Крыжановский С. Е. Воспоминания. Берлин, [1929]. С. 192, 204—206; Га-нелин Р. Ш. «Битва документов» в среде царской бюрократии // ВИД. Л., 1985. 3 страница

_отОром была речь тогда». В результате Ермолов был послан к Витте с повелением тому созвать под его председательством сове-иание министров и председателей департаментов Государственно­го совета для обсуждения «мер, необходимых для успокоения стра­ны»-⁶¹ В программе занятий виттевского совещания, составленной Ермоловым, фигурировали и образование комиссии по созыву вы­борных представителей всех классов населения, когда царь сочтет _Это «благовременным» для обсуждения тех вопросов, которые ему «угодно будет передать на их рассмотрение», и постановка вопроса об участии представителей населения в обсуждении законодатель­ных мер и намеченных реформ.⁶²

На совещании Витте отверг мысль о конституции и свел един­ство правительства к требованию «общности взглядов» («В публи­ке есть мнение, что правительство неспособно ничего сделать. На­до взаимную поддержку, особенно в смутное время»).⁶³ Но еще 16—17 января был составлен проект всеподданнейшего доклада о преобразовании Комитета министров в Совет министров с царем в качестве председателя и с вице-председателем, который вел бы дело в отсутствие царя (на этом посту Витте, несомненно, видел себя).^б4 А 9 февраля были составлены «Соображения об объедине­нии в Совете министров высшего государственного управления».⁶⁵

Студенческие выступления, записка 342 профессоров, нако­нец, позиция промышленников, которые в пику правительству за­являли, что ни на какие экономические уступки рабочим не пой­дут, а требовали «правового государства» западного образца и «разрешения столкновений между трудом и капиталом помимо участия полицейской опеки, помимо применения вооруженной си­лы и помимо расстреливания мирных и безоружных жителей»,⁶⁶ — все это делало дальнейший отказ от всякого реформирования ре­жима невозможным. Совет согласиться на реформы Николай II получил и от Вильгельма П.⁶⁷ А в последний день января повторил свой натиск на царя Ермолов.⁶⁸

⁶¹ Записка А. С. Ермолова, 17 января 1905 г. // КА. 1925. Т. 1 (8). С. 51—57.

⁶² РГИА. Ф. 727. Оп. 2. Д. 51. Л. 1.,.

⁶³ Запись В. Г. Глазова о совещании 18 января 1905 г. // КА. 1УО. i. * э (11 —12). С. 28—37.

⁶⁴ РГИА. Ф. 727. Оп. 2. Д. 37. Л. 74—75.

⁶⁶ Ро^юв Б. А. Петербургская крупная буржуазия в январские дни 1905 г. // Красная летопись. 1925. № 1 (12). С. 48-52

⁶⁷ Переписка Вильгельма II с Николаем II. М., 1923. С. У1.

⁶⁸ КА. 1925. Т. 1 (8). С. 63.

Ганелин Р. Ш. Канун «Кровавого воскресенья» // ВИ. 1980. № 1. С. 35. ⁶⁰ Мосолов А. А. При дворе императора. СПб., 1992. С. 37.

 

Глава 2

БУЛЫГИНСКАЯ ДУМА И МАНИФЕСТ 17 ОКТЯБРЯ 1905 г.

Совет министров и царь в феврале 1905 г. Акты 18 февраля. — Бу-льиинский проект.- происхождение и судьба — Манифест 17 октября.

В течение февраля Николай II, вопреки своему обыкновению, трижды собирал под своим председательством Совет министров. Первое из этих заседаний состоялось 3 февраля, а между ним и вторым, происходившим 11 февраля, был убит в Москве 4 февра­ля вел. кн. Сергей Александрович, а 7-го на большой студенческой сходке в Петербургском университете была принята социал-де­мократическая резолюция и разорван царский портрет.

Речь царя, которой он открыл заседание 3 февраля, была весь­ма откровенна и выразительна. Он прямо сказал, что разрывается («мечусь направо и налево») между желанием не делать никаких отступлений от самодержавного образа правления («отложить до более спокойного времени», что, скорее всего, означало намерение воздерживаться от уступок до последней возможности) и боязнью «потерять все». Упомянув о том, что он вычеркнул из указа 12 де­кабря пункт о представительстве, царь объяснил это «вескими со­ображениями». Из его речи явствовало, что он продолжал ими ру­ководствоваться, сводя их к самобытной формуле «парламентри-ляндия адвокатов».¹ Каждый из ее элементов: парламент, Финляндия с ее особым положением и правами и, наконец, адвокаты — пред­ставлял собой раздражавшие его понятия.

Ненужность перемен Николай II старался обосновать и с по­мощью исторических аргументов («у нас не было феодализма, всегда было единение и доверие»), соответствовавших почти об­щепринятому в профессиональной историографии того времени представлению о традиционном отсутствии противоречий полити­ческих интересов в русском обществе.

На случай, если введение представительства окажется неиз­бежным, имелось в виду обеспечить благоприятный для царской власти его состав с помощью выборов по сословиям, созывать его на определенный срок со специально указываемой всякий раз целью. При этом царь высказывал надежду «своевременностью» акта произвести «хорошее впечатление на благомыслящих». Не

¹ Заседания Совета министров России 3 и 11 февраля 1905 г.: Записи Э. Ю. Нольде / Подг. Р. Ш. Ганелин // АЕ за 1989 г. М., 1990. С. 296—305.

_крывая своего отношения к представительству («Пред(ставитель-ства ] ^не понимаю. Земс[кий) собор никто не понимает»), введение которого должно было составить предмет рескрипта министру внутренних дел, Николай II готовился издать манифест об усиле­нии карательных мер («властного голоса о смуте не слышно»). Ре­скрипт и его проекты обсуждались сановниками, относительно же манифеста царь заявил, что сам «набрасывал» его текст.

Из присутствовавших большинство, в том числе и А. Г. Булы-гин, было за созыв представительства, однако по поводу сроков созыва, способов его составления и пределов компетенции суще­ствовали различные точки зрения. Идея приглашения сведущих людей с мест по тому или иному вопросу противопоставлялась со­зданию постоянно действующего учреждения. В этом смысле весь­ма выразительна была позиция Коковцова. На втором заседании, 11-го, он как министр финансов заговорил о своей озабоченности изысканием кредитов за рубежом, для чего введение представи­тельства было необходимо, 3-го же он, не упоминая о заграничных кредитах, заявил, что обязанность участников заседания — «охра­нить самодержавие», а «общее представительство несовместимо с самодержавием», и предложил ограничиться приглашением для рассмотрения отдельных вопросов «доверенных лиц», «экспертов-специалистов». Предлагалось выразить царскую волю: созвать представительство, но с разработкой закона о нем не торопиться в надежде на то, что либеральная оппозиция будет поставлена этим в тупик. «Увидят, что не так легко», — говорил Сельский в унисон с Витте, надеявшимся на то, что «все передерутся. Друж­ный напор [будет ] в значительной степени ослаблен».

Противником представительства — чем дальше, тем более оп­ределенным — был государственный контролер генерал П. Л. Лобко, выступивший и против объединенного министерства. Он исходил из того, что опасность для режима представляет не либеральная оппозиция, а революционный лагерь: «Не преобразовательную цель имеют волнения — устранить самодержавие, власть господ­ствующих классов».²

В этом особенном подходе к делу была своя логика. Ведь как бы ни относиться к либерализации режима, в которой сановники-реформаторы видели средство против влияния революционеров, нельзя не учитывать того, что лидеры обоих направлений социал-демократии были готовы использовать новые парламентские фор­мы политической жизни для смены не только самого режима, но и всего общественного строя (у большевиков с этим всегда соче­талась критика реформизма как опасности для победы).³

² Через несколько месяцев он обвинил Министерство финансов в насаждении капитализма и развитии фабрично-заводской промышленности за счет интересов сельского хозяйства (РГИА. Ф. 1544. Оп. 1. Д. 6. Л. 54—55).

³ См. «Краткий словарь по социологии» (М., 1988. С. 287): «Реформа как уступка верхов массам может породить в революционном движении надежды на Универсальность мирных форм борьбы, что особенно опасно в период вызревания революционной ситуации. Отсюда критика реформизма со стороны марксизма как Революционного учения рабочего класса».

16 Власть и реформы 481

Собственно, и сторонники созыва представительства требовал «прежде усмирить [смуту)» и готовы были согласиться и на от* тяжку его созыва, и на всемерное ограничение его состава и фу_нк* ций, иначе уговорить царя не было никаких надежд. 11-го обсуж­дались проекты рескрипта, составленные на основе указаний Бу-лыгина о том, что царь «по примеру предков, от коих всегда исходила инициатива реформ, наметил преобразования,... _Но прежде всего надо покончить сообразно достоинству России с внешней войной».⁴ Сословный принцип организации представи­тельства встретил на заседании возражения как могущий вызвать «осложнения», да и неосуществимый, поскольку различные груп­пы населения «не строго приурочены к сословиям».

Одновременно в виттевском совещании происходило обсужде­ние проекта создания объединенного правительства. Проект пре­дусматривал, что председательствовать в обновленном Совете ми­нистров будет, как и раньше, сам царь, а в его отсутствие — особо им назначенное лицо. Сама возможность такого заместительства, как и предложенное со ссылками на идеи Сперанского и на указ 12 декабря 1904 г. правило о том, чтобы Совет министров до царя рассматривал доклады министров по делам, превышающим их компетенцию, выходила, конечно, далеко за пределы ранее в этой области допускавшегося. Можно предположить, что в своих сомне­ниях по поводу созыва представительства, высказывавшихся перед царем, Витте видел средство не допустить превращения объеди­ненного правительства в кабинет западноевропейско-парламент-ского типа. Да и самому ему, видевшему себя во главе будущего правительства, — хотя вскоре после 12 декабря 1904 г. царь пору­чил председательствование в Совете министров в свое отсутствие Д. М. Сельскому,⁵ — визират, как выражались во времена М. Т. Лорис-Меликова, импонировал гораздо больше, чем амплуа премьера парламентского большинства.

Характеризуя «борьбу партий» по поводу государственных пре­образований как «хаос в правительстве», Л. А. Тихомиров со слов лидера московских крайних правых В. А. Грингмута, редактора «Московских ведомостей», духовного сына Каткова, выступавшего против всяких преобразований, передавал в своем дневнике «не­веселые вести петербургские». Они сводились к тому, что партия «абсолютистов» — противников реформ, которую Тихомиров на­зывал «придворной», «консервативной», группировалась вокруг дворцовых фигур П. П. Гессе, М. С. Путятина, может быть В. Б. Фредерикса, и к ней как будто была близка Мария Федоров­на. («Мелкие деятели» этой партии все были друзьями Грингму­та). Придворным противостояли министры, среди которых «дея­тельная часть конституционная» возглавлялась Ермолаем, как называли А. С. Ермолова «абсолютисты», видевшие в нем «смехо­творное соломенное чучело» в руках ненавистного им Витте. Са­мого Витте они, в соответствии с обыкновением его противников справа, представляли врагом не только царя, но и монархии, стре-

⁴ РГИА. Ф. 727. Оп. 2. Д. 41. Л. 1.

⁵ Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 2. С. 370—371.

имея лишь к собственному возвышению вплоть до поста пре-^мяШ _та республики в случае ее установления. Заявляя себя перед ^зид «сторонником самодержавия вполне абсолютного», он не ^цаР ₀ «руками Ермолова» добивался созыва представителей, но ^Т°якобы подстрекал «все смуты — от конституции до революции», ^И давал царю советы, «способные привести к хаосу», имея целью "свести дело до революции и затем явиться спасителем, захватив ^<<Дсвои руки всю власть». Председателю Комитета министров при­писывалось намерение не'только получить от царя диктаторские полномочия, но и разогнать министров и Государственный совет, назначив «однородных людей (т. е. его креатур)». «Это значит по­вторить старояпонскую систему. Императора — посадить в поло­жение микадо; сам Витте — в шогуны», — записал Тихомиров со слов Грингмута.⁶

Опасения по поводу даже незначительного перераспределения ролей в государственном управлении иногда одерживали у царя верх над страхом за судьбу режима в целом. Вероятно, и в идее представительства он опасался не столько торжества парламента­ризма западноевропейского типа (до этого в России не дойдет или дойдет не скоро, уговаривали его), сколько необходимости разде­лить свою власть с кем бы то ни было. Но неотвратимость неко­торых преобразований считалась очевидной даже в наиболее кон­сервативных сферах, в которых отвергали политическое бездей­ствие и усиление реакции, на чем настаивали крайние ее представители.

Приближавшийся день 19 февраля, с одной стороны, считался наиболее подходящим для провозглашения «царских милостей» как день годовщины отмены крепостного права. С другой — ожи­дались приуроченные к этой дате новые и усиленные массовые вы­ступления, поскольку рабочее и студенческое движение продол­жалось с неослабевающей силой. «Власть как будто отсутству­ет», — записал в дневнике 15 февраля вел. кн. Константин Константинович.⁷

Все ждали от царя милостей, имея в виду рескрипт о созыве представительства, а он начал со строгости, подписав совершенно неожиданно для министров манифест, который предупреждал про­тив «злоумышленных вождей мятежного движения», пытающихся «разрушить существующий государственный строй» и «учредить новое управление страной», требовал от властей усилить кара­тельные меры и содержал призыв к «благомыслящим людям» под­держать царскую власть в войне и в «разумном противодействии смуте внутренней».⁸ Написанный, по словам Витте, «вероятно, од­ним из столпов черносотенцев» (хотя царь и говорил, что сам «на­брасывал» его текст) и горячо одобренный Победоносцевым,⁹ ма-

⁶ 25 лет назад: Из дневников Л. Тихомирова // КА. 1930. Т. 2 (39). С. 66—67.

⁷ Из дневника К. Романова // КА. Т. 1 (44). 1931. С. 127.

⁸ ПСЗШ. Т. 25. № 25852.

⁹ Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2. С. 376. 12 февраля царь писал Мещер­скому: «Набросай мне проект манифеста в духе манифеста моего отца 29 апреля 1881 года. Следует в нем, по-моему, упомянуть об убийстве великого князя Сергея Александровича, о войне и о призыве к единению для подавления внутренней кра-

нифест обещал при условии «искоренения в земле нашей крамо­лы» выполнение царских предначертаний, в том числе и в «усо­вершенствовании государственного порядка». Одновременно под­писанный царский указ Сенату легализовал петиции на высочай­шее имя, посвященные «обшей пользе и нуждам государственным» до того запрещенные, возложив их рассмотрение на Совет мини­стров.¹⁰ По-видимому, оба документа, подготовленные как сюр­приз для министров, действительно, носили на себе следы автор­ства самого царя. Во всяком случае министры не преминули показать ему, что, пожелав без них обойтись, он допустил ошибку в манифесте, а указ и вовсе был вредным для власти шагом. Слова манифеста «о том, что Россия ведет кровопролитную войну не только за свою честь и достоинство, но и за господство на водах Тихого океана», как писал Николаю II министр иностранных дел В. Н. Ламздорф на следующий же день, 19 февраля, могут «послужить косвенным оправданием образа действий Японии».¹¹ Что же касается указа, то он вскоре вызвал коллективное вы­ступление министров. Инициатором его был Витте, заявивший, что по указу можно свободно обсуждать, и как «принудительно отнять землю у частных собственников», и «наилучшее устройство конституции». «Власть ставит в затруднение», — заявил он об указе.¹²

Между тем царь объяснил собравшимся 18 февраля министрам, что издал манифест ввиду нарастания революционных событий, обвиняя в происходившем Святополк-Мирского. Булыгин, дейст­вительно, даже во время пребывания в Царском получал по теле­фону сообщения о массовых выступлениях в различных городах, и министры в большинстве своем считали введение представитель­ства безотлагательным. Царь, однако, обещал обсудить проекты рескрипта об этом не сейчас, а «в скором будущем». «Мне придется расхлебывать. Мне и отвечать,» — заявил он. Ссылаясь на «веко­вые устои и предания», он настаивал на особом пути исторического развития страны («Разница между [Россией и Европой] —1/6 часть земного шара. Могущественное государство, ядро с корен­ным [населением ]»). «Враги порядка, — продолжал он. — Удобное время. Все устремлены к одной цели, начинайте разрушительную работу. В такое-то время прав [ительственные ] власти не желают или не могут проявить закономерную деятельность».¹³

молы. Надеюсь на твой карамзинский слог, чтобы заставить всех пошевелиться» (Бахметьевский архив Колумбийского университета в США. Фонд С. Е. Крыжа-новского).

¹⁰ ПС31Н. Т. 25. № 25853. Подробнее см.: Ганелин Р. Ш. Указ 18 февраля 1905 г. о петициях и правительственная политика // ВИД. Л., 1983. Т. 15. С. 170—185.

¹¹ РГИА. Библиотека, коллекция печатных записок. № 45.

¹² Ганелин Р. Ш. Царский указ о петициях перед судом Совета министров 21 марта 1905 г. // ВИД. СПб., 1994. Т. 25. С. 167.

И Заседание Совета министров 18 февраля 1905 г., запись Э. Ю. Нольде, вос­произведена в ст.: Ганелин Р. Ш. Петербургский университет и правительственная политика: Из истории студенческого движения // Очерки по истории Ленинград­ского университета. Л., 1989. Вып. 6. С. 125—128.

Коковцов, заявив, что «видоизменяют обстановку сегодняшние бстоятельства», описал положение русского кредита на европей­ской бирже как катастрофическое. Вчерашняя оценка, заявил он, имея в виду обстоятельства издания манифеста, была сделана без учета положения денежного обращения в стране и поэтому поте-пяла смысл в свете поступивших вчера же сведений о том, что не военные неудачи, а революционные события препятствуют совер­шению кредитных операций во Франции.

Энергично выступали за рескрипт о представительстве министр юстиции С. С. Манухин («Всякий утерянный день [опасен]») и сам А. Г. Булыгин («Ожидать [нельзя ]. На будущей неделе будет поздно»). Когда прочитанный Булыгиным проект был подписан царем, Сольский, старейший из присутствовавших, объявил, что Россия вступила в «новую эру», а министр путей сообщения кн. М. И. Хилков крестился и плакал от умиления. Сам царь тоже разрыдался, но от досады, что рескрипт пришлось все же подпи­сать. По сведениям Грингмута, это произошло, когда он после под­писания пришел к императрице Александре Федоровне, а та «же­стоко его упрекала».

В рескрипте Булыгину содержалась запоздалая благодарность дворянским и земским собраниям, купеческим, городским и кре­стьянским обществам за поздравления с рождением наследника, в которых выражалась готовность содействовать царю «в усовершен­ствовании государственного порядка». (В сущности, это были за­маскированные петиции, которые до указа были с юридической точки зрения незаконны). Царь заявлял о желании осуществить свои предначертания в этой области «совместной работой прави­тельства и зрелых сил общественных» с привлечением «избранных от населения людей к участию в предварительной разработке за­конодательных предположений». «Всю сложность и трудность» этого преобразования царь объяснял тем, что ставил условием «не­пременное сохранение незыблемости основных законов империи». Разработка дела поручалась особому совещанию под председа­тельством Булыгина.

Между тем исполнять рескрипт и особенно торопиться с этим ни у царя, ни у Булыгина не было желания. Сановники-реформа­торы просили помощи у либеральной оппозиции. «Булыгина рас­качать непомерно трудно. Одних ходатайств мало, надо депута­ции, которые прямо бы ломились в двери», — писал 25 февраля 1905 г. С. Н. Трубецкому А. Д. Оболенский.¹⁴ Он даже возлагал надежды на военные поражения — в эти дни армия с большими потерями вынуждена была отступить от Мукдена. «Удары, нане­сенные нашей армии, все же, кажется, делают свое дело, и мне

¹⁴ Трубецкая О. Н. Из пережитого. // Современные записки. Париж, 1937. Т. 64. С. 309—310.

