Если бы в 1941 году во главе Красной армии стояли Тухачевский, Якир, Уборевич и репрессированные в 1937–1938 годах командиры, то ход войны был бы для СССР сразу же успешным 6 страница

Не лучшая для него аттестация.

В плену он вёл себя ниже среднего, настроен был умеренно антисоветски, хотя с немцами не сотрудничал. Послевоенное следствие по делу Понеделина длилось пять лет, и лишь в 1950 году его расстреляли. В 1956 году в общем потоке хрущёвских реабилитаций реабилитировали и его.

Разными были они – генералы РККА образца 1941 года. Кто-то, оказавшись в окружении, выходил из него со всеми боевыми наградами и генеральскими регалиями… Кто-то сдавался в плен в новеньких кителях, сняв награды… Кто-то – как первый взятый в плен советский генерал Потагурчев – переодевался в гражданскую одежду или красноармейскую форму, но пытался выйти из окружения… Кто-то – стрелялся… Однако большинство советских военачальников командовало вверенными им войсками, хотя и не все и не всегда – умело.

И не один генерал РККА в те начальные дни войны пал смертью храбрых. Семён Михайлович Кондрусев, которого генерал Москаленко встретил на военной дороге 22 июня 1941 года, уже через два дня, 24 июня 1941 года, погиб в бою в районе деревни Александровка Владимир-Волынского района Волынской области Украинской ССР. Уроженцу Смоленщины, ему в 1941 году было всего сорок четыре года, из которых двадцать четыре было отдано армейской службе.

В гражданскую войну Кондрусев – командир взвода в 65-м стрелковом полку 8-й стрелковой дивизии.

После советско-польской войны – командир роты в 391-м стрелковом полку 44-й стрелковой дивизии.

С мая 1931 года, после окончания Стрелково-тактических курсов «Выстрел», – командир 132-го Донецкого полка 44-й стрелковой дивизии.

В «финскую» войну – командир 62-й стрелковой дивизии, а с марта 1941 года кавалер двух орденов Ленина Кондрусев – командир 22-го механизированного корпуса КО ВО.

Всё – весьма типично…

Тема командиров РККА по сей день не относится к полно и объективно освещенным, хотя она и достаточно замусолена грязными пальцами «историков». Я уже писал, что знакомство со служебными биографиями тысяч советских генералов времён войны полностью опровергает разного рода инсинуации на их счёт. Но вот ещё одна иллюстрация недобросовестного подхода к теме…

На странице 467-й своей книги «22 июня…» Марк Солонин приводит извлечение из письма командарма И.П. Белова наркому обороны К.Е. Ворошилову от 7 октября 1930 года, которое Белов направил в Москву из Германии, где он был в служебной командировке.

Вот фрагмент Солонина:

 

 

«…когда смотришь, как зверски работают над собой немецкие офицеры от подпоручика (лейтенанта? – С.К.) до генерала, как работают над подготовкой частей, каких добиваются результатов, болит нутро от сознания нашей слабости. Хочется кричать благим матом о необходимости самой напряженной учебы – решительной переделке всех слабых командиров… [71, с. 272]».

 

 

Номер 71 в библиографии Солонина – это сборник документов «Фашистский меч ковался в СССР» издания 1992 года (составители Д.Л. Дьяков и Т.С. Бушуева). Название этого сборника провокационно и лживо, однако это – интересный источник, поскольку он содержит документы. И, знакомясь там с письмом Белова, обнаруживаешь, что М. Солонин его при цитировании недобросовестно усёк, заменив отточием конец приведённого в сборнике 1992 года фрагмента письма Белова.

Вот он:

 

 

«Хочется кричать благим матом о необходимости самой напряжённой учебы – решительной переделки всех слабых командиров в возможно короткие сроки. <…>

Мы имеем прекрасный человеческий материал в лице нашего красноармейца; у нас неплохие перспективы с оснащением армии техникой. Нужны грамотные в военно-техническом отношении командиры, мы должны их сделать – в этом одна из задач сегодняшнего дня. <…>

В немецком рейхсвере неисполнения приказа нет».

 

 

Как видим, Белов, крайне высоко оценивая рвение офицерского корпуса рейхсвера, не так уж и низко оценивает потенциал самой РККА на всех её уровнях – от красноармейца до высших командиров.

