От манифеста 17 октября 1905 Г. К третьеиюньскому перевороту 1907 Г. 9 страница

Общая цель реформы — создать массовый и устойчивый слой крестьян-собственников, решить этим и проблему подъема эко­номики сельского хозяйства, и проблему упрочения фундамента третьеиюньской монархии — оставалась неизменной. Методы до­стижения этой цели не всеми и не всегда понимались одинаково. Рассуждать о разрушении общины ежегодными переделами ради каждого выделяющегося было хорошо на бумаге. На практике к началу реформы в распоряжении Главного управления земледе­лия и землеустройства (ГУЗиЗ) было всего 200 межевых чинов. К 1914 г. число чиновников, способных справляться с простей­шими землемерными работами, было доведено до 6 тыс. — на всю Россию. Поэтому уже Временные правила 15 октября 1908 г. о выделе надельной земли к одним местам рекомендова­ли приступить к межеванию, только если из общины выделялось не менее 1/5 ее членов, в крупных селах —не менее 50 хозяев. С 1909 г. землеустроительные органы стали предпочитать раз-верстание целых общин. Правила 19 июня 1910 г. уже прямо предписывали отдавать предпочтение разверстанию целой общи­ны, а одиночными выделами заниматься в последнюю очередь. Из этой эволюции правил о выделе и из поправок Думы и Го­сударственного совета к указу 9 ноября 1906 г., усиливших на­жим на общину, П. Н. Зырянов сделал вывод: ГУЗиЗ и законо­дательные палаты изменили первоначальный замысел реформы. Правительство, считает П. Н. Зырянов (как бы вынося за его рамки ГУЗиЗ), «хотело опереться на слой устойчивых собствен­ников», а законодатели «взяли курс на ускоренное и широко­масштабное насаждение массового собственника», который не мог быть устойчивым.¹²

Работа П. Н. Зырянова — самое обстоятельное и вдумчивое ис­следование столыпинской реформы. Все его наблюдения заслужи­вают внимания. Но все же различие позиций Столыпина и Кри-вошеина — вопрос тактики, а не целей. Столыпин действительно больше подчеркивал конечную цель реформы. Он призывал вла­сти, непосредственно ее проводившие, «проникнуться убеждени­ем, что укрепление участков лишь половина дела, даже лишь на­чало дела, и что не для укрепления чересполосицы был создан за-

¹¹ Расписание пределов дробимости хуторских и отрубных участков (Там же. Ф. 1291. Оп. 120. 1912 г. Д. 34. Л. 150—156).

¹² Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 81, 90.

 

_кон 9 ноября».¹³ Но и законодатели рассматривали раздробление обшины на массу неустойчивых личных хозяйств лишь как «на­чальный шаг». Дальнейшие меры правительства, считали они, внесут «должный порядок» в крестьянское землеустройство.¹⁴ В свою очередь ГУЗиЗ ни в начале реформ, ни в дальнейшем не забывало, что «конечной преследуемой ею целью» является об­разование «класса мелких собственников — хуторян и отрубни-

ков»

а».

Возглавляемое Кривошеиным ГУЗиЗ просто более трезво оце­нивало свои возможности и понимало, что насаждение такого класса усилиями «сверху» неосуществимо. «Громадный историче­ский процесс нового собирания земли русской в... отрубные хо­зяйства, — говорил Кривошеий уже в 1908 г., —...должен совер­шиться и непременно совершится преимущественно личными уси­лиями крестьян», причем «от земли могут уйти те,...кто не призван быть на ней умелым хозяином».¹⁶ Устойчивые собствен­ники, таким образом, должны были постепенно выкристаллизовы­ваться из массовых собственников за счет неустоявших. Но ведь по сути дела то же самое говорил в том же 1908 г. и Столыпин, когда он называл будущего «разумного и сильного» хозяина «куз­нецом своего счастья», которого, однако, ни закон, ни государство не могут гарантировать «от возможности утраты собственности».¹⁷ Готовность ГУЗиЗ сбавить темпы устройства единоличных хо­зяйств и соглашаться на групповое землеустройство (раздел зе­мель между селениями, установление четких границ с частными владениями — их доля в землеустроительных работах выросла с 23,9 % в 1908 г. до 43 % в 1912 г.) ¹⁸ была связана еще и с ката­строфической финансовой необеспеченностью реформы. С 1910 г. Кривошеий особенно настойчиво подчеркивает: без агрономиче­ской и экономической помощи переход на хутора не ведет к по­вышению производительности и доходности хозяйств, а в таких условиях спешить с разверстанием на хутора — значит лишь ком­прометировать идею.¹⁹

Столыпин надеялся провести земельную реформу за 20 лет. Из-за начала первой мировой войны она была свернута на восьмом году. Поэтому всякие суждения об итогах реформы должны учи­тывать, что мы имеем дело с незавершенным процессом. Но ре­зультаты этих первых лет достаточно показательны. За 1907— 1914 гг. из общин вышло 3084 тыс. дворов. К общему числу общинников в 1905 г., с которым обычно сравнивают итоги рефор­мы, это составило бы 32,5 %. Но количество крестьянских хо­зяйств ежегодно увеличивалось, и сравнивать надо, разумеется, с

¹³ Кривошеий К. А. А. В. Кривошеий (1857—1921 гг.): Его значение в истории России начала XX века. Париж, 1973. С. 86.

¹⁴ Государственный совет: Сессия пятая. Стб. 1134—1135.

¹⁵ Докладная записка по канцелярии Комитета по землеустроительным делам 12 августа 1912 г. (РГИА. Ф. 1291. Оп. 120. 1912 г. Д. 34. Л. 4).

¹⁶ Государственная Дума: Третий созыв. Сессия II. Ч. 1. Стб. 1032, 1036.

¹⁷ Там же. Стб. 2280, 2282.

¹⁸ Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 135.

¹⁹ См., напр.: РГИА. Ф. 381. Оп. 47. Д. 551. Л. 160.

цифрами 1914 г. В таком случае число вышедших из общины рав­няется примерно 26%.²⁰ Такой итог мог бы считаться вполне удовлетворительным, если бы из общины выходили те, на кого рассчитывали авторы реформы. В действительности, однако, дело обстояло иначе.

Первыми бросились укреплять землю практически уже порвав­шие с деревней. Сначала это были прочно устроившиеся в городе ремесленники, торговцы и служащие. Действуя «напористо и бес­церемонно», они, по выражению П. Н. Зырянова, «взламывали круговую оборону, занятую общиной». В годы промышленного подъема к ним присоединились «рабочие с наделом».²¹ Целью та­ких новых собственников было как можно скорее продать надел, на котором они не работали. Определить их долю в общем числе выходящих из общины трудно, ибо подобной статистики не велось. За 1908—1912 гг. в 36 губерниях 28,2% вышедших из общины продали свои земли,²² но среди них могли быть и те, кто хотел, но не смог удержаться в деревне. В 1914 г., когда, надо думать, эта категория выходящих из общины уже пошла на спад, из 117,9 тыс. продавших (полностью или частично) свой надел 25% не занимались сельским хозяйством. Значительную часть выходящих составляли пролетаризованные элементы деревни (12,6% продавцов 1914 г.) и переселяющиеся в Сибирь (13,2%), тоже в основном бедняки.²³ При этом пик переселения в Сибирь остался к этому времени позади.

Исследователи обычно считали, что большое место среди ук­репляющих наделы в собственность занимали многоземельные, а значит, зажиточные крестьяне. П. Н. Зырянов впервые показал, что эти два понятия не совпадают. Хозяйства с относительно боль­шим количеством наделов, но малым числом работников, попа­давшие по статистике в многоземельные, были на деле бедными. П. Н. Зырянов отметил, что корреспонденты Вольного экономиче­ского общества отнесли к многоземельным 24,6% покидавших об­щину, но только 4,4% их посчитали богатыми.²⁴ Иными словами, 20% крестьян укрепили землю, чтобы сохранить лишние наделы (по наблюдениям И. В. Мозжухина, еще больше), которые, одна­ко, некому было обрабатывать. И в сведениях за 1914 г., приво­димых М. С, Симоновой, 15,2% продавших землю сделали это «ввиду недостатка рабочих рук». О преобладании среди бегущих

²⁰ Методику подсчетов см.: Дякин В. С. Столыпинская земельная реформа // Кризис самодержавия в России. 1895—1917. Л., 1984. С. 358—359. Сделанные по несколько иной методике подсчеты П. Н. Зырянова дают немного меньшие, но очень близкие результаты.

²¹ Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 110—112.

²² Мозжухин И. В. Землеустройство в Богородицком уезде Тульской губернии: Очерки реформы крестьянского землевладения. М., 1917. С. 37—38.

²³ Подсчитано по изд.: Симонова М. С. Мобилизация крестьянской надельной земли в период столыпинской аграрной реформы // Материалы по истории сель­ского хозяйства и крестьянства в СССР. М., 1962. Сб. 5. С. 428—438, 452. При этом нами сосчитаны вместе продающие чересполосные и участковые земли, а доля различных их категорий взята по отношению не к числу занимавшихся сельским хозяйством, а ко всем продавцам.

²⁴ Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 109.

_И3 общины бедняков говорит сравнение и доли укрепивших наде­лы в общей массе общинников, и доли принадлежавшей им земли. Зажиточное крестьянство вообще составляло в деревне заведомое меньшинство, а у богатых были основания не торопиться уходить _йз общины. Оставаясь внутри нее, было удобнее пользоваться об­щественными выгонами и лесами и арендовать наделы бедняков, а переселение на хутора требовало переноса домов, хозяйственных построек и усадеб.

Число выделивших землю к одному месту было, естественно, меньше, чем вышедших из общины. Не каждый собирался это де­лать, да и процедура эта, тем более при сопротивлении односель­чан, требовала времени. Всего за 1907—1915 гг. было создано 1,2 млн. единоличных хозяйств на надельных землях (из них поч­ти 3/4 в 1911 —1915 гг.). Еще 270 тыс. таких хозяйств было обра­зовано с помощью Крестьянского банка и 13 тыс. на казенных зем­лях. Всего на хутора и отруба вышло 1,5 млн. крестьян — 10% всех дворов к началу войны. Из них хуторянами стали примерно 200 тыс., да 100 тыс. хуторов существовали, в основном в запад­ных губерниях, еще до реформы. Хутора явно не получались — на старых и новых хуторян приходилось лишь 2% крестьянских дво­ров, к тому же хозяева и этих хуторов часто оставались жить в деревне.²⁵ Расселение крестьян безусловно провалилось, хотя 10% участковых хозяйств за 8 лет не так мало. В Пруссии на такую реформу понадобился целый век. После некоторой заминки в 1912 г. ГУЗиЗ нарезало по 200 тыс. единоличных хозяйств в год. Правда, с 1913 г. уменьшается число просьб о землеустройстве, но у ГУЗиЗ накопилось почти 4 млн. неудовлетворенных просьб.²⁶ Землеустройство шло под неустанным нажимом властей. Как только в 1917 г. этот нажим исчез, община проглотила и вышед­ших, и выделившихся. Если сравнивать разные способы осущест­вления столыпинской реформы — выходу из общины поодиночке сопротивлялось 3/4 односельчан, при всеобщем разверстании про­тив него были, но подчинились власти или воле большинства — 39,5%.²⁷ Землеустройство целых селений было более перспектив­ным путем, и если бы не война, оно продолжалось бы.

И все-таки столыпинская реформа не удалась. Отвлечемся от того, что война была неизбежна и история не отвела большего сро­ка на проведение реформы. Чисто гипотетически — не за 20, ко­нечно, но за 50—80 лет ее можно было провести. Но третьеиюнь-ская система не могла держаться так долго без широкой социаль­ной базы. Экономика России не могла развиваться прочно без крепкого крестьянства. А чтобы создать крепкое крестьянство, его нужно было обеспечить усовершенствованными орудиями труда, лучшим рабочим и продуктивным скотом, семенами, денежными кредитами. «Нарезать отрубные и хуторские участки, посадить на

²⁵ См.: Кризис самодержавия в России: 1895—1917. Л., 1984. С. 359, 361,

²⁶ См.: Отчетные сведения о деятельности землеустроительных комиссий на 1 января 1916 г. Пг., 1916. С. 10—13 (вторая пагинация).

²⁷ Мозжухин И. В. Землеустройство в Богородицком уезде. С. 158.

них приобретателей-крестьян и затем бросить их на произвол судьбы, — признавало специальное совещание при Министерстве внутренних дел еще весной 1908 г., — значило бы обречь реформу на верную неудачу». Поэтому вполне закономерно и министер­ство, и ГУЗиЗ с 1908 г. начинают искать — как привлечь средства на землеустроительные нужды. Какие бы формы при этом ни предлагались — особые ссуды Крестьянского банка, «вещный кре­дит» (продажа инвентаря в рассрочку), создание специального Сельскохозяйственного банка — речь шла о привлечении с денеж­ного рынка очень значительных сумм. И по мнению Министерства финансов, это должно было вредно отразиться на курсе других российских займов и на устойчивости рубля.²⁸

Финансовая система России в большой мере держалась на кос­венном налогообложении. Основная тяжесть его приходилась на крестьянство. За 1907—1913 гг. в бюджет поступило 9556,4 млн. руб. косвенных налогов (из них 5403,1 млн. руб. от винной моно­полии). За эти же годы все расходы ГУЗиЗ составили 664,6 млн. руб.²⁹ Косвенные налоги могли бы покрыть и все нужды землеуст­роительного кредита. Но на практике содержание государственно­го аппарата, гонка вооружений и железнодорожное строительство вели к тому, что Россия продолжала наращивать государственный долг. С 1908 по 1914 г. он вырос на 1,6 млрд. руб. и перевалил за 12 млрд. При этом наибольший прирост давало увеличение ипо­течной задолженности. В общей массе ценных бумаг, выпущенных за эти годы в России, ипотечные обязательства составляли около 40 %. В особенно волновавшем Министерство финансов государст­венном долге 61 % его прироста за время земельной реформы при­шелся на закладные листы Крестьянского и Дворянского банков.³⁰ Страхи министерства перед новым всплеском сельскохозяйствен­ных займов были, таким образом, не беспочвенны.

В результате затянувшейся межведомственной борьбы прави­тельство не смогло наладить кредит для крестьянских хозяйств, а с учетом сказанного о состоянии денежного рынка — сомнительно, чтобы оно вообще могло его наладить. Всего за время реформы ГУЗиЗ смогло выдать в Европейской России 34,2 млн. руб. земле­устроительных ссуд и пособий и 11,5 млн. руб. ссуд на земельные улучшения. Это были деньги, полученные из бюджета. Кредиты Крестьянского банка под залог укрепленных в собственность на­делов дали всего 10,9 млн. руб. Только в последние предвоенные годы Государственный банк увеличил ссуды на покупку сельско­хозяйственных машин — 46,6 млн. руб. за 1911 —1914 гг.³¹ Неко­торую помощь оказывали земства. Но все это было каплей в море. Крестьянство было предоставлено самому себе и пользовалось в

²⁸ См. подробнее: Кризис самодержавия в России. С. 351—355, 421—427; Дя-кин В. С. День™ для сельского хозяйства. С. 72—78.

²⁹ Подсчитано по изд.: Объяснительная записка к отчету Государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1908 г. СПб., 1909. С. 7, 30; То же за 1913 г. Пг., 1914. С. 11, 36—37.

³⁰ Шебалдин Ю. Н. Государственный бюджет царской России в начале XX в. (до первой мировой войны) // ИЗ. М., 1959. Т. 65. С. 178—179.

³¹ Дякин В. С. Деньги для сельского хозяйства. С. 79.

основном средствами собственной кредитной кооперации, подъем которой начался с ростом мировых цен на хлеб. Но и тут Управ­ление мелкого кредита отмечало, что ссуды используются в боль-щей мере для поддержания хозяйства на прежнем уровне, чем для его улучшения.³² Выгнанная или вышедшая на хутора и отруба беднота оставалась беднотой и там. Обследовавшие их представи­тели власти вынуждены были признать их «слабость» и «маломер-ность», следствием чего была неустойчивость владения. По нашим подсчетам, 155—179 тыс. хуторян и отрубников на надельных землях полностью или частично продали свои участки. А уж их-то владельцы явно собирались осесть надолго. В только что создан­ных участковых хозяйствах начались семейные разделы, восста­навливавшие чересполосицу.³³ Отделившиеся от общины не стали «классом мелких и средних собственников» и не могли обеспечить устойчивого прогресса сельского хозяйства.

Сторонники мнения, будто столыпинская реформа успела при­вести к существенному подъему уровня сельскохозяйственного производства и общего благосостояния страны, ссылаются на зна­чительно возросшие в 1909—1913 гг. урожаи хлебов и вывоз их за границу. Но и то и другое зависит в России от многих причин (прежде всего от погоды) и подвержено значительным колебани­ям. Урожаи последних лет, специально подчеркивал в 1914 г. Со­вет съездов промышленности и торговли, «не могут быть еще по­ставлены на счет новому аграрному законодательству».³⁴ После рекордного урожая 1909 г. нуждавшаяся в валюте Россия три года подряд выбрасывала на мировой рынок все свои запасы, действи­тельно доведя вывоз до невиданного уровня. Но затем размеры экспорта сократились. В урожайнейшем 1913 г. было вывезено меньше хлеба, чем в 1903, 1904 и особенно в 1905 г., и лишь чуть больше, чем в 1894 г., когда ни о какой земельной реформе не было и речи. В 1914 г. бюджетная комиссия Думы с тревогой от­мечала рост видимых запасов зерна на мировом рынке и отсутст­вие благоприятных перспектив для русского экспорта.³⁵ Общая тенденция урожаев шла вверх за счет расширения площади посе­вов и отчасти улучшения хозяйства и прослеживается опять-таки задолго до реформы. Но показательно другое. Если сравнить уро­жайность крестьянских полей в 1901—1905 и 1913 гг., то по всем видам хлебов урожайность в губерниях Европейской России уве­личилась меньше, чем в Царстве Польском, где реформа не про­водилась.³⁶ Польские губернии с давно существовавшими едино­личным хозяйствами были примером того, что могла дать, но не дала столыпинская реформа. Что касается животноводства, то по-

³² Корелин А. П. Сельскохозяйственный кредит в России в конце XIX—начале XX в. М., 1988. С. 187.

³³ Кризис самодержавия в России. С. 370—371.

³¹¹ Цит. по: Дякин. В. С. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 —1914 гг. Л.,

1988. С. 187.

³⁵ Государственная Дума: Доклады бюджетной комиссии. Созыв четвертый.

Сессия И. СПб., 1914. № 50/1.

³⁶ Подсчитано по изд.: Сборник статистико-экономических сведений по сель­скому хозяйству России и иностранных государств: Год восьмой. Пг., 1915. С. 81.

головье лошадей и всех видов скота на 100 сельских жителей было в 1913 г. меньше, чем в 1905 г.³⁷ Но и это было продолжением более долговременной тенденции.

Наиболее ощутимый результат принесла реформа в Сибири Для крестьянства Европейской России переселение, по замыслу властей, представляло лишь «известный психологический кла­пан» ³⁸ и поглотило всего 18% естественного прироста населе­ния.³⁹ Для сотен тысяч крестьян переселение обернулось траге­дией — не прижившись за Уралом, они вернулись на родину окон­чательно разоренными. Но примерно 2,5 млн. осевших в Сибири составили половину прироста ее населения за годы реформы. При общем росте площадей под хлебами в России с 1900—1905 по 1913 г. в 15% в Азиатской России он достиг 62%.⁴⁰ В сибирской деревне быстрыми темпами начала развиваться крестьянская про­мысловая кооперация (в маслоделии). Однако все это еще не могло существенно отразиться на экономике страны в целом.

Сочетание серии высоких урожаев и повышения мировых цен на хлеб увеличило доходы страны. Министерство финансов под­считало, что дополнительная выручка за хлеб, экспортированный в 1907—1911 гг., составила 627,5 млн. руб. по сравнению с той, которая была бы получена при ценах 1900 г.⁴¹ Рост хлебного экс­порта, а в результате — внутреннего спроса на промышленную продукцию, а также развертывание программы перевооружения армии и флота вызвали промышленный подъем в стране. Но и здесь рано было говорить о прочном успехе. Промышленность, не уверенная в устойчивости внутреннего рынка, развивалась недо­статочно быстрыми темпами. Все большая часть потребляемой в стране промышленной продукции ввозилась из-за границы. Ре­зультатом было уменьшение положительного сальдо торгового ба­ланса с 581 млн. руб. в 1909 г. до 200 млн. в 1913 г.⁴² А это уже внушало опасения за всю финансовую систему страны. И лидеры промышленности, и руководители Министерства финансов отме­чали зыбкость промышленного подъема, под которым не было прочной опоры в сельском хозяйстве. Обеспечить эту опору сто­лыпинская реформа не смогла. Ни социально-политическая, ни экономическая цель реформы достигнута не была.

³⁷ Объяснительная записка к отчету Государственного контроля... за 1913 г. С. 245.

³⁸ Всеподданнейшая записка Столыпина и Кривошеина о поездке в Сибирь в 1910. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 6. Д. 702. Л. 48).

³⁹ Подсчитано по изд.: Анфимов А. М. Прусский путь развития капитализма в сельском хозяйстве и его особенности в России // ВИ. 1965. № 7. С. 69.

⁴⁰ Карнаухова Е. С. Размещение сельского хозяйства в России в период ка­питализма (1860—1914 гг.). М., 1951. С. 79.

⁴¹ Объяснительная записка министра финансов к проекту государственной росписи доходов и расходов на 1913 г. СПб., 1913. Ч. 2. С. 19.

⁴² Объяснительная записка к отчету Государственного контроля... за 1913 г. С. 98.

* * *

Значительное место в программе, объявленной Столыпиным вскоре после прихода к власти, занимали проблемы местного управления и самоуправления. Важным элементом всех намечен­ных реформ, кроме губернской, вообще стоявшей в этом ряду особняком, был отход от сословного принципа, на котором веками держалась российская монархия. «Сословная группировка населе­ния России, — констатировало теперь Министерство внутренних дел, — представляет из себя нечто определенное лишь в тех своих частях, где ее деления совпадают с реальными различиями отдель­ных классовых элементов, оставаясь за этими пределами чисто фиктивной величиной».⁴³ Соответственно проект местной рефор­мы, представленный министерством в конце 1906 г., включал в себя замену сословной крестьянской волости всесословной в каче­стве мелкой земской единицы, переход от сословных к имущест­венным куриям на выборах уездного земства и отказ от сословного принципа замещения ряда административных должностей в уезд­ном управлении.

Создание всесословной волости закономерно вытекало из об­щего развития местной жизни, особенно начала проведения зе­мельной реформы. Старая крестьянская волость была по сути низ­шим звеном административно-полицейской машины государства. Эту ее функцию власть собиралась сохранить и впредь. «Мини­стерство, — говорил Столыпин в 1908 г., —настаивает на необхо­димости иметь крепкую, упорядоченную мелкую административ­ную единицу, хотя бы и основанную на выборном начале», а не чисто земское учреждение.⁴⁴ Но одновременно ощущалась потреб­ность в более мелкой, чем уезд, территориальной организации, на которую уездное земство могло бы переложить часть своих дел. Такая организация не могла быть чисто крестьянской. Наконец, и это было, может быть, главным, — крестьянская волость поте­ряла после 1905—1906 гг. политическое доверие власти. Ради ус­пешного выполнения волостью ее административных и хозяйст­венных функций, особенно в ходе земельной реформы, надо было, чтобы помещики вошли в состав волостных гласных и в волостные правления, получив таким путем «возможность... ведать эти уч­реждения».⁴⁵ Рассчитывая, впрочем, достаточно безосновательно, на воздействие «культурных» помещичьих элементов на волост­ные управления изнутри, Министерство внутренних дел одновре­менно сохраняло за ними контроль сверху. Для этого планирова­лось создать особого участкового начальника — вроде земского, но без судебных функций и без «сословного ценза».⁴⁶

⁴³ Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 11 декабря 1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 63. Л. 9).

⁴⁴ Речь П. А. Столыпина при открытии общего присутствия Совета по делам местного хозяйства 11 марта 1908 г. (Там же. Ф. 1288. Оп. 1. 1908 г. Д. 29.

Л. 3—4).

⁴⁵ Государственный совет: 1913—1914 годы. Сессия IX. Пг., 1914. Стб. 2199.

⁴⁶ Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 11 декабря 1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 63. Л. 6).

Точно так же центральное место в реформе уездного управле­ния должна была занять замена уездного предводителя дворянства как главы всех уездных административных коллегий назначаемым правительственным чиновником. В этом не было ничего специфи­чески антидворянского. Предводитель дворянства (занимавший эту должность «из чести», без жалованья) числился председателем любого уездного коллегиального органа. Число таких коллегий росло, а ряды местного дворянства редели. «Во многих уездах, — сетовал Совет министров, — оскудение дворянского землевладе­ния уже делает приискание подходящих кандидатов для замеще­ния должностей предводителей затруднительным».⁴⁷ В 1908 г. Ми­нистерство внутренних дел в обоснование своего проекта предста­вило справку: примерно 1/4 предводителей в своих уездах не живет, а остальные физически не успевают выполнять большую часть своих обязанностей.⁴⁸ От их имени действуют второстепен­ные чиновники.

Конечно, имело значение и то, что выбранный местным дво­рянством предводитель мог проявить строптивость, а назначенный уездный начальник был бы послушным исполнителем воли мини­стерства. Но главная причина заключалась в необходимости раз­грузить предводителя от неподъемного объема работ, сохраняя его как опору власти в уезде. «Теперешние несколько сот даровых ра­ботников-предводителей, — писал Столыпин, сам прошедший че­рез эту должность, —должны быть освобождены от черной рабо­ты, так как требовать ее от даровых, часто отсутствующих пред­водителей невозможно, и я по службе своей в провинции знаю, как это пагубно влияет на дело. Предположенный новый порядок сохранит за предводителями влияние там, где они способны его сохранить».⁴⁹ С самого начала за предводителями сохранялись по­печительство над начальными училищами, председательство в уездном земском собрании и землеустроительной комиссии. Совет министров решил еще сильнее подчеркнуть, что речь идет не об «умалении значения» предводителя, и рекомендовал совмещать его должность с должностью уездного начальника там, где это ока­жется возможным.

Столь же вынужденным был отказ от сословных курий в уездном земстве. На местах просто-напросто не хватало дворян, сохранивших избирательный ценз. На выборах 1906—1907 гг. участвовало больше помещиков, чем обычно, — правые стреми­лись удалить либералов из земских управ. И тем не менее по всем 34 губерниям в дворянской курии явились голосовать 7189 человек. В целом по Европейской России 7 из 10 изби­рателей становились гласными, в Нечерноземье и Поволжье —

⁴⁷ Особый журнал Совета министров 19 и 22 декабря 1906 г. и 3 и 6 января 1907 г. // Особые журналы Совета министров царской России. 1907 год. М., 1984. Ч. 1. Вып. 1. С. 94.

⁴⁸ Справка Земского отдела Министерства внутренних дел (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1908г. Д. 3. Л. 20).

⁴⁹ Замечания по записке гр. Палена. (1907 г.) (Там же. Ф. 1284. Оп. 185. 1907 г. Д. 5а. Ч. III. Л. 150).

g—9 из 10, 410 вакансий вообще не удалось заполнить.⁵⁰ На следующих выборах положение ухудшилось. Над земствами на­висла угроза потерять возможность работать. Между тем на них лежало немало обязанностей, выполнение которых было нужно государству. После 1907 г. власть, чувствуя, что у нее самой ру­ки до всего не дойдут, стала с большей готовностью передавать земствам часть функций в начальном образовании, здравоохра­нении, агрономической помощи крестьянам (хотя и обставляла это мелочным контролем). Чтобы сохранить работоспособность земств, надо было расширить круг избирателей. Проще всего это было сделать, соединив в одну курию всех землевладельцев не­зависимо от их происхождения. Это было тем более логично, что уже было предусмотрено Положением о выборах в Государст­венную Думу. Как показали выборы в III Думу, слияние пошло только на пользу дворянству — его представительство увеличи­лось за счет голосов недворян.

Проект 1907 г. был рассчитан также на приход в будущем в уездное земство «крепкого крестьянства». Ради этого избиратель­ный ценз понижался вдвое.⁵¹ В центральных губерниях это состав­ляло 5—6 десятин, т. е. именно тот хутор или отруб, который пра­вительство считало наиболее желательным. Допуская такую воз­можность в будущем, власти тут же делали оговорку, что «элемент землевладельческий» не должен быть «отодвинут на задний план». С этой целью уже в 1907 г. было предусмотрено сохранение за землевладельческой курией минимум 1/4 гласных.⁵² В 1908 г. бы­ла предложена другая схема — гласные от волостных собраний (только через них шли бы крестьяне-собственники, отделяемые таким образом от помещиков) и от владельцев недвижимости (зе­мельной и неземельной), поделенные на две курии: имеющих пол­ный старый ценз и не менее половины его. Внутри этих курий 1/3 мест гарантировалась землевладельцам. Представителям от волостных собраний выделялась половина тех мест гласных, кото­рые причитались бы им в соответствии с их долей в земском бюд­жете. «Только путем таких искусственных поправок, — признавал товарищ министра внутренних дел С. Е. Крыжановский, — можно обеспечить надлежащий состав уездных гласных... и без крупных потрясений постепенно допустить новые элементы к участию в земском самоуправлении».⁵³