Инженерия рефлексивного управления

Проектирование (инженерия) выступает между практикой и наукой в качестве своеобразного транслятора, точнее даже интерпретатора понятий с языка одной (практики) на язык другой (науки). Раскрытие инженерной деятельности как преобразования естественного (научного) в искусственное (практическое), было дано П.И. Балабановым/28/. И практика, и наука пребывают в мире собственных, оригинальных понятий, и, будучи самодостаточными областями деятельности для своих субъектов, они по самой сути не могут быть увязаны друг с другом непосредственно. И.Т. Касавинпо этому же поводу замечает /73, 44/: «целесообразностью деятельности не гарантируется ее рациональность, как не гарантируется и соответствие цели и средств друг другу». Эту функцию соответствия (гарантии рациональности) и выполняет инженерия – вспомогательная, соответствующим образом связанная, область деятельности. С позиции практики инженерия дает, таким образом, адекватные (научно обоснованные) средства и методы (инструменты) осуществления практических действий.

На свойстве адекватности–точного соответствия– артефакта (инженерного средства) практическому действию следует остановиться несколько подробнее, поскольку оно не очевидно. Обратимся к схеме на рис. 5.1. Созданию артефакта должно предшествовать выявление в практическом действии тех его характеристик (параметров, свойств), которые определяют его «природные корни». Такая основа (эти «природные корни») всегда в практическом действии обнаруживаются, в противном случае оно невозможно в осуществлении. На приведенной иллюстративной схеме к таким параметрам практического действия отнесены: мощность, производительность, целесообразность, надежность, экономичность. Выявленные уходящие «корнями» в природу (материальную или человеческую) параметры дают возможность приписать действию количественные характеристики (киловатты, тонно-километры, рубли, трудодни и т.п.), поскольку именно в науке природному явлению (его понятиям) соотносятся некие метрики. Однако, практика, хотя и берет на вооружение количественные характеристики, сама осуществить их посредством природных явлений не может, поскольку таковых в арсенале ее «собственных» средств нет, ее средства – это артефакты (инженерные методы и средства). А вот артефакт, ориентированный на одну или несколько характеристик, востребованных практикой, уже непосредственно выстраивается (осуществляется) на некотором природном базисе – на совокупности природных явлений, причем так, что выполняемое посредством этого артефакта действие достигает требуемых характеристик. И теперь адекватность артефакта практическому действию можно определить, как достижимость им определенных значений «рабочих» параметров на основе описанных наукой природных (физических, праксеологических и др.) явлений. Таким образом, именно ориентированность инженерии на востребованные практикой характеристики, с одной стороны, и опора инженерии на науку, с другой, обеспечивают надежность, результативность, эффективность, экологичность и гуманность создаваемых ею средств. Сегодня особенно актуально осознание того, что среди «опорных» наук должны быть не только науки о физической природе, но и науки о природе человека.

Во многом наш взгляд на технику перекликается с интерпретацией данного понятия Хайдеггером, который в статье, посвященной технике, пишет /143, 255-256/: «Техника – вид раскрытия потаенности. Сущность техники расположена в области, где имеют место открытие и его непотаенность, где сбывается истина.... Выведение из потаенности, которым захвачена современная техника, носит характер представления в смысле добывающего производства. Оно происходит таким образом, что таящаяся в природе энергия извлекается, извлеченное перерабатывается, переработанное накапливается, накопленное опять перераспределяется, а распределенное снова преобразуется. Извлечение, переработка, накопление, распределение, преобразование – виды выведения из потаенности». Принципиальным является усмотрение Хайдеггеромсущности техники в представлении ею к наличию того, что скрыто в природе – энергии, сырья, материалов и т.п. (то есть, тех самых объектов и характеристик, о которых мы только что говорили), а значит и предположение Хайдеггером неминуемого выхода техники на природные явления, на законы природы – на науку. В своей концепции техники Хайдеггер в контексте этого раскрытия потаенности ставит науку даже в некое подчиненное положение к технике /116, 230/: «Поставляющая установка (технического) человека проявляет себя сначала в возникновении точного естествознания Нового времени. Естественнонаучный способ представления исследует природу как поддающуюся расчету систему сил. Современная физика не потому экспериментальная наука, что применяет приборы для установления фактов о природе, а наоборот: поскольку физика, причем в качестве чистой теории, заставляет природу представлять себя как расчетно-предсказуемую систему сил, постольку ставится эксперимент, а именно для установления того, дает ли и как дает о себе знать представленная таким способом природа.... Захватывающая сосредоточенность на поставляющем раскрытии потаенного царит уже в этой физике». В целом мы все же не следуем подобному взгляду на понятие техники и ставим инженерию (технику) в подчиненное, зависимое положение к практике и науке, но та крайне жесткая обусловленность существа техники потаенностью (фактически, явлениями природы), которую выдвигает Хайдеггер, в существенных моментах сближает наши позиции.

Методологически мы отказываемся приписывать понятие действия [самому] техническому средству, как это делает, например, методолог техники Я. Дитрих/61, 37/, и оставляем артефакту лишь инструментальную функцию «продолжения руки» субъекта. Действие приписывается исключительно субъекту, даже если оно «выглядит» в этом случае как примитивное нажатие кнопки, за которым начинается движение сотен и тысяч сложнейших энергетических, электронных и прочих механизмов. Такое требование не пустая формальность: к настоящему времени развитие инженерных и прежде всего технических областей достигло таких масштабов, что это привело к изменению взгляда на методологическую роль инженерии – нередко инженерию считают уже самодостаточной, не связанной указанными выше научными, практическими и методологическими ограничениями. Действует принцип: «все возможное должно быть осуществлено» и идет массовое создание «оригинальных» искусственных объектов (артефактов), которые вовсе не обусловлены какой-либо востребованностью практики, более того, под которые подстраивается уже сама человеческая практика. Особенно настораживает то, что снимается опора инженерии также и на науку – особенно на науку о человеке, которая, по мнению апологетов техники, вместе со всегда «отсталой» практикой сдерживает стремительное развитие инженерии. Данная ситуация порождает множество проблем, которые, однако, в данной работе нами не рассматриваются.

Одна из принципиальных характеристик субъекта в любой деятельности, а в управлении особенно, – его способность к действию, непопадание в «тупиковую» ситуацию. Во многом данная характеристика определяется качеством (адекватностью и полнотой) инструментальной (операционной) вооруженности субъекта деятельности. Операциональность управления – наличие образцов действия – как раз упрощает выход субъекта из «тупиковых» ситуаций. Обращаясь, как это часто бывает в трудных ситуациях, к методу проб и ошибок субъекту в этом случае есть что пробовать – под рукой набор операций и инструментов. А у творческого человека угроза тупика присутствует постоянно, поскольку ему приходится создавать как бы из «ничего», многие его действия не обусловлены внешними причинами, ничем извне не регламентируются, безопорны.

Деятельность первого лица, как мы уже отмечали, как раз творческая, поэтому при отсутствии инструмента (операциональности) – ему как бы некуда смотреть, нечего анализировать, не с чем соотносить свои решения (нет элементарных шаблонных ходов для «эксперимента») – руководитель оказывается в сложнейшей ситуации. Хотя во всех профессиональных областях стремятся не оставлять своих специалистов невооруженными перед лицом проблем, но в области управления это до сих пор мало удается, повсеместно руководители обнаруживают свою безоружность перед реально возникающими проблемами. Конечно, в современной практике управления невозможно достичь полной вооруженности руководителя, но ее следует максимизировать, что определит в итоге результативность его профессиональных действий. Таким образом, для инженерии управления актуально дать практике средства, которые позволят перевести деятельность субъекта управления, непрерывно протекающую в сложнейшем контексте смыслоопределения и целеполагания, от усилий невооруженного интеллектуального и эмоционального воображения в конкретные и более простые действия специальных управленческих технологий. Руководитель должен иметь возможность «продлить», «расширить» себя, свои возможности через собственную инструментальную вооруженность. Снова процитируем Полани/116, 94/: «Осознание инструментов мы можем рассматривать по аналогии с осознанием частей тела. То, как мы используем молоток, наглядно демонстрирует сдвиг фокуса сознания на точки соприкосновения с объектами, которые мы рассматриваем как внешние. Но сам инструмент в этом случае не является внешним объектом, он всегда “по эту сторону”, выступает как часть нас самих, часть оперирующей личности. Мы сливаемся с инструментом, экзистенциально существуем в нем».

В управлении инструментальные средства деятельности преимущественно имеют символический характер, прежде всего это некий профессиональный язык. В рефлексивном управлении такими символами становятся те абстрактные понятия, в которых субъект управления выстраивает собственную деятельность. Полани/116, 120/: «Язык может содействовать мысли только в той мере, в какой его символы могут воспроизводиться, храниться, перемещаться, перестраиваться легче, чем вещи, которые они означают. В этом «закон оперирования». Вот это оперирование и достигается субъектом управленческой практики при ее выстраивании в концепции рефлексивного управления.

Важной особенностью рефлексивного управления оказывается возможность формализации и унификации его понятий, что позволяет, в частности, перенести работу в информационную среду – в компьютер. Однако, инструментальные действия именно в силу своей рациональности никогда не могут полностью заменить те усилия интеллектуального воображения, которые ориентируются на исходную управленческую проблему. Всегда остается неформализованная часть деятельности (и, как правило, важнейшая), которая осуществляется субъектом уже с опорой на интуицию, а не на метод и инструмент. Минимизация интуитивного компонента деятельности, а также увязывание, согласование возникающих в работе субъекта управления двух модальностей (рациональности и интуиции) – важнейшие задачи, решаемые при построении (проектировании) его деятельности. Полани/116; 123, 192/: «Усиление наших интеллектуальных способностей с помощью удобно выбранной символики убедительно показывает, что простое манипулирование символами само по себе никакой новой информации не дает. Оно эффективно лишь постольку, поскольку содействует реализации неартикулированных мыслительных способностей.... Способ, которым математик разрабатывает свой путь к открытию, переходя от упований на интуицию, к вычислениям и обратно, но никогда не отказываясь ни от одного из этих двух средств, представляет в миниатюре весь спектр операций, посредством которых артикуляция дисциплинирует и расширяет возможности человеческого мышления. Это чередование интуиции и вычисления асимметрично, ибо формальный шаг может быть узаконен только благодаря нашему молчаливому его подтверждению. Сверх того, символический формализм сам по себе есть лишь воплощение предшествующих ему неформализованных способностей, это искусно созданное нашим неартикулированным «я» орудие для ориентации во внешнем мире».