Социализация и ухаживания

Продвигая Гарольда к социальной позиции, которая была бы достойна его, Эриксон параллельно развивал способность Гарольда ухаживать за женщинами. В начале терапии круг общения Гарольда ограничивался его сестрой и ее мужем. У него не было друзей-мужчин, а женщин он избегал в принципе. Он обедал в столовых самообслуживания, чтобы не встречаться с официантками, покупки делал, если это было только возможно, у продавцов-мужчин и предпочитал ходить пешком вместо того, чтобы ездить в автобусе, если там были пассажиры-женщины.

Более того, он с трудом выносил присутствие рядом с собой собственной сестры и терпел он это только потому, что она была его сестрой. Его сексуальная активность сводилась к нерегулярным контактам с мужчинами, с которыми он занимался пассивным, а иногда активным феллацио. Его сексуальные партнеры должны были удовлетворять следующим требованиям: они должны были быть моложе его, предпочтительно мексиканского происхождения, с длинными волосами, ростом не выше 160 см и весом от 55 до 60 кг. У них должно было быть круглое лицо, полные губы, узкие плечи, широкие бедра, пружинистая походка, они должны были употреблять души, масло для волос и иметь склонность к хихиканью по любому поводу. Гарольд знал несколько таких парней, которых он именовал "юнцами", и поддерживал с ними связь. Гарольд никогда не был связан с женщинами, и у него не было даже подружки и он настаивал на том, что от женщин ему совершенно ничего не нужно. С терапевтической точки зрения проблема вовлечения Гарольда в процесс нормального ухаживания была невыразимо сложной.

Эриксон начал действовать с типичной для него манере -- он начал предлагать пациенту жизненные инструкции, которые позволяли пациенту сделать для себя связь с женщиной более приемлемой, а также он предложил пациенту серию заданий, выполняя которые он вовлекался в процесс ухаживания. Важным и необходимым было также то, что Гарольд стал лучше одеваться, улучшил свои жизненные условия и, продвинувшись по социальной лестнице, стал более привлекательным для женщин.

На ранних стадиях терапии Эриксон дал Гарольду задание в течение недели познакомиться с совершенно чужим человеком. Гарольд согласился, внутренне сопротивляясь, и "при этом он сомневался, что от него в данном случае требуется -- успех или неудача" (возможно, потому, что Эриксон недавно поздравлял его по поводу провала по алгебре).

Давая ему это задание, я предложил, чтобы он прогулялся мимо любой стоянки трейлеров. Затем я повернул дело так, чтобы он выбрал определенную трейлерную стоянку, где жил еще один мой пациент, привычки которого я хорошо знал. Гарольд, естественно, дождался последнего дня той недели, которая была дана ему для выполнения задания, и, дрожа от страха, начал свою прогулку по трейлерной стоянке, и было это в шесть часов вечера. Когда он проходил мимо одного из трейлеров, его окликнул мужчина, который сидел вместе со своей женой в тени своего трейлера. По вечерам в это время они всегда сидели там, зазывая прохожих в гости. Дружба закрепилась, и много недель прошло до того, как они узнали, что оба являются моими пациентами. Сначала инициатива в этой дружбе исходила от супружеской пары, но впоследствии Гарольд стал гораздо менее пассивным и более вовлеченным.

Многие пациенты надеются на то, что одинокий пациент найдет себе друга, но Эриксон предпочитает организовать жизненную ситуацию пациента так, чтобы это обязательно произошло. Он может прямо познакомить пациента с кем-либо, или же может потребовать, чтобы пациент в определенное время находился в определенном месте, где, как он знает, с большой долей вероятности произойдет знакомство с определенным человеком. Пациент часто остается при убеждении, что это случилось спонтанно. Следующее задание для Гарольда было более эффективным. "После того, как дружба между Гарольдом и супружеской парой укрепилась, я дал Гарольду познакомиться еще с одним человеком, дал ему адрес, велел ему пойти туда и познакомиться с этим человеком, проанализировав все, что увидит, и ничего не пропустив. Посещать этого человека надо было часто». Именно так Гарольд повстречался с Джо, больным мастером на все руки. Эта дружба имела для Гарольда важнейшее значение. Она длилась два года, пока Джо внезапно не умер.

Организуя жизненную ситуацию пациента таким образом, Эриксон избегает развития таких отношений между терапевтом и пациентом, которые бы замещали собой нормальные отношения и поэтому не давали бы им развиваться. В данном случае сам терапевт создает иные отношения пациента с другими людьми.

Следующей ступенью в социализации Гарольда было обучение игре на фортепиано, за уроки он расплачивался со своей пожилой учительницей, делая всю мужскую работу по дому. Таким образом, его связь с этой женщиной характеризовалась, с одной стороны, тем, что он был ее учеником, а с другой стороны, он был при ней компетентным мужчиной, выполняющим всю ту работу по дому, которую ее муж выполнить не мог.

Затем, когда Гарольд сумел подружиться с супружеской парой, мужчиной и пожилой женщиной, Эриксон потребовал от него выполнения следующих задач. Он предложил Гарольду обучиться плавать, посещая бассейн христианской ассоциации молодежи, а также обучиться бальным танцам.

Оба моих предложения совершенно не пришлись Гарольду по вкусу, и он отреагировал на них крайне отрицательно. Он возбужденно объяснил, что один раз в неделю в этот бассейн допускаются женщины, а он не намерен погружать свое тело в такую грязную воду. Что же касалось танцев, то они предполагали добровольное прикосновение к женскому телу, но даже сама мысль об этом была для него непереносимой. Старательно и испуганно он снова и снова пытался объяснить, что он гомосексуалист, что женщины ему совершенно отвратительны, и что в этом мире, навязывающем ему женщин там и сям, у него с этим делом и так достаточно забот, и не хватало ему забот выполнять мое новое требование.

Здесь Эриксон предлагает сразу две инструкции, причем одна из них более сложна, чем другая. Это делается затем, чтобы пациент мог отвергнуть первую и принять вторую. В данном случае перспектива обучения бальным танцам оказалась для Гарольда более устрашающей, нежели перспектива обучения плаванию в бассейне христианского союза молодежи, который был, как никак, чисто мужской организацией. Однако, произошло так, что Гарольд с некоторой поддержкой Эриксона справился с обоими заданиями.

Когда Гарольд начал возражать против обучения плаванию и танцам, я предложил ему аналогию. Допустим, он хотел бы нарвать овощей, которые растут в обильно удобренном огороде, политом, кроме того, еще и инсектицидами. В этом случае он знал бы, что может помыться сам, помыть овощи и хорошо поесть. Точно так же, и я на этом настаивал, обстоит дело с плаванием и танцами. Все плохое, что может произойти в результате плавания и танцев, может быть исправлено с помощью воды, куска хорошего мыла и полотенца.

В сущности, мне удалось отклонить все его возражения. Затем я заметил, что танцам лучше всего обучаться в студии профессионалов, где все контакты должны быть исключительно безличными. Оправдание этим двум новым деятельностям находилось в том, что он, как хороший рабочий, должен овладеть двумя различными физическими навыками, основанными на ритме.

Гарольд быстро овладел как плаванием, так и бальными танцами, но он начал использовать лишь определенный сорт мыла, и его мытье после занятий приняло ритуалистический характер. Я заметил, что другой сорт мыла был бы настолько же хорош, но никак не лучше того, что он использует. В сущности, оба сорта были бы хороши.

Таким образом, Эриксон искусственно создал у пациента навязчивую реакцию умывания, что помогло ему овладеть двумя новыми моторными навыками. Затем Эриксон начал расшатывать эту навязчивость, как он обычно поступал в таких случаях, деритуализируя ее: будет хорош как один, так и другой сорт мыла, для мытья удобно как одно время, так и другое, мыться можно долго, а можно и быстро.

Когда Гарольд начал участвовать регулярно в ситуациях, где предполагалось, пусть и безличное, общение с женщинами, Эриксон начал посвящать терапевтические сеансы тому, чтобы изменить образ мысли пациента относительно многих аспектов его жизни.

Когда Гарольд стал более восприимчивым к сексуальным вопросам, мы начали обсуждать их на сеансах. Я заявил, что если я обладаю определенными знаниями и имею определенные интересы, то и он должен приобрести по меньшей мере общие знания о многих аспектах человеческой жизни, касающихся продолжения рода. Например, он определил меня как гетеросексуала, а себя как гомосексуала, но делал это слепо, в действительности не понимая значения каждого из этих терминов. Затем я прочитал ему лекцию о сексуальном развитии индивида, останавливаясь на индивидуальных и культуральных различиях в сексуальных ценностях и действиях. Таким образом, я предлагал ему возможность модифицировать свои взгляды спонтанным образом, а не в результате целенаправленного усилия.

Затем я прочитал Гарольду другую, довольно академическую лекцию, о физиологии пола и биологическом значении процессов размножения. Я рассказал ему о сексуальных циклах, о брачных танцах птиц, сезонах течки у животных, о сексуальном поведении человека в рамках различных культур, равно как о музыке, песнях, танцах и литературных произведениях, посвященных этому вопросу. Как я позднее обнаружил, это привело к тому, что Гарольд начал систематически изучать в библиотеке литературу по этому вопросу. Затем я предъявил Гарольду серию инструкций, которые он должен был исполнить через некоторое время. Эти загадочные, с виду непонятные, общие инструкции предъявлялись ему, когда он находился в состоянии транса. Вот эти инструкции: 1) обнаружить существование совершенно несчастных молодых людей, которые боятся делать то, что хотят делать; 2) пронаблюдать за этими людьми и подумать, почему они себя так ведут; 3) обнаружить, что многие молодые несчастные люди надеются, но, в сущности, не верят, что кто-то придет и поможет им; 4) оказать помощь ограниченному числу таких людей, действуя при этом безличным образом.

Когда я почувствовал, что Гарольд чувствует себя достаточно безопасно, чтобы выполнить эти инструкции, я дал ему задание походить на танцы в разных местах и внимательно понаблюдать за молодыми людьми, которые хотели бы танцевать, но были бы слишком робкими и трусливыми даже для того, чтобы научиться этому. Затем он должен был заметить девушек, которые подпирали стену, -- толстых девушек, тонких, уродливых, которые с надеждой высматривали себе партнера или танцевали друг с другом, жадно поглядывая на молодых людей, которые стояли у стены, шаркая ногами, слишком смущенные, чтобы танцевать.

Гарольд не отверг это задание, но бесконечно удивился тому, что такие ситуации могут существовать. Однако, когда он впервые попытался выполнить это задание, он почти полностью оцепенел, и только через три часа и после нескольких безуспешных попыток, он прибыл в танцзал. Там он заметил группу молодых людей, подталкивающих друг друга и обменивающихся репликами, вроде: «Ну, давай", "Если ты пойдешь, то и я пойду", "Нет, нет, я не умею танцевать", "Ну и что, может, кто-то из девушек тебя научит", "Ну, давай же", "Ну, кто хочет?".

Когда Гарольд понял смысл этой ситуации, как он впоследствии рассказывал, он углубился в зал и обнаружил там примерно полдюжины девушек, которые, по всей очевидности, оставались без партнеров. Они выглядели растерянными, но с надеждой смотрели на него, когда он нерешительно остановился вблизи них, а затем, разочаровавшись, снова стали смотреть на площадку, где другие девушки танцевали друг с другом. Гарольд рассказывал: «Огромным усилием воли я овладел собой, подошел к ним и пригласил на танец сначала одну девушку, затем другую, пока не перетанцевал со всеми. Затем я покинул это место, чтобы обдумать все случившееся».

Гарольд был в танцзалах три раза и пришел к следующему выводу: «Этот опыт со всей определенностью дал мне понять, что я и наполовину не так уж плох, как я думал. Я не боюсь делать теперь некоторые вещи». Я ответил со значением: «Но ты действительно и наполовину не так уж плох, как ты думаешь, так почему бы тебе не обратиться в комиссию по делам ветеранов и не попросить дать тебе серию тестов, чтобы проверить, насколько ты хорош?" После этого я немедленно отпустил его, пока он находился в состоянии изумления. Через несколько дней Гарольд вернулся, и передо мной был теперь совершенно другой человек. Он торжественно объявил, что тесты показали соответствие его интеллекта выпускнику средней школы. Ему порекомендовали поступить в колледж. Он сказал: «Неплохо ведь для умственно отсталого?" А я ответил: «Да, неплохо даже для парня, который всегда считал, что он умственно отсталый». После этого я резко закончил интервью. Затем я отменил несколько последующих встреч, обосновывая это тем, что у него есть о чем подумать.

Эта серия предписаний очень типична для эриксоновского подхода. Очень часто он давал пациенту серию общих и, скорее, расплывчатых инструкций, а затем организовывал ситуацию, когда эти инструкции должны были быть применены. У пациента же оставалось чувство, что он спонтанно принял решение. В данном случае Гарольду было сказано, что он должен был наблюдать и оказывать минимальную помощь некоторым молодым людям. Позднее Эриксон посылает его в танцзал. В зале Гарольд "спонтанно" решил пригласить некоторых девушек и при этом испытывал чувство, что совершил что-то важное. Вместе с тем, эти инструкции преследовали цель поставить его в ситуацию, где он начал бы нормально ухаживать за девушками, сопоставил бы себя с другими мужчинами и понял, что он способен на многое, на что другие мужчины не способны. Посещение танцев вызвало у Гарольда нормальное переживание, которого он был раньше лишен.

В интимные отношения с женщиной Гарольд вступил гораздо позднее, когда он уже учился в колледже. Эриксон узнал об этом лишь впоследствии. В этот период терапии Эриксон развивал у Гарольда способность к искаженному восприятию времени. Суть методики состоит в использовании гипноза для того, чтобы повлиять на чувство времени человека таким образом, чтобы переживания, длящиеся минуты, казались бы длящимися в течение многих часов. Это должно было, в частности, помочь Гарольду в учебе. Гарольду было дано задание молча сидеть и анализировать, кем он был и чем он был, кто и что он есть сейчас и кем бы он хотел быть, и что бы хотел делать. Кроме того, он должен был противопоставить свое прошлое своему будущему, подумать о себе как о актуальном биологическом существе обладающем как эмоциональными, так и физическими ресурсами, и о своем личностном потенциале, позволяющем ему с разумной степенью неадекватности функционировать в жизни, общаясь с другими и с собой. На этих сеансах Гарольд выглядел как человек, занятый разрешением проблем, приятных или неприятных, но крайне важных. К концу каждого из этих сеансов Гарольд очень уставал. После этих шести сеансов мы сделали двухнедельный перерыв, а затем Гарольд снова появился у Эриксона, чтобы рассказать "о новой проблеме".

Гарольд вел себя несколько скованно, и все его поведение изменилось, став менее бесцеремонным. Казалось, что он хотел что-то у меня узнать, стараясь при этом, чтобы я оставался в неведении относительно того, зачем ему это нужно. Поэтому я реагировал довольно пассивно, уклоняясь от позитивных реакций, но свободно высказывая негативные.

Он рассказал мне, что вот уже в течение некоторого времени, какого точно, он сказать не может, в соседнюю квартиру въехала женщина. Вскоре он заметил, что она входила в квартиру и выходила из нее в то же самое время, что и он. Он заметил это, испытывая очень неприятные чувства, когда она начала жизнерадостно здороваться с ним. Это раздражало его, но он не смог сделать ничего, кроме как ответить ей.

Затем женщина начала, едва завидев его, останавливаться и пытаться заговаривать с ним. Это поставило его в "ужасное положение", т.к. теперь он стал предметом обсуждения соседей. От соседей же он узнал, что она была на 15 лет старше его, и что она ушла от мужа-алкоголика, который избивал ее. Теперь она содержала себя сама и копила деньги на развод.

"Все это было бы еще ничего", но этот период кончился однажды вечером, когда "без всяких объяснений и извинений" она "вторглась" в его квартиру с полными сумками продуктов в руках и начала готовить ужин на двоих. Оправдывая свое "ужасное поведение", она заявила, что должен же мужчина хоть раз поесть ужин, приготовленный женщиной. Моя посуду, она попросила его поставить какую-либо пластинку с классической музыкой.

Он сделал это с огромным чувством облегчения, поскольку это исключало необходимость разговора, а затем "к счастью, убрав кухню", она покинула его квартиру. Остаток вечера и почти всю ночь он бродил по комнате, "стараясь думать, но в голову не приходило никаких мыслей".

