лишь условно.

Ядро Я.к.м. образует «наивная картина мира» − относительно постоянная, медленно изменяющаяся. Это продукт первичного знакообразования в каждом языке. Оно носит характер наивного, в т.ч. антропоморфного: обозначение элементов мира через аналогии с человеком (подошва горы, обочина дороги, жерло вулкана, горлышко бутылки)и зооморфного представления о мире природы и человека (ласковые обращения киса и зайка или, напротив, грубые сравнения человека с животными: свинья, осёл, крыса). В этом смысле говорят о наивной биологии, наивной геометрии, физике и т.д. Фрагмент наивной картины мира – совокупность наивных, донаучных представлений и о самом языке; сам феномен метонимически назван по самому активному органу производства речи [Арутюнова 2000]. Научная картина мира не зависит от языка, отражает достигнутый в данное время уровень познания. Она строится сознательно, целенаправленно, стремится к объективности, логичности, представлена в терминологии, дефинициях, системе доказательств.

Результаты познавательной деятельности выражаются прежде всего в процессах категоризации и концептуализации. Категоризация − это расчленение реальности посредством деления всего онтологического пространства на различные категориальные области, следовательно, ‒ структурирование мира [Маслова 2001: 31]. Концептуализация – «один из важнейших процессов познавательной деятельности человека, заключающийся в осмыслении поступающей информации, которое приводит к образованию определённых представлений о мире в форме концептов как фиксированных в сознании смыслов» [Скорнякова 2008: 9]. Есть непосредственная связь между структурой мира и структурой языка. Нагляднее всего это демонстрирует лексико-грамматическая категория частей речи. Имя существительное представляет в языке предметы, вещи; глагол – свойства становления, движения, изменчивости; предлоги и союзы – отношения, связи и т.д. Предметам свойственны параметры единичности и множественности. Их передаёт категория числа имени существительного. Время как свойство материи находит выражение в категории времени глагола.

Оперативным механизмом представления мира в мыслительной деятельности выступает концептуализация, а в языкотворческой – семантизация (процесс «оязыковления» элементов опыта, познания). Каждый язык развивает свои принципы семантизации. Языковое деление не всегда совпадает с естественной сегментацией в природе, с концептуально-научными представлениями, иногда и противоречит им (чернила не обязательно чёрные, а бельё ‒ белое; каждый школьник знает, что атом делим, хотя буквальное значение греческого слова ‒ «неделимое»). Характерная черта семантизации ‒ представление ненаблюдаемых абстрактных сущностей (времени, эмоциональных состояний, чувств, мышления, познания, социальных явлений) в терминах конкретных, физических предметов и их свойств. Напр.: бесплодная идея, пустые слова, стройная теория; время ползёт/летит/мчится; горе сушит; ставить/поднимать вопрос, проблему; в голову приходит мысль/лезут мысли.

Такое представление идеального ‒ результат процессов метафоризации и метонимизации. Речь идёт не о художественных, поэтических приёмах, а о концептуальной метафоре и концептуальной метонимии как способах языкового представления уже добытых знаний и добывания новых. Сегодня доказана принципиальная встроенность Метафоры (см.) и Метонимии (см.) в практическое и научное, а не только художественное познание мира.

Направление антропоцентричных исследований, связанных с понятиями картин мира, категоризацией и концептуализацией, ролью метафоры и метонимии в познании мира и его языкового осмысления, получило в философии название концептуального анализа. «Концептуальный анализ позволяет сказать человеку о нём самом то, что он не может узнать о себе ни из какого другого источника» [Рябцева 2005: 58]. Самобытность национально-языковой картины мира вырисовывается через сравнительный анализ концептов, отдельных фрагментов Я.к.м. на материале разных языков.

Лит.: Арутюнова Н.Д. Наивные размышления о наивной картине языка // Язык о языке: сб. ст. М., 2000; Бохонко В.С. Отражение языковой картины мира в поэтическом дискурсе: КД. М., 2011; Васильева В.Ф. Языковая картина мира: миф и реальность (полемические заметки // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 2009. № 3; Картины русского мира: образы языка в дискурсах и текстах. Томск, 2009; Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие. М., 2001; Муранова О.С. Языковая картина мира в тексте научно-популярной статьи: КД. СПб., 2009; Радбиль Т.Б. Основы изучения языкового менталитета: учеб. пособие. М., 2010; Рамишвили Г.В. К проблеме «уникальности» человеческого языка // Филологические науки. 1980. № 2; Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др. М., 1988; Рябцева Н.К. Концептуальный анализ и языковая картина мира: антропоцентричность языка и воплощённых в нём знаний // Язык и естественный интеллект. М., 2005; Скорнякова Р.М. Принципы моделирования языковой картины мира. Томск, 2008; Уорф Б.Л. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960. URL: www.philology.ru/linguistics1/worf-60a.htm; Шмелёв А.Д. Русская языковая модель мира: мат-лы к словарю. М., 2002.

А.А. Бернацкая

 

ЯЗЫКОВА́Я КОДИФИКА́ЦИЯ – явное описание языковой нормы в законодательных актах, а также в нормативной научной и справочной литературе и тем самым придание ей характера общественного установления.

Я.к. связана с ведущей ролью в литературном языке письменной формы языка, которая позволяет порождать устойчивый во времени текст. Кроме того, длительность и многоэтапность создания письменного текста позволяют контролировать его форму и содержание в процессе создания до его передачи адресату (читателю). Этим определяется консервативность письменной формы языка. Мягкость и строгость нормы исторически обусловлены и представляют собой волнообразную смену категоричности требований. Демократизация общества приводит, как правило, к снижению нормативных требований по отношению к единообразию языковой практики, консерватизация общественной жизни, наоборот, приводит к усилению единообразия.

Наиболее ранняя форма кодификации – соответствие традиции (традиционная норма), появляется как следствие расхождения современной речевой практики с прежними, как правило, письменными текстами. В постклассической латыни, напр., известен «Appendix Probi» – приложение к грамматике латинского языка «Instituta artium», которая датируется III – началом IV вв. н.э. и ранее ошибочно приписывалась Валерию Пробу (Valerius Probus), жившему в I в. н.э. Автор «Приложения» неизвестен. В этом приложении описаны 227 случаев «неправильного» употребления слов латинского языка, отличного от употребления в классической латыни.

Теоретически обоснованная норма в общей процедуре кодификации (не всегда совпадающей с кодификационной практикой) может быть представлена следующим образом.

1. Специалисты в конкретных областях лингвистики производят исследование фрагмента языковой системы, который представляет собой ряд языковых фактов, образующих варианты какого-либо языкового явления, напр., варианты формы именительного падежа множественного числа существительных мужского рода, обозначающих лиц: директора и директоры, бухгалтера и бухгалтеры. Устанавливаются закономерности и тенденции в употреблении вариантных форм по отношению к каждому слову и совокупности слов в целом. Формулируется общее правило. Результаты исследований публикуются в теоретической научной литературе: монографиях, научных статьях и докладах, теоретических грамматиках.

2. Специалисты в области языковой нормы, переосмысляя данные теоретических исследований, предлагают норму как предписание использования абсолютно доминирующей языковой единицы, либо как использование нескольких (как правило, двух) вариантов, при доминировании одного из них либо при их полном равноправии. Предлагаемые правила и/или образцы публикуются в литературе практического характера: нормативных грамматиках, справочниках, нормативных и толковых словарях, учебных пособиях.

3. Нормативная и справочная литература используется в практике авторов, редакторов и корректоров средств печати и массовой информации, учебная литература используется при лингвистическом обучении, формирующем навык носителей языка.

4. Несоответствие норме контролируется на стадии подготовки текстов к публикации редакторами и корректорами, после публикации контролирующими органами, в частности, органами власти, и общественностью.

В период с конца 80-х гг. ХХ в. и до настоящего времени не сформирован чёткий механизм кодификации нормы. Это связано прежде всего с утратой государством контроля над публичной речью, печатью и массовой коммуникацией. Переход издательского дела и средств массовой коммуникации в частные руки привёл к тому, что государство перестало играть роль тотального контролёра публичной и массовой языковой практики. В 90-е гг. ХХ в., в период первоначального накопления капитала, на порядок увеличилось количество издательств и СМИ, сократились сроки и упростилась процедура подготовки текстов к изданию, в профессию редактора и корректора влились неподготовленные кадры. Вследствие всего этого редакторский и корректорский контроль над соответствием текста норме оказался ослаблен. Кроме того, словари и нормативные справочники стали особенно востребованы в связи с демократизацией публичной и массовой коммуникации. Это привело к тому, что изданием справочной лингвистической литературы, требующим чрезвычайно высокой издательской культуры и специальной лингвистической подготовки кадров, стали заниматься многие не готовые к этой деятельности издательства. В частности, широко практиковалось переиздание словарей и справочников советского периода и издание не апробированной авторитетными учреждениями новой справочной литературы. Многообразие справочной литературы и большие расхождения в рекомендациях, иногда наличие немотивированных отклонений от нормы в самих нормативных изданиях привели к дезориентации рядовых носителей языка. Это означало разрушение традиционного механизма кодификации языковой нормы и её реализации в языковой практике, что ставит перед лингвистами задачу формирования нового, учитывающего современные реалии общественно-языковой практики механизма кодификации.

Дискуссионным является вопрос о том, следует ли возрождать тотальный контроль и императивный характер нормы, присущие советской государственной системе, поскольку, с одной стороны, такая жесткость формирует высокую степень единообразия публичной и массовой коммуникации, но, с другой стороны, лишает речедеятеля большого количества выразительных средств языка. Возможно, в результате согласованных действий власти, лингвистов и активных речедеятелей будет сформирован более гибкий, но, тем не менее, действенный механизм кодификации и контроля за исполнением нормы, ограничивающий антиобщественное использование языка.

Лит.: Горбачевич К.С. Нормы современного русского литературного языка. М., 1978; Граудина Л.К. Вопросы нормализации русского языка: грамматика и варианты. М., 1980; Граудина Л.К., Ицкович В.А., Катлинская Л.П. Грамматическая правильность русской речи: Опыт частотно-стилистического словаря вариантов. М., 1976; Ицкович В.А. Языковая норма. М., 1968; Крысин Л.П. Кодификация нормы и языковая традиция // Русский язык в школе. 2008. № 7; Культура русской речи и эффективность общения. М., 1996; Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию и стилистике. СПб., 1997; Скворцов Л.И. Теоретические основы культуры речи. М., 1980; Федеральный закон Российской Федерации от 1 июня 2005 г. № 53-ФЗ О государственном языке Российской Федерации // РГ. 7.06.2005.

И.Е. Ким

 

ЯЗЫКОВА́Я КОМПЕТЕ́НЦИЯ – одна из трёх основных базовых компетенций в составе интегральной Культурно-речевой компетенции (см.). В общепонятийную часть Я.к. входит знание таких понятий, как языковая норма, варианты нормы, критерии нормативности, кодификация. Основной частью Я.к. является владение средствами всех уровней языка и соответствующими языковыми нормами, т.е. структурно-языковая субкомпетенция.

К структурно-языковой компетенции примыкает текстовая субкомпетенция, т.е. понимание структуры (устройства) текста, состава и роли текстовых категорий, его основной единицы – сложного синтаксического целого, которое в определённой степени соотносительно с предложением (подробнее см. Текстовая компетенция).

Поскольку центральным понятием Я.к. является правильность, т.е. соблюдение норм литературного языка на всех его уровнях, на первый план в Я.к. выходят субкомпетенции: а) нормативно-языковая, или ортологическая (от др.-греч. оρθός − ‘правильный’), предполагающая владение (знание и умение) основными нормами литературного языка (орфоэпическими, акцентологическими, словообразовательными, лексическими, морфологическими, синтаксическими) и нормами орфографии и пунктуации; б) эрратологическая (от лат. error − ‘ошибка’),или ошибковедческая, субкомпетенция, т.е. умение находить, квалифицировать (определять тип) и оптимальным образом исправлять речевые ошибки.

Близкие определения Я.к. находим у некоторых других авторов. Напр., в учебном словаре-справочнике «Русская речевая культура» (2006): «Языковая компетенция. Осведомлённость человека (носителя языка) в системе языка. Языковая компетенция предполагает освоение необходимых знаний о языке (как знаковой системе и общественном явлении), его устройстве, развитии и функционировании. К этому типу компетенции относится овладение основными нормами литературного языка, богатство словарного запаса и грамматического строя речи, способность к языковой рефлексии, умение размышлять и рассуждать по поводу языковых явлений и языкового выбора, к оценке языковых явлений и фактов» [Русская речевая… 2006: 49; см. также Обучение… 2004: 31]. Способность к языковой рефлексии обозначена нами как «перцептивно-рефлексивная субкомпетенция» (см. Комуникативно-речевая компетенция).

