Логико-математические и перцептивные основания юридической нормы

По утверждению Ч. Пирса, существует триединство норматив­ных наук логики, этики и эстетики, которые основываются на фено­менологии элементов качества, факта и закона: «Целиком общепри­знанно, что логика — наука нормативная; иначе говоря, она не толь­ко полагает правила, которым должно, но не необходимо следовать, но и оказывается анализом условий достижения чего-то, чего суще­ственным ингредиентом является цель... Истина, анализ условий ко­торой предпринимает логик и которая есть цель стремлений всякого рассуждающего, это только фаза образующего субъект чистой этики summum bonum и ни один человек не сможет реально понять самого ^себя, пока ясно этого не воспримет... Мы способны почувствовать,

92 Глава I

что хорошее рассуждение и благие нравы тесно связаны между со­бой; я даже подозреваю, что с дальнейшим развитием этики между ними будет обнаружена близость еще большая, чем мы сейчас спо­собны доказать... Рассуждение— это и есть вид контролируемого поведения, и как таковое оно необходимо причастно существенным чертам последнего. Если вы обратите внимание на феномены рассу­ждения, пусть они не так знакомы вам, как феномены нравственно­сти, вы все же без труда заметите, что человек, делающий разумное умозаключение, не только считает его истинным, но и считает, что сходное рассуждение было бы справедливо во всяком аналогичном случае. Если вы вынесли суждение, что все удовлетворяет нашей норме правильного рассуждения, у нас появляется чувство одобре­ния, и вывод не только, как раньше, кажется несомненным, но и до­казывает — в свете какого бы то ни было сомнения — свою гораздо большую устойчивость. Вы сразу же можете увидеть, что здесь мы получили все главные элементы морального поведения: общий, за­ранее помысленный в уме стандарт; эффективную инстанцию дея­ния, утвердившуюся во внутренней природе; деяние; последующее сравнение деяния со стандартом. Исследуя соответствующие фено­мены более пристально, мы обнаружим, что все до единого элемен­ты морального поведения в рассуждении репрезентированы».¹⁵

Тот образ нормативной науки, который был предложен Ч. Пирсом и основывался на специфической прагматической логике, а также совмещал в своей номологической, т. е. законоподобной, праксеологической функции, этику и формальную логику, свойстве­нен как раз юриспруденции. Поскольку генезис юридической нормы связан с общественными процессами и той областью, которую осно­ватель феноменологического метода Э. Гуссерль назвал жизненным миром, или сферой повседневного с\ществования человека в обще­стве, то именно с социальной перцептивностью нужно связывать юридический тип перцептивности. Отличительной особенностью этого типа нормативности является то, что она формируется и фор­мулируется публично и имеет всеобщее регулятивное предназначе­ние, выступая в качестве системы действительного законодательства или позитивного права. Однако генезис юридической нормы не мо­жет быть связан только с идеей социального порядка, идея юридиче-

ПирсЧ. С. Принципы философии. СПб., 2001. Т. 2. С. 219, 221, 240, 241.

феномен нормативно-правового сознания _______________________ 93

ского закона как универсального принципа, ограничивающего пове­дение людей в обществе, укоренена в идее космоса как целостного упорядоченного состояния природных процессов. Это то, что ранее характеризовалось нами в качестве признака совместимости, свой­ственного такому онтологическому состоянию или пространствен­ному размещению, как включение единичности или индивида в ка­кой-либо класс или множество.

Эта включенность в определенный класс представляет собой математический способ исчисления мира и последующей возможно­сти определения или именования индивидуального существования как относительно автономного в рамках и контексте целого. Харак­терным свойством целостностей является их несмешанность с дру­гими подобными в логическом отношении целости остями, обла­дающими относительной автономией и суверенностью. Особенно­стью человеческого сообщества является то. что в нем индивид не исчерпывается свойством статичной, количественно включенной в его объем единицы, пребывающей в этом объеме в топологическом состоянии рядоположенности. Он представляет собой монадологи-ческое средоточие взаимного сосуществования партикулярностей, единство личного и общественного, которым определяется его при­надлежность к определенной группе, классу, слою и т. п. Иными словами, индивид суть динамическое образование, которое совме­щается с Другим и с обществом не столько по принципу простран­ственного размещения, сколько по принципу обладания местом, ко­торое в строгом смысле не является ограниченно определенным и статичным, как это было свойственно традиционным обществам. Естественно, в данном случае речь идет о демократическом общест­ве, где нет разделения на сословия, касты или разделения на свобод­ных и рабов. Однако и в этом случае можно говорить об отсутствии существующего в силу традиции и как бы от века закрепленности индивида в смысле невозможности оставить то положение в обще­стве, которое изначально могло принадлежать ему.

Если мы говорим о том, что положение индивидов является равновозможным динамическим состоянием, которое кроме общего представления о физических процессах покоя и движения обладает возможностью качественно изменить свое положение внутри некое­го целого, то должны отчетливо представлять себе то общее про­странство, в котором это движение может происходить. Таким про-

94________________________________________________ __ Глава1

странством является мир общественных отношений, который со­пряжен с функцией взаимного обмена между индивидами, которым и создается общность связного существования. Для того, чтобы этот обмен состоялся необходимо такое качество, как совместимость ин­дивидов, их приемлемость друг для друга, как обязательное условие для воссоздания этого мира в отношениях. Это состояние в его ис-ходности можно назвать абстрактной общностью, постепенно пере­ходящей затем в состояние общества, прочность которого обеспечи­вается такой всеобщей институциональной формой, как государство.

Конкретизацией наших рассуждений относительно генезиса нормы может служить логико-математическое исследование, про­веденное в свое время известным отечественным ученым Ю. А. Шрейдсром в работе «Равенство, сходство, порядок», в пре­дисловии к которой автор пишет: «Мне хотелось в этой небольшой книге показать как осуществляется переход от привычных интуи­тивных понятий, вроде одинаковости, сходства или порядка, к точ­но определенным математическим понятиям, позволяющим прово­дить логически строгие рассуждения. При этом хотелось бы пре­достеречь от неосторожного перенесения выводов, сделанных для данного конкретного уточнения (или как принято говорить, экс­пликации) данного понятия, на общий случай, где эти понятия но­сят только интуитивный характер. В сущности здесь действует не­кий принцип соразмерности строгости вывода с точностью самого утверждения».¹⁶

В свою очередь настоящее исследование посвящено и направле­но на прояснение сущности юридической нормы и феномена норма­тивности вообще, и здесь названные обычные понятия, которые подвергнуты логико-математической экспликации используются отнюдь не в строгом математическом ключе, а имеют демонстра­тивно аналитическое назначение именно в философских целях. Ис­пользование этих понятий в процессе философской аргументации сопряжено главным образом с содержательно-логическим, а не только с формально-логическим потенциалом, который бы базиро­вался при этом на математическом знании и ограничивался бы тако­го рода операцией. Математический подход к юридическим пробле­мам обусловлен тем, что в сфере юридической практики (в широком

Шрейдер Ю, А. Равенство, сходство, порядок. М,, 1971. С. 7.

феномен нормативно-правового сознания 95

смысле), реализуются пространственные, топологические, геомет­рические и количественные операционально динамические фигуры.

Нормологичсское воздействие может относиться только к тако­му образованию, которое обладает свойством соотносимости и в этом смысле обладает внутри себя потенциалом совместимости, та­кое совмещение происходит за счет ресурсов сходства, подобия, одинаковости. Именно эти элементы схождения создают схематизм уравнивания, за счет которого и может быть реализована топология включения названных элементов как единиц в определенное множе­ство. Этот схематизм устанавливается ученым на материале сопос­тавления и сравнения пространственных фигур. Равенство одной фигуры с другой как условие их последующего включения в опре­деленное множество или класс устанавливается на основе выявления сходных визуальных признаков в их изображениях.

Иными словами, через признак равенства определяется соотно-симость индивида, обладающего одной топологической фигурой, с другим. Это происходит в результате последовательности ряда пе­реходов в схождении визуальных, геометрических признаков, через которые между ними обнаруживается сходство, одинаковость и по­добие. Таким образом, равенство участвует в формообразовании и знаковом становлении индивидуапии вещей как моментов консоли­дации или собирания их внешнего своеобразия и отличия от других вещей, им не равных и не подобных. Тем самым происходит образо­вание определенного множества, где количественный принцип учета выходит за рамки внутреннего состояния массы, характерной для состояния не имеющего признаков индивидуации. каковым является вещество как слитность или состояние, где количественный элемент выражается опять же в качестве простой массы, что характерно, на­пример, для вещей одного рода: куча, песка, мешок картофеля, груда металла и т. д. Их совместимость является внешней как результат физических и химических процессов, либо как результат собира­тельства и земледелия, где все это получает наименование даров природы либо урожая.

Когда разрешается вопрос относительно включенности какого-либо индивида в определенное множество, речь идет об объектив­ных основаниях, которые позволяют установить в бесконечной игре каких-либо процесссов как переливов одних состояний в другие,

Глава I

 

устойчивые образования как дифференцированные внутри себя множества.

Но характеристика такого рода совокупности равного, как соб­рания сходных, подобных и одинаковых индивидов, имеет только количественное значение и определяет его суть. Здесь мера вещей действует как продолжение природного закона, скажем закона тяже­сти, и не есть процесс пользования мерой как следование закону. Последнее свойственно только человеку как мыслящему и познаю­щему существу. Поэтому именно здесь действует объективный принцип перехода количественных изменений в качественные, при­чем эти изменения могут происходит как в направлении устойчиво­го и воссоздания меры как возникновения определенного состояния или вещи, так и в направлении указанных состояния и вещи.

В отличие от этого человек есть мера вещей в том смысле, что он выходит за пределы вещественности в поле сущности, т. е. поня­тия, и в присущих ему делах способен не только использовать прин­цип меры, который объективно прис\щ вещам, но и сам для себя установить этот принцип на уровне всеобщего закона. Этот принцип меры и создается через телесно-пространственный диалог одного человека с другим, в условиях естественной, определенной самой природой человека совместной размещенности людей друг с другом н объективно имеющейся ситуации их сосуществования.

При этом признак равенства как бы объективно присущ одному индивиду относительно другого, поскольку они оба принадлежат к одному виду Homo sapiens. Это не только биологический, но и соб­ственно антропологический признак, поскольку человек свою при­надлежность к вид>. в отличие от животных, осознает. В связи с этим установление равенства или его объективная «работа» по включенности в общее как множество, имеющее количественный смысл и значение, приобретает здесь существенное качественное отличие от объективных природных процессов формообразователь­ного уравнивания вещей, где главными являются состав веществ^ либо вид растения или биологического существа

Если мы исходим из принципиальной непригодности этого вида для существования посредством биологического приспособления в природной среде, но находим у человека уравнивающее начало, присущее всякому биологическому виду, то все ресурсы сохранения вида нужно отыскивать именно в установлении способа существо-

феномен нормативно-правового сознания 97

вания, который бы обеспечил выполнение этой задачи. А эти ресур­сы могут быть найдены только в сфере отношений людей друг к другу, а затем к внешней природной среде. Отсюда совместимость и ранее описанное понимание равенства в виде объективного условия включенности индивида в объем определенного множества как формального условия консолидации, которое ты можем назвать космологическим, трансфермируются через социальный контекст в совместимость и равенство, которые представляют собой динамиче­ское состояние взаимного признания людьми друг друга и установ­ление меры в отношениях к себе подобным во всеобщем значении. А это значит, что здесь создание меры происходит не по пути пере­хода количества в качество, как это характерно для космологии, и не путем приспособления преднайденного существования к внешним природным условиям, как это характерно для биологии, а за счет исторического опыта установления (абстрактно и в общем смысле) нормы существования в условиях коллективной жизни.

Для иллюстрации абстрактного способа совместимости сущест­вования людей друг с другом, поскольку мы используем здесь схе­матизм телесного диалога, мы можем снова обратиться к названной работе Ю. А. Шрейдера, где он выделяет в качестве типологических пространственных, геометрических признаков совместимости как некоего механизма включения индивидов объем множества такие математические характеристики, как транзитивность и толерант­ность. При этом транзитивность можно истолковать как способ, по­средством которого в процессе действия указанного механизма реа­лизуется логика сходства, подобия и одинаковости, при этом такой процесс происходит в режиме согласования соответствующих про­странственных конфигураций Если мы говорим о сходстве, подобии и одинаковости, то естественно заключить, что наряду с такой спе­цификацией образования одновременно осуществляется и процесс селекции, включающий в себя такую операцию как исключение не­сходного, неподобного, неодинакового, и, таким образом отбор того, что подпадает под признаки сходства, подобия и одинаковости. На­ряду с транзитивностью как согласующей методикой пригодности в операции сравнивания одних пространственных фигур с другими, Ю. А. Шрейдер указывает на такую, сопутствующую актам включе­ния и исключения из объема множества логико-математическую мо­дальность, как толерантность.

43ак 4184

9%_____________________________________________________ Глава 1

Примечательно, что Ю. А. Шрейдер дает характеристнку этого термина, опираясь на материалы исследования особенностей зри­тельного восприятия английского математика Э. Зимана: «Традици­онный подход к изучению сходства или неразличимости состоит в том, чтобы сначала определить меру сходства. А затем исследовать взаимное расположение сходных объектов. Английский математик Э. Зиман, изучая модели зрительного аппарата, предложил аксиома­тическое определение сходства. Тем самым свойства сходства стало возможным изучать независимо от того, как конкретно оно задано в той или иной ситуации: расстоянием между объектами, совпадением каких-то признаков или субъективным мнением наблюдателя. Иначе говоря, толерантность является экспликацией понятия сходства или неразличимости».'

В дальнейшем мы обратимся к исследованию логических струк­тур перцептивности и сознания, основанному на аналогичном мате­риале зрительного восприятия пространственных фигур, которое было проведено известным французским психологом и философом Ж. Пиаже, что существенным образом корректирует математиче­ский взгляд на проблемы сходства и различия, а именно, эти моди­фикации сознания можно устанавливать вполне рационально и не считать принадлежностью математической, т. с. интеллектуальной, или чувственной интуиции.