К тому же надо помнить о том, чем была в 1930 году РККА и чем был рейхсвер.

Рейхсвер на рубеже 20 – 30-х годов был высокопрофессиональной структурой со строго ограниченной условиями Версальского договора численностью – сто тысяч человек. Это было нечто вроде огромной «кадрированной» воинской части, костяк которой составляет командный состав и которая при необходимости развёртывается в полноценную часть (в случае рейхсвера – в массовую армию).

Унтер-офицер рейхсвера готовился как будущий офицер этой массовой армии, рядовой – как унтер-офицер или тоже офицер. При этом личный состав рейхсвера комплектовался за счёт не всеобщей воинской обязанности, а за счёт строгого отбора.

Офицерский же корпус рейхсвера в 1930 году состоял практически полностью из лучших профессиональных, кадровых, специально и тщательно отобранных боевых офицеров с огромным опытом Первой мировой войны. Причём офицеров относительно молодых (то есть честолюбивых), способных руководить в перспективе массовой армией. Ведь рейхсвер с самого начала мыслился немцами как своего рода «концентрат» будущего вермахта, задачей которого должно было стать не просто возрождение военной мощи Рейха, но и решение масштабных задач решительного реванша за поражение в Первой мировой войне.

Стоит ли удивляться тому, что такой офицерский корпус в 1930 году землю носом рыл и «зверски» работал над собой, готовясь к «великим свершениям»?

А что такое была РККА образца 1930 года? Полумилиционные формирования в стране, которая к тому времени даже не определилась с ближайшими задачами развития, где одна часть руководства, как Бухарин, призывала: «Обогащайтесь!», а другая, как Сталин, предупреждала: «Нам надо за десять лет пробежать дистанцию длиной в век, иначе нас сомнут»…

Рыхлость, разболтанность тогдашнего общества, отсутствие его единства в тот момент, наличие серьёзных внутренних сил, враждебных новой власти, обуславливали и рыхлость армии, лишь начинающей формироваться по-настоящему и не имеющей ещё полноценного профессионального офицерского корпуса. Недаром Белов подчёркивал, что в рейхсвере неисполнение приказа невозможно – в отличие от тогдашней РККА.

Но это было в 1930 году. И хотя настоящая кадровая армия – по свидетельству, например, маршала Жукова – начала создаваться лишь в 1939 году, к 1941 году в стране имелся неплохой командный потенциал как в войсках, так и в запасе.

Солонин же, шулерски «цитируя» Белова, пытается создать у нас впечатление, что и перед войной «зверски» работавшим над собой блестящим офицерам вермахта противостояли «совковые» вахлаки, «насмерть запуганные Сталиным» и не способные ни на какую инициативу и компетентные действия.

Вахлаков хватало – мы это уже видели из документов, да ещё и увидим. Но если бы РККА состояла из них одних, то…

Впрочем, стоит ли продолжать?

А в заключение этого раздела я ещё раз обращусь к теме «Сталин и генералитет»…

Все бездарные провалы начала войны – на счету маршалов и генералов. Ведь Сталин, сам будучи высоким профессионалом в своём государственном «государевом» деле, настолько уважал накануне войны их профессионализм, в который он тогда верил, что даже на декабрьском совещании 1940 года не присутствовал, как и на январских штабных играх 1941 года – чтобы излишне не нервировать участников.

Однажды Сталин был, правда, инициатором и активно участвовал в совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава РККА по сбору опыта боевых действий против Финляндии, которое проходило 14–17 апреля 1940 года, после окончания советско-финской войны. К слову, полная стенограмма этого совещания была издана очень ограниченным тиражом издательством «Наука» лишь в 1999 году.

В конце 1939 года, в начальный период «финской» войны, Красная Армия тоже провалилась – не катастрофически, как летом 1941 года, однако весьма постыдно. Сталин был этим, естественно, обеспокоен и, как я понимаю, решил сам для себя кое-что понять и другим дать возможность разобраться. Так было решено апрельское совещание 1940 года.

Обсуждение получилось полезным и живым. Просто ради собственного удовольствия, хотя и в интересах читателя – тоже, я несколько отвлекусь от темы (возможно, впрочем, и нет!) и приведу следующий фрагмент стенограммы выступления полковника Младенцева, командира 387-го стрелкового полка 136-й стрелковой дивизии:

 

 

«МЛАДЕНЦЕВ. Надо также отметить, что бойцы не боялись финнов и ходили в штыковые атаки.

Что ещё нужно отметить? Нужно отметить то, что наши бойцы боялись финнов тогда, когда их не видели, финны стреляют, а бойцы не видят их (финские снайперы и впрямь были способны воздействовать на самые крепкие нервы. – С.К.). Это на бойцов действовало морально, когда же бойцы видели живых финнов, они рвались в бой и их нельзя было удержать. Бойцы всегда стремились вперед, а не назад. Эту особенную черту нужно отметить.

Другую картину показали бойцы, прибывшие в пополнение из Гуляй-поля (смех).

ГОЛОС. Махновцы бывшие (Гуляй-поле – родина и «столица» Махно. – С.К.)

МЛАДЕНЦЕВ. Этот народ плохо дерется, бывшие махновцы, очевидно, потому что им по 37, 38 лет, очевидно, махновщину захватили.

Челябинское пополнение было хорошее, народ дрался хорошо и крепко дрался.

СТАЛИН. Эти мужики серьезные.

МЛАДЕНЦЕВ. Хорошо дрались…»

 

 

На апрельском совещании 1940 года в ЦК были подробно изучены провалы и обобщён положительный опыт финской войны. Атмосфера совещания была деловой и, одновременно, – раскованной, товарищеской. Выступило почти пятьдесят человек, в том числе сам Сталин с заключительной речью.

И после этого, как я понимаю, Сталин решил, что военные из «финских» провалов необходимые уроки извлекли и в возможной войне с немцами прежних ошибок не повторят.

Увы, начало Большой войны показало обратное…

Внимательный читатель может, впрочем, спросить: «Но где же последовательность автора? То он хвалит генералов РККА, то их осуждает… Но разве маршал Тимошенко или генерал армии Жуков, или генерал-лейтенант танковых войск Федоренко, начальник Главного автобронетанкового управления РККА, чем-то принципиально отличались от того же генерал-майора Кондрусева? Сложись иначе, тот же Кондрусев мог бы сидеть в ГАБТУ, а Федоренко – лежать в поле под Александровкой… Виноваты не столько конкретные люди, сколько система…»

И читатель, как ни странно, будет во многом прав. Вот только «системе», которая программировала будущие провалы, было к июню 1941 года не двадцать четыре неполных года (считая от ноября 1917 года), а добрых шестьсот с большим гаком лет, считая со времён развитого монголо-татарского ига. Это тогда в русском народе – широком и вольном, как русская природа, – наряду с народом Иванов, копившим силы для Куликова поля, начал складываться также народишко Ванек и Манек, всегда готовых целовать тогда – иноземный, а позднее – просто барский сапог.

Народ Иванов жил по правилу: «Служить, так не картавить, а картавить – так не служить!»

Народишко Ванек существовал по правилу: «Не сметь своё суждение иметь»…

Причём этот второй, мелкий и слабодушный, народишко Ваньков и «митьков» получил своё развитие во всех слоях населения России. И в высших слоях его процентное отношение к народу Иванов было намного большим, чем в народной толще.

В СССР Сталина, в России Сталина, ценили Иванов, но старая «Расея» оставила в наследство новой России – кроме прочего – и массовую «ваньковую» психологию. Иваны жили делом, Ваньки – шкурой. Генерал Иван Руссиянов готовил дивизию к войне и был к ней всегда готов. А «ванёк» с генеральскими петлицами готовился по преимуществу к отчётам, смотрам, проверкам, парадам и банкетам.

«Ваньки» всех уровней и провалили ту войну, выигрывать которую пришлось Иванам. И это – не «лирика», это – и есть правда истории и правда эпохи.

Конечно, выше изложена схема, а схема не может отразить всю полноту жизни. Реально и немалое число Иванов носило в себе черты «ваньков», а в душе немалого числа «ваньков» теплился огонёк Ивановой души. С началом войны Иваны окончательно выжгли в себе «ваньков», а часть «ваньков» возвысилась до уровня Иванов.

Неисправимые же «ваньки», как с генеральскими, так и с красноармейскими петлицами, не приняв боя или после первых разрывов снарядов отступали, поднимали руки, а то и, как генерал Власов, служили врагу.

Впрочем, даже война не изжила в стране окончательно ни «ваньковую» психологию, ни носителей этой психологии на всех «этажах» общества. Более того, кое-кто из «ваньков» за время войны даже «вырос» – не все ведь попадали в плен. А кое-кто даже удостоился высоких наград, а то и Золотых Звёзд, в глубине души оставаясь при этом всё тем же «ваньком». К тому же в победившей стране для удачно мимикрировавших сановных «ваньков», в том числе в погонах, складывалась объективно благоприятная обстановка – всегда выгоднее делить сладкий пирог победы, чем горький сухарь поражения.

И, как я уже говорил, после смерти Сталина всё начали валить на него. Благо это всемерно поощрял Никита Хрущёв, а многие из представителей послевоенного «маршалитета» и высшего генералитета были тут ему естественными союзниками, потому что им тоже не нужна была правда о том, как начиналась война.

Сталин после войны великодушно не обнародовал тот факт, что войну преступно проморгал не один Паанов, а чуть ли не всё военное руководство. Ведь готовность к войне определяется не тем даже, встретили её те или иные части в окопах, а тем, как эти части обучены, как снабжены, как была организована армейская жизнь до войны.

В принципе, здесь всё наладить было намного проще, чем в народном хозяйстве, потому что армия ничего не производит, она только потребляет. И генералам надо было лишь запрашивать, получать, распределять и учить подчинённых всех уровней пользоваться распределённым.

Некоторые высшие генералы не смогли перед войной сделать толком даже этого. А кто-то и явно предал.

Что оставалось Сталину? Он ведь непосредственно перед 22 июня 1941 года оказался в очень сложном положении. Он надеялся на генералитет, а тот проваливал дело войны ещё до её начала.

Причём вот ведь что… Допустим, Сталин даже заподозрил бы Павлова в прямом предательстве. Ведь даже в этом случае Сталин не мог распорядиться об аресте Павлова до начала войны, потому что арест в такой момент всего лишь предполагаемого предателя на таком посту не менее опасен для общего тонуса армии, чем оставление его на месте.

Но вот война началась. Предполагаемый провал стал фактом. Что делать? Не наказать после провалов вообще никого было нельзя – надо было показать генералам, что терпение Сталина и Родины кончилось. Однако наказывать многих тоже было нельзя – с кем-то же надо было теперь воевать!

При этом, даже точно зная о том, что кто-то предал, открыто судить и расстрелять его как прямого изменника было опять-таки опасно, потому что официальная информация о прямой измене части генералитета сделала бы невозможной никакое управление войсками по вполне понятным причинам.

Но и тыкать чересчур пальцем не то что в предателей, но даже в просто нераспорядительных сотрудников Сталин тоже не мог. Такие – не такие, других не было. Воевать надо было с теми, кто есть.

Поэтому Сталин и не ткнул пальцем в очевидное, и смолчал.

И объяснил военный провал внезапностью и вероломностью нападения.

То, что он покрыл этим грехи, а то и измену кого-то из военного руководства, знал очень ограниченный круг лиц, часть из которых к тому же погибла или была расстреляна.

Потом надо было опять-таки воевать…

А уж когда пришла Победа – стоило ли ворошить прошлое?

Так считал Сталин – он же не знал, что после его смерти почти все его маршалы (кроме Рокоссовского) поведут себя в меньшей или большей степени подло и позволят Хрущёву оболгать своего верховного вождя, да ещё и сами грязи на его могилу нанесут.

Так и остались по сей день виновными в провале первых дней войны не они, а «тиран Сталин» – совместно с «палачом» Берией, конечно.

Берия ведь «преступно отмахивался» от мифических предупреждений мифических «секретных сотрудников» Алмаза и Кармен. А советский народ, «запуганный» – по Марку Солонину – «деспотом Сталиным» насмерть, вначале не хотел воевать, и только зверства гитлеровцев ситуацию для Сталина изменили…

Ну что же, уважаемый читатель! Мы подошли теперь к анализу и этого мифа, уже не «дубового», а подлого и для русского народа оскорбительного.

