Творчество Архипа Ивановича Куинджи

Он раскрыл мою душу к природе...

Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо. Звезды блещут.

Своей дремоты превозмочь

Не хочет воздух. Чуть трепещут

Сребристых тополей листы.

Луна спокойно с высоты

Над Белой Церковью сияет

И пышных гетманов сады

И старый замок озаряет.

И тихо, тихо всё кругом...

А.С.Пушкин

Загадки биографии А. И. Куинджи начинаются со времени его рождения. В архивах хранятся сразу три его паспорта, и какой же из них наиболее подлинный, не ясно до сих пор. В одном из них рождение отмечено 1841 г., во втором - 1842 г., а в третьем - 1843 г. Наиболее вероятная дата рождения — 1842 г. К такому выводу автора склоняют документы, в разное время выданные Куинджи управой города Мариуполя, в котором он родился, Советом Академии художеств и другими учреждениями.

Архип Иванович Куинджи был, воистину, кузнецом своей судьбы. В детстве — сиротство и нищета, а под конец жизни -почти миллионное: состