Польза от ума, находящегося в свободном полете

 

Давайте немного отвлечемся и вновь подумаем о мышлении. В том, что я до сего момента изложил, прослеживается неявное предубеждение, будто сфокусированное, целенаправленное внимание более ценно, чем открытое, спонтанное осознание. Однако легковерное предположение, будто внимание призвано разрешать проблемы или достигать поставленных целей, умаляет плодотворную предрасположенность ума к свободному полету всякий раз, когда он предоставлен самому себе.

Все разновидности внимания имеют свое применение. Сам факт того, что порядка половины наших мыслей – это грезы наяву, наводит на мысль о том, что ум с богатым воображением тоже обладает рядом преимуществ[50]. Возможно, нам стоило бы пересмотреть свое восприятие “блуждающего ума”, допустив мысль о том, что, блуждая, мы не удаляемся, а скорее приближаемся к чему-то очень значимому[51].

Изучение мозга на предмет блуждания ума сопряжено с уникальным парадоксом: в данном случае нисходящее намерение не перерастает в плодотворную восходящую программу. Невозможно дать кому-либо указание спонтанно о чем-нибудь подумать, равно как и заставить его ум блуждать[52]. Если вы хотите застать блуждающие мысли в свойственной им среде, вам придется смириться с тем, что их появление будет непредсказуемым. Одна из излюбленных исследовательских стратегий: во время сканирования мозга время от времени спрашивайте испытуемых, что они чувствуют. В итоге получится замысловатый компот из содержимого сознания, в котором блуждание составит один из значимых ингредиентов.

Внутренняя тяга “отстегнуться” от фокуса, требующего усилий, настолько сильна, что ученые-когнитивисты расценивают блуждание ума как состояние покоя мозга – именно в таком состоянии он находится, когда не работает над решением умственной задачи. Серия нейровизуализационных исследований показала, что система, отвечающая за работу этой сети пассивного режима работы головного мозга, базируется в медиальной, или срединной, части префронтальной коры.

Недавние результаты сканирования мозга приготовили нам сюрприз: когда мозг находится в состоянии блуждания мыслей, активируются, судя по всему, две основные части мозга, а не только медиальная область, на который долгое время списывали блуждание ума[53]. Другая часть – исполнительная система префронтальной коры – считалась критически необходимой для того, чтобы удерживать нашу сфокусированность на задачах. Однако снимки указывают: когда ум “слоняется”, вероятно, активируются обе части.

Это несколько озадачивает. Как ни крути, блуждание ума по самой своей природе уводит фокус от насущных задач и не способствует достижению результатов; особенно это касается работы, требующей высоких когнитивных затрат. Исследователи, возможно, разрешили эту загадку, предположив, что причина, по которой блуждание ума снижает результативность, может заключаться в следующем: оно заимствует ресурсы исполнительной системы и направляет их на другие задачи.

Это вновь возвращает нас к вопросу о том, чем занят ум в процессе блуждания: чаще всего его прибивает к берегу наших личных тревог и нерешенных проблем – то есть к вещам, с которыми нам предстоит разбираться (более подробно об этом в следующей главе). Блуждание ума может ослабить сиюминутный фокус на какой-то актуальной задаче, но часть времени оно работает на разрешение проблем, которые играют определяющую роль в нашей жизни.

Более того, ум в свободном полете дает возможность в полной мере раскрыться нашему творческому потенциалу. Во время блуждания ума мы удачнее решаем задачи, требующие озарений, – от игры слов до изобретений и задач на нестандартное мышление. Для людей, достигших большого мастерства в решении умственных задач, которые требуют когнитивного контроля и активной рабочей памяти (речь может идти, например, о решении комплексной математической задачи), творческие вспышки могут быть проблемой – при неспособности выключать всепоглощающий, сконцентрированный фокус[54].

В число других полезных функций блуждания ума входит планирование будущего, самоанализ, лавирование в сложном социуме, пестование творческих идей, гибкость фокуса, размышление о пройденном в процессе обучения материале, организация наших воспоминаний, просто размышления о жизни – а также предоставление отдыха тем системам, которые ответственны за более интенсивное фокусирование[55].

Минутное размышление подсказывает мне, что в этот список нужно добавить еще две вещи: напоминание о делах, которые следует сделать, чтобы они не потерялись в хаосе ума, и развлечение себя любимого. Я уверен, что вы сможете пополнить этот перечень еще несколькими полезными соображениями, если дадите своему уму немного прогуляться на свежем воздухе.

 

Архитектура серендипности

 

В одной персидской сказке рассказывается о трех принцах Серендипа, которые “случайно или благодаря своей проницательности то и дело совершали абсолютно непредвиденные открытия”[56]. Изобретательность в реальных жизненных условиях во многом работает подобным образом.

“Вас не посетят новые идеи, если вы не позволите им войти, – рассказывает мне Марк Бениофф, генеральный директор компании Salesforce. – Будучи вице-президентом компании Oracle, я однажды взял отпуск и укатил на месяц отдыхать на Гавайи. И как только я там оказался, передо мной открылась масса новых идей, перспектив и направлений”.

Там, на природе, Бениофф осознал потенциал облачных компьютерных технологий, в результате чего уволился из Oracle, основал Salesforce, начал раскручивать его, сидя в арендованной квартире, и продвигать то, что казалось совершенным новаторством. В итоге Salesforce стала первопроходцем в бизнесе, имеющем сегодня многомиллиардный оборот.

Для сравнения: ученый, который слишком сильно хочет доказать свою гипотезу, рискует оставить без внимания открытия, не отвечающие его ожиданиям. Он может отбросить их как помеху или ошибку, не заметив в них ключ к новым свершениям, и таким образом пройти мимо того, что потенциально может оказаться более жизнеспособной теорией. Или вспомним, как ведет себя Фома неверующий в ходе коллективного мозгового штурма, разбивая в пух и прах любую новую идею, гася едва зародившуюся инновационную вспышку.

Открытое осознание формирует умственную платформу для творческих прорывов и неожиданных открытий. В открытом осознании нет ни “адвокатов дьявола”, ни цинизма, ни осуждения – там безоговорочно принимается все, что приходит на ум. Однако как только мы ухватились за какую-нибудь чудесную инновационную мысль, нам нужно не выпустить добычу из рук и переключиться в режим напряженного фокуса, чтобы проанализировать, как именно мы могли бы применить эту идею. Серендипность приходит в состоянии открытого восприятия возможностей, а потом фокус наводится на то, как воплотить все это на практике.

Созидательные вызовы жизни редко когда являются в виде четко сформулированных загадок. Наоборот, зачастую нам нужно осознать саму необходимость применения творческого подхода в той или иной области. Как говорил Луи Пастер, удача выбирает тех, кто к ней готов. Грезы наяву – это лоно творческих открытий.

Классическая модель этапов творческого процесса грубо соответствует трем ипостасям фокуса: ориентировка, в момент которой мы исследуем внешний мир и погружаемся в различного рода информацию; избирательное внимание, направленное на специфический творческий вызов; открытое осознание, при котором мы отпускаем поводья, чтобы позволить решению явиться на свет, а потом фокусируемся на нем.

Системы мозга, задействованные в блуждании ума, активируются непосредственно перед тем, как человека посещает творческое озарение, и, что весьма любопытно, необычайно активны у людей с синдромом дефицита внимания (СДВ). Взрослые, страдающие этим расстройством, характеризуются более высоким уровнем оригинального творческого мышления и более реальными творческими достижениями[57]. Предприниматель Ричард Брэнсон, строитель корпоративной империи, основанной на “Верджин Эйр” и других компаниях, подает себя как красивого и успешного человека, имеющего СДВ.

По данным Центра по контролю и профилактике заболеваний порядка 10 процентов детей страдают этим расстройством в сочетании с элементами гиперактивности. У взрослых гиперактивность исчезает и остается только СДВ, причем этот синдром присущ в общей сложности 4 процентам взрослых[58]. Когда дается творческое задание, например, найти новую область применения для кирпича, с ним лучше справляются носители СДВ, несмотря на свойственную им потерю концентрации – или же благодаря ей.

Нам всем есть что почерпнуть из этих исследований. В одном эксперименте добровольцам было дано задание найти новое применение давно известной вещи. Те, чей ум находился в состоянии блуждания (в отличие от полностью сконцентрированных), предложили на 40 % более оригинальные ответы. И когда люди, совершившие творческие достижения (написавшие книгу, запатентовавшие изобретение или устроившие успешное арт-шоу), прошли тест, в ходе которого им нужно было отбросить информацию, не имеющую непосредственного отношения к делу, и сосредоточиться на работе, оказалось, что их ум блуждал чаще, чем у других. Иными словами, подтвердилось наличие открытого осознания, которое, скорее всего, и помогло им выполнить творческую работу[59].

В более спокойные минуты творчества, непосредственно перед озарением, мозг, как правило, пребывает в состоянии расслабленного, открытого фокуса, который можно наблюдать по альфа-ритму. Это свидетельствует о том, что человек грезит наяву. Поскольку мозг хранит различного рода информацию в распределенных сетях, свободный поток осознания повышает вероятность серендипных ассоциаций и необычных комбинаций.

У рэпперов, погруженных во “фристайлинг”, во время которого они импровизируют с текстами на ходу, наблюдается повышенная активность в сетях блуждания ума, благодаря чему образуются нетипичные связи между удаленными нейрональными группами[60]. В этой просторной лаборатории ума у нас намного больше шансов придумать нестандартные ассоциации и закричать “эврика!” в минуту творческого озарения или просто удачного попадания в ритм.

В нашем комплексном мире, где практически у каждого есть доступ к одной и той же информации, новую ценность приносит лишь оригинальная комбинация, необычное сочетание идей, нестандартные вопросы, открывающие дорогу к доселе неведомому потенциалу. Творческое озарение влечет за собой сочетание элементов неизбитым способом, в результате чего рождается некоторая полезная идея.

Представьте на минутку, как вы откусываете кусочек хрустящего яблока: гамма цветов его кожуры, звук, сопровождающий откусывание, поток вкусов, запахов, фактур. Прочувствуйте это виртуальное яблоко. Как только вы представили себе такую картинку, в вашем мозгу, практически наверняка произошел всплеск гамма-ритма. Ученым, работающим в области когнитивных нейронаук, хорошо знакомы подобные всплески: они постоянно наблюдаются во время таких умственных операций, как виртуальное надкусывание яблока, а также непосредственно перед творческим озарением.

Не стоит преувеличивать и видеть в гамма-волнах ключ к созидательной силе. Однако место, где происходит всплеск гамма-ритма во время творческого озарения, имеет немалое значение: эта область связана со снами, метафорами, закономерностями искусства, мифами и поэзией. Все это выражается на языке бессознательного – в той ипостаси, где нет ничего невозможного. Метод свободных ассоциаций Фрейда – произнесение всего, что приходит вам в голову, без всякой цензуры – открывает одну из дверей к такому состоянию свободного осознания.

В нашем разуме хранятся бесчисленные идеи, воспоминания и потенциальные ассоциации, которые только и ждут своего часа. Однако вероятность совпадения нужной идеи с нужным воспоминанием в нужном контексте (и чтобы все это еще попало в поле зрения нашего внимания) существенно падает, когда мы либо гиперсфокусированы, либо завалены отвлекающими факторами, из-за чего не замечаем озарения.

Мы также можем задействовать достижения чужих умов. Астрономы Арно Пензиас и Роберт Уилсон в течение года исследовали вселенную при помощи нового мощного оборудования, возможности которого существенно превосходили все приборы, прежде использовавшиеся для изучения небесных просторов. Ученые были буквально ошеломлены объемом новых данных и попытались исключить из исследования помехи и непонятные шумы, которые, как им казалось, были обусловлены недостаточно хорошо откалиброванным оборудованием. Однажды они случайно встретились с ядерным физиком, и тот натолкнул их на открытие (которое в итоге принесло им Нобелевскую премию). Озарение помогло им понять, что явление, которое изначально казалось им “помехами”, на самом деле было отзвуками продолжающейся реверберации большого взрыва.

 

Созидательный кокон

 

“Интуиция – это священный дар, а рациональный ум – верный слуга, – сказал однажды Альберт Эйнштейн. – Мы создали общество, которое воздает почести слуге и забыло о даре”[61].

Для многих из нас возможность откинуться в кресле и поразмышлять наедине с самим собой, когда никто не мешает, – своего рода роскошь. И именно такие мгновения большинство людей воспринимает как наиболее ценные, особенно если речь идет о творческих начинаниях. Однако если вы хотите, чтобы эти ассоциации принесли плоды и вылились в жизнеспособную инновацию, необходимо еще кое-что: подходящая атмосфера. Нам нужно свободное время, в течение которого мы сможем поддерживать состояние открытого осознания.

Бесконечные потоки электронной почты, СМС-сообщений, счетов (весь этот “кошмар”) погружает наш мозг в состояние, прямо противоположное открытому фокусу, в котором процветают серендипные открытия. В суматохе повседневных дел и отвлекающих факторов инновативность задыхается, а в свободное время процветает. Вот почему анналы различных открытий пестрят историями о чудесном озарении во время прогулки, в ванне, в длительной поездке или в отпуске. Свободное время позволяет созидательному духу раскрыться, жесткий график убивает его на корню.

Взять, к примеру, покойного Питера Швайцера, основателя направления аналитической криптографии, зашифрованных кодов, которые со стороны выглядят как бессмысленный набор знаков, однако стоят на страже тайных правительственных документов и безопасности вашей кредитной карты[62]. Специализация Швайцера – вскрывать коды при безобидном тестировании шифра, которое покажет, может ли потенциальный неприятель в виде какого-нибудь плутоватого хакера взломать вашу систему и украсть секретную информацию. Для решения этой комплексной задачи нужно сгенерировать большую выборку нестандартных потенциальных решений чрезвычайно сложной проблемы, а затем проверить каждое из них с помощью методической пошаговой системы. Лаборатория Швайцера, в которой шла эта напряженная работа, совсем не походила на изолированный безоконный офис. Как правило, он размышлял о зашифрованном коде, подолгу гуляя или нежась на солнышке с закрытыми глазами. “Со стороны казалось, что он прилег вздремнуть, но на самом деле его голову переполняла настоящая высшая математика, – описывал методику Швайцера его коллега. – Он вроде бы загорал, а в это время его ум мчался со скоростью сто тыщ миллионов километров в час”.

Важность подобных коконов во времени и пространстве была отмечена в исследовании Гарвардской школы бизнеса о внутренней рабочей жизни 238 людей, входящих в креативные рабочие группы, занимающиеся самыми разными задачами – от изучения комплексных проблем инновационных технологий до изобретения новых приспособлений для кухни[63]. Прогресс в подобной работе требует постоянного потока небольших творческих открытий.

Плодотворные для открытий дни не знаменовались ошеломительными прорывами и громкими победами. Оказалось, что ключ к успеху лежал через небольшие победы (мелкие инновации и разрешение возникших проблем), которыми была вымощена дорога к достижению большой цели. Творческим открытиям способствовало наличие четких целей и свобода в методах их достижения. А еще важнее, что у работников было достаточно времени, чтобы просто спокойно поразмыслить. Это и есть тот самый созидательный кокон.

 

 

Глава 5

В поисках равновесия

 

“Способность же постоянно направлять рассеивающееся внимание составляет самую основу каждого суждения, характера и воли”, – отмечал основатель американской психологии Уильям Джеймс.

Однако, как мы выяснили, если спросить людей: “Думаете ли вы о том, чем вы сейчас занимаетесь?”, то в половине случаев выяснится, что их ум блуждает[64].

Это соотношение сильно варьируется в зависимости от того, чем человек занимается в данный момент. Исследование на основе случайной выборки нескольких тысяч человек показало, что по понятным причинам фокус на “здесь и сейчас” намного выше, когда занимаются любовью (судя по всему, речь и о тех, кто ухитрился ответить на этот несвоевременный вопрос мобильного приложения). На втором месте с большим отрывом были занятия спортом, на третьем – беседа, а на четвертом – игры. Напротив, блуждание ума чаще всего происходит, когда люди работают (работодателям на заметку), сидят за компьютером дома или находятся в дороге.

В среднем настроение людей, как правило, ближе к неважному в тот момент, когда их ум блуждает; даже мысли, которые кажутся нейтральными, окрашены в негативные эмоциональные тона. Само по себе блуждание ума, судя по всему, является причиной несчастливого состояния на протяжении некоторого или подавляющего количества времени.

Куда же отправляются наши мысли, когда мы не думаем ни о чем конкретном? Чаще всего они вертятся вокруг “себя любимого”. По предположению Уильяма Джеймса, “я” ткет нить нашего восприятия самих себя, рассказывая нашу же собственную историю и соединяя отдельные кусочки жизни в последовательный рассказ. Эта эгоцентричная сага подкрепляет чувством постоянства наши то и дело сменяющиеся переживания, никогда не стоящие на месте.

“Я” отражает деятельность области, входящей в сеть состояния покоя и порождающей беспокойный ум, который заблудился в извилистом потоке мыслей, не имеющих никакого (или почти никакого) отношения к сложившейся ситуации и полностью направленных на меня. Эта умственная привычка овладевает нами как только мы даем уму передышку от сфокусированного занятия.

Если оставить в стороне творческие ассоциации, блуждание ума имеет обыкновение концентрироваться на нас самих и наших тревогах: ох уж эта куча дел, которую мне предстоит сегодня переделать; не следовало мне говорить то-то тому-то; надо было вместо этого сказать ему то-то … И хотя ум иногда устремляется к приятным мыслям и фантазиям, чаще всего он пережевывает старую жвачку и предается тревогам.

Медиальная префронтальная кора “раскочегаривается”, как только наш разговор с самим собой и перемалывание мыслей формируют фон для низкоуровневой тревожности. Однако во время полной концентрации соседняя область, латеральная префронтальная кора, тормозит эту медиальную область, а наше избирательное внимание “отключает” сети, ответственные за эмоциональные тревоги, – наиболее значительный тип отвлекающего фактора. Реагирование на происходящее вокруг или активный фокус любого типа отсекает мысли “о себе любимом”, тогда как пассивный фокус возвращает нас в это тепленькое болотце собственной жизни[65].

На самом деле больше всего нам мешает не болтовня окружающих, а болтовня нашего собственного ума. Для полной концентрации необходимо заставить эти внутренние голоса замолчать. Отнимите от 100 семь, а потом еще раз семь, и еще, и если вы не будете отвлекаться от занятия, область, отвечающая за внутреннюю болтовню, постепенно выключится.

 

Юрист и изюм

 

Некий адвокат признался, что главным мотором его карьеры была клокочущая ярость, которую он испытывал, видя несправедливость в отношении своих клиентов. Заряжаясь энергией негодования, он беспощадно боролся в суде, допоздна изучал документы и тщательно готовился к слушаниям. Он частенько лежал в кровати до глубокой ночи, не в силах заснуть, и без конца перебирал в мыслях детали дел своих клиентов, выстраивая стратегию их защиты.

Как-то раз, отправившись в отпуск, он встретил женщину, которая вела курсы медитации, и попросил ее научить его каким-нибудь практикам. К его большому удивлению, она начала с того, что протянула ему несколько изюминок. Затем попросила его медленно съесть одну из них, полностью сконцентрировавшись на процессе, проживая насыщенность каждого момента, прочувствовать, как он отправляет изюминку в рот и разжевывает ее, ощутить всю гамму вкусов, услышать звук работающих челюстей. Он послушно погрузился во всю полноту своих чувств. Потом женщина попросила его переместить этот фокус, полностью направленный на “здесь и сейчас”, на естественный процесс дыхания и отпустить все мысли, которые приходили в голову. Под ее руководством он медитировал в течение 15 минут, сосредоточившись на дыхании. Вскоре голоса в его голове умолкли. “Это походило на погружение в состояние дзен”, – сказал адвокат. Ему настолько понравилось, что он сделал такую практику ежедневной: “После этого упражнения я действительно ощущаю спокойствие, и я очень доволен”.

Когда мы целиком и полностью перемещаем внимание на органы чувств, мозг отключает свою привычную болтовню. Сканирование мозга в состоянии самоосознанности (а именно такой формой медитации занимался наш юрист) выявило снижение активности сетей мозга, ответственных за эгоцентричную ментальную болтовню[66].

Это может принести огромное облегчение. Нейрофизиолог Ричард Дэвидсон говорит: “Поскольку погружение в какое-то занятие означает выход из состояния блуждания ума и устремление полного фокуса к соответствующему виду деятельности, при этом наиболее вероятна деактивация сетей состояния покоя. Вы не можете пережевывать жвачку своей жизни, когда поглощены непростым заданием. Эта одна из причин, по которым люди любят опасные виды спорта, такие как альпинизм, ведь они требуют абсолютной сосредоточенности”. Мощный фокус приносит ощущение умиротворения и вместе с ним радость. “Однако как только вы спускаетесь с горы, сеть, отвечающая за самооценку, тут же напоминает вам о ваших тревогах и заботах”.

В романе-утопии Олдоса Хаксли “Остров” дрессированные попугаи летают над людьми, выкрикивая: “Здесь и теперь, друзья. Здесь и теперь”. Это напоминание помогало обитателям идиллического острова отказываться от грез и снова фокусироваться на том, что происходит в эту секунду, в этом месте. Попугай, как мне кажется, выбран в качестве символического посланника весьма удачно, ведь животные всегда пребывают “здесь и сейчас”[67]. Кошка запрыгивает на колени, чтобы ее погладили, собака нетерпеливо ждет вас под дверью, лошадь вскидывает голову, чтобы понять намерения приближающегося к ней человека – все они сфокусированы на настоящем.

Способность думать независимо от сиюминутных стимулов (о том, что произошло и что могло бы произойти во всех возможных вариантах) отличает человека от практически всех животных. И хотя многие духовные традиции воспринимают, подобно попугаям Хаксли, блуждание ума как источник бед, эволюционные психологи видят в нем важнейшее достижение когнитивной эволюции. В обоих подходах есть доля истины.

По мнению Хаксли, в вечном “сейчас” скрывается все, что нам нужно для самореализации. Однако способность человека думать о вещах, которые не происходят в этом вечном “сейчас”, является необходимым условием всех достижений нашего вида, связанных с планированием, воображением и логическими навыками. То есть речь идет практически обо всех достижениях человечества.

Чтобы обдумывать вещи, не происходящие здесь и сейчас (ученые-когнитивисты называют это “неситуативным мышлением”), необходимо отделить содержимое нашего ума от того, что в данный момент воспринимают наши чувства. Насколько мы знаем, ни один другой вид не может радикально переключаться с внешнего фокуса на внутренний при помощи хотя бы отдаленного подобия человеческого сознания, не говоря уже о частоте совершения подобной операции.

Чем больше блуждает наш ум, тем хуже мы замечаем, что происходит здесь и сейчас. Взять, например, усваивание того, что мы читаем. В ходе исследования добровольцев, читающих “Разум и чувства” Джейн Остин от начала до конца, хаотичное движение глаз говорило о том, что многие читают невдумчиво[68]. Блуждающий взгляд говорит о нарушении связи между пониманием и визуальным контактом с текстом, поскольку ум блуждает где-то в другом месте (процент блужданий мог бы быть гораздо ниже, если бы добровольцам были предоставлены книги на выбор, например, “Озарение” или “Пятьдесят оттенков серого” – в зависимости от их предпочтений).

Используя такие методики, как слежение за направлением взгляда или “случайная выборка переживаний” (другими словами, просто спрашивая людей, чем они занимаются), и при этом сканируя мозг испытуемых, нейрофизиологи выделили главную нейрональную динамику: когда ум блуждает, наши сенсорные системы отключаются, и наоборот, когда мы фокусируемся на “здесь и сейчас”, наши нейрональные сети, ответственные за блуждание ума, деактивируются.

На нейрональном уровне блуждание ума и перцептивное восприятие склонны конфликтовать: внутренний фокус, направленный на череду мыслей, отключает наши чувства, а когда мы всецело поглощены великолепием заката, замолкает ум[69]. Подобная “отключка” может быть абсолютной, и это сравнимо с тем, как мы, погрузившись в какое-либо занятие, полностью теряем ощущение реальности.

Наши обычные настройки нервной системы оставляют место для некоторого блуждания, когда мы взаимодействуем с миром, – или, другими словами, сохраняют за собой необходимый контакт с реальностью, когда мы уходим в мыслях куда-то далеко (например, предаемся мечтаниям за рулем автомобиля). Разумеется, подобная частичная “отключка” сопря жена с определенным риском: из тысячи водителей, попавших в аварию, около половины заявили, что непосредственно перед аварией их ум блуждал; чем больше отвлекающих мыслей, тем больше вероятность ДТП[70].

Ситуации, в которых не требуется постоянная фокусировка на выполняемой работе (речь прежде всего идет о работе скучной и рутинной), дают уму возможность поблуждать. Как только ум пускается в свободное плавание и сеть состояния покоя активируется сильнее, нейрональные системы, отвечающие за сфокусированную работу, затихают – эта еще одна разновидность нейронального переключения сродни тому, что происходит между чувствами и грезами. Поскольку грезы соперничают за нервную энергию с фокусировкой на задаче и сенсорным восприятием, неудивительно, что мы, грезя наяву, допускаем больше ошибок в действиях, требующих сфокусированного внимания.

 

Блуждающий ум

 

Базовая инструкция для медитации гласит: “Как только вы заметили, что ваш ум блуждает, верните его обратно в точку фокуса”. Ключевым словосочетанием в данном случае является “как только вы заметили”. Когда наш ум пускается в свободный полет, мы практически никогда не замечаем, в какой именно момент он своевольно устремляется на другую орбиту. Отклонение от фокуса медитации может длиться секунды, минуты или до тех пор, пока мы не заметим, что происходит (если заметим вообще).

Эта простая с виду задача на самом деле весьма трудна, поскольку те самые системы мозга, которые нам нужны, чтобы “застукать” наш ум за блужданием, задействованы в нейрональной сети, которая сама же и запустила мозг в свободное плавание[71]. В чем же заключается их работа? Судя по всему, они управляют несистематическими элементами, которые направляют блуждающий ум в сторону определенных мыслей, например: “Как я расплачусь по счетам?” Подобные мысли требуют слаженных действий между системой блуждания мозга и организационными талантами исполнительных сетей[72].

Взять блуждающий ум с поличным весьма непросто; чаще всего, грезя наяву, мы вообще не осознаем, что наш ум где-то гуляет. Если мы заметили его самовольную отлучку, это знаменует сдвиг в нашей мозговой деятельности, и чем сильнее такое мета-осознание, тем слабее становится блуждание ума[73]. Нейровизуализация показывает: когда мы замечаем, что наш ум где-то бродит, это мета-осознание снижает активность исполнительной и медиальной сетей, хотя и не подавляет их полностью.

Современная жизнь отдает предпочтение тем, кто сидит либо за школьной скамьей, либо в офисе, концентрируясь на определенной вещи, – такая расстановка сил внимания вряд ли была необходима в ранней истории человечества. Некоторые нейрофизиологи считают, что выживание в дикой природе могло в критические моменты зависеть от быстрого переключения внимания и оперативных действий – автоматически, без всяких раздумий. То, что в настоящее время попадает под диагноз “дефицит внимания”, может отражать естественную разновидность типов фокусировки, которое имело ряд преимуществ в ходе эволюции и поэтому встречается среди вариантов нашего генетического разнообразия.

Когда люди с СДВ сталкиваются с требующим фокуса умственным заданием, например, сложным математическим уравнением, они демонстрируют более интенсивное блуждание ума и повышенную активность в медиальной системе. Однако при благоприятных условиях такие люди могут удерживать живой фокус и полностью погрузиться в задачу. Такие условия могут представиться в художественной студии, на баскетбольной площадке или на бирже – только не в школьном кабинете.

 

Ровный киль

 

12 декабря 2012 года, в тот самый день, на который завиток в календаре майя (согласно несомненно беспочвенным слухам) предсказал конец света, мы с женой водили нашу внучку в музей современного искусства. Подающая надежды художница, она хотела увидеть богатства, скрывающиеся в недрах Нью-Йоркского музея.

Среди первых экспонатов, расположенных у входа на первую галерею музея, были две увеличенных модели пылесоса – безупречные белые трехколесные цилиндры с аккуратной полоской. Они стояли друг на друге в огромных коробах из оргстекла, переливаясь в лучах неоновой подсветки. Нашу внучку это не сильно впечатлило – она жаждала увидеть “Звездную ночь” Ван Гога, находившуюся несколькими этажами выше.

За день до этого главный куратор музея проводил вечер на тему “внимание и отвлекающие факторы”. То, куда направлено внимание, – это ключ к музейным экспонатам. Рамы картин указывают на то, куда нам нужно смотреть. Стеклянные кубы и неоновая подсветка направляют наше внимание сюда, на мерцающие пылесосы, и уводят оттуда – от всех других экспонатов.

На выходе из музея я наконец-то понял, что же за всем этим стоит. Я обратил внимание, что у отдаленной стены просторного холла небрежно громоздились стулья, словно их вот-вот должны перенести в другое место для какого-то мероприятия. Прокравшись к ним в тени холла, я с трудом различил рядышком самый обыкновенный пылесос, который совершенно никого не интересовал.

И все же наше внимание не обязательно должно зависеть от той рамки, в которую вписаны предметы окружающего мира; только нам решать, хотим ли мы разглядывать пылесос в тени холла или в свете неоновых огней. “Ровный киль” внимания отражает такое состояние ума, в котором мы замечаем все, что находится в поле нашего осознания, и не попадаем в ловушку какой-либо одной вещи. Другими словами, мы пропускаем через восприятие абсолютно все.

Подобная открытость наблюдается в каждодневных делах, когда вы, например, стоите в очереди, а клиент перед вами уже битый час что-то выясняет у кассы, но вместо того чтобы фокусироваться на чувстве раздражения или на риске опоздать на важную встречу, вы просто наслаждаетесь фоновой музыкой в магазине.

Из-за эмоциональной реактивности мы переключаемся в другой модус внимания, где наш мир зацикливается на том, что нас огорчает. Те, кому трудно удерживать открытое внимание, как правило, попадают в ловушку раздражающих мелочей, их выводит из себя пассажир в очереди на досмотр багажа в аэропорту, который уже целую вечность переупаковывает ручную кладь перед просветкой, – и они продолжат негодовать после досмотра, ожидая самолета у выхода на посадку. Однако в открытом осознании нет места эмоциональному бандитизму – только полноте настоящего момента.

Один из тестов для мозга, свидетельствующих о степени открытости внимания, заключается в проверке того, насколько хорошо люди умеют отслеживать редкие цифры в потоке букв: П, У, З, С, 4, А, Р, Т, 2, Н, Л… Оказывается, многие люди фокусируют свое внимание на первой цифре 4 и не замечают второй 2. Их внимание мигает. Те же, кому присущ устойчивый открытый фокус, улавливают и вторую цифру.

Люди, способные удерживать свое внимание в этом открытом режиме, воспринимают происходящее вокруг отчетливее других. Даже в суматохе аэропорта они способны осознавать ситуацию в целом и не теряться в деталях. Согласно исследованиям мозга, те, кто демонстрирует самые высокие результаты в открытости осознания, замечают больше деталей в единицу времени, чем большинство людей. Это означает, что они обладают устойчивым вниманием[74]. Подобное обогащение внимания распространяется и на наш внутренний мир – в открытом режиме мы воспринимаем гораздо больше чувств, ощущений, мыслей и воспоминаний, чем, например, методично двигаясь по списку задач или перебегая с одной встречи на другую.

“Способность удерживать внимание в состоянии открытого, панорамного осознания позволяет идти по жизни, не теряя самообладания и обходя ловушки восходящего ума, навязывающие вам суждение и реагирование – неважно, негативного или позитивного свойства”, – говорит Дэвидсон. Кроме того, подобная способность подавляет блуждание ума. Цель заключается в том, чтобы научиться блужданию ума по собственному желанию, добавляет Дэвидсон.

 

Восстановление внимания

 

Редактор журнала Уильям Фалк рассказывал, как однажды, отдыхая с семьей на тропическом курорте, вдруг поймал себя на мысли, что не может оторваться от работы, хотя дочь ждала его, чтобы пойти на пляж. “Еще недавно мне и в голову не могло прийти работать во время отпуска. Я вспоминаю чудесные двухнедельные отъезды, когда не было абсолютно никакого общения ни с начальниками, ни с подчиненными, ни даже с друзьями. Однако это было до того, как я начал ездить в отпуск с коммуникатором, Ipad, ноутбуком и привык жить в постоянном потоке информации”, – рассказывает Фалк[75].

Представьте, каких когнитивных усилий требует наша новая информационная перегрузка: шквал новостных потоков, электронной почты, телефонных звонков, твитов, блогов, часов, комментариев к чьему-то мнению относительно чьего-то мнения – вот с чем ежедневно имеют дело наши когнитивные процессоры.

Эта нейрональная суета затрудняет выполнение любого дела – сохранение одного узкого фокуса требует подавления множества других. Нашему сознанию приходится бороться против массы отвлекающих факторов, отделяя важное от неважного. Это требует больших когнитивных усилий.

Напряженно сфокусированное внимание имеет свойство уставать (напоминая перегруженную мышцу), когда мы находимся на грани когнитивного изнурения. Признаки умственного утомления, такие как спад продуктивности, повышение рассеянности и раздражительности, свидетельствуют о том, что умственное усилие, необходимое для поддержания фокуса, израсходовало глюкозу, которая является энергии для нейронов.

От переутомления внимания помогает то же самое лекарство, что и в случае физической усталости: отдых. Но как же отдыхает умственная мышца?

Постарайтесь перенаправить усилия с нисходящего контроля на более пассивную восходящую деятельность, расслабившись во время перерыва в спокойной обстановке. Наиболее успокаивающая среда – это природа, утверждает Стефан Каплан из Университета штата Мичиган, разработавший так называемую “теорию восстановления внимания”[76].

Восстановление происходит когда мы отключаем усиленное внимание, при котором наш ум вынужден подавлять отвлекающие факторы, расслабляемся и позволяем вниманию хвататься за все что угодно. Однако способностью восстанавливать энергию, необходимую для сфокусированного внимания, обладают лишь определенные виды восходящего фокуса. Просмотр веб-сайтов, видеоигры и электронная почта в этот список не входят.

Нам полезно периодически отключаться. Время, проведенное в тишине, способствует восстановлению фокуса и собранности. Однако это ничегонеделание – лишь первый шаг, и то, что последует за ним, имеет не меньшее значение. Каплан отмечает, что прогулка по улицам города, как ни парадоксально, требует внимания – нам нужно лавировать в толпе, петлять среди машин, игнорировать сигнальные гудки и гул оживленной улицы. Прогулка же в парке или в лесу требует гораздо меньшего внимания. На природе мы восстанавливаем силы – достаточно несколько минут побродить по парку или полюбоваться пейзажем, скажем, облаками с алым отливом на закате или порхающей бабочкой. Как описывает группа Каплана, этот отдых “плавно” запускает восходящее внимание, позволяя сетям, ответственным за нисходящую деятельность, восполнить энергию, восстановив внимание, память и улучшив мыслительный процесс[77].

Если по возвращении домой вам надо браться за работу, требующую концентрации, прогулка по дендрарию лучше помогает восстановить фокус, чем пробежка по центру города[78]. Созерцание плаката с изображением природы (особенно воды) обладает более благоприятным эффектом, чем посиделки в кофейне на углу[79].

Загвоздка вот в чем: хотя такие методы и помогают отключиться от интенсивной концентрации, однако они открывают путь растерянному блужданию ума, которое свойственно системе состояния покоя. Поэтому, чтобы отключить вечно озабоченный ум, можно сделать еще один шаг: полностью сфокусироваться на чем-нибудь расслабляющем.

Ключ к этому заключается во всепоглощающем переживании, при котором внимание абсолютно однонаправленно, хотя в целом пассивно. Именно это и происходит, когда мы плавно возбуждаем сенсорные системы, которые в свою очередь успокаивают системы, ответственные за произвольный фокус. Для этого подходит любая обстановка, в которой мы можем с радостью раствориться. Если вы помните, в исследовании о настроении людей в течение дня безоговорочно лидировало занятие любовью – как наиболее сфокусированное и наиболее приятное времяпровождение.

Итак, полное позитивное погружение в какое-либо дело заставляет умолкнуть эту внутреннюю “говорилку”, непрекращающийся диалог с самим собой, который не замолкает даже в моменты тишины. Таков главный эффект любой созерцательной практики, фокусирующей ум на нейтральной задаче, например, на дыхании или произнесении мантры. В традиционные рекомендации относительно идеальной среды для “ретрита” входят все ингредиенты, необходимые для когнитивного восстановления. Вот почему монастыри, предназначенные для медитаций, как правило, расположены в умиротворенном тихом месте на природе.

Однако я не призываю вас ударяться в крайности. Для Уильяма Фалка решение было простым: он оторвался от своей работы и отправился с дочерью плескаться в волнах. “Резвясь и ныряя с шаткой доски для серфинга вместе с дочерью, я целиком и полностью пребывал в настоящем. Я жил полной жизнью!”

 

Часть II

Самоосознание

 

Глава 6

Внутренний руль

 

Американский футбол, баскетбол, дебаты и многое другое – во всех этих областях моя средняя школа в Калифорнийской долине вела нешуточную борьбу со школой из городка неподалеку, расположенного на 99‑м шоссе. Там учился мой товарищ, мы дружили на протяжении многих лет.

В средней школе он не особо интересовался учебой – по правде сказать, его чуть было не отчислили за плохую успеваемость. Он рос на ранчо в предместье и проводил много времени наедине с самим собой: читал научную фантастику, возился со старыми драндулетами – это была его страсть. За неделю до выпуска, когда мой друг, выезжая на дорогу, поворачивал налево, сзади вылетела машина и превратила его маленький спортивный автомобиль в груду металла. Парень чудом уцелел.

Вылечившись, он поступил в местный колледж, где нашел свое призвание, полностью поглотившее его и мобилизовавшее творческие таланты: кинопроизводство. После перевода в киношколу он снял фильм в рамках своего студенческого проекта, вызвавший интерес одного голливудского режиссера, который вскоре взял моего друга в ассистенты. Режиссер пригласил его поработать над малобюджетным фильмом. Так мой друг попал на киностудию, где уже в качестве режиссера и продюсера снял еще один короткометражный фильм по собственному сценарию. Этот фильм студия чуть не зарубила еще на стадии производства, однако в итоге он, вопреки ожиданиям, был встречен радушно.

Впрочем, самовольная цензура, редактура и прочие вмешательства руководителей студии стали для моего друга горьким уроком, ведь для него не было ничего важнее творческого контроля над своей работой. Когда он собрался снять фильм по другому своему сценарию, крупная голливудская студия предложила ему стандартный контракт, согласно которому она финансирует проект, но оставляет за собой право изменить фильм до выхода. Мой друг отказался – художественная целостность была для него куда важнее. Вместо этого он “купил” творческий контроль, запустив собственный проект и вложив в него всю до цента прибыль, полученную от первого фильма. Когда фильм был почти готов, деньги закончились. Он хотел получить кредит, однако банки один за другим ему отказывали. В самый последний момент десятый по счету банк из тех, в которые он обратился, выделил кредит, и проект был спасен. Фильм назывался “Звездные войны”.

Стремление Джорджа Лукаса сохранять творческий контроль несмотря на финансовые трудности свидетельствует о его неимоверной внутренней целостности – более того, со временем это претворилось в успешную бизнес-концепцию. Однако такое решение не диктовалось желанием побольше заработать; в те времена дополнительные права в контракте предусматривали продажу кинопостеров и футболок – таков был обычный источник дохода. Все, кто разбирался в киноиндустрии, пытались убедить Джорджа, что ему не стоит идти своим путем.

Подобное решение требует от человека поразительной уверенности в ценностях, которыми он руководствуется. Каким же образом люди обретают столь сильный внутренний компас, путеводную звезду, ведущую их по жизни?

Ответ кроется в самоосознании, а именно в точности расшифровки внутренних сигналов, которые посылает нам тело. Наши тонкие психологические реакции отражают совокупность имеющегося у нас опыта, связанного с конкретной задачей.

Правила принятия решений, выведенные из нашего опыта, закреплены в подкорковых нейрональных сетях, которые собирают, хранят и применяют алгоритмы любого события в нашей жизни, тем самым формируя наш внутренний руль[80]. Глубочайшее понимание цели и смысла кроется в этих подкорковых отделах мозга – области, которая связана с нашим нутром намного лучше, чем с речевыми центрами неокортекса. Мы воспринимаем наши ценности сперва через висцеральное ощущение того, что правильно и неправильно, и лишь потом расшифровываем для себя эти ощущения.

Таким образом, самоосознание представляет собой важнейший фокус, который сонастраивает нас с тихим внутренним голосом, помогающим нащупать верный курс в жизни. И, как станет понятно дальше, этот внутренний радар владеет ключом к управлению тем, что мы делаем и (это не менее важно) тем, чего мы не делаем. Именно от такого внутреннего контрольного механизма зависит, добьемся ли мы успеха в жизни – или нас постигнет провал.