 

Миф седьмой

ВСЁ В СССР ПЕРЕД ВОЙНОЙ ДЕРЖАЛОСЬ НА СТРАХЕ ПЕРЕД НКВД, И ПОЭТОМУ НЕМЦЕВ В РОССИИ НАРОД ВСТРЕЧАЛ ХЛЕБОМ-СОЛЬЮ. КРАСНОАРМЕЙЦЫ И ИХ КОМАНДИРЫ НЕ ХОТЕЛИ И НЕ УМЕЛИ СРАЖАТЬСЯ, РККА БЫЛА ФАКТИЧЕСКИ ПОЛНОСТЬЮ РАЗГРОМЛЕНА И РАЗБЕЖАЛАСЬ, И ЛИШЬ ОГРОМНЫЕ ПРОСТРАНСТВА РОССИИ И ПЛОХАЯ ПОГОДА ОСЛАБИЛИ ПРОДВИЖЕНИЕ НЕМЦЕВ И НЕ ДАЛИ ИМ ВОЙТИ В МОСКВУ

 

Должен признаться, что я не лучшим образом знаком со всем тем массивом сенсационных «отечественных» «исследований», которые в последние полтора десятка лет с мазохистским сладострастием упоённо «обосновывают» этот миф. Причина же моего равнодушия проста: для того, чтобы понять «ароматические» данные некоторых специфических субстанций, совсем не обязательно долго и тщательно их обнюхивать.

Однако, как я понимаю, «классиком» этого мифа можно считать всё того же Марка Солонина с его книгой «22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война»… Там соответствующих примеров, подкрепляющих седьмой миф, вполне документальных и достоверных, приведено в избытке, и желающих их тщательно обнюхать я отсылаю к книге Солонина.

Сам же приведу лишь один пассаж из этой книги. На странице 364-й Солонин, ссылаясь на страницу 367 статистического сборника «Гриф секретности снят», изданного в 1993 году под редакцией генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева, сообщает о наших огромных безвозвратных потерях основных видов вооружения в 1941 году и иронизирует:

 

 

«Потерю 20,5 тысячи танков и 17,9 тысячи боевых самолётов (выделение Солонина. – С.К.) советские историки объяснили давно и просто: старые, ненадежные, слабо бронированные «гробы», работали на взрывоопасном бензине… О чем тут еще спорить?»

 

 

Что ж, спорить здесь не о чем… Бензин действительно взрывоопасен… Но вот сообщить кое-что для сведения читателя, пожалуй, надо…

Во-первых, на странице 367-й даны сводные потери основных видов вооружения по всем пяти годам войны. И цифра в 20,5 тысячи единиц потерянной за 1941 год техники приведена не только по танкам, а по танкам и САУ (самоходным артиллерийским установкам). Да, к 22 июня 1941 года в РККА не было значительного количества самоходных орудий – после 1937 года их разработка, начатая в 1931 году, была свёрнута. Но, во-первых, сам принцип подсчёта показывает, что в потери этого вида вооружений включены все валовые потери – включая бронемашины, лёгкие танки, танкетки и т. д., а в РККА образца июня 1941 года этого старья – благодаря технической «политике» двух последовательных начальников вооружения РККА Уборевича и Тухачевского – было очень много. Сергей Переслегин, исследователь основательный, как-то в одной из своих статей заметил, что армия перед войной была перенасыщена лёгкими танками. Думаю, и без войны – за счёт списания и перевооружения немалая часть их этих 20,5 тысячи единиц техники и так безвозвратно «убыла» бы из РККА – на переплавку. Кроме того, вскоре после 22 июня 1941 года в РККА появились «наспех – как сообщает «Энциклопедия танков», – построенные» САУ на базе пушки ЗИС-30. Эти САУ создавались именно что наспех и были быстро выбиты, однако какую-то прибавку в общую цифру потерь дали.

Конечно, потери 1941 года были огромны. Но в той войне они вообще были огромны. Даже в победном для РККА 1944 году потери танков и САУ составили 23,7 тысячи единиц, а ведь это были уже грозные современные машины, конструкция которых была «обкатана» войной! Резуны и солонины могут, конечно, ехидно замечать на это, что у немцев потери были меньшими.

Ну, это, во-первых, как сказать, – если комплексно анализировать как ход военных действий, так и сами данные по потерям и «победам» немцев. При анализе мифа восьмого я приведу на сей счёт любопытные данные. Главное же – немцы ведь при меньших потерях войну и проиграли. Всерьёзной, «без дураков» войне более высокие потери победителя – это и есть цена победы.

Далее… Особенно недобросовестно Марк Солонин приводит цифру потерь по самолётам. Он подаёт дело так, как будто все эти почти 18 тысяч самолётов были сбиты в боях. Но это – не так! И даже очень не так, потому что на стр. 367-й упомянутого статистического справочника 1993 года сказано:

 

 

«В авиации большая доля потерь – свыше половины (выделение везде моё. – С.К.) – составляют небоевые потери. Они связаны с обучением летчиков, с сокращением сроков их подготовки, особенно с освоением новой техники, а также недисциплинированностью летного состава, руководителей полетов при выполнении летно-учебных задач. Количество небоевых потерь зависело и от конструктивных, производственных недостатков машин»…

 

 

Для 1941 года процентное соотношение боевых и небоевых потерь было, скорее всего, меньшим, чем свыше пятидесяти процентов, хотя – как сказать. Фронтовые потери лётного и технического состава ВВС, общая нервозная обстановка первых месяцев войны никак не могли способствовать ни сохранению (не говоря уже о повышении) качества подготовки молодых лётчиков, ни высокому качеству производства самолётов и их тылового обслуживания.

То есть Солонин цифру-то потерь из справочника под редакцией генерала Кривошеева дал, а об оценках структуры этих потерь умолчал, хотя сам с этими оценками знаком был. И это для его «анализа» – норма.

Между прочим, не знаю, осведомлён ли об этом Марк Солонин, но в его иронической констатации о «взрывоопасном» бензине в бензобаках советских «гробов» есть доля правды. Бензин на советских самолётах начала войны был в некотором отношении действительно более «взрывоопасным», чем на немецких самолётах – и по своему октановому числу, и в силу отсутствия протестированных (то есть защищенных, изнутри обрезиненных) бензобаков, которые резко снижали пожароопасность в случае повреждения бака пулями или осколками снарядов. У немцев же такие баки с бензостойкой резиной к началу войны имелись (германская химия всегда была в мире самой передовой), и в первых боях наши лётчики глазам своим не верили: всадил очередь точно в бензобак, а немец летит себе и даже не дымит.

Так обстоит дело с «демократическим» антисталинским «анализом» потерь боевой техники РККА… Что же до «массовой сдачи в плен», сладострастно описываемой Солониным, то мне просто противно приводить, а затем опровергать те или иные – действительно имевшие место быть – факты измен, сдач, растерянности и т. д., которыми М. Солонин пытается доказать, что РККА с первых дней войны как организованная сила распалась.

Но это не значит, что я на этом заканчиваю анализ и опровержение седьмого мифа как такового. Нет, я свой анализ только начинаю, не закрывая глаза как на то, что в 1941 году РККА хотя и покрыла себя славой, однако крупных побед не обеспечила, так и на то, что приход немцев далеко не для всех на оккупированной территории оказался трагедией, побуждающей к отпору захватчикам или хотя бы к моральному их неприятию.

Как известно, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Применительно к письменным источникам я бы этот коэффициент уменьшил на порядок и сказал: «Лучше раз увидеть, чем десять раз прочитать». Ведь фотодокумент нередко вмещает в себя и, в буквальном смысле слова, зримо выявляет то, что или очень сложно, или даже невозможно описать словами.

Так вот, в уже упоминавшейся мной книге-фотоальбоме Франсуа де Ланнуа «Немецкие танки на Украине. 1941 год» имеются, кроме прочего, и выразительные фотографии украинских деревень, украшенных арками из зелени; с жителями, радостно встречающими колонну германских бронемашин. Есть там и фото украинских крестьянок, преподносящих солдатам Рейха букеты цветов и потчующих фотогеничного германского мотоциклиста из роты пропаганды молоком из крынок. Есть в книге де Ланнуа и фото наших пленных, с самодельным флажком из свастики идущих в плен без какой-либо охраны.

Всё это было, но, повторяю, я не буду приводить те или иные воспоминания, подтверждающие правдивость подобных фотографий. Тексты такого характера в изобилии имеются в книгах Резуна, Солонина, Солженицына и прочих изготовителей «золотых кирпичей» (выражение Резуна) для закладки в «будущую подлинную, – по Резуну же, – историю войны». Читатель при желании может сам познакомиться с такими текстами в их лживо «правдивых» опусах.

К тому же…

К тому же как быть с заявлениями Владимира-«Виктора» Резуна-«Суворова», Марка Солонина и прочих о том, что почти сразу после 22 июня 1941 года РККА поголовно превратилась в толпу, бросавшую ружья и «пачками» сдающуюся в плен, на фоне вот такой цитаты:

 

 

«Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Лишь местами сдаются в плен в первую очередь там, где в войсках большой процент монгольских народностей (перед фронтом 6-й и 9-й армий). Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей и т. п… в плен сдаются лишь немногие. Часть русских сражается, пока их не убьют…»

 

 

Это записал в своём личном служебном дневнике генерал Гальдер 29 июня 1941 года, и, оставив на совести его фронтовых информаторов слова о «монгольских народностях», примем заявление генерала к сведению.

Да, далее Гальдер продолжает: «…другие бегут, сбрасывают с себя форменное обмундирование…» То есть было и такое, и кто-то при этом просто пытался отсидеться, но кто-то – я продолжаю цитирование записи Гальдера от 29 июня 1941 года – пытался «выйти из окружения под видом крестьян».

Выйти из окружения к своим, а не с ружьём под мышкой или без оного бодро шагать к германским полевым кухням!

Вот что было действительно массовым в 1941 году! Хотя немало бывших советских граждан тогда к немецким кухням, да, – шагало. Скажем, часть тех молодых «красноармейцев», которых призвали на действительную службу в Западной Украине и Западной Белоруссии до войны или сразу после начала войны. Среди них тоже были герои или просто надёжные бойцы, однако немало «западенцев», воспитанных в традициях мелкотравчатого «индивидуализма», привыкших бессловесно гнуть спину перед хозяевами-«панами», быстро поднимало руки и потом картинно позировало перед фотообъективами германских военных корреспондентов.

Или, если вспомнить времена чуть более поздние – осени 1941 года, можно увидеть около 60 тысяч молодых крымских татар, почти поголовно дезертировавших из рядов РККА, чтобы вскоре добровольно вступить во вспомогательные войска вермахта и в крымских лагерях для военнопленных вырезать звёзды на груди у пленных краснофлотцев.

Вернёмся, впрочем, к тем, чей героизм документально зафиксировал враг… Уже в первые дни войны начальник Генерального штаба Сухопутных войск записал:

 

 

«Генерал-инспектор пехоты Отт доложил о своих впечатлениях о бое в районе Гродно. Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это уже недопустимо».

 

 

Простите, но ведь одна эта фраза сразу торпедирует все «Ледоколы» и бьёт все «концепции» Солонина наповал! Это – залп на накрытие! Это ведь не мемуары «насмерть перепуганного» сталинского «быдла в лампасах», не унылая монография «застойного» Главполитуправления МО СССР, а внутренняя оценка качества нашего сопротивления и организации этого сопротивления, данная высшими офицерами вермахта! Причём оценка в реальном масштабе времени!

И она показывает, что с самого начала немцы убедились: тут им противостоят не задиристые – правда, лишь в изображении Генрика Сенкевича – «гоноровые» паны и не бравые – в изображении Дюма-отца – воинственные шевалье, а те самые русские солдаты, о которых прусский король Фридрих сказал, что их мало убить, их надо ещё и повалить! То есть уже с первых дней войны немцы убедились, что тут надо воевать всерьёз, потому что этот противник воевать умеет!

В дневниковой записи 22 июня 1941 года, в первый день войны, Гальдер высокомерно и снисходительно заметил:

 

 

«Представляется, что русское командование благодаря своей неповоротливости в ближайшее время вообще не в состоянии организовать оперативное противодействие нашему наступлению…»

 

 

И вот ровно через неделю он констатирует, что русские вольностей с собой не позволяют. Каково, а?

Впрочем, такая вынужденно высокая оценка не будет выглядеть неожиданной, если мы внимательно и подробно изучим воинские биографии тех командиров и генералов РККА, которые начали войну на тех или иных, но достаточно высоких командных должностях и которые в ходе войны успешно продвинулись на более высокие должности в Действующей Армии. И я не могу лишний раз не заметить, что в этом отношении захватывающе интересны и информативны упоминавшиеся мной ранее биографические справочники «Командармы» и «Комкоры». А в качестве эпиграфа к ним можно было бы взять слова генерала Гальдера из его дневниковой записи от 23 июня 1941 года. Рассуждая об опасности раздельного наступления танковых групп Гота и Гудериана, генерал пишет: