Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории 15 страница

Кроме того, новая техническая основа производства должна обеспечивать прекращение борьбы за индивидуальное существование. [336] В современных условиях это означает не только достаток средств существования, но одновременно и приемлемое состояние окружающей среды. Разумеется, такой переход невозможен до тех пор, пока целью производства остается накопление вещного богатства, и, более того, искусственное раздувание стремления к потреблению в погоне за расширением рынка сбыта. Соответственно, предполагается такое изменение характера человеческой деятельности, которое приводит к превращению не вещного богатства, а самой деятельности в первую жизненную потребность (и вместе с этим свободное время как пространство для развития человеческих способностей превращается в мерило богатства [337]).

Можно отметить, что тенденция к замещению стремления к накоплению вещного богатства целями, вытекающими из превращения труда в творческую самодеятельность (самореализация индивида в труде, раскрытие его творческих способностей, обеспечение неотчужденных общественных связей с другими людьми и другие невещные цели[338]), пока является реальностью лишь для довольно узкого сегмента работников в наиболее развитых странах, да и то в формах, весьма искаженных господствующей капиталистической системой отношений.

Нерешенной остается проблема: как возможно вывести на такой уровень развития все человеческое общество? Если ориентироваться на стандарты потребления современной буржуазной цивилизации – то никак, ибо для этого физически не хватит ресурсов Земли. Поэтому предпосылки перехода не могут одновременно сложиться во всех, или даже в большинстве, стран мира, а только в небольшой, наиболее развитой их части, и даже там в рамках капитализма никогда не станут полными. Переход к социализму упирается в проблему переноса этих предпосылок в менее развитые страны, причем таким образом, чтобы миновать ловушку колоссального роста избыточного потребления, свойственного позднему капитализму.

Очевидно, что в любом случае требуется значительный рост производительности общественного труда. Но одновременно становится ясно, что для движения к социализму приемлем не любой рост производительности труда, а лишь тот, который опирается на ресурсоэкономный путь развития производства и потребления. Иными словами, возрастающее производство общественного богатства должно достигаться при том же или даже сокращающемся уровне потребления естественных ресурсов.

Другое требование, сформулированное классиками – освобождение человека от функции частичного рабочего (по крайней мере, в большую часть времени) и вообще освобождение его от подчинения общественному разделению труда. [339] Это предполагает по меньшей мере резкое сокращение времени рутинного репродуктивного труда, как за счет роста производительной, так и за счет роста потребительной силы человека (рационализация потребления – не столько за счет сужения потребностей, сколько за счет перехода к менее расточительным способам их удовлетворения, в том числе путем сокращения престижного и иррационального потребления). До сих пор остается гораздо менее ясным, в какой мере освобождение человека от калечащего его подчинения разделению труда будет происходить путем либо универсализации его функций, либо широко распространенной перемены труда.[340] В какой мере, и, главное, на какой основе станет возможно обойтись без развития узкой специализации человека? Ведь даже в т.н. творческих профессиях необходимость такой специализации для достижения высоких результатов пока остается реальностью.

Создание материальных условий для развития творческих способностей человека в современных условиях «экономики знаний» подтверждает прогноз Маркса о развитии всеобщего труда[341], основанного на универсальности (и в пространстве, и во времени) кооперации деятельности и обмена знаниями в ходе творческих процессов. Таким образом, развитие процесса обобществления производства приобретает новый облик. Оно не сводится к концентрации и специализации производства, а в огромной степени усиливает сложившуюся еще в индустриальную эпоху тенденцию к «обобществлению человека», то есть к его универсальной социальной подвижности, способности к образованию различного рода ассоциаций и союзов, основанную теперь на всеобщем труде – всеобщей кооперации знаний и творческой деятельности. Эта сторона обобществления производства находит в современных средствах информатики и телекоммуникаций адекватную техническую основу.

Однако современные тенденции в развитии производительных сил сохраняют в обозримой перспективе значительный сегмент производства, основанный на старых полуиндустриальных или даже доиндустриальных технологиях. Это значительная часть сферы услуг, где такие профессии, как официант, горничная в отеле, парикмахер, посудомойка, уборщица, продавец и т.д. еще не вышли в основном или хотя бы частью из сферы доиндустриального труда. Произойдет ли в этих отраслях замена ручного труда машинным? Или преобразование содержания труда произойдет на основе каких-то новых, немашинных технологий? Или же эти отрасли останутся отраслями, основанными на межсубъектном взаимодействии, где сохранится прямое обслуживание одним человеком другого?

Ясного ответа на эти вопросы у нас пока нет.

При всех этих оговорках становится все более очевидным, что указанные выше тенденции не могут быть в полной мере реализованы на основе индустриального (машинного) производства. Это вовсе не значит, что выход за пределы машинного производства является непременным условием перехода к социализму. Однако формирование еще при капитализме по крайней мере значимого сектора постмашинного производства является необходимой предпосылкой, позволяющей развернуться указанным выше тенденциям.

Другая сторона вопроса о материально-технических предпосылках социализма – это их негативное определение. Известно высказывание Маркса о том, что ни один общественный строй не погибнет раньше, чем исчерпает все возможности для прогрессивного развития производительных сил. Признаки такого исчерпания возможностей современного капитализма, несомненно, налицо, и левая литература пестрит указаниями на войны, экологический кризис, перепотребление, культурную деградацию и т.д. и т.п. как спутников современного капитализма. Но одновременно этот же капитализм смог осилить такие, несомненно, прогрессивные в своей основе сдвиги, как информационную революцию, создание предпосылок постиндустриального общества и экономическую глобализацию.

Но даже эти прогрессивные стороны развития капитализма в сфере производительных сил неизбежно приводят (именно в силу их прогрессивности!) к всё большему накоплению в структуре его производственных отношений таких элементов, которые не вытекают из качественной определенности капитализма, да и товарного производства вообще.[342] В частности, оправдывается прогноз К.Маркса об эрозии стоимостной основы капиталистических отношений.

 

Что можно сказать о новом типе работника, формирующемся в недрах капитализма?

 

Новый характер деятельности, новое содержание труда порождают и новый тип работника. Это в первую очередь свободный работник – свободный в том смысле, что его деятельность становится основой свободного формирования и воспроизводства его общественных отношений [343] (принцип свободной ассоциации тружеников). Предпосылку для такого свободного труда первоначально составляет творческое содержание человеческой деятельности.

Дело не в том, что труд творческий, в противоположность рутинному репродуктивному труду, свободен сам по себе, на основе принципа «не продается вдохновенье…» – то есть вроде бы не может совершаться в рамках какой бы то ни было формы социального принуждения. Современный капитализм показывает, что еще как может! Дело в том, что именно в творческой деятельности впервые, еще при капитализме, появляется тенденция к свободному формированию общественных отношений. Эта тенденция весьма ограничена, она проявляется лишь непосредственно в рамках самого творческого процесса, где капитал уже не может диктовать работнику, как решать поставленную творческую задачу. Соответственно, творческий работник сам определяет сеть и характер тех общественных связей, той кооперации знаний, которые он устанавливает в труде. Но за пределами этого процесса капитал жестко задает внешние параметры деятельности, и в первую очередь подчинение этой творческой деятельности задаче производства прибавочной стоимости, погоне за прибылью (что накладывает определенный отпечаток и на содержание творческого процесса).

Ясно, что в обозримой перспективе даже такая ограниченная свобода будет развиваться в весьма узких рамках. Ведь труд с преимущественно творческими функциями никогда не станет при капитализме достоянием большинства работников даже в наиболее развитых странах. Замечу, что и с преодолением капитализма, в течение длительной исторической эпохи творческое содержание деятельности не будет являться достоянием всех. По меткому замечанию В.М. Межуева, социализм освобождает человека вовсе не тем, что делает всех творческими гениями.

Каким же образом свободная творческая деятельность может составить тогда предпосылку выхода за рамки капитализма, если основанный на ней новый тип работника формируется лишь в относительно узком социальном слое? Эта проблема преодолевается, если мы примем во внимание, что со снятием оболочки капиталистических производственных отношений становится возможным распространение принципа свободной творческой самодеятельности – по крайней мере, в одном аспекте – на всех. Появляется свобода социального творчества – т.е. именно та самая свобода людей самим творить свои общественные отношения. И уже на основе этой свободы могут завоевываться материальные предпосылки для постепенного распространения возможностей творческой деятельности для каждого человека.

Как соотносятся тенденции в развитии новых средств производства и формировании нового типа работника с определением экономических предпосылок социализма?

Ортодоксальный «марксизм-ленинизм» вообще отрицал формирование экономических предпосылок социализма в рамках капиталистического способа производства, утверждая, что налицо могут быть только материально-технические предпосылки.[344] Сторонники этой точки зрения выдвигали вполне логичный аргумент, что важнейшие экономические отношения социализма могут сформироваться только в народнохозяйственном масштабе, а потому и не могут возникнуть до социалистической революции. Однако в любом случае серьезные сдвиги в производительных силах общества и обусловленные ими изменения в содержании труда не могут не повлечь за собой такие изменения в производственных отношениях, которые ведут к формированию переходных экономических форм (разумеется, не являющихся полным отрицанием капиталистических отношений), как раз и выступающих как экономические предпосылки социализма.

Что же это за отношения, представляющие собой частичное отрицание капитализма в его рамках?

К.Маркс в «Капитале» рассматривал в качестве таких отношений, во-первых, кредитную систему и банки, охватывающие все общественное производство контролем за движением денег и выступающие как прообраз системы общественного счетоводства.[345]

Во-вторых, это развивающийся на основе кредитной системы акционерный капитал, выходящий за пределы «классической» частной собственности и превращающий ее в групповую, распыляя ее нередко среди десятков тысяч собственников, но одновременно резко увеличивая концентрацию производства и капитала и контроль над ними со стороны капиталистической олигархии.[346]

В-третьих, это кооперативные предприятия, снимающие (только, разумеется, в пределах самого предприятия) противоречие между трудом и капиталом, и выступающие, по словам К.Маркса, как «положительное упразднение частной собственности».[347]

Теоретики периода II Интернационала (Р.Гильфердинг, В.И.Ленин и ряд других) дополнили эти представления по меньшей мере в двух пунктах.

Во-первых, анализ монополистической стадии капитализма показал расширение планомерной организации производства внутри капиталистической фабрики до масштабов гигантских монополистических объединений, нередко выходящих за национальные рамки. Кроме того, возросшая концентрация и специализация производства и капитала и образование финансового капитала означали шаг вперед в степени зрелости тех предпосылок, которые создавались акционерной системой и банками.

Во-вторых, сложилась концепция, согласно которой разрозненные, изолированные кооперативные фабрики рабочих могут сыграть свою роль как предпосылки социалистической системы производственных отношений, если они будут объединены в общенациональную систему под контролем общенациональной потребительской кооперации. Особой составной частью этой концепции было развитие идеи, намеченной у Маркса лишь одним штрихом – об использовании кооперативных организаций в качестве меры, обеспечивающей переход от мелкокрестьянского сельскохозяйственного производства к крупному общественному.

Дальнейшие исследования мало что добавили к этому анализу, сведясь лишь к уточнению, конкретизации и наполнению свежими фактами уже сложившихся концепций. Даже анализ глобализации пока не привел к достаточно ясному формулированию идей, показывающих то новое, что глобализация вносит в экономические предпосылки социализма, за исключением очевидного наблюдения, что теперь эти предпосылки начинают приобретать глобальный характер. Впрочем, некоторые более или менее общие соображения о новом характере противоречий капитализма были сделаны в книгах Майкла Хардта и Антонио Негри «Империя» и «Множество»[348]. Могу сослаться и на собственную оценку исторического места глобализованного капитализма, сделанную мной в 2004 году в статье «Эпоха Модернити»:

«Происходящий процесс глобализации означает приобретение капиталистической системой полного господства над мировым хозяйством. Господства не в смысле стирания различий между развитым капиталистическим центром и отсталой полукапиталистической (или даже четвертькапиталистической) периферией – эти различия постоянно воспроизводятся развитым центром, ибо без этих различий существование центра было бы куда как менее благополучным, – а в смысле приобретения экономическими структурами развитого мира контролирующего и регулирующего положения по отношению ко всему мировому хозяйству.

Капитализм в центре подчинил себе все фазы воспроизводственного процесса. На полностью капиталистическую основу поставлено воспроизводство рабочей силы и даже человека в его целостности. На капиталистическую основу переведены отношения, регулирующие процессы творческой деятельности (чего не мог добиться даже индустриальный капитализм). Развитый центр капиталистического мира создал единый финансовый рынок и подчинил движение капитала во всемирном масштабе своему контролю. Капиталистическая система выстояла перед лицом мощного и отчаянного натиска сил, пытавшихся противопоставить ему альтернативную социальную систему.

Такое торжество является в известном смысле слова окончательным. Больше капитализму торжествовать не над чем. И в этом смысле идеи Френсиса Фукуямы о конце истории являются отражением действительно произошедшего сдвига, если не принимать на веру его смешную фантазию об остановке исторического развития человечества с тожеством либерального капитализма. Чья история действительно остановилась, так это история самого капитализма. Ему больше нечего свершать. Дальше перед ним открывается долгий исторический путь нисходящей фазы развития.

Следует особо подчеркнуть, что все проанализированные выше предпосылки, так или иначе отражающие процессы обобществления производства в рамках капитализма, не могут рассматриваться в качестве уже готовых оснований для системы социалистических производственных отношений. В этом смысле тот оптимизм, который демонстрировал Ленин в работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», не вполне оправдан. Те экономические отношения, которые составляют экономические предпосылки социализма, не есть уже элементы самого социализма – это все-таки лишь переходные экономические отношения.

Этот факт, правда, лишь в отношении банковской системы, отметил еще Н.Бухарин, указав на то, что банковская система не есть готовый механизм общественного счетоводства для социализма, поскольку она обеспечивает учет на основе стоимостных отношений, в то время как социализм преодолевает товарное производство.

Итак, у нас есть определенное понимание того, как развитие внутренних противоречий капитализма и рост обобществления производства формируют экономические предпосылки социализма. Однако пока нет практически никаких исследований, в которых бы изучался вопрос о том, в какой степени должны быть развиты эти экономические предпосылки социализма (и какие именно из них в первую очередь), чтобы создать достаточные экономические основания для перехода к социализму

Можно легко заметить, что мы пока не имеем исследований, показывающих нам формирование экономических предпосылок социализма на основе развития творческого содержания труда, высвобождения человека из непосредственного процесса материального производства и т.п., что сейчас получило наименование постиндустриальных тенденций. В буржуазной экономической теории эти процессы уже получили ту или иную экономическую интерпретацию (например, в виде «экономической теории информации» или в концепции «человеческого капитала»). Марксисты же, обосновывая свою критическую позицию по отношению к такой интерпретации, не дали еще своего позитивного видения этих тенденций как экономических предпосылок социализма, отделываясь общими фразами о возрастании роли человека в производстве, что относится и к автору этих строк. Единственный пункт, который до какой-то степени я могу поставить себе в заслугу, – это указание на тенденцию к формированию всеобщей собственности на знания и информацию как реальной альтернативы частной интеллектуальной собственности и коммерческой тайне.

 

 

Производительные силы, производственные отношения и социальные предпосылки социализма

 

Проделанный выше обзор формирования материально-технических, деятельностных (трудовых) и экономических предпосылок социализма достаточно ясно свидетельствует о развитии процесса разложения капиталистического способа производства. Следовательно, можно сделать вывод и о том, что должен происходить и процесс разложения основных классов капиталистического общества – класса капиталистов и класса наемных работников.

Факты подтверждают этот вывод. Действительно, классическая фигура частного предпринимателя неудержимо расплывается в пространстве, затерянном где-то между крупными, средними и массой мелких акционеров, директорами, высшими менеджерами и прочими управляющими, банкирами, финансовыми спекулянтами, маклерами и брокерами, ведущими специалистами исследовательских отделов корпораций, вкладчиками пенсионных фондов и т.д. Одновременно численность фабрично-заводского пролетариата в странах развитого капитализма неумолимо сужается, распадаясь, с одной стороны, на слой квалифицированных специалистов и профессионалов, непосредственно обслуживающих интересы капитала и имеющих соответствующие доходы, и, с другой стороны, на массу малоквалифицированных и полуквалифицированных работников сферы услуг, распыленных, не спаянных в крупные коллективы, часто занятых временно или частично, и чей заработок нередко не дотягивает до прожиточного минимума.

И эти «неприятные» факты заставили немало понервничать левых теоретиков, ибо они ставили под сомнение их понимание классической марксистской концепции об «исторической миссии пролетариата» как могильщика капитализма. Некоторые из них решили сдать историческую миссию пролетариата в утиль и подыскать на его место кого-нибудь другого (например, интеллигенцию или «когнитариат»). Другие вышли из затруднений, распространив понятие «пролетариат» на всех лиц наемного труда (вне зависимости от их действительной роли в экономической системе). Третьи заявили, что, несмотря на все перемены, пролетариат по-прежнему остается пролетариатом – и все тут.

На самом деле требовалось прежде всего обратить внимание на тот факт, что при смене способа производства его движущей социальной силой никогда не выступал только конфликт между основными классами «старого» способа производства. Более того, самая активная (ведущая) роль в социальной революции (или гегемония) принадлежала всегда новым социальным слоям, бывшим продуктами разложения основных классов прежнего общества и исходным материалом для формирования основных классов нового способа производства.[349]

Разумеется, эти новые слои длительное время выступали в старой социально-правовой оболочке. Например, буржуазия, как мелкая, так и крупная, а также и предпролетариат, к началу буржуазной революции во Франции несли на себе общее одеяние «третьего сословия». Значительная часть буржуазии в России XIX века по документам значилась крестьянами или мещанами (городскими простолюдинами). Крестьянами числилась и часть фабрично-заводских рабочих.

В современном капиталистическом обществе наемным работником может именоваться полунищий поденщик, перебивающийся случайными заработками, заводской рабочий, профессор университета и генеральный директор крупной корпорации. Но даже если мы выделим в этой пестрой толпе только тех, кто эксплуатируется капиталом (а не является агентом капитала по эксплуатации труда) и для кого систематическая продажа рабочей силы является основным способом существования, это еще не решает проблемы.

Дело в том, что значительный (хотя и составляющий явное меньшинство) слой наемных работников, занятых по преимуществу или в существенной степени творческими функциями, отличается по своему социально-экономическому положению от «классического» фабрично-заводского пролетариата. Переход от машинных технологий к постмашинным создал и нового наемного работника – не частичного фабричного рабочего, подчиненного как диктату капитала, так и власти фабричной системы, а творческого работника, реализующего значительную степень свободы в своей деятельности и в этой части претендующего на независимость от капитала.

Как уже было сказано выше, эта независимость весьма относительна, но потенциально не ограничена, а потому и является основной конфликта интересов между творческими работниками и капиталом. Этот конфликт имеет своей основой то же отчуждение труда, которое гнетет любого наемного работника. Но новый тип творческого работника отличается от классического фабрично-заводского пролетария тем, что в самом процессе своего труда он потенциально (а отчасти – и реально) свободен от диктата капитала.

Именно это различие создает и различие в характере того, что, вслед за К.Марксом, можно было бы назвать «исторической миссией» данных социальных групп внутри класса наемных работников.

Объективные экономические интересы основной массы фабрично-заводского пролетариата могут быть сведены к высокой заработной плате для себя и к сужению дохода капиталиста до уровня зарплаты высокооплачиваемого управляющего. Да, борьба рабочего за достойные условия труда и его оплаты революционизирует капиталистическое общество, подталкивает его к изменениям, в том числе и выходящим за пределы собственно капиталистических отношений. Да, рабочий страдает от гнета капитала и не прочь бы вообще избавиться от его власти…

Но что же дальше? Даже ниспровержение капитала не освобождает фабрично-заводского рабочего от его фабричного рабства, хотя бы наемное рабство уже было ликвидировано. А с сохранением первого, порождающего противоречие интересов управляющих и управляемых, умственного и физического труда, ущербность частичного работника и т.д., весьма вероятно вернется и второе (печальный опыт СССР недвусмысленно свидетельствует об этом). Кроме того, фабрично-заводской пролетариат выступает таким классом, который обречен на гибель вместе с гибелью капитализма и становлением бесклассового социалистического общества.

Какой же социальный слой по роду своей деятельности, по месту в общественном производстве не только заинтересован в преодолении любых классовых перегородок, любого социального гнета, но и имеет практический опыт такого преодоления, практическое знание о путях и способах, которыми решается эта задача? Именно та часть наемных работников, которая связана с выполнением творческих функций.

До сих пор капитал довольно успешно справлялся с теми противоречиями, с которыми связано положение творческого работника в системе капиталистических отношений. На ранних стадиях промышленного капитализма число таких работников было невелико и значительная часть из них занимала особое положение т.н. «лиц свободных профессий», что сближало их по статусу с мелкими буржуа, делая их продавцами продуктов со своего частного «интеллектуального огородика». Затем, с развитием технического прогресса, происходит количественный рост этого слоя и превращение большинства его представителей в наемных работников. Творческая деятельность по развитию и технологическому применению научных знаний превращается из поля индивидуальной (частной) инициативы в крупную, капиталистически организованную отрасль производства, покоящуюся на использовании наемного труда.

Однако и теперь капитал все еще способен создавать для значительной части таких работников относительно привилегированные условия – как по уровню дохода, так и по условиям труда. Поэтому творческие работники (ученые, инженеры, преподаватели, врачи, журналисты и т.д.) в массе своей хотя и тяготятся властью капитала, но стремятся к освобождению от него именно как привилегированная каста, добиваясь такого освобождения только для себя. Более того, многие видят путь своего освобождения от власти капитала в том, чтобы самим сделаться капиталистами – подобно тому, как французский буржуа XVII столетия мечтал о покупке дворянского патента или женитьбе на дворянке. Ведь значительная часть творческих работников – менеджеры, агенты финансового рынка, агенты политического и идеологического манипулирования и т.п., – по своему положению в системе капиталистического производства привязана к непосредственному обслуживанию самовозрастания капитала.

И все-таки возможности капитала по социальному подкупу всего этого слоя не беспредельны. Многие творческие работники, независимо от своего привилегированного положения, осознают общность своих интересов с другими отрядами наемных работников в противостоянии власти капитала. Кроме того, с ростом количества рабочих мест, нуждающихся в выполнении творческих функций, возможности подкупа со стороны капитала сужаются. Становится невозможным подкупить всех. И часть творческих работников все активнее включается в борьбу против власти капитала – первоначально в основном под своими, специфическими «цеховыми» лозунгами.

Эти «цеховые» лозунги – свобода доступа к знаниям и информации, контроль над использованием научных результатов ради блага людей, а не вопреки ему (ради прибыли капиталистов), и т.п. – чем дальше, тем больше совпадают, однако, с интересами всех наемных работников. Разве фабричному пролетарию или малоквалифицированному работнику сферы услуг не нужен свободный доступ к высшему профессиональному образованию, если не для себя, то для своих детей? Разве не заинтересован любой наемный рабочий лишить капитал «священного права» травить людей отходами производства или угрожать их здоровью не проверенными генномодифицированными продуктами?

Наконец, с ниспровержением власти капитала «цеховые» лозунги творческих работников могут превратиться в универсальные цели всего общества: «образование – для всех», сокращение рабочего дня, доступ к культурным благам в свободное время, достижение равновесия с природной средой… Эти лозунги могут стать основой такого преобразования материальных условий производства (развития производительных сил), которое создаст действительную возможность для свободного развития человека.

Поэтому, на мой взгляд, «могильщиком капитализма» может стать как раз союз традиционного наемного работника (фабричного пролетария) и наемных рабочих сферы услуг с наемным работником нового типа – творческим работником. Самостоятельно ни та, ни другая социальная группа не смогут решить эту задачу. Фабричные рабочие и работники сферы услуг – потому, что условия их труда и их положение в общественной системе производства ограничивают их возможности в части преобразования общества на социалистических началах. Творческие работники – потому, что социалистические отношения могут быть сформированы только в процессе социального творчества, захватывающего большинство населения. А для этого надо преодолеть собственную цеховую узость, прийти к борьбе за интересы большинства и завоевать практическую поддержку этого большинства.

 

 

Оценка степени готовности предпосылок

социализма

Следует сразу сказать – никакая теория (и марксизм здесь не исключение) не может обладать неким «напряжометром», способным аптекарски точно фиксировать степень напряженности противоречий между производительными силами и производственными отношениями, и, соответственно, указывать на точный процент готовности капитализма к выходу за свои пределы. Мы, однако, в состоянии зафиксировать ряд необходимых качественных параметров (выше я и попытался их представить), на основе которых можно делать и более или менее приблизительные количественные оценки.

Кроме того, социальная революция, ведущая к изживанию капиталистического способа производства и выходу за пределы мира отчуждения, не является продуктом только лишь противоречия между производительными силами и производственными отношениями. На ее вызревание влияют особенности исторической эволюции классов и социальных групп, развитие особенностей их социальной психологии, место той или иной страны в сложившемся международном разделении труда и масса других обстоятельств, определяющих конкретное соотношение социально-политических сил в национальной и международной политической борьбе.[350] Ход этой борьбы, в свою очередь, зависит от наличия и характера организаций, представляющих интересы различных классов и социальных групп, от их зрелости, сплоченности, от решения теоретических и идеологических вопросов, от личных и политических качеств лидеров и т.д.