Через несколько дней, когда он собирался готовить ужин, эта женщина "просто-напросто зашла" и сказала ему, что у нее ужин уже готов, и пригласила его к себе. "И я не мог сделать ничего иного, как почти за ней и, словно ребенок, сесть за стол. После ужина она собрала посуду и преложила пойти ко мне опять послушать музыку. Мы сделали это, и она ушла около 10 часов. Я снова не мог заснуть всю ночь. И снова я не мог ни о чем думать, я просто чувствовал, что я схожу с ума, что я должен что-то сделать, сделать что-то важное, но я не мог понять, что именно. В таком состоянии я находился примерно две недели. Понимаете, я начал избегать ее, но через пару недель я все понял. Я должен был приготовить для нее ужин, и это должно было ей понравиться. Я так и сделал, но это не принесло ожидаемого мной результата. Надо сказать, что это был очень хороший ужин. Мы снова слушали пластинки. Она действительно любила музыку и много знала о ней. Она была очень умной женщиной, но в некоторых отношениях все-таки очень глупой. Она собралась уходить в половине одиннадцатого, и, уже выйдя за дверь, она наклонилась и поцеловала меня. Я мог убить ее в тот момент. Я даже не смог сразу закрыть дверь. Я кинулся в ванную комнату, встал под душ и включил его. Даже не скинув одежды, я начал мыть лицо с мылом. Я потратил на это чертовски много времени. Я намыливал лицо, тер его, смывал мыло и снова намыливал и смывал. Эта ночь была действительно тяжелой. Несколько раз я одевался и выходил на улицу, чтобы позвонить вам из автомата, но каждый раз я говорил себе, что я не должен звонить вам так рано. Потом я возвращался в ванную комнату и снова мылся и скребся. Господи, я сходил с ума. Я знал, что сам должен справиться с этим, но что это было и что я должен был делать, я не знал. Наконец мне в голову пришла мысль, что ответ у меня уже есть. Я получил его на одном из этих шести сеансов, от которых я так уставал. Что-то внутри меня подсказывало мне: «Это и есть ответ," -- но тогда он не имел смысла, как не имеет смысла и сейчас. Но это может помочь мне перестать мыться и скрести себя щеткой».

"Я не знаю, почему я пришел к вам сегодня, но я должен был прийти. Я не хочу, чтобы вы мне что-то говорили, но в то же время я хочу вас слушать. Но, проклятье, будьте внимательны к тому, что вы будете говорить. Извините, что я так разговаривая с вами, но я чувствую, что я должен быть уверен в том, что я услышу. Это моя проблема».

Весьма осторожно я начал общий расплывчатый разговор, специально не касаясь содержания сообщения Гарольда. Когда он расслабился, я заметил, что не следует обвинять или критиковать эту женщину за то, что она хочет развестись. И что брак должен предполагать нечто большее, нежели несчастье и физическое насилие, и что каждое человеческое существо имеет право как на личное, так и на физическое благополучие. Поскольку эта женщина хотела быть самодостаточной во всех отношениях, она определенно обладала качествами, внушающими уважение, восхищение и симпатию. Что касается ее дружелюбности и вторжения в его личную жизнь, то нужно отдавать себе отчет в том, что люди, в сущности своей, являются стадными существами, и следовало бы ожидать, что он, она, как и все остальные представители человеческой расы, будут стремиться к совместным переживаниям. Это могло бы не только объяснить, но и помочь принять ее поведение. Что касается еды, то с незапамятных времен двумя лучшими приправами к ней являются голод и приятное общество. Музыку, как правило, тоже лучше слушать с другими людьми. Что касается поцелуя, который привел его в такое отчаянное состояние, то о возможном значении этого простого физического действия можно только догадываться. Существует поцелуй любви, страсти, смерти, поцелуй матери или ребенка, родительский поцелуй, поцелуй бабушки или дедушки, поцелуй, означающий приветствие, прощание, выражающий желание, удовлетворение, и это лишь несколько из множества возможных вариантов. Прежде чем приписывать этому поцелую какое-то специфическое значение, ему бы следовало знать, какой именно поцелуй это был. Это можно узнать, только свободно и с готовностью размышляя об этом, без всякого страха и ужаса, но исключительно с желанием понять.

Следовало бы также быть готовым к осознанию того, какое значение хотел бы придать этому поцелую он сам. В сущности, сейчас ничего не известно о том, какие личные мотивы двигали ее поведением, поскольку ни один из них не дал своему поведению осознанного определения. Однако, можно сказать, что он не должен колебаться перед тем, как отвергнуть нечто, что ему определенно захочется отвергнуть.

После этого высказывания мы молчали примерно пять минут. Гарольд перешел в бодрствующее состояние, посмотрел на часы и заметил: «Ну, я действительно должен продвигаться вперед, что бы это ни означало" и ушел.

Здесь важно прокомментировать следующее. Эриксон никоим образом не старается помочь Гарольду "понять" в обычном психотерапевтическом смысле значение его переживаний. Он не делает никаких интерпретаций о том, что возраст женщины может провоцировать ассоциацию с матерью. Отсутствуют любые попытки символической интерпретации ситуации. Следовательно, отсутствуют любые негативные санкции в плане отношения с этой женщиной. Эта связь трактуется Эриксоном как реальное отношение с реальной женщиной.

На следующей неделе Гарольд пришел к Эриксону на беседу, которая длилась примерно час. Он сказал: «Я действительно не хочу ни о чем вас спрашивать, но что-то внутри меня хочет знать, что вы думаете о Джейн. Расскажите же мне о ней, но будьте внимательны, что бы это ни значило. Я знаю, это глупая просьба, вы знаете только те немногие вещи о ней, которые я вам рассказал, но все же я хочу знать, что вы думаете об этой женщине, но будьте внимательны, когда будете о ней говорить, что бы это ни значило». И Эриксон начал говорить, опираясь на известные ему объективные общие признаки.

Отвечая Гарольду, я ненавязчиво упомянул обо всем, что было особенно важно для него. Я описал Джейн, как биологическое существо, одаренное богатством различных черт, качеств, свойств и способностей, развитых в различной степени, и собрание всего этого делает ее уникальным человеческим существом. Другие представители человеческого рода будут реагировать на нее в зависимости от их собственных способностей и потребностей. Например, история ее брака могла говорить о том, что она являлась гетеросексуальной женщиной, привлекательной для гетеросексуального мужчины. Ее специальность говорила о том, что она может быть продуктивной, стремление к разводу указывало на то, что она желает счастья себе как личности, и то, что ему понравилось, как она готовит и общается, говорило о том, что она обладает способностью вызывать к себе личный интерес.

Я отметил также, что дальнейшее продвижение в терапии, к которому, возможно, он стремится, должно было включать развитие отношений с женщинами вообще, как с представительницами реальной жизни. Я заключил сеанс следующими словами, произнося их на языке Гарольда, которым он пользовался, когда впервые пришел ко мне: «Хотелось бы тебе, черт побери, узнать, какого сорта эта женщина. Да, ты не дашь ей подцепить тебя на крючок, да и напортить ей ты не захочешь, как не захочешь испортить и себе. И все, что тебе надо делать, это выкладывать ответы по очереди». Я говорил таким образом для того, чтобы заставить его осознать контраст между его изначальным и настоящим статусом. Он ушел, почти никак не отреагировав, только у двери он задержался, посмотрев на меня пристально, с любопытством о чем-то размышляя, как если бы он не знал, что сказать.

На этот раз Эриксон не назначал Гарольду встречи, но через несколько недель он явился сам и сказал:

"Я бы хотел рассказать вам это по-своему, но вы психиатр. Я обязан вам буквально всем, и поэтому я должен рассказать это по-вашему, и, возможно, это будет полезно кому-то еще.

Последнее, что вы сказали мне, это было выкладывать ответы по очереди, и я почти ответил вам, что я собирался делать именно это. Но я понял, что вы минимально заинтересованы в том, что я могу вам сказать. Вы просто хотели, чтобы я для себя определил, кто я есть, что есть и на что я способен. Помните, как я стоял у двери и смотрел на вас, примерно в течение минуты? Вот о чем я думал. Я знал, что ответы должны будут появляться по очереди, один за другим. Я шел домой, я знал это, но мне было смешно, поскольку я не знал, что это будут за ответы. Я просто знал, что я должен выкладывать их по очереди.

Прийдя домой примерно в половине шестого, я озадаченно обнаружил, что выглядываю в окно, как будто ожидаю что-то там увидеть. Пока не появилась Джейн и не поставила свою машину в гараж, я не понимал, что жду именно ее. Я вышел и пригласил ее на ужин. Утром я удивлялся себе, зачем это я покупал все это. Она приняла мое приглашение и начала готовить ужин, а я играл на гитаре и пел дуэтом вместе с магнитозаписью, которую сделал сам. После ужина мы потанцевали под магнитофон, пока не захотели присесть. Мы сели на диван, и я сказал ей, что я собираюсь поцеловать ее, но сначала я должен был подумать, насколько мне это понравится. А пока я это сделаю, сказал я ей, она может перестать сопротивляться. Она выглядела озадаченной, а затем начала смеяться. Я понял, что то, что я сказал, может звучать для нее очень странно, но я имел в виду именно то, что я сказал. Когда она перестала смеяться, я поцеловал ее сначала в одну щеку, затем в другую, а потом в губы. Мне это понравилось, но я был настолько поглощен этим, что она немного испугалась, поэтому я предложил еще потанцевать. Во время танца я снова начал целовать ее, и она мне ответила.

И тогда со мной начали происходить еще и другие вещи, но я знал, что к этому еще не готов. Поэтому я прекратил танцевать и стал играть для нее классическую музыку, затем спел несколько песен, и она присоединилась ко мне. У нее очень хороший голос. Затем я проводил ее домой и на прощание поцеловал. Этой ночью я спал, как младенец».

Таким образом Гарольд готовился вступить в нормальные сексуальные отношения, но следует учесть, какая тщательная и кропотливая работа была предпринята для создания условий, при которых такие отношения стали бы возможными. Гарольд мог теперь начать ухаживать за женщинами, потому что он теперь хорошо одевался, жил в приличной квартире, учился в колледже и имел хорошую работу. Теперь он мог также разделить с этой женщиной ее компетентный интерес к музыке и к приготовлению пищи. К этому моменту он обладал также опытом общения с разными людьми, умел танцевать, в том числе и с женщинами. И, наконец, его отношение к женщинам изменилось, у него появилось любопытство и желание проверить, на что он способен.

Гарольд продолжал: «Проснувшись на следующее утро, я обрадовался, что сегодня воскресенье. Я хотел иметь в своем распоряжении свободный день, чтобы просто наслаждаться жизнью. Примерно в три часа я зашел к Джейн, она была очень занята шитьем платья, и я сказал ей, чтобы она не прерывала свою работу и пригласил ее к себе на ужин примерно в шесть часов. После ужина мы слушали классическую музыку, а потом немного легкой музыки. Мы потанцевали, а когда устали, сели на диван.

Я целовал ее, она отвечала мне, и мы начали целовать друг друга. Я был очень осторожен, зная, что я всего лишь начинающий и, наверное, неловкий, но мы обнимались, целовались, и я узнал, что такое французский поцелуй. Потом мы снова танцевали, затем ласкали друг друга и опять танцевали. Каждый раз при ласках я отмечал у себя физиологическую реакцию, но я знал, что очередь для этого еще не пришла. Наконец, мы еще раз послушали классическую музыку, и я проводил ее домой, с чувством поцеловал ее и пошел спать. В эту ночь я тоже спал очень хорошо.

Затем я не встречался с ней три дня. Это были весьма специфические дни, поскольку я не могу вспомнить многое из того, что тогда происходило. В понедельник я проснулся, чувствуя себя прекрасно. Я вспоминал вчерашний вечер и испытывал приятные чувства. Затем я пошел на работу, а следующее, что я помню, как я оказался у себя в квартире после того, как рабочий день уже кончился. Что конкретно происходило в течение дня, я совершенно не помню, но испытывал хорошее и сильное чувство, что на работе сегодня все было отлично. Во вторник я отправился на работу, намереваясь выпытать у окружающих ненавязчиво, что же происходило вчера, но следующее, что я помню, это то, что я вхожу в свою квартиру. Сначала мне было смешно, потом стало тревожно, и я стал думать о том, что же может произойти в среду. Конечно, и вся среда испарилась из памяти, но к тому же я обнаружил себя входящим в квартиру с огромным количеством покупок. Что меня совсем поразило, так это чеки, оказывается, я купил все это в гастрономе, в котором ранее никогда не бывал. Напряженно стараясь припомнить, как же я сделал все эти покупки, я бессознательно прошел прямо к Джейн. Я был так удивлен, когда она поприветствовала меня, что сказал ей, чтобы она не трудилась одеваться -- она была одета просто в шорты и в кофточку. Я был готов, и она могла прямо пройти ко мне и сесть за ужин».

В эту ночь Гарольд впервые вступил в сексуальные отношения с женщиной, и он переживал это как интереснейшее исследование. Впоследствии он рассказывал:

"Утром мы позавтракали, Джейн пошла на работу, а я остался дома. Я провел дома целый день, чувствуя себя счастливым, по-настоящему счастливым, впервые в моей жизни. Мне просто трудно все это объяснить. Существуют вещи, о которых можно говорить, но выразить словами невозможно. Вот именно такие переживания испытывал я в четверг.

Мы договорились снова встретиться в субботу вечером, и в пятницу я пошел за покупками. В субботу я убрал в квартире, но более подробных воспоминаний об этих днях у меня не сохранилось. Помню только приятное ощущение того, что все идет хорошо. В субботу вечером я приготовил ужасно изысканный обед, и когда Джейн вошла, она была в очень красивом платье и выглядела очень женственно, когда я сказал ей об этом, она ответила, что ей нравится мой галстук. Тогда я впервые узнал о том, что я тоже изысканно одет. Это меня удивило. Мы ужинали, танцевали, ласкали друг друга. Примерно в десять часов мы зашли в спальню. Сегодня все было по-другому, я не старался изменить себя или испытать что-то новое. Просто мы были людьми, которые нравились друг другу и хотели долго заниматься любовью. Где-то после полуночи мы заснули. На следующее утро она приготовила завтрак и ушла, объяснив, что к ней на несколько дней приезжает подруга. В понедельник утром я встал очень рано и пошел на работу, не зная о том, почему я вышел так рано. Прошло совсем немного времени, и я это понял. Это произошло, когда я ехал по улице, навстречу мне по тротуару шла девушка, и я был так изумлен, что должен был затормозить, остановиться у тротуара и проводить ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду. Эта девушка была прекрасна, совершенно, абсолютно, невероятно прекрасна. Это была первая прекрасная девушка, которую мне удалось увидеть. Через два квартала повторилось то же самое, только на этот раз я увидел сразу двух абсолютно прекрасных девушек. Я все время испытывал желание останавливаться и смотреть на все. Ведь все так изменилось. Трава стала зеленой, деревья прекрасными, дома выглядели так, как будто их только что покрасили, машины казались новыми, мужчины выглядели так же, как и я, а улицы Финикса были переполнены хорошенькими девушками. И так было, начиная с понедельника.

В среду мне захотелось узнать, как поживают те юнцы, с которыми я когда-то общался, и я поехал посмотреть на них. Это было забавное переживание. Я должен был быть действительно ужасно больным, когда имел дело с этими бедными созданиями. Сейчас я просто пожалел их.

До субботнего вечера, пока подруга Джейн не уехала, ничего особенного не произошло. В субботу вечером мы ужинали, слушали пластинки, а затем, когда я выключил проигрыватель, мы оба почувствовали, что пришло время серьезно поговорить. Мы оба были благоразумны, обсуждая то, как мы могли бы наслаждаться друг другом, но продолжать это не имело смысла. Мы решили, что я должен был найти девушку моего возраста, а она должна подумать о мужчине своего возраста. Мы согласились в том, что мы должны остаться друзьями, нам это удалось.

Я хожу в церкви, молодежные клубы, меня интересуют достопримечательности. Знаете, теперь я живу и наслаждаюсь этим. И будущее у меня есть. Я закончу колледж, я знаю, карьеру какого типа мне хочется сделать, и я знаю точно, что я хочу иметь жену, дом и детей».

Гарольд закончил колледж и стал работать на весьма ответственном посту, что ему очень нравилось.