В свете нормативного сознания, сущность которого выражается в поиске связных динамических элементов упорядочивания процес­сов окружающей действительности, признак толерантности, конечно же. не может быть ограничен простой экспликацией момента сход­ства, даже если этот момент можно выразить в виде какой-либо ма­тематической формулы.

Толерантность следует понимать в более широком смысле — как такой фактор, влияющий на результат включения и исключения, в котором реализуется некая корректировка строгости этих актов, обусловленная неидеальностью сходства, подобия и одинаковости, т. е. наличием таких ситуаций, как частичное сходство, подобие и одинаковость. Толерантность позволяет осуществлять акт включе­ния в множество определенных пространственных фигур, когда иде­альное сходство отсутствует, но присутствует частичное сходство.

Там же. С. 80.

феномен нормативно-правового сознания 99

Таким образом, состояние совместимости устанавливается в услови­ях и частичного визуального согласования сравниваемых простран­ственных фигур, за счет этого происходит некоторое разбавление принципиальной строгости актов включения и исключения.

Отмеченные селективные действия воссоздают состояние упо­рядоченности как тип соподчинения и иерархии в системе множеств и переход одного из них к другому. Иными словами, в приведенном логико-математическом примере динамика уравнивания приводит к утверждению порядка или воссоздает объективно специфическую модель пространственной космологии. Не прибегая к математиче­скому аппарату обоснования, который использует Ю. А. Шрейдер, с его позицией вполне можно согласиться, поскольку продемонстри­рованный им схематизм восприятия процессов упорядочения имеет универсальную значимость, может быть использован при объясне­нии закономерностей функционирования нормативного сознания и распространен на область упомянутых нормативных наук. Ограни­ченность применения такой модели для характеристики юридиче­ской нормы заключается в том, что она рассчитана на установление принципа меры только в сфере сравнения и является статичной. Эта модель не может быть применена для объяснения регулятивной функции порядка, поскольку характеризует его как процесс станов­ления и учреждения, завершаясь его воплощением как статичного образования. Представление об образе такой упорядоченности дает гравюра голландского художника М. К. Эсхера, которая в качестве иллюстрации приведена в названной работе.

Ю. А. Шрейдер интерпретирует это графическое изображение следующим образом: «Рисунок... показывает читателю, что накап­ливание несущественных различий у сходных объектов может при­водить к совершенно непохожим объектам. Если для объектов ука­зано только сходство, то невозможно их разбить на четкие классы так, что внутри класса объекты похожи, а между объектами разных классов сходства нет. В атучае сходства возникает размытая ситуа­ция без четких границ. Превосходная степень от сходства — нераз­личимость, а вовсе не одинаковость, как может показаться на пер­вый взгляд. Одинаковость — свойство качественно иное. Дело в том, что неразличимые объекты (так же, как и сходные) не разбива­лся, вообще говоря, на классы так, чтобы в каждом классе элемен-

Глава 1

ты не различались, а элементы разных классов заведомо различа-

лись».

Именно здесь можно усмот­реть радикальное различие, которое существует между активностью но-рмативного сознания и мате-матическим взглядом на ситуацию сход­ства, поскольку сходство для нормативного сознания яв­ляется операциональным компонентом осуществления акта селекции и отбора в ус­тановлении сериации пози­тивной и негативной рецеп-тивности, в то время как для математического обзора оно не может служить надежной базой и источником формирования мно-жества. поскольку представляет со­бой вид нечеткого отношения. Но здесь математический анализ смешивает две совершенно различные модификации усмотрения сущего, собирание, или формальную консолидацию, явлений в класс и процесс внутренней дифференциации некоего целого от исходного состояния неразличимости. То. что изображено на гравюре М. К Эсхера не есть иллюстрация неразличимости, а есть, по выра­жению самого Ю. А. Шрейдера, следствие накопления несущест­венных различий.

Нам же важно отметить некоторые визуальные аспекты норма­тивности, которые можно усмотреть в этой иллюстрации. Начало представления о норме взаимного существования индивидов, кото­рое образует регионы включенности в объем определенного множе­ства, в данном случае в сериацию рыб и птиц, связывается с двумя стихиями, не имеющими топологических границ — небом и водой. Именно такое наименование М. К. Эсхер дал своей гравюре. Разме­щение рыб в водной стихии по мере подъема этой сериации из глу­бин приводит к возникновению такой конфигурации межтелесного

Там же С. 78,79.

феномен нормативно-правового сознания 101

динамического существования, которая позволяет беспрепятственно включиться в это межтелесное пространство другой сериации, со­ставляющей совершенно другое множество — птиц. Такая про­странственно геометрическая метафора позволяет зафиксировать генезис нормативности через постепенный процесс формирования фигуры совмещения этих двух сериации. где господствующее раз­мещение одной в контексте водной стихии сменяется где-то в точке соприкосновения стихий присутствием индивидов уже другой се­риации за счет того, что другая сериация самим фактом и способом своей размещенности как бы предоставляет место расположения предыдущей, если использовать параметр вертикали, используемый автором гравюры и допускающий движение как снизу вверх, так сверху вниз. Состояние нормы как оптимального способа совмеще­ния названных сериации рыб и птиц происходит как раз на уровне соприкосновения природных стихий воды и неба, который пред­ставляет собой слой, где происходит статичное утверждение одной сериации — рыб и смена ее другой сериацией — птицами.

За пределами этой оптимальной совмещенности одних существ относительно других происходит постепенное увеличение дистан­ции между ними и размывание нормативности феномена совмести­мости, а также утрата взаимности как объективного геометрического способа согласования телесного расположения названных сериации в контексте смыкания воды и воздуха как природный стихий

Для выявления нормативного потенциала, который содержится в схематизме телесного диалога, можно обратиться к логико-математическим и философским исследованиям Л. Витгенштейна в области языкового взаимодействия и закона тождества или иденти­фикации объектов в этой сфере как жизненной реальности: «Вещь тождественна самой себе». — Нет лучшего примера бесполезного предложения, которое тем не менее связано с какой-то игрою вооб­ражения. То есть мы в своем воображении как бы вкладываем вещь в ее собственную форму и видим, что она заполняет ее.

Мы могли бы также сказать: «Каждая вещь совпадает сама с со­бой». Или же: «Каждая вещь заполняет свою собственную форму». При этом, глядя на вещь, мы воображаем, будто для нее было остав­лено свободное место и теперь она точно вошла в него.

Подходит ли это пятно к своему белому окружению? — Да, вы­ глядит оно именно так, словно бы сначала на его месте была дыра,

102 Глава 1

а потом оно заполнило ее. Однако выражение «это подходит» не просто описывает именно эту картину. Не просто эту ситуацию.

«Каждое цветовое пятно точно вписывается в свое окруже­ние» — вот несколько специализированная формулировка закона тождества».¹

Феномен совместимости, обозначенный термином «умест­ность», можно выявить и у Д. Э. Мура, несмотря на весь его крити­цизм по отношению к каким-либо априорным схемам и пристрастие к эмпирическому методу в этике: «То, что является долгом, и то. что уместно, следует определить как средства для достижения добра, поскольку как одно, так и другое, может также быть целью само по себе. Поступками уместными являются те поступки, на которые нас почти постоянно толкают сильные природные склонности и все наиболее очевидные последствия которых, обычно считающиеся добром, касаются самого действующего лица. Когда мы принимаем обязательность или уместность какого-либо поступка за конечную причину его совершения, то мы используем оба эти термина в абсо­лютно одном и том же значении: когда я задаю вопрос: "Является ли данный поступок действительно моим долгом?"' или '''Действи­тельно ли он уместен?" — то предикат, о приложимости которого ставится вопрос, здесь тот же самый. В обоих случаях мы спрашива­ем: "Является ли тот или иной результат наилучшим из возмож­ных?" — то есть повлияет ли результат, о котором идет речь, на то, что является моим (как обычно бывает, когда мы говорим об умест­ности), или это будет какой-то другой результат (как бывает, когда мы говорим об обязанности) — такое различие не имеет большего значения для ответа на поставленный мной вопрос, чем имеет для меня различие между двумя разными последствиями, касающимися других людей. Настоящее различие между обязательными и умест­ными поступками состоит не в том, что первые являются поступка­ми, исполнение которых в каком-то смысле лучше, более обязатель­но или более полезно, а в том, что обязанности являются поступка­ми, которые хвалить или подкреплять санкциями более полезно, чем поступки, которые мы имеем искушение не совершать».

¹⁹ Витгенштейн Л Философские работы. М.,1994. Ч. 1. С. 167.

²⁰ МурДж. Э. Природа моральной философии. М., 1999. С. 176-178.

феномен нормативно-правового сознания 103

Отметим, что Д. Э. Мур фактически ставит знак равенства меж­ду поступком, приемлемым, совместимым с точки зрения его ре­зультата для общества, с поступком, который совершен из чувства долга и на основании моральной обязанности, придерживаясь при этом общего мнения, что всеобщие предписания, даже если их со­блюдение сомнительно с точки зрения обретения индивидуальной пользы, следует исполнять, поскольку их нарушение губительно как воплощение дурного примера.

Тематическое поле нормативности демонстрируется не только на уровне чисто логико-математической экспозиции, и в этом можно убедиться, обратившись к другой работе, которая посвящена уже проблемам собственно нормативной науки — этики. В «Этике» Ю. А. Шрейдер предлагает использовать логико-математический подход при анализе нормологического воздействия совести индиви­да на его поступки, где происходит реализация морального выбора. Схематизм такого воздействия он называет «алгеброй совести» и характеризует его следующим образом: «Речь пойдет не об алгеб­раическом описании действия совести, не о том, чтобы формализо­вать процесс возникновения суждения совести. Мы будем считать его некоей данностью, а описывать будем логику взаимодействия суждения совести с объективной моральной ситуацией и с готовно­стью субъекта согласиться с суждением совести. Вот эта логика взаимодействия может быть описана простой алгебраической схе­мой, позволяющей понять и объяснить ряд особенностей морально­го выбора.

В каждой конкретной ситуации места и времени мир может либо быть источником соблазна, либо им не быть. Совесть может либо заметить соблазн, либо не заметить, а субъект дать согласие отказаться от замеченного совестью соблазна либо не дать. Иначе говоря, в реальной ситуации мир безусловно плох, либо безусловно хорош. Голос совести либо отвергает притязания мира, либо при­нимает их. Наконец, и свое согласие субъект либо дает, либо отка­зывается дать. Итак, мы исходим из того, что в моральной сфере все происходит по логике "да'' или "нет"'. Эта логика означает, что состояния мира, совести и согласия в каждой из мыслимых ситуа­ций можно охарактеризовать либо как позитивные (+), либо как негативные (-). Позитивная оценка мира означает, что в данной ситуации мир не соблазняет субъекта совершить зло. Негативная

104 Глава }

соответствует наличию в мире соблазна. Позитивная оценка совес­ти означает, что совесть оценивает мир как не вводящий в соблазн злу, отрицательная — совесть сигнализирует о появлении соблаз­на. Позитивная (+) оценка согласия есть знак того, что субъект со­глашается с предупреждением совести о наличии соблазна. Отри­цательная — (-) свидетельствует о том, что субъект не соглашается с голосом совести.

...Представление действий субъекта трехуровневой схемой (рефлексивной структурой), включающей объективную оценку ка­чества мира, оценку мира совестью, оценку этой оценки (или оценку готовности учитывать эту оценку), как раз и составляет модель мо­ральной рефлексии, или формальную модель этики. Именно матема­тическая метафора делает наглядными философские представления о логике формирования моральных оценок. Формальная этика не менее правомерна, чем формальная (математическая) логика, завое­вавшая себе все права на существование. Основная идея формальной этики связана с представлением о том, что знание о мире — это не пассивный слепок с происходящих в нем событий, а активно форми­руемое самим познающим субъектом представление о мире и собст-

венном отношении к этому миру».

Что касается отношений между людьми, то общность изначаль­но определяется происхождением, создавая линии и системы родст­ва. Такого рода общность является предметом анализа социальной антропологии и этнологии. Мир физических объектов безразличен к феномену общности, он имеет значение как условие совместной жизни сообщества, как пространственное размещение, наполненное, кроме того, движением природных стихий, динамическая эксплика­ция которых в архаическом сознании человека была дана в древно­сти еще досократиками.

Взаимопроникновение стихий необходимо относить не к харак­теристике и моменту взаимоприемлемости и взаимоотносимости одного к другому, а к безучастному движению стихий.

Химические процессы, которые трактуются иногда в термино­логии избирательного сродства, следует признать ничем иным, как выражением антропоморфизма.

²¹ Шрвйдер Ю. А. Этика. М., 1998. С. 197, 198, 199, 203,204.

феномен нормативно-правового сознания 105

Принципиально новый вид взаимодействия, который принято называть способностью приспособления к окружающей среде, при­надлежит живому. И только на этом уровне можно говорить о фено­мене объективного учета окружающей среды с точки зрения нали­чия или отсутствия условий для жизни. Здесь действует пространст­венный принцип взаимного размещения видов, который уже обогащен функцией обмена со средой. В связи с этим ритмика об­мена, которая обусловлена наличием соответствующих условий для жизни создает схематизм приспособления в виде реагирования на изменения, происходящие в окружающей среде.

В животном мире создаются природные аналоги общего, орга­низованного обитания, которые обусловлены принадлежностью к одному и тому же виду живых организмов. Материал наблюдения за поведением высших животных внутри вида, чем собственно и зани­мается этология, может служить хорошей иллюстрацией совмести­мости общего пребывания вида в тех или иных условиях природной среды. Именно данные этологии позволили выявить явление внут­ривидовой агрессии, присутствие у особей вида стремления к завое­ванию определенного, благоприятного места обитания. В подтвер­ждение этого можно сослаться на известные исследования этологов К. Лоренца и Н. Тинбергена.

Такое поведение животных имеет место наряду с общим согла­сованным существованием вида по отношению к остальной окру­жающей среде, которая также таит в себе опасность, поскольку один вид во многих случаях создает условия для существования другого вида. То, что считается естественным отбором, есть не что иное, как динамическое выражение совокупности внешних и внутренних эво­люционных процессов в существовании вида и. как уже неодно­кратно признавалось, не может оцениваться как борьба за выжива­ние в антропологическом смысле, поскольку в биологическом кон­тексте невозможно выявить поведение, сопряженное с намерением и Целью.

Если и можно говорить о цели в природе, то только в динамиче­ском, процессуальном смысле эффекта приспособления, где норма существования не отыскивается, а создается объективно за счет именно биологических ресурсов вида. В этом отношении целесооб­разность в природе в понимании И. Канта и представляет антропо­морфную пропозицию в панорамном обозрении живого, есть не что

106____________________________________________________ Глава 1

иное, как целесообразность без целеполагания, или квазицелесооб­разность.

По этому поводу можно допустить утверждение по аналогии, что цель человеческого существования включает в себя феномен неизбежной смерти, и вся совокупность общественных отношений представляет собой безуспешное усилие или попытку избежать ее.

Таким образом, норма с\ществования в мире живого создается объективно' с одной стороны, за счет присущего животным ин­стинкта самосохранения как избегания опасности и, с другой сторо­ны, — за счет мощного импульса бессознательного инстинкта жиз­ни, который может существовать без какого-либо рационального обоснования Эта норма существования располагается в пространст­ве между избеганием опасности и удовлетворением органических потребностей в питании и размножении. Иными словами, мы не на­ходим в среде высших животных механизма сдерживания «агрес­сии», что подтверждается данными зоопсихологии, этологии, соци­альной психологии древних обществ и философско-антропо­логическими исследованиями Обсуждаемая в этой пограничной области гуманитарного знания проблема так называемого зла за­ключается в отстаивании принципа тесной связи между животной агрессией и человеческим поведением, которое носит разрушитель­ный для общества характер По существу эта проблема приобретает космологический смысл

В человеческом сообществе феномен взаимности с точки зре­ния обмена с окружением принимает двуединую конфигурацию, он существует исходно в условиях естественных институтов семьи, рода и получает индивид>альный способ выражения относительно каждого члена общества Поэтому обмен со средой, поскольку именно в таком естественном виде этот обмен существует в архаи­ческих сообществах, осуществляется коллективным образом, но в этом коллективе каждый его член является принадлежностью це­лого В связи с этим образуется функциональное соотношение и соответствие внутри рода, где определяется усилие каждого во имя целого и провоцируются такие процессы, как разделение труда, разделение власти и авторитета. Именно разделение в сфере функ­ций сообщества создает условия для максимальной консолидации, и то, что разделение на группы, классы, богатых и бедных может явиться условием для самоуничтожения юридической нормы вы-

феномен нормативно-правового сознания 107

глядит противосмысленно. поскольку всякое разделение и кон­фликт создает определенный тип сплоченности, который это раз­деление нормализует с точки зрения определения его меры. Эта мера проходит по линии приемлемого и неприемлемого, наличия условий для согласования, консенсуса или установления крайней дистанции по отношению к врагу, будь то враг семьи, клана, идей­ный, классовый или единоличный враг.

Трудно согласиться с тем, что ненормативность, состояние ра­дикального конфликта в сфере общественных отношений, где гос­подство естественных институтов (семьи, рода, племени) сменяется господством социальных институтов государственной власти, может обеспечить прогрессирующее развитие человеческой природы. Ко­гда-то И Кант указывал, что общественные отношения представля­ют собой необщительное общежитие. Именно такое качество отно­шений позволяет обществ\ развиваться по направлению к цивили­зации, но это необщение располагается внутри общности и питает эту общность, создавая нормативы в сфере конфликтующих интере­сов. Подобное необщение связано с повсеместным естественным стремлением индивидов к благу и счастью путем реализации при­надлежащих им прав и свобод Поэтому необходимо отыскать дей­ствительные истоки юридической нормы, которые имеют антропо­логические основания Для этого следует обратиться к нормативной перцептивности. которая базируется на пространственных представ­лениях коллективного существования людей в обществе. Простран­ственное восприятие имеет социально онтологические последствия, поскольку воссоздает специфический перцептивный спектр или ас-пектологию нормативного отношения к рядоположенности назван­ного коллективного существования людей.

Эти аспекты нормативности имеют геометрический смысл и обусловлены измерением тех способов взаимного расположения людей друг к другу, которые имеют место в человеческом сооб­ществе.

Первичным геометрическим аспектом такого измерения являет­ся равная родовая принадлежность индивидов к этому сообществу. Можно было бы назвать такой способ отношения и совокупность арифметическим, но это не так. поскольку исходным является ли­нейное очертание совокупности и принадлежность к ней определя­йся не по принципу количественного счета, характерного для си-

_

1Q8_____________________________________________________ Глава 1

туации, предполагающей наличие условий исчисления в силу диф­ференциации предметов и вещей, т. е. в условиях четко просматри­ваемой различимости

Этот аспект равенства также присутствует в определении при­надлежности индивида к роду, но он является вторичным и произ­водным, представляя собой результат внутренней дифференциации и структурирования рода Вместе с тем, эти две операции уравнива­ния в дальнейшем начинают существовать в неразрывном единстве и исчисление рода происходит как в-себе. так и для-себя

В данном случае приоритетной значимостью обладает равенство для себя, поскольку именно в этом аспекте равенства кроется гене­зис нормы как способности измерять сущее и Другого как равного себе. Первоначально этот аспект присутствовал только в сфере соз­дания условий жизни, когда в целом и внутренняя дифференциация рода как процесс находилась в подчиненном состоянии

Таким образом, равенство могло быть идентифицировано через род только по внешним антропологическим признакам, наделением каждого символическим знаком тотемной родовой принадлежности. Эта символическая индивидуация. определяемая исходя из естест­венных оснований происхождения от одного общего предка. В этом смысле такого рода включенность в природу, а также силы и спо­собности предка могли быть отличительным признаком клановой индивидуации, определяя статус той или иной семьи. Иными слова­ми, совместимость в родовой общине не являлась социальной про­блемой, поскольку ее единство и сплоченность обеспечивались единством общего происхождения. Эта проблема возникает тогда, когда распознавание родовой принадлежности не становится пре­пятствием в установлении и определении качества отношений меж­ду людьми Именно в подобного рода ситуации возникает проблема признания как проблема отчужденности, дистанцированности, по­скольку предшествующее положение основывалось на статичном антропологическом измерении, ресурсы которого при появлении феноменов разделенное™ оказались недостаточными с нормативно-регулятивной точки зрения

Для преодоления прогрессирующего отчуждения требовался новый уже не чисто антропологический, а социальный инструмента­рий, место которого располагалось уже за пределами естественной кровно-родственной «соматики» в межтелесном пространстве, где

феномен нормативно-правового сознания 109

антропологическая связь заменялась связью через интерес, потреб­ность, находивших свое воплощение в конкретных вещественных благах. Эта связь и есть не что иное, как обмен через соглашение, договор и сделку.

В «Очерке о даре» М. Мосс описал схематизм имущественного обмена, который еще лишен устойчивого внутреннего количествен­ного измерения в интенциях возможного обогащения и получения максимальной выгоды, такой обмен носит состязательно-соревновательный характер. Однако в сфере этого состязания созда­ется норматив будущей эквивалентности и схематизм ответного да­ра в виде бремени обязательства в модусе — равным за равное. Этот же стандарт становится преобладающим, уместным и приемлемым и в случае негативного обмена как разрушительного ответного дара по отношению к причинению вреда, ущерба, насилию и лишению. Можно говорить, что наряду с борьбой имущества и собственности, которая достигает своего максимального напряжения и воплощения в феномене потлача, реализ\ется борьба лишений, причинения вре­да, вражды и насилия, выражающаяся в таких явлениях, как кровная месть, родоплеменные междоусобные войны.

Иными словами, оттачивание позитивной социальной нормы происходит в сопряжении с соответствующим тренингом в области негативного -— мера благодарности и мера ответного воздаяния со­существуют в своем процессуальном выражении в одном и том же социальном пространстве.

Естественно, взаимность отрицательная и взаимность положи­тельная с точки зрения воссоздания условий для жизни не получают адекватного нормативного отражения в коллективных представле­ниях архаического сообщества и в древней мысли. Универсум кон­фликта воспет Гераклитом, который считал войну одновременно источником смерти и жизни Но тем не менее вражда признается как неприемлемый способ отношения к соплеменнику внутри сообщест­ва и тем или иным образом исключается из его жизни.

Здесь необходимо отметить одну операцию взаимного призна­ния в позитивном смысле принципа талиона, когда она получает одобрение со стороны сообщества и начинает составлять необходи­мую принадлежность нравов. Однако этот компонент признания, будучи включенным в совокупность приемлемого, приобретает для всех универсальную аксиологическую значимость Равенство как

110____________________________________________________ Глава 1

мера в обмене благом и лишением приобретает всеобщее значение. В исходной конфликтологической ситуации негативная эквивалент­ность как равноценность вреда и отмщения выступает как универ­сальный способ реагирования в ответ на лишение. Схематизм равно­го взаимного ответствования в виде принципа талиона выносится вовне как стандарт, имеющий такое же функциональное выражение, как и позитивный ответный дар или благодарность.

Здесь становится вполне различимым признак равенства в его геометрическом выражении, но уже в номинации закона как равного для всех установления. При этом линейность проявляется в данном случае как свойство >равнивания, силовая составляющая которого заключается в равном подчинении всех одному универсальному принципу поведения как норме существования. Второй аспект урав­нивания состоит в том, что геометризм используется как способ на­чертания объемов самообладания, которое чутко реагирует как на благодать, так и на лишение. Эта реакция выражается в жесте воз­даяния, которое в своем реальном воплощении использует уже не геометрический, а арифметический способ обменной операции, ос­нованной на количественном расчете. Этот расчет и соответствую­щая обменная операция необходимы для того, чтобы самообладание осталось на том же уровне и не утратило свою значимость для соци­ального окружения.

В связи с этим равенство как юридический принцип права, обя­занности и ответственности имеет антропологические истоки и в своем принципиальном значении есть не что иное, как бытие чело­века равным самому себе в своем достоинстве при осуществлении права и при его отстаивании.

Именно всеобщность, или законоподобие, придает какому-либо установлению значимость и статус нормы, которая представляет со­бой динамический «осадок» — многоуровневую регулятивную се­диментацию в виде принципа и эмпирического актуального приема в утвердительном и отрицательном определении условий и послед­ствий совместного существования людей друг с другом в обществе как бытия-в мире.

В контексте позитивной взаимности в отношении к Другому на­ходят опредмечивание аспекты приемлемых действий, выражающие динамику следования норме как образцу, стандарту. Причем такое следование реализуется уже не в виде элементарного акта уподобле-

феномен нормативно-правового сознания 111

низ или ритуализированного приема, а в модификациях позитивно­го, или активного поведения, направленного на сохранение согласия и мира в притязании на благополучие, пользу и счастье. При этом действует также и нормативный схематизм соблюдения запрета в модальностях воздержания, избегания, уклонения и отказа от со­вершения неблаговидного в социальном смысле акта.

Именно принцип талиона позволяет произвести различение в области социальной активности и номологически, т. е. на уровне всеобщего, разделить сферу отношений между людьми на норма­тивные массивы позитивной и негативной рецептивности. Это сле­дование реализуется через отсечение от позитивного того, что не­пригодно, неприемлемо, недопустимо точно таким же образом, как это происходит в случае нормативного перцептивно-вкусового раз­личения правого от левого, годного от негодного, съедобного от не­съедобного, сырого от вареного, готового от неготового. То, что ос­тается от этого высвобождения позитивности, и есть приемлемое, допустимое, согласующееся с актуальной ситуацией как казусом и принимающее в силу подобия, одинаковости и массовидности этих ситуаций характер обыкновения, повседневного образа поведения. Именно это нужно считать нормой существования, от которой юри­дическая норма отличается своим пограничным расположением в направлении публичного способа восприятия аномалии, т. е. откло­нения от этой нормы. Вместе с тем юридическая норма устанавлива­ет также образцы и стандарты приемлемого, определяя и схематизи­руя через позитивные формы и способы поведения массив позитив­ной рецептивности, касающийся распоряжения со стороны индивида как субъекта права имуществом, силами и способностями. В нормо-логической активности сообщества просматривается стремление к достижению гармонического сочетания между истиной, благом и пользой, где через свободу реализуется потенциал возможного как контингентное™, а право представляет собой соразмерность или согласующий норматив в сочетании этих трех ценностных компо­нентов сущего. При этом право содержит в себе возвышающий и облагораживающий его ингредиент добра, представляя собой способ устранения лишения, вреда и разрушения. Оно само по себе стано­вится динамической ценностью, которая пролагает — путь к ста­бильности и благополучию. Право в своей регулятивной функции не

112 Глава I

является целенаправленной деятельностью по совершенствованию нравов, но создает для этого необходимое условие.

В сфере индивидуального и частного равенство имеет количест­венное, арифметическое выражение, а индивиды представляют со­бой геометрически очерченные целостности правообладания, где реализуются телесно-диалогические процессы по увеличению, со­хранению и восполнению объема этого правообладания. Поскольку индивидуальное право в процессе этой динамики сталкивается с аналогичной динамикой правообладания, присущей другим, т. е. принимает отчужденный от внутреннего сосредоточения предмет­ный характер, то необходимым образом возникает также отчужден­ный публичный механизм нормативного уравнивания, который на­ходит свое функциональное воплощение в системе правопорядка. Государственная власть в силу такого своего назначения, одновре­менно, выступает социальным институтом принудительного утвер­ждения юридической нормы, диагностируя при ее применении те­кущее положение дел посредством реализации права на судебную защиту, которое принадлежит индивиду наряду со всем остальным объемом правообладания, используемым им в целях своего частного благ осозидан ия.

В этой области равенство перед законом дополняется новым принципиально важным компонентом равенства всех перед судом, где происходит публичное рассуждение относительно правого и не­правого и динамика уравнивания реализуется уже не в том состяза­тельном процессе стремления к благу, который характерен для сис­темы частного благосозидания, а в публично организованном состя­зательном процессе по отстаиванию правоты в пользовании правом. Такой способ отстаивания правоты есть не что иное, как реализация процесса индентификации правообладания с точки зрения выдвину­того открыто обвинения в нарушении его целостности и соответст­вия этого обвинения факту и действительному положению дел или имеющим место юридически значимым обстоятельствам.

Это сфера установления юридической ответственности. Ее осо­бенность заключается в том, что ранее существовавшие в состоянии относительной разделенности в-себе и для-себя статичное правооб-ладание в его геометрической целостности и динамика реализации права как процесс количественного накопления индивидуального благосозидания, совмещаются воедино в феномене геометрического

феномен нормативно-правового сознания 113

и арифметического способов нормирования ответственности, преду­смотренной законом. Ключевыми моментами в применении юриди­ческой ответственности являются соотносимость нарушения права как посягательства на личность, ее достоинство и тот ущерб, кото­рый ей причинен этим посягательством. В случае достоинства лич­ности восстановление права в его геометрическом выравнивании до степени возвращения в состояние, имевшее место до осуществления посягательства и нарушения права, не может получить адекватного воплощения, как нельзя человеку, обществу и государству быть не­бывшим. Речь может идти о наказании и установлении в отношении виновного лица степени такого удела претерпевания и лишения, ко­торый бы имел признаки вполне адекватного реагирования на со­вершенное правонарушение. Такой прием в определении ответст­венности есть совмещение принципа соразмерности между степе­нью или тяжестью преступного деяния и назначенного судом наказания, который можно считать геометрическим способом уста­новления, поскольку в сравнительном интеллектуальном дискурсе здесь участвуют три целостности — преступление, санкция закона как наказание и личность преступника. Во всех этих трех состав­ляющих сравнительно оценивающего анализа фиксируется именно целостность и их объемное, а не количественное выражение. Коли­чественный компонент в процедуре установления ответственности и назначения наказания реализуется уже в таких юридических мо­дальностях, как мера наказания, объем и размер ответственности.

При этом в конечном и принципиальном смысле эквивалентом лишающего воздействия является качество жизни, будет ли это вы­ражено в лишении свободы, денежном либо, имущественном взы­скании. Этот жест лишения как факт ценностного изъятия характе­рен только для уголовного и административного наказания, приме­нение которого призвано оказывать воздействие на личность виновного. В случае применения гражданско-правовой ответствен­ности, где осуществляется принуждение к исполнению обязательст­ва, следующего из закона или условий договора, такого лишающего воздействия не происходит, здесь имеет место использование пуб­личного силового воздействия к внесению долга и возмещения убытков, т. е. того, что оказалось неполученным и причитается как следствие недобросовестного осуществления гражданских прав либо причинения вреда, которое не подпадает под признаки уголовно на-

114____________________________________________________ Глава 1

казуемого деяния (гражданско-правовой деликт). В ситуации граж­данско-правового деликта, которая в древнем праве претендовала на главенствующий способ измерения утраты или неполученного, не­смотря на неоднозначность того, что входит в состав убытков, им­плицитно реализован принцип талиона — равным за равное. Он присутствует в самой идее полного возмещения вреда, хотя в случае судебной защиты нарушенного в результате гражданско-правового деликта права никто не утверждает о каком-либо присутствии мсти­тельного начала, которое определяло отношение к деликту как об­щему понятию нарушения права в архаическом законодательстве.

Следует отметить, что формирование и формулирование языка нормативности основывается на актуальном присутствии слова и дела, которые при их артикуляции и совершении тем или иным субъектом сопряжены с его расчетом на то, что состоится их бес­препятственное включение в социальное пространство. В этом от­ношении слово и дело представляют собой текущую фактуальность и событийность, которая проявляется на фоне и в контексте уже сложившейся и имеющей место социальной реальности. Они либо плавно включаются в наличный, актуальный социальный контекст, будучи воспринятыми как пригодные для него и приемлемые, либо «зависают» в их непризнании и отвергаются как фактуальность, ко­торая с точки зрения нормативного сознания и нравов является де­фектной, аномальной и отклоняющейся от правила.

Реакция на эту ненормативность дифференцируется в зависимо­сти от субъекта ее восприятия. Эти факты могут не приниматься во внимание и оставаться без ответа, сталкиваясь с молчанием как не­приятием.

С другой стороны, если они пытаются включить в себя или при­своить фрагмент социального контекста, скажем, претендуя на уве­личение объема имущественного правообладания и индивидуальной власти до степени произвола и тем самым осуществляя посягатель­ство на аналогичное пространство правообладания другого лица, то охарактеризованный субъект ненормативности наталкивается на со­противление и естественное, обусловленное природой всего живого ответное действие в виде силовой реакции противодействия. Такой вид реагирования уже есть активное защитное противодействие этой ненормативности как проявлению насилия.

феномен нормативно-правового сознания 115

Таким образом, принцип талиона представляет собой естествен­ную реакцию на нарушение права в контексте социальной реально­сти и присущим ей способом. При этом социальная реальность рас­сматривается как совместное сосуществование людей, находящихся между собой в отношениях взаиморасположения, которое в его ди­намическом аспекте есть не что иное, как специфическая модифика­ция телесного диалога индивидов как субъектов правообладания посредством слова и дела. Принцип талиона это не результат де­тального расчетливого рассуждения относительно объема и меры ответственности, следствие непосредственной, импульсивной реак­ции на нарушение права, которое в этом случае можно трактовать как посягательство на принадлежащий индивиду объем прав.

Такое рассуждение возможно только на уровне публичного язы­ка и деятельности как метаязыка и метадсйствия, которые распола­гаются за пределами телесного диалога частных правообладаний и конфликта, возникшего между субъектами права. Это рассуждение составляет содержание и дело публичного правосудия, эта инстан­ция находится на принципиальной дистанции от локализации юри­дического конфликта и правонарушения, воплощая тем самым из­вестную правовую аксиому: никто не может быть судьей в своем собственном деле.

Количественная динамика равенства реализуется через проце­дуру справедливого судебного разбирательства и назначения нака­зания в соответствии с той санкцией, которая установлена законом, что отчетливо просматривается в соответствующей методике расче­та. В гражданском законодательстве ст. 395 ГК РФ установлена от­ветственность за пользование чужими денежными средствами: «За пользование чужими денежными средствами вследствие их непра­вомерного удержания, уклонения от их возврата, иной просрочки в их уплате либо неосновательного получения или сбережения за счет другого лица подлежат уплате проценты на сумму этих средств. Размер процентов определяется существующей в месте жительства кредитора, а если кредитором является юридическое лицо, в месте его нахождения учетной ставкой банковского процента на день ис­полнения денежного обязательства или его соответствующей части. При взыскании долга в судебном порядке суд может удовлетворить требование кредитора, исходя из учетной ставки банковского про­цента на день предъявления иска или на день вынесения решения.

_И6____________________________________________________ Глава 1

Эти правила применяются, если иной размер процентов не установ­лен законом или договором». Но ее нельзя признать в строгом смыс­ле санкцией, поскольку она не действует автоматически в случае неисполнения денежного обязательства, а связана с тем, заявлено соответствующее требование истцом или нет В данном случае здесь действует частно-правовой принцип свободы усмотрения лица при осуществлении права на судебную защиту, предусмотренный ст. 9 ГК РФ. граждане и юридические лица по своему усмотрению осу­ществляют принадлежащие им гражданские права

Таким образом, геометрическая и арифметическая модификации равенства при осуществлении права и при применении юридической ответственности позволяют, с одной стороны, понять и объяснить схематизм и «работу» нормообразования на уровне индивидуально­го сознания и раскрыть его смысл с точки зрения формирования массивов позитивной и негативной рецептивности в системе дейст­вующего законодательства, а с другой стороны, они же позволяют объяснить схематизм формирования базовой позитивной норматив­ности и ее антипода — социальной аномалии и ненормативности, на уровне нравов и правоотношений. При этом правоотношение пони­мается как отношение между лицами, соответствующее требовани­ям права и закона. Оно подпадает под юрисдикционный контроль со стороны гос>дарства, но совершенно необязательно, чтобы этот контроль в виде детальной регламентации актуально осуществлялся. Этот контроль реализуется в ситуации юридического конфликта пу­тем осуществления права на судебную защиту.

Право как нормативная система, определяющая условия суще­ствования людей в обществе, находится под охраной закона и го­сударственной власти Эта система является продуктом естествен­но возникающих отношений между лицами как субъектами права. Юридический аспект права, находящий выражение в индивидуаль­ном сознании, заключается в том интеллектуальном усмотрении, которое М Вебер в свое время охарактеризовал как «значимость» порядка: «Поведение, особенно социальное поведение, а также со­циальные отношения моглт быть ориентированы индивидами на их представление о с> ществовании легитимного порядка. Возмож­ность такой ориентации мы будем называть ''значимостью" данно­го порядка. ''Ориентировать" поведение на "значимость" порядка можно, конечно, не только "следуя" его (усредненно понятому)

феномен нормативно-правового сознания_________________________ 117

смыслу. Даже в тех случаях, когда этот (усредненно понятый) смысл "обходят" или сознательно "нарушают", на поведение в ряде случаев продолжает показывать действие возможность того, что порядок в какой-то мере сохраняет свою значимость (в качестве обязательной нормы). Прежде всего из чисто целерациональных соображений. Вор, скрывая свой поступок, ориентируется на зна­чимость законов уголовного права Он вынужден скрывать его именно потому, что в определенной среде порядок сохраняет свою "значимость''..Значимость и отсутствие значимости определен­ного порядка не являются в социологии абсолютной альтернати­вой, подобно тому как это имеет место в юриспруденции с ее не­преложными целями».²²

В противовес такому безразличию к правовому содержанию общественных отношений, где прослеживается односторонняя ак­центуация на легитимный порядок как сферу принуждения, мы мо­жем указать, что «значимость» порядка заключается и в том, что, реализуя принадлежащее ему право, индивид ориентируется на то, что его действия и их направление, как соответствующие закону найдут в случае возникновения спора об этом праве защиту со сто­роны государства

Завершая это рассуждение о характере правоотношения, можно сказать, что в отечественной юридической литературе уже частично преодолен взгляд на правоотношение как продукт регламентирую­щей функции юридического закона и попечительской, патерналист­ской роли государственной власти по отношению к индивиду как носителю прав и свобод. Так. в учебнике А. Ф Черданцева «Теория государства и права» указывается «Общественные отношения, бу­дучи урегулированными нормами права, становятся правовыми от­ношениями. Правоотношение— это возникающее в соответствии с требованиями норм права общественное отношение, участники ко­торого имеют субъективные права и юридические обязанности, га­рантируемые государством. Есть реальные отношения, которые су­ществуют до права, помимо права, поскольку существует само об­щество. Есть право или нет права, но, коль скоро общество существует и функционирует, в нем всегда будут складываться от­ношения, связанные с производством средств существования самого

²²ВеберМ Избранные произведения. М., 1990. С 636-638.

118____________________________________________________ Глава 1

человека и воспроизводства самого человека. В совокупности эти отношения можно назвать базисными. Применительно к этим отно­шениям подходит первое определение правоотношения. Правоот­ношение выступает в данном случае как урегулированное правом реальное отношение, которое может существовать и без права. Дру­гие же отношения существуют постольку, поскольку существует право. Эти отношения и возникают на основе нормы права, а при отмене нормы права исчезают и сами правоотношения. В качестве примера можно взять налоговые или процессуальные отношения»."

Со своей стороны отметим, что правового качества отношений как формы воплощения самостоятельной активности индивидов и выражения их свободы не может существовать вне феномена норма­тивности, поскольку отсутствие нормы означает одновременно и отсутствие правового качества взаимоотношений между индивида­ми, само соглашение между сторонами в конечном счете способно осуществляться только в присутствии этой нормы. Здесь, конечно, можно говорить о том, что эта нормативность может исходить из традиции, морали и религии, но в данном случае важное значение имеет наличие у нормативности статуса всеобщности и универсаль­ности и, как указывал М. Вебер, непреложности. Таким потенциа­лом, как свидетельствует история человеческой цивилизации, обла­дает только юридическая норма. Поэтому не отрицая того, что пра­вовое качество отношений может существовать не только в юридической форме, все-таки необходимо сказать, что такое суще­ствование может иметь место именно в присутствии этой формы как необходимого условия, которое обладает фундаментальной прочно­стью, обеспечивающей и гарантирующей в конечном счете правовое качество социальной действительности как некое целостное состоя­ние. При этом следует провести различие между правовым и юриди­ческим как в ситуации их сливающегося схождения и синтеза, так и в дистанцированности динамического взаимосуществования. Право­вое как качество социальной действительности имеет универсальное значение и пронизывает всю область отношений между людьми, по­скольку представляет собой исторически достигнутую степень осу­ществления свободы человека в обществе.

Чердэнцее А. Ф. Теория государства и права. М., 2001. С. 288, 289.

феномен нормативно-правового сознания 119

Социальное расслаивается на целую совокупность ингредиен­тов — политическое, экономическое, научно-техническое, этиче­ское, юридическое, религиозное, эстетическое.

Феномены свободы и права составляют внутреннее динамиче­ское существо всех этих видов активности и присутствуют в качест­ве креативных и формообразующих факторов во всех этих слоях социального. Эти слои можно отделить друг от друга только в абст­ракции, к тому же перечисленные ингредиенты находятся в динами­ческом взаимопроникновении и выделяются в самостоятельные, «чистые» явления и формы только на определенной качественной ступени своего внешнего выражения.

Право и свобода одновременно воплощают в себе полноту жиз­ни, которая выступает в качестве исходной ценности. Одновременно чувство жизни сопряжено с оптимальной степенью самообладания как определенного объема и полноты власти над окружающими об­стоятельствами. Подобное представление о полноте существования, которое имеет экстенсивную, или горизон