сдается, что поворот на этих днях должен быть и наверху», — _Пи сал он С. Н. Трубецкому 1 марта.¹⁵

28 февраля с письмом к царю обратился Витте. Уверяя, что он находится «в здравом уме и твердой памяти», председатель Коми­тета министров буквально заклинал Николая II начать перегово­ры о мире и «чтобы хотя немного успокоить Россию, привести в скорейшее и широкое исполнение поручение, данное высочайшим 1 рескриптом А. Г. Булыгину».¹⁶ Он сообщил об этом письме в анг- 1 лийское посольство, обратившись с просьбой к английскому коро-! лю оказать влияние на царя в пользу мира.¹⁷

Но все это было малодейственно. В «верхах» на основе изуче­ния газетных откликов на рескрипт возникли опасения того, что булыгинское совещание превратится в подобие учредительного со­брания. 18 марта появилось правительственное сообщение о необ­ходимости рассмотреть подготовляемый Булыгиным проект в Со­вете министров и дать для подготовки его побольше времени (был назначен срок не более 2—3 месяцев).¹⁸ И хотя о совещании в сообщении говорилось как о предстоящем, даже с включением в его состав «общественных представителей», отсрочка совещания стала средством предотвращения его созыва.

Существенную победу противники реформаторства одержали 30 марта: совершенно неожиданно для Витте возглавлявшееся им с 1902 г. Совещание о нуждах сельскохозяйственной промышлен­ности было царем закрыто и взамен создано для разработки кре­стьянского вопроса новое — под председательством И. Л. Горемы-кина. Дело было, по-видимому, в том, что в декабре 1904 г. Витте издал под своим именем основанную на трудах Совещания «Запи­ску по крестьянскому делу» (на титульном листе был указан 1905 г.). В ней Витте опубликовал свою антиобщинную платфор­му. Рост эффективности сельскохозяйственного производства при низких ценах на его продукцию был важной составной частью виттевской программы индустриализации. Он видел в этом сред­ство и для высвобождения в деревне рабочих рук, которые исполь­зовались бы в промышленности, и для удешевления оплаты труда в промышленности. Тут-то главным тормозом и оказывалась об­щина, приверженцем которой он был в молодости. В переходе Вит­те на позицию противника общины важная роль принадлежала влиянию Н. X. Бунге. Заняв пост министра финансов, Витте со временем стал видеть в общине причину крестьянского оскудения и предмет поклонения как крайних консерваторов, интриговав­ших против него у царя, так и социалистов, учения которых были враждебны всему тому, что он отстаивал. Витте не только считал общину препятствием к развитию сельскохозяйственного произ­водства, но и видел в ее существовании одну из причин револю­ционной угрозы, поскольку она воспитывала пренебрежение к

¹⁵ Там же.

¹⁶ Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2. С. 573—574 (приложение).

¹⁷ Романов Б. А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны: 1895—1907. М.; Л., 1955. С. 375.

¹⁸ Правительственный вестник. 1905. № 62.

паву собственности (такая же точка зрения была представлена в оябрьском 1904 г. докладе Святополк-Мирского). Витте требовал делать из крестьянина «персону» путем уравнения крестьян в павах с другими сословиями. Речь шла при этом обо всех правах, в том числе имущественных, иными словами — о выходе из общи­ны с правом выдела земли.¹⁹

Появление «Записки по крестьянскому делу» в разгар прений по поводу государственных преобразований ставило вопрос о при­дании им не только политического, но и социально-экономическо­го характера. Противники Витте не преминули этим воспользо­ваться. 15 февраля 1905 г. А. В. Кривошеий составил записку «Зе­мельная политика и крестьянский вопрос», в которой высказался за ликвидацию не только общинного, но и подворного землеполь­зования и замену их личным хуторским землевладением, однако

М ** ТП

признал это «задачей нескольких поколении».²⁰

Вслед за закрытием Совещания о нуждах сельскохозяйствен­ной промышленности была прекращена 16 апреля и деятельность совещания министров и председателей департаментов Государст­венного совета, которое, как мы знаем, было образовано царем под председательством Витте 17 января. Оно всего два раза успело об­судить вопрос о создании объединенного правительства, и в пове­лении царя о его закрытии был ясно выражен замысел, заключав­шийся в том, чтобы предотвратить сколько-нибудь радикальную реформу Совета министров, совместив его функционирование со старой системой всеподданнейших докладов, которые сводили бы к нулю роль министра-председателя («министрам входить ко мне с соответствующими докладами о делах, подлежащих, по их мне­нию, рассмотрению в Совете»).²¹

