Сословность в обществе и литературе Высокого Средневековья. Жанры духовной литературы

Европейское общество эпохи зрелого Средневековья (оно же общество зрелого феодализма) строилось по сословному принципу. Сословие – это большая группа людей с одной и той же социальной функцией, общественным рангом и юридическим статусом. Особенность эпохи зрелого феодализма в том, что это – развитое общество, не нуждавшееся в государстве, поскольку сословия были самоуправляемыми структурами. Так, духовенство было организовано в единую иерархию – католическую церковь и, кроме того, - в монашеские ордена. Оно имело собственное право и подлежало юрисдикции церковного суда. Рыцарство было «размещено» по ступеням феодальной лестницы, созданной вассально-ленными связями разных уровней; король, стоящий на ее вершине, был лишь «первым среди равных» - главой сословия, а не государства. Бюргеры были объединены в цеха и гильдии со своими уставами, которые расписывали и каждый день, и всю жизнь членов этих корпораций. Подобно клирикам и рыцарям, горожане тоже жили по собственным законам: их издал суд магистрата. Вместе с тем, члены всех трех сословий средневековой Европы были духовными подданными римской церкви и называли себя «христианским миром». В итоге они оказались равно зависимы от двух одинаково обязательных для них, но трудно совместимых этических систем: универсальной – христианской и частной – сословной. Поэтому каждое сословие, подчиняясь собственной этике, вынуждено было отступать от христианской, что оценивалось общественным сознанием как корпоративный (общесословный) грех.

Так, духовенство, согласно Нагорной проповеди, не должно было «стяжать сокровища», но активно этим занималось. Правда, церковь объясняла это своими социальными обязанностями – необходимостью содержать лазареты, странноприимные дома, приюты для сирот и бедных, раздавать милостыню и т.д. Однако эти объяснения мало кого убеждали. Горожане также были часто обвиняемы в своекорыстии и стяжательстве, то есть «в служении не Богу, а мамоне», но без коммерции и продажи своих ремесленных изделий они не могли бы существовать. Хуже всего приходилось рыцарям. Будучи профессиональными и потомственными воинами, они должны были совершенствоваться в боевом искусстве, то есть в умении убивать, а как христиане должны были под угрозой адских мук выполнять заповедь «Не убий».

Это противоречие инициировало стремление каждой сословной культуры к созданию такой модели сословного поведения, в которой этот конфликт ценностей был бы тем или иным способом разрешен. Это стремление к выработке сословного идеала было в полной мере реализовано в литературах всех трех сословий.

Литература клириков (духовного сословия) имела ряд принципиальных отличий от рыцарской и бюргерской. Во-первых, ее языком был латинский, поскольку он считался сакральным, особо предназначенным для обращения к Богу. Во-вторых, ее задачей считалась передача заведомо известных истин Св. Писания, отсюда – установка на отказ от всякой авторской инициативы («ничего не скажу от себя»). Как следствие, в духовной литературе преобладают эпические жанры, лирика представлена очень бедно, а драма – вообще в зачаточном состоянии. Система жанров духовной литературы строится как иерархия. Во главе ее – агнографические памятники, в которых представлен сословный идеал (святой), далее – хроники, фиксировавшие движение мирового времени к его последним срокам; затем – визионы, посвященные устройству загробного мира и судьбе индивидуальной души после смерти. Помимо этих жанров в систему входя притчи, проповеди и примеры, предназначенные к непосредственному воздействию на сознание паствы. Лирика представлена духовными гимнами и покояннами стихами, а драматические жанры – одной только литургической драмой.

Особенности основных жанров духовной литературы. Жития святых. Делятся на три типа, соответствующих путям обретения святости: жития аскетов, миссионеров и человеколюбцев. Эволюция жанра связана с изменением представления о святости в средневековой культуре. В ранних житиях святой – это живое воплощение нравственных норм христианства. В житиях более поздних – чудотворец.

Хроника. Ее отличие от внешне близких ей исторических сочинений: история исследует причины уже состоявшихся событий, пытаясь понять степень их закономерности. Хронист записывает внешне не связанные друг с другом факты, пытаясь угадать в них посылаемые Богом знаки грядущих событий – либо приближающих мир к концу, либо отдаляющих от него.

Визион – имеет ряд устойчивых признаков: 1) визионер – почти всегда мирянин и грешник, которому опыт путешествия в потусторонний мир посылается как предупреждение; 2) путешествию души по загробному миру предшествует ее отделение от тела; 3) проводник души в потустороннем мире – ее ангел-хранитель; 4) в своем путешествии душа видит места казни грешников и блаженства праведников, расположенные в общем пространстве и не разделенные границами; 5) потусторонний мир ориентирован по горизонтали, а не по вертикали.

Проповедь. Особенности католической проповеди по сравнению с православной. Православная проповедь рассчитана на единомыслие слушателей и призвана возвысить их до торжественно-праздничного состояния. Католический проповедник, напротив знает, что его аудитория состоит из разных людей, в том числе – несогласных с ним. Поэтому его задача – овладеть вниманием аудитории, чтобы убедить ее в важности излагаемых истин.

Притча – иллюстративная часть проповеди, конкретизирующая либо слишком трудные, либо слишком абстрактные для слушателей идеи проповедника в виде увлекательного иносказания.

Пример – тоже иллюстративная часть проповеди, но не иносказание, а якобы взятый из жизни случай, призванный убедить слушателей в действенности тех нравственных законов, о которых говорит проповедник.

Духовные гимны. Самые известные – «De profundis» и «Dies ikae». Представляют характерный для средневекового христианина эмоциональный комплекс, сочетающий в себе страх перед гневом Бога, сознание неискупимости собственной вины, позднее раскаяние, ужас одиночества и беспомощности.

Лекция 8

Рыцарская литература. Героический эпос.

В попытке примирить сословную и христианскую этику рыцарская литература создала два варианта рыцарского идеала – героический и куртуазный. Первый представлен эпосом, второй – лирикой и романом.

Классический памятник рыцарского героического эпоса – «Песнь о Роланде». В ней есть все отмеченные при анализе «Старшей Эдды» признаки этого жанра, за одним исключением – сюжет взят из национального прошлого французов. «Песнь» создана ориентированно в X-XI вв. Ее историческая основа – незначительный эпизод войн Карла Великого: отряд маркграфа Хруотланда был истреблен в Пиренеях басками. Из этого мало примечательного события неизвестный автор (или авторы) создал одно из самых масштабных и трудных для понимания произведений средневековой литературы.

В сюжете «Песни» - два основных конфликта: отношения протагониста (Роланда) с его отчимом – Ганелоном и с его другом – пэром Франции графом Оливье. Эпизоды первой сюжетной линии: столкновение на совете пэров; договор Ганелона с маврами; суд вассалов Карла Великого над Ганелоном и божий суд над ним. Эпизоды второй линии: разговор Роланда и Оливье перед первым сражением с маврами, их разговор перед вторым сражением, прощание Оливье и Роланда.

Конфликт Роланда и Ганелона возникает из-за попытки Роланда отправить отчима с посольством к маврам, что означает верную смерть. Поскольку Роланд – пасынок Ганелона, то предлагая этот вариант, он фактически замышляет отцеубийство. Поэтому Ганелон вправе счесть себя оскорбленным и отомстить. В соответствии с нормами феодального права, он объявляет об этом при свидетелях. Нарушил ли Ганелон меру мести, пойдя на сговор с маврами? В тексте «Песни» Ганелон назван «вторым Иудой», но суд вассалов оправдал его, хотя и не без давления со стороны родичей обвиняемого. Тем не менее, божий суд был на стороне Роланда.

Конфликт с Оливье еще менее понятен. Роланд, отказав Оливье в его просьбе призвать на помощь Карла, фактически погубил свой отряд. Оливье не может простить ему этого и, умирая, называет его безумцем. Однако почему-то посланец небес спускается за душой безумного Роланда, а не мудрого Оливье, а божий суд оправдывает несостоявшегося отцеубийцу, которого не оправдал суд человеческий. Чтобы понять эти парадоксы, надо иметь в виду, что Роланд – не только безупречный вассал Карла Великого, но прежде всего вассал Бога и его воин. Поэтому мавры для него – не противник на поле боя, как для Оливье, а язычники, то есть враги Бога, с которыми невозможен никакой мир и война с ними – его долг при любом соотношении сил.

В этом суть воплощенного в Роланде рыцарского идеала: убивать можно и должно, но только – врагов Бога, не соблюдающих заповедей. Но смысл образа куда сложнее этого компромисса: ведь крестоносное рвение Роланда не отменяет ни его вины перед Ганелоном, давшей тому право на месть, ни, тем более, его вины перед Оливье и всем франкским отрядом, павшим из-за его самонадеянности и гордости. Как понять это противоречие?

Дело в той шкале оценок, о которой уже шла речь в связи с «Исповедью» Августина: поступки Роланда оцениваются с двух точек зрения - мудрости людей и мудрости Бога. Земная мудрость заставляет признать Роланда безумцем и почти отцеубийцей; небесная мудрость – воином Бога. Поскольку, по словам апостола Павла, «безумец в глазах мира мудр в глазах Бога», эти оценки в принципе не могут быть согласованы и примирены. Эта невозможность придает образу Роланда заведомую непостижимость и драматическую глубину.

Лекция 9