Кто раньше встал, того и песня

 

После возвращения из Лондона я сказал остальным ребятам в группе: “Если мы собрались этим заниматься, то давайте относиться ко всему серьёзно и по-настоящему трудиться. Начнём репетировать с девяти часов. Ровно в девять!”

Мы арендовали помещение в “Newtown Community Centre” в Астоне, напротив кинотеатра и начали жить в абсолютно новом режиме. Я заезжал за всеми, чтобы быть уверенным, что они будут вовремя. Гизер жил не так далеко, поэтому он приходил. Иногда он немного задерживался, но обычно мы начинали работать в приемлемое время. Именно тогда мы начали сочинять свои собственные песни. “Wicked World” и ”Balck Sabbath” были первыми ласточками, написанными на репетициях. Мы знали, что в нас что-то было. Ты чувствуешь такое, когда волосы на руках встают дыбом и это особые ощущения. Мы понятия не имели, что это было, но нам это понравилось. У меня родился рифф для ”Black Sabbath”. Я играл “дум-дум-дуууммм”. И это было оно! От этого и выстроилась песня. Как только я заиграл первый рифф, началось: “О, Боже! Это круто. А что это? Не знаю!”

Простенькая вещица, но у неё есть своё настроение. Только потом я узнал, что использовал то, что называют “интервалом Дьявола”, аккорд настолько мрачный, что в Средние Века его воспроизведение было запрещено Церковью. Не знаю, но это было всего лишь то, что я чувствовал внутри. Почти так, будто оно вырвалось из меня. Как-то так случаются подобные штуки. Затем каждый стал нанизывать по кусочку и в конце концов получилось нечто потрясающее. Очень странное, но хорошее. Мы все были в шоке, но мы же знали, что что-то подобное в нас есть.

Гизер собирался стать бухгалтером. Вот почему он брал на себя роль учета денежной выручки после каждого выступления. Он был смышлёным, поэтому именно у него так хорошо стала получаться с лирикой. У меня определённо не получится сесть и написать что-нибудь подобное, а Биллу и двадцати лет не хватит, чтобы выдавить из себя хоть строчку. Оззи придумывал вокальные мелодии. Он просто пел все, что взбредёт в голову. Поэтому хорошо, что к нему вовремя пришла идея спеть “Что это, что стоит передо мной?” (“What is this that stands before me?”) Гизер вскоре использовал это, что бы доделать текст. Так что они оба занимались такими вещами.

В то время мы принимали много дури. Однажды мы были в каком-то клубе в абсолютной глуши, у чёрта в заднице. Оззи с Гизером увидели, что снаружи кто-то по-дурацки скачет. Им казалось, что это эльф или нечто похожее. Я боюсь, это был наркотический бред, но, думаю, именно оттуда пошёл “The Wizard”, ещё одна ранняя песня. Они просто взяли и воплотили в тексте то, что им привиделось. Наши первые вещи часто описывают как пугающие. Мне нравились фильмы ужасов и Гизеру тоже. Периодически мы ходили в кинотеатр неподалёку от нашей репетиционной точки, чтобы их смотреть. Знаю, что есть фильм Бориса Карлоффа (Borris Karloff) под названием “Black Sabbath”, но в то время он нам не попадался. Гизер предложил назваться Black Sabbath и это звучало слишком подходящим для нас, чтобы не воспользоваться.

Нам всегда казалось, что есть нечто, что направляло нас к музыке, которую мы играем. Я сыграл этот рифф к “Black Sabbath”, всего лишь “дум-дум-дум” и вот оно. Просто пришло, так же как и многие другие мои риффы. Это вроде того, как будто кто-то говорит: “Играй так!”

Что-то или кто-то привносит идеи и направление из других измерений. Словно невидимый пятый член команды...

 

Из Earth в Black Sabbath

 

Когда мы играли в “Toe Bar” недалеко от Карлайла, нас всегда возили в прицепе. Зимой в нём было настолько холодно, что мы жгли мебель, чтобы хоть как-то согреться. Однажды мы завернули на концерт в Манчестере, где в дверях стоял парень в костюме и при галстуке-бабочке. Мы подумали, странновато для блюзового клуба. Он сказал: ”А, Eatrh, входите”.

И добавил: “Мне нравится ваш новый сингл”.

Тогда мы пропустили это мимо ушей и оставили без внимания, установили всё наше оборудование. А потом мы увидели, что все люди пришли в бабочках, костюмах и бальных нарядах и поняли, что они заказали не ту команду. Вскоре мы выяснили, что есть ещё одни Earth, и это была поп-группа. Управляющий тоже врубился в ситуацию, но сказал: “Выходите и играйте”.

Мы отыграли одну песню, и буквально все, ожидавшие танцулек, сорвались: “Что это за дерьмо?”

Нас выперли. И когда управляющий ничего нам не заплатил, мы присвоили себе кипятильник, стащили с задней стены гримерки коврик, покидали в него ножи и вилки, взяли все, что смогли. И сказали друг другу: “С нас хватит, больше мы на такое не пойдём. Нам необходимо придумать другое название, такое, какого ни у кого больше нет”.
Джим Симпсон предложил назваться ”Fred Carno’s Army”. Пипец всему, хуже не придумаешь. Фред Карно был импресарио времён мьюзик-холлов, работавший с Чарли Чаплиным (Charlie Chaplin) и Стеном Лаурелом (Sten Laurel). У Оззи были идеи типа “Jimmy Underpass” и “Six Way Combo”. А Гизер предложил “Black Sabbath” и это звучало как отличная афиша для нас.

Джим Симпсон организовал наше первое выступление в Европе. Это была наша первая поездка туда и когда мы заехали за Оззи, он появился с рубашкой на вешалке. Мы ему сказали: “Мы, знаешь ли, уезжать собираемся”.

“Знаю”.

“На несколько недель”.

“Знаю я”.

У него была всего одна рубашка да пара джинсов, вот и всё.

По дороге мы и приняли решение сменить название. Или, может, это было в одном из первых клубов, в которых мы играли, знаменитом гамбургском “Star Club”. Он вмещал 400 или 500 человек. Потом они ещё несколько раз приглашали нас и мы в конце концов побили тамошний рекорд посещаемости, установленный ещё The Beatles.

Это было как раз после случая с Jethro Tull, и, вдохновившись подвигами Йэна Андерсона, я купил себе флейту и попытался сыграть на ней на сцене. Мы тогда курили много травы, я был довольно обдолбаным. Я держал флейту чересчур низко, так что только выдувал воздух в микрофон. Оззи ушёл за сцену, нарыл где-то огроменное зеркало, вытащил его на сцену и поставил рядом со мной. Затем он постучал мне по плечу, я обернулся и воскликнул: “О,о!”

Ещё один прикол вышел, когда Оззи нашёл баночку пурпурной краски и выкрасил себе лицо. Там была большая стремянка за сценой, так он вскарабкался на неё, пока его голова не показалась над кулисами. Всё, что можно было увидеть, это пурпурная голова, появившаяся из-за задников. Такие сумасшедшие выходки помогали нам удержать остатки рассудка, которые у нас ещё оставались.

В те ранние дни у нас было несколько туров по Европе. В первом турне мы проехались через Гамбург, Данию и Швецию, а в следующем заехали и в Швейцарию, где в течение шести недель выступали в Сант-Галлене (St Gallen). Мы там играли, может, человек для трёх, по четыре-пять выходов в день. Всё что нам доставалось, это стакан молока и колбаска. Денег не было: мы жили в полной нищете. Гизер был вегетарианцем, но был вынужден есть колбаски, потому что нам не на что было купить для него другой еды. Обитали мы все в одной комнатёнке над кафе, через дорогу от места, где выступали. Если ты не приходил вовремя, то оставался на улице, так как дверь запирали. Однажды вечером мы с Оззи ушли с двумя девушками и остались у них. Гизер вышел куда-то и уже не смог зайти внутрь. Билл связал вместе простыни и попытался втянуть его наверх. В это время мимо проходил полицейский патруль. Пришлось долго объяснять на двух языках, что тут к чему.

Затем мы двинули в Цюрих. Когда мы добрались до места, оно оказалось набито под завязку. Там играла группа, какая-то группа и, выглядели они вполне счастливо, у них даже было шампанское. Мы подумали, чудесно, и значит шампанское будет и у нас. Нам то было невдомёк, что они провели тут шесть недель и это был их последний вечер. Все собравшиеся провожали их и это была прощальная вечеринка. И вот выходим мы. Минуточку, а что случилось? Где весь народ?

Туда приходил каждый день приходил один чудик. Он становился на голову, все его деньги высыпались из карманов, он их собирал и сваливал. А в углу бара сидела ещё шлюшка одна, вот и всё.

Так как всё равно было пусто, мы начали играть что попало. Тут мы подумали, а что, если Билл выдаст здесь соло на барабанах, а потом я задвину соло на гитаре, тогда остальные ребята смогут передохнуть. Это хорошо прокатывало несколько дней, но затем нас, конечно же, подловили. Во время соло Билла пришла дочка хозяина и сказала: “А ну-ка прекратили этот шум! Вам платят за то, чтобы вы играли, а не за это!”

Это было по-настоящему ужасное место. Мы спали в одной комнате, вместе со стаей крыс. Владелец заведения отобрал у нас паспорта, так что сняться оттуда мы не могли. Это было чуть ли не рабство. Мы играли пять 40-50-минутных сетов в день, а в выходные и по семь, а платили нам гроши. Но у нас было много приколов, отчасти из-за того, что по случаю нам перепадали косяки. А Билл курил кожуру от бананов. Бананы он съедал, соскребая все остатки с оболочки, заворачивал её в тонкую фольгу, ставил в духовку, готовил, а потом скуривал это. Он заявлял, что его эта штука вставляет, что это круто, и очень гордился своей находкой.

“Что делает Билл?”

“Аа, готовит свою банановую кожуру”.

 

 

16 Black Sabbath записывают “Black Sabbath”

 

Когда мы выступали в “Henry’s Blues House”, туда захаживали люди из музыкального бизнеса, чтобы взглянуть на нас. По этой же причине мы как-то ездили в Лондон поиграть в “Speakeasy”; Послушать нас приходили с лейбла Крисализ (Chrysalis), но зал был пуст и выступление получилось унылым. Всё это делалось, чтобы заключить контракт. Нас отвергали, но это был не конец вселенной. Вы должны стойко держаться того, во что верите, гнуть свою линию и не меняться только потому, что кто-то другой этого хочет. Именно так получается что-то новое. Делать то, что все - путь в никуда. Вы должны создать что-то своё.

В “Henry’s Blues House” пришёл Тони Холл (Tony Hall), ему понравилось то, что мы делали и он захотел подписать нас. Это был достаточно известный независимый диджей. Тогда он только организовал фирму “Tony Hall Enterprises”, чтобы это не означало. Мы заключили контракт с этой компанией, а они передали его лейблу “Fontana”. Думаю, они неплохо нагрелись на этой сделке. После этого мы видели Тони всего несколько раз. Разок он появился на “Top Of The Pops” и с тех пор я с ним не встречался. Ещё одним персонажем из тех дней был Дэвид Платц (David Platz), подписавший нас на “Essex Music”. Это была дерьмовая сделка, но тогда они были ещё на плаву. В любом случае, он использовал нас, как наживку. По очень редким оказиям мы ходили встретиться с ним. Это было странно. У него была кнопка, которую он нажимал и открывал дверь в секретную комнату за его столом. Ему долго удавалось держаться. Возможно, благодаря этой комнате. После того, как мы добыли настоящий контракт, настало время записать альбом. Мы получили по 100 фунтов каждый и это была куча денег для нас, но, естественно, мы бы сделали это и бесплатно. Выпущенный альбом означал, что люди смогут услышать нас. Осенью 1969-го года мы записали парочку демо, “The Rabel” и “The Song For Jim”. Песню “The Song For Jim” написал Норман Хайнс (Norman Haines) из группы Джима Симпсона и Джим хотел, чтобы мы её записали. Я уже не помню, что там было в этой песне, но мы переименовали её в честь Джима шутки ради. Первоначальное прослушивание проводил Гас Даджен (Gus Dudgeon), к тому времени уже известный продюсер из “Trident Studios” в Лондоне. Мы даже не виделись с ним воочию, а он нас сразу завернул.

Пару дней спустя мы выступали в Уоркингтоне (Workington) и именно там Оззи анонсировал перед аудиторией смену названия. Это не было каким-то знаменательным событием, мы не устраивали празднование по этому поводу или что-то такое. Мы просто поменяли вывеску на Black Sabbath. И первый наш концерт как Black Sabbath состоялся 30 августа 1969-го года, но, по моему мнению, группа ведет свою историю все же с 1968-го года. Я постоянно забываю о том факте, что поначалу мы назывались Earth. Для меня важно именно то, когда мы собрались вместе.

К тому времени в нашем репертуаре уже были “The Wizard”, ”Black Sabbath”, ”N.I.B.” и “Warning”, композиции, вскоре составившие основу нашего первого альбома. Нам больше не хотелось играть чужие вещи. В любом случае, 12-тактовый блюз уже не звучал уместно среди наших песен, так как наш собственный материал был кардинально другим. Тем не менее, мы записали “Evil Woman”, кавер на американский хит группы Crow. Джим Симпсон настоял на этом, так как считал: “Нам нужно что-то коммерческое”.

Мы с неохотой пошли на это, но всё уже изменилось, так как на той же сессии мы записали ещё и свою композицию “The Wizard”. Симпсон использовал это демо, чтобы заинтересовать диск-жокея Джона Пила (John Peel). В ноябре мы появились в его шоу “Top Gear” и исполнили ”Black Sabbath”, ”N.I.B.”, “Behind The Wall Of Sleep” и “Sleeping Village”. Мы были на национальном радио. Движение началось, это случилось!

Мы не выбирали продюсером Роджера Бейна (Roger Bain), его выбрали за нас. Мы встретились заблаговременно и нам он понравился. Роджер казался довольно приятным парнем. Он был также зелен как и мы и за его плечами не было большого опыта. Ему было чуть больше двадцати как и нам, или может быть чуть больше. Будучи продюсером, он должен был за всем присматривать. Было полезно иметь его поблизости, но мы получали от него не так уж много советов. Может он и предложил парочку идей, но наши песни были уже достаточно проработаны и отобраны. Наш роуди, Люк, отвёз наше оборудование в студию “Regent Sound” на Тоттенхэм Коурт Роуд в Лондоне в октябре 1969-го и установил усилители. Студия была не больше крохотной жилой комнаты и все мы играли там одновременно, только Билл находился за перегородкой. Оззи пел в маленькой ванной комнате в то же самое время, когда остальная команда играла. Все было исполнено как в живую. Это было для нас самым важным событием к тому моменту и все мы были в довольно хорошей форме.

До этого я никогда не работал в студии и ничего не смыслил в процессе записи. В том, где должны быть микрофоны и во всем подобном. Думаю, работать с нами было тяжело и Роджеру Бейну и инженеру Тому Аллому (Tom Allom). Два чувака, которые никогда не ездили с нами, не знали наших предпочтений и не знали, как мы должны звучать. Но случилось так, что им неожиданно пришлось со всем этим разбираться. Как правило самой главной проблемой было суметь объяснить записывавшим нас людям, как настраивалась наша звуковая аппаратура. Моя гитара и бас Гизера должны хорошо сочетаться друг с другом, чтобы составлять стену звука. Все они смотрели на бас, как на бас, дум-дум-дум, чистый и ясный. Но у Гизера звук был более перегруженным, более грубым. У него есть ноты с сустейном и подтяжками, также, как на гитаре, чтобы звук был более жирным. Некоторые пытались заставить его прибрать дисторшн и получалось вроде “там-там-там”.

“Оставь его, блядь, в покое! Это часть нашего звучания!”

Приходилось долго убеждать народ, пока до них это доходило. Они постоянно проигрывали дорожки по-отдельности. Они слушали гитару саму по себе и начиналось: “О-о, она так перегружена!”

“Я знаю, но поставь всё вместе, всю группу и тогда увидишь, как она звучит!”

Они всё не могли допереть, что мы были группой, которая вместе слушается отлично, независимо от того, что каждый звучит индивидуально. Роджер Бейн это в конце концов понял, вот почему ранние альбомы, записанные с ним, имеют такой “включи-и-играй” звук. В основном это было как “вижу то, что есть”: мы просто входили, включались, играли, спасибо и спокойной ночи. Так и было, никакого масштабного выкручивания ручек, со звуком, который у нас был. Так же и с барабанами, они просто были обвешаны микрофонами и у нас получался натуральный, честный звук, и именно этот звук мы и снимали для записи.

Всё было проделано очень быстро. Мы думали, чёрт возьми, у нас есть целый день на запись треков, класс, это просто охуительно! Потом я разузнал, что Led Zeppelin записывали свой первый альбом целую неделю, а они были гораздо профессиональнее нас. У них был Джимми Пейдж (Jimmy Page), который записывался с The Yardbirds и бог знает кем ещё до этого. Он так и шнырял по этим студиям, а мы-то точно нет, мы понятия обо всём этом не имели.

У нас была песня с длиннющим гитарным соло, которая называлась “Warning”. То ли из-за того, что такую длинную вещь приходилось делать в один присест, то ли ещё почему-то, но у нас закончилось время. После первого же дубля Роджер сказал: “Ладно, хватит”.

“Но я хотел попробовать немного по-другому...”

“Хватит!”

“Можно мы сделаем ещё один дубль? Думаю, у меня выйдет лучше”.

В конце концов Роджер сказал: “Ладно, давайте ещё раз”.

Получилось опять неудачно, и на этом всё: или так, или никак.

Весь тот альбом был сделан согласно принципу: играйте так, как на концерте. Играйте сразу, десяти подходов у вас не будет. Когда мы играли в студии, “Warning” была минут на пятнадцать или вроде этого, с ума сойти. Роджер с инженером сократили её до примерно десяти минут. Они вырезали большой кусок, повыдёргивали парочку более мелких из мест, которые бы я не стал трогать. Я был расстроен, так как полагал, что в оригинале всё переходит из одного в другое более естественно, но у виниловой пластинки есть определённая длительность и, возможно, 15-минутная вещь была бы перебором.
Прикол в том, что записав таким образом эту песню, в этой версии мы её потом и исполняли. Так она и прижилась. Так что спустя сорок лет мы всё воспроизводим на сцене то, что получилось в студии в тот день. Когда мы писали “Electric Funeral”, к примеру, Билл играл её каждый раз по-разному. Он не знал, сколько раз нужно повторять те или иные куски, так что некоторые места он играл иногда три, а не четыре раза и мы оставили три. И до сегодняшнего дня мы так её и играем.

Многие думают, что “N.I.B.” расшифровывается как “Nativity In Black” (“Рождение во мраке”), чтобы это там не означало. Это типично по-американски. Они всегда говорили так: “О, это должно быть что-то сатанинское!”

Мы прозвали Билла “Вонючкой”, но кроме того мы называли его “Остриём” (“Nib”), так как с бородой его лицо выглядело как наконечник пера. Звучало прикольно и когда дошло до того, чтобы придумать название для песни, разговор был такой:

“Как же мы её назовём?”

“Эээ...Nib?”

Это была всего лишь шутка.

Я любил свой белый Fender Stratocaster, ведь с ним я съел пуд соли. Я его разобрал на кусочки, собрал заново, усадил звукосниматели, сточил порожки, в основном всё это было сделано, чтобы облегчить игру на нём. Но в один судьбоносный день я приобрёл Gibson SG в качестве запасной гитары. Две гитары: это получилось немного спонтанно, серьёзно! В студии, как раз после записи первого в тот день трека, “Wicked World”, чёртов звучок на Fender’е вышел из строя. Я подумал, о, Господи, придётся взять SG, на котором я никогда особо не играл! Я записал на нём альбом, и всё! Я на нём и завис. На самом деле, я потом поменял Strat на саксофон. Сейчас я поверить не могу, что пошёл на такое. Это была классическая гитара и она действительно отличалась по звуку от обычных Strat’ов из-за всех моих переделок. Годы спустя Гизер увидел её в витрине комиссионного магазина и вернулся купить её для меня. Но она уже была продана и больше я её не видел.
Это был праворукий Gibson SG, на котором я играл, перевернув его снизу вверх. Потом я встретил одного чувака, который сказал: “У меня есть друг, он правша и играет на перевернутой леворукой гитаре”.

Я ответил: “Смеёшься?”

Я встретился с тем парнем, мы обменялись гитарами и оба были счастливы. На моём Gibson’е SG стояли сингловые звукосниматели и, так как я использовал педаль “treble booster” (усиливает верхние частоты), они жутко шипели: “Шшшшшшшшш!!!”
Я перебрал звукосниматели, уложил их в корпус и потом подключил их вместе по-разному. Я снова возился над гитарой, проделав всё то же самое, что и раньше со Strat’ом. Этот SG был мне очень дорог, но больше у меня его нет. Он выставлен в качестве экспоната в “Hard Rock Cafe”. Но дело в том, что если я захочу, то могу его вернуть.

У нас не было времени присутствовать при окончательном сведении альбома, так как мы отправлялись в турне в Европу. Там на самом деле много чего надо было сделать; всё было записано на четыре дорожки, там не было сотен барабанов или подкладок, так что была только основа. Роджер Бейн и Том Аллом добавили колокола и раскаты грома в “Black Sabbath”. Кто-то из них притащил плёнки с эффектами и предложил: “Может добавим это сюда?”

Мы отреагировали: “О, да, это круто!”

Потому что так и есть, это действительно задаёт настроение всей этой вещи.
Мы не знали, что делать с обложкой. Фотку сделали на водяной мельнице в деревеньке Mapledurham (Mapledurham Watermill). Сами мы на съемке не присутствовали, но встречались с девушкой с картинки. Она как-то пришла на наше выступление и сама представилась. Мне кажется, это превосходная обложка, очень своеобразная. Но на внутреннем развороте оказался перевёрнутый крест, с которого начались многие наши неприятности. Мы неожиданно стали сатанистами.

Но воодушевление, которое мы тогда испытывали, не имело ничего общего с этим. Мы были счастливы от того, что у нас вышел альбом.