Яко каменем, телом покрывся, видением Невидимаго зря, Моисей Боговидец взывааше: Избавителю Богу нашему поем

 

Книга Исход свидетельствует о явлении Бога Моисею на горе Синай: «…И потом сказал Он: лица моего не можно тебе увидеть; потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. И сказал Господь: вот место у Меня: стань на той скале. Когда же будет проходить слава Моя, я поставлю тебя в расселине скалы, и покрою тебя рукою Моею, доколе пройду мимо» (Исх 33, 20-22). Св. Григорий Богослов, приводя этот эпизод в одной из своих проповедей, замечает в скобках: «что бы ни означал… камень», намекая на то, что в его время существовали разные типологические истолкования этого места. Здесь Дамаскин использует одно из них: камень скалы означает телесность, нахождение в смертной плоти, которая не позволяет человеку «видеть Бога как Он есть».

 

Каким же образом мог видеть Моисей невидимое Божество? Св. Григорий Нисский в своем аллегорическом изъяснении жизни Моисея пишет:

 

«Моисей, нетерпеливо желающий видеть Бога, научается теперь,… что идти вслед Бога, куда ни поведет Он, – это и значит взирать на Бога, ибо мимохождение Божие (ср. Исх 33, 22) означает то, что Он ведет идущего за Ним вслед. (…) Ибо порок смотрит вопреки добродетели, добродетель же не представляется лицом к лицу противостоящей добродетели. Поэтому Моисей смотрит не в лицо Богу, но видит Его сзади» (свт. Григорий Нисский. О жизни Моисея законодателя. – По изд.: Восточные отцы и учители Церкви 4 в. Т. 2. М., 1999. – Сс. 316-317).

 

В такой витиеватой форме нисский епископ выражает простую и ясную мысль Евангелия: доступное человеку видение Бога – это приближение к Нему по пути добродетелей.

 

Отметим разночтения в тексте тропаря.

 

Ныне принятый греческий текст, по буквальному переводу, имеет начало: «Как камнем, телом покрывшись обоженным (то тефеомено), взирая на Невидимого…»

 

В русском послениконовском тексте, соответственно, читаем: «Яко каменем телом покрывся, обожением, Невидимаго зря…»

 

Остается установить, какой из трех вариантов ближе к древнему оригиналу. Если в каком-то из древних святоотеческих творений, послуживших источниками для прп. Дамаскина при создании канона, или в его собственном «Слове на Преображение», мы встретили бы упоминание об «об о женном теле» Моисея, это было бы весомым аргументом в пользу нынешнего греческого варианта. Однако, напротив, у св. Григория Богослова читаем, что обожение человеческой природы является следствием Боговоплощения (Кледонию, 1). Поэтому мы затрудняемся считать Моисея получившим обожение при его земной жизни только по причине Его собеседования с Богом. И, на основании этого, выбираем за основу для своего перевода вариант славянских старопечатных книг. Возможно, в древнем подлиннике вместо нынешнего то тефеомено стояло: то феоремено (от феорао – рассматривать, созерцать).

Как камнем, укрытый телом, взирая в видении на Невидимого, Моисей боговидец взывал: поем Избавителю нашему Богу.

Тропарь 3

Ты на горе законней, и на Фаворстей виден бысть Моисею, во мраце древле, во свете же ныне неприступнем Божества.

 

Книга Исхода свидетельствует, что Моисей получил на Синае Закон для Израиля, беседуя с Богом «во мраке» (Исх 20, 21).

 

Св. Григорий Нисский, сравнивая это явление Бога Своему пророку с первым явлением, – посреди горящего куста («неопалимой купины»), – пишет:

 

Тогда Божество было видимо во свете, а теперь – во мраке. (…) Ведение благочестия сначала бывает светом для тех, в ком появляется. Поэтому представляемое противоположным благочестию есть тьма, а отвращение от тьмы – становится причастием света. Но ум, простираясь далее, с большей и совершеннейшей внимательностью постоянно углубляясь в уразумение истинно постижимого, чем больше приближается к созерцанию, тем более усматривает несозерцаемость Божественного естества. Ибо, оставив все видимое, – не только то, что воспринимает чувство, но и то, что, кажется, видит разум, – непрестанно идет к более глубокому, пока пытливостью разума проникнет в незримое и непостижимое и там увидит Бога. (…) Потому что искомое выше всякого познания, и как бы неким мраком – объято отовсюду непостижимостью. Потому и возвышенный Иоанн, быв в таком же светозарном мраке, говорит: «Бога никто нигде не видел»(Ин 1, 18), – решительно утверждая этими словами, что не только людям, но и всякому разумному естеству недоступно ведение Божией сущности.

Поэтому Моисей, когда стал выше ведением, тогда исповедует, что видит Бога во мраке, то есть – тогда познаёт, что Божество в самом естестве Своем и есть то самое, что выше всякого ведения и постижения» (свт. Григорий Нисский. О жизни Моисея законодателя. –Ук. изд., с. 299) [5].

 

Отметим особо, что св. Григорий упоминает здесь и евангелиста Иоанна, бывшего свидетелем Христова Преображения. Толкователь не говорит, что Иоанн в Преображении познал Бога «в самом существе Его», в то время как Моисей во мраке – не познал. Свет, в котором предстал апостолам на Фаворе Господь, – не есть откровение самой Божией сущности, но видение славы Божией, явление несотворенных энергий Божества, изливаемых на тварный мир. И Моисею на Синае, и апостолам на Фаворе приоткрылся «неприступный свет», в котором обитает Бог. Новизна богооткровения на Фаворе состояла в том, что лучи «неприступного света» воссияли апостолам от преображенного человеческоготела Христа, в Котором вселилась вся полнота Божества (Кол 2, 9).