Хотя в конце марта—начале апреля наблюдалось некоторое торможение преобразовательной деятельности, приписывавшееся влиянию руководителей «придворной партии» В. Б. Фредерикса, А. А. Мосолова и М. С. Путятина,²² она отнюдь не прекращалась. Так, в области национальных и религиозных прав были утверж­дены царем разработанные Комитетом министров в осуществление указа 12 декабря отмена ограничений на издание Священного пи­сания на украинском языке, распространение права покупки и аренды земли поляками на 9 западных губерний с отменой там некоторых стеснительных мер при употреблении местных языков. Разработка пункта о свободе вероисповедания привела в дви­жение представителей православной церкви. Возглавленные мит­рополитом Антонием, они выдвинули проект ослабления зависи­мости церкви от государства. 17 марта в «Церковном вестнике» появилась записка 32 петербургских священников о том, что сво­бодой будут пользоваться вероисповедания «большего или мень-

¹⁹ Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. Сергей Юльевич Витте // ВИ. 1990. № 8. С. 43-45.

²⁰ РГИА. Ф. 1571. Оп. 1. Д. 45. Л. 15—16.

²¹ Там же. Ф. 1276. Оп. 1. Д. 51. Л. 454.

²² МурзановаМ. Дневник А. А. Бобринского // КА. 1928. Т. 1 (26). С. 129—131.

шего религиозного заблуждения» и лишена ее будет только пра> вославная церковь — «хранительница подлинной Христовой исти­ны». Они требовали созыва поместного собора. 22 марта Синод единогласно высказался за восстановление патриаршества и за со­зыв в Москве собора для избрания патриарха (предполагалось, что избран будет Антоний). Синод должен был стать при нем совеща­тельным органом. Однако победило влияние Победоносцева, кото­рый написал царю 2 марта 1905 г., что «падает в духе и теряется в разуме», потому что «отделение церкви от государства было бы гибелью и для церкви, и для государства в России».²³ Царь нало­жил 31 марта резолюцию: созыв собора отложить.²⁴ Изданным 17 апреля указом о веротерпимости был разрешен переход из пра­вославия в другое христианское вероучение и отменен ряд запре­тов и ограничений для старообрядцев и сектантов. Тысячи кресть­ян в Западном крае, числившиеся православными, тотчас же вер­нулись к униатству.

Чтобы ослабить крестьянское движение, были объявлены об­легчения в уплате продовольственных и семенных долгов, особен­но семьям солдат действующей армии. Министерство земледелия и государственных имуществ было преобразовано в Главное уп­равление землеустройства и земледелия с присоединением к нему ^переселенческого управления Министерства внутренних дел.

В печати и в петиционной кампании, открытой указом 18 фев­раля, требования созыва представительства явно преобладали, и задача составителей булыгинского проекта состояла в том, чтобы придать ему по возможности более умеренный характер. Главным из них был С. Е. Крыжановский, исторический очерк составил И. Я. Гурлянд, раздел о бюджетных правах будущей Думы —ди­ректор общей канцелярии министра финансов А. И. Путилов.²⁵ «Стараясь связаться с традицией и по возможности избегать упрека в копировании с западных образцов, — писал С. Е. Кры­жановский, — я взял за образец проект учреждения Государствен­ной думы, составленный в свое время М. М. Сперанским, с его до­вольно сложной регламентацией и подразделениями. Существен­ной особенностью этого плана, весьма подходившей для молодого представительного учреждения, являлось перенесение центра тя­жести работы в образуемые в составе Думы отделы по главным отраслям дел государственного устроения и ограничение роли об­щих собраний с их неизбежной риторикой».²⁶

Неприятная для царя перспектива была скрашена в булыгин-ском проекте историческим экскурсом, в котором доказывалось, что исконные допетровские начала государственной жизни были неразрывно связаны с участием выборных в законодательстве.²⁷

²³ Из писем К. П. Победоносцева к Николаю II (1898—1905) / Подг. М. Н. Куров // Религии мира. 1983. М., 1983. С. 184.

²⁴ Ольденбург С. С. Царствование императора Николая II. СПб., 1991. С. 276.

²⁵ Крыжановский С. Е. Воспоминания. Берлин, [б. д.]. С. 37—38.

²⁶ Там же. С. 34.

²⁷ См.: Материалы по учреждению Государственной думы: 1905 г. [СПб.,

VUO J.

я ыгин _высказывался за ту форму представительства, которую

амеревались осуществить при Александре II — участие избран-