Лит.: Обучение русскому языку в школе: учеб. пособие / Е.А. Быстрова, С.И. Львова, В.И. Капинос и др. М., 2004; Русская речевая культура: учебный словарь-справочник. СПб., 2006; Сковородников А.П., Копнина Г.А. Модель культурно-речевой компетенции студента высшего учебного заведения // Журнал СФУ. Гуманитарные науки. Спецвыпуск «Культура речевого общения». 2009. № 2; Сковородников А.П., Копнина Г.А. О культурно-речевой компетенции студента высшего учебного заведения // Филологические науки. 2009. № 3.

А.П. Сковородников

 

ЯЗЫКОВА́Я КРИ́ТИКА, или КРИ́ТИКА ЯЗЫКА́, – феномен, возраст которого измеряется, очевидно, возрастом человека разумного (homo sapiens) и человека говорящего (homo loquens). «Критическое отношение к языку появилось, по-видимому, сразу, как только человек начал размышлять о языке. <…> Любая рефлексия по поводу языка, в т.ч., на бытовом уровне, – письма в газету, застольные беседы и даже реплики в общественном транспорте – всё это тоже критика языка. Иногда подобная критика оказывается не менее содержательной, чем мнение компетентных специалистов» [Кронгауз 1999: 1]. В наиболее частотном употреблении этого устойчивого словосочетания имеется в виду не сам язык, – его тип, устройство, – а его использование, т.е. речь. В этом значении понятие входит в круг исследований и дискуссий в рамках культуры языка и речи (см. Культура речи), экологии языка (см. Лингвоэкология), Пуризма (см.), нормы и нормативности в языке (см. Языковая норма). Общественная критика языка: разного рода нарушений старых норм, правил, запретов, новых средств экспрессии, неологизмов, жанровой гибридизации − обостряется в периоды бурных социально-экономических и политических движений, прежде всего, при переходе от тоталитаризма к демократии и либерализму, к новой идеологии. В форме критики состояния речи выступает, прежде всего, критика общества. «За вкусом к беспредельной свободе выражения, за фамильярной развязностью тона, который в моде, часто скрывается духовный нигилизм, утрата исторической памяти и уважения к отечеству. Возникло примечательное явление – агрессивная некомпетентность, черпающая знания из масс-медиа <…> Демократизирующееся в ускоренные сроки общество допускает неистовую либерализацию, доходящую до разнузданного отрицания…» [Костомаров 1999: 43]. Немало негативного в морально-этическое и культурно-речевое состояние общества вносят малообразованные и не стеснённые моральными нормами нувориши – «новые русские», но основная вина за катастрофическое снижение речевой культуры лежит на органах СМИ. СМИ – зеркало состояния речевой культуры общества.

Попытки изменения языка М. Кронгауз подразделяет на две разновидности. Первая относится к тоталитарному строю и выливается в «новояз» типа советского «деревянного» языка или языка Третьего рейха (В. Клемперер). Девиз второй разновидности – «Политкорректность» (см.). Напр., вместо «негр» или «чернокожий» рекомендуется говорить «афроамериканец», вместо «языка дикарей» ‒ «язык архаического социума», вместо «инвалид» ‒ «человек с ограниченными физическими возможностями». Это «изменения, открыто и как бы “законодательно” проводимые под нажимом различных социальных течений» [Кронгауз 1999: 5]. Большую тревогу у многих языковедов вызывает неудержимый процесс «англо-американизации» русской устной и письменной речи. Наиболее ярко выражены языковые последствия феминизма. «Феминистская критика языка (феминистская лингвистика) – своеобразное направление в языкознании, его главная цель состоит в разоблачении и преодолении отражённого в языке мужского доминирования в общественной и культурной жизни. Оно появилось в конце 1960-х – начале 1970-х годов в связи с возникновением Нового женского движения в США и Германии» [Кирилина 2002: 232]. Львиная доля феминистских новообразований направлена против так называемой «гендерной асимметрии в языке», или «языкового сексизма». Имеются в виду сущ. муж. рода, употребляемые для обозначения лиц женского пола (каждый человек/гражданин), названия профессий (доктор, врач, инженер, учёный, профессор, директор), формы мн. числа (учителя, студенты).