Часть 1. История философии

 

Глава 1.1 Античная философия

 

 

Милетская школа философии

 

Известно, что наша цивилизация является дочерней по отношению к античности. Именно поэтому философии античности будет уделено должное внимание.

Философия выросла из мифов, главным образом из повествований о происхождении и творении мира, в которых широко используются антропо- и зооморфные образы без какой-либо четкой рациональной мотивировки. По мере усиления рациональных мотивировок из мифологии стала выпочковываться философия. Одной из древнейших философских школ считается милетская (VII–V вв. до н. э.): мыслители из города Милета (Древняя Греция) Фалес, Анаксимен и Анаксимандр.

Все три мыслителя сделали решительные шаги к демифологизации античного мировоззрения, заменив человекоподобных богов изнутри присущим всему существующему источником. "Из чего все?" — вот вопрос, который интересовал милетцев в первую очередь. Сама постановка вопроса по-своему гениальна, ибо она имеет своей предпосылкой убеждение, что все можно объяснить, но для этого надо найти единый для всего источник. Таким источником Фалес считал воду, Анаксимен — воздух, Анаксимандр — некоторое беспредельное и вечное начало, апейрон (термин "апейрон" буквально означает "беспредельное"). Вещи возникают в результате тех превращений, которые происходят с первовеществом, — сгущений, разряжений, испарений. Согласно милетцам, в основе всего находится первичная субстанция. Субстанция, по определению, есть то, что не нуждается для своего объяснения в чем-либо другом. Вода Фалеса, воздух Анаксимена — это субстанции.

Чтобы оценить воззрения милетцев, обратимся к науке. Постулируемые милетцами субстанции относятся фактически к миру явлений и событий, а не родовых реалий, понятий, законов. Та же вода ведь непосредственно фиксируется в опыте, т. е. эмпирически, а таковы именно материальные объекты и события. За пределы мира событий и явлений милетцам не удалось выйти, но они делают такие попытки, причем в нужном направлении. Они ищут нечто родовое, но представляют себе его как событийное, фактуальное Милетцы стараются подняться от уровня фактуального к уровню родового, хотя им это не вполне удается. Удача придет к последующим поколениям философов.

Интересно заметить, что подобные милетским попытки делались и в Древней Греции, и в Индии, и в Китае, и в Японии. В качестве субстанции часто называли воду, воздух, землю, огонь, дерево (древние китайцы). В качестве первоисточников брали либо одну субстанцию, либо четыре (Эмпедокл, локаята-черваки в Индии), либо пять (древние китайцы). Суть философского поиска оставалась прежней — путь к родовым реалиям.

Обратимся к современной науке. Как она отвечает на вопрос "Из чего все?" Считается, что наша Вселенная возникла в результате взрыва исходной сингулярности, отдельного, самостоятельного физического образования. Может показаться, что эта сингулярность современной науки очень уж похожа на упоминавшийся апейрон Анаксимандра. В действительности же дело обстоит по-другому. Современная наука в отличие от представлений милетцев использует и принципы, и законы. Ее представления о сингулярности имеют научный характер, подтверждаются экспериментальными и теоретическими данными.

Выше отмечалось, что современный человек часто повторяет ошибки, неудачи древних. Заблуждения милетцев фактически копируются тогда, когда хотят сложные явления объяснить "просто", а именно, сводя их к какому-либо первовеществу. Например, явления телепатии объясняют движением всепроникающих нейтрино. Соответственно и астрологические предсказания также неправомерно отделять от теоретического анализа. Установление истины, как правило, невозможно без развитого философского и научного анализа.

 

Школа Пифагора

 

Пифагор тоже занят проблемой субстанций, но огонь, земля, вода в качестве таковых его уже не устраивают. Он приходит к выводу, что "все есть число". Пифагорейцы видели в числах свойства и отношения, присущие гармоническим сочетаниям. Мимо пифагорейцев не прошел тот факт, что если длины струн в музыкальном инструменте (монохорде) относятся друг к другу, как 1:2, 2:3, 3:4, то получающиеся музыкальные интервалы будут соответствовать тому, что называют октавой, квинтой и квартой. Простые числовые отношения стали искать в геометрии и астрономии. Широко известная теорема Пифагора о соотношении длин катетов прямоугольного треугольника с длиной гипотенузы также достаточно показательна. Пифагор, а до него уже Фалес, видимо, использовали простейшие математические доказательства, которые, вполне возможно, были заимствованы на Востоке (в Вавилонии). Изобретение математических доказательств имело решающее значение для становления типа рациональности, характерного для современного цивилизованного человека.

При оценке философской значимости воззрений Пифагора следует отдать должное его проницательности. С точки зрения философии особое значение имело обращение к феномену чисел. Пифагорейцы объясняли события на основе чисел и их соотношений и тем самым превзошли милетцев, ибо почти достигли уровня родовых реалий. Пифагорейцы усвоили то, что попроще, некоторые количественные данные и соотношения. Пифагорейцы еще не владеют категорией качества, исходя из которой только и можно, как будет показано позднее Гегелем, уразуметь в должной степени количество, каковым, в частности, является число. Пифагорейцы были одними из первых, кто понял роль и значение чисел. Они совершили великое дело.

При всей значимости открытий пифагорейцев им все-таки не удалось найти ответ на вопрос "Из чего все?" Подобно тому как не все является водой или воздухом, не все является и числом. Всякая абсолютизация чисел, равно как их закономерностей, есть возрождение исторической ограниченности пифагорейства. В полной мере это относится к магии чисел, которой, надо сказать, пифагорейцы отдали дань со всей щедростью увлеченной души древнего грека.

Наконец, особо следует отметить поиски пифагорейцами гармонии во всем, красивой количественной согласованности. Такой поиск фактически нацелен на обнаружение законов, а это — одна из сложнейших научных задач. Древние греки очень любили гармонию, восхищались ею и умели создавать ее в своей жизни.

 

Гераклит и элеаты

 

Дальнейшее развитие философской мысли наиболее убедительно представлено в известном противостоянии учений Гераклита из Эфеса и Парменида и Зенона из Элей.

Обе стороны согласны в том, что внешние чувства не способны сами по себе давать истинное знание, истина достигается размышлением. Уже здесь мы видим, что к V в. до н. э. понимание греческими философами недостаточности оперирования уровнем событий приобрело характер философской идеи-веры, очень многое свидетельствовало в ее пользу. Любопытно, однако, проследить за тем, как философы конкретизируют свою идею.

Гераклит считает, что миром правит логос. Представление о логосе можно расценить как наивное понимание закономерности. Это было действительно наивное понимание, ибо содержательные аспекты логоса Гераклит умел интерпретировать лишь как связь событий, т. е. исключительно фактуально. Конкретно он имел в виду, что все в мире состоит из противоположностей, противоборствующего, все происходит через распрю, борьбу. Вследствие этого все изменяется, течет; образно говоря, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. В борьбе противоположностей обнаруживается их внутреннее тождество. Например, "жизнь одних есть смерть других", да и вообще — жизнь есть смерть. Поскольку все взаимосвязано, то всякое свойство относительно: "ослы солому предпочли бы золоту". Гераклит еще чрезмерно доверяет миру событий, что определяет как слабые, так и сильные стороны его воззрений. С одной стороны, он подмечает, пусть в наивной форме, важнейшие свойства мира событий — их взаимодействие, связность, относительность. С другой стороны, он еще не умеет анализировать мир событий с позиций, характерных для ученого, т. е. с доказательствами, понятиями. Мир для Гераклита есть огонь, а огонь — это образ вечного движения и изменения. Какое богатое воображение!

Гераклитовская философия резко критиковалась элеатами. Так, Парменид считал тех людей, у кого "быть" и "не быть" считается одним и тем же и не одним и тем же и для всего имеется обратный путь — это явный намек на Гераклита, — "двухголовыми". Смысл данного утверждения Парменида станет ясным из последующего текста.

Парменид, равно как и его ученик Зенон, подобно современным ученым, анализируют мир событий и отсюда делают выводы, какими бы "сумасшедшими" они ни являлись. Смелости, характерной для подлинного ученого, элеатам было не занимать.

Особое внимание элеаты уделяли проблеме множественности, в этой связи они придумали ряд парадоксов (апорий), которые и поныне вызывают у философов, физиков и математиков головную боль. Парадокс — это неожиданное высказывание, апория — это затруднение, недоумение, трудноразрешимая задача.

По мнению элеатов, вопреки чувственным впечатлениям нельзя помыслить множественность. Если вещи могут быть бесконечно малыми, то их сумма никак не даст нечто конечное, конечную вещь. Если же вещи конечны, то между конечными двумя вещами всегда есть третья вещь; мы опять приходим к противоречию, ибо конечная вещь состоит из бесконечного числа конечных вещей, что невозможно. Невозможна не только множественность, но и движение. В аргументе "Дихотомия" (разделение на два) доказывается: для того чтобы пройти определенный путь, надо сначала пройти его половину, а чтобы ее пройти, надо пройти четверть пути, и далее — одну восьмую пути, и так до бесконечности. Получается, что невозможно из данной точки попасть в ближайшую к ней, ибо ее фактически нет. Как утверждает современная математика, в континууме между двумя данными точками всегда найдется другая точка. А это значит, что невозможно попасть уже в первую, соседнюю точку. Если движение невозможно, то быстроногий Ахилл не может догнать черепаху и придется признать, что летящая стрела не летит. В таком случае отсюда, как говорится, "с железной необходимостью" следует, что бытие единственно, целокупно (не имеет частей), не изменяется, неподвижно, все существующее есть одно и то же бытие.

Рассматриваемые апории дошли до нас в изложении Зенона, поэтому их называют апориями Зенона. Апории Зенона опровергали много раз, указывая просто на факты: А догнал В, С летит и т. д. Однако такие "опровержения" аргументации великих философов не многого стоят. Элеаты ведь ставят вопрос действительно по-научному: если есть движение, то его надо осмыслить. Конечно, из непонимания движения, множественности не следует, что их нет вообще. Но и гордиться особенно нечем, если вы не способны понять с научных позиций вроде бы довольно очевидные вещи, механическое движение, всякого рода изменения. Гераклит потому и раздражал элеатов, что он не давал объяснения факту изменения.

Ниже мы рассмотрим тот выход из ситуации, который предложили в порядке преодоления апорий Зенона древние атомисты. Сейчас же отметим, что современные ученые вновь и вновь обращаются к апориям Зенона, находя в них новые импульсы для развития научной мысли. При этом, разумеется, они модифицируют логику рассуждений элеатов. Давно стало ясно: для понимания апорий элеатов надо обратиться к самым развитым философским, математическим и физическим теориям. Выходит, что элеаты продолжают в некотором роде быть и поныне нашими учителями. Чему они научили и учат нас в первую очередь? Роли и значению логических доказательств, необходимости рассмотрения — наряду с миром событий — умопостигаемого уровня реальности, не поддаваясь "обману воображения". Элеаты поставили проблему соотношения единого и множественного, непрерывного и прерывного, движения и покоя. Они стали оперировать максимально общей категорией бытия, которое считалось единственным. Но в таком случае мысль есть не что иное, как бытие, отсюда уже недалеко до ими же высказанного утверждения: "одно и то же мысль и то, на что мысль устремляется". Это утверждение призвано объяснить, почему мысль имеет истинностное значение по отношению к бытию. А именно в силу того, что она сама есть бытие.

Итак, Гераклита интересует прежде всего изменение и движение, их истоки, причины, которые он усматривает в борьбе противоположностей. Элеаты в первую очередь обеспокоены тем, как понять, как интерпретировать то, что все считают изменением и движением. Согласно размышлениям элеатов, отсутствие непротиворечивого объяснения природы движения ставит под сомнение его реальность. Разумеется, элеаты не доказали, что нет движения, они показали современникам, что те едва ли понимают содержание движения. Сами элеаты в понимании движения были на подлинной вершине существовавших в их эпоху воззрений. Увы, элеатам не суждено было, ибо это невозможно в принципе, разорвать путы исторической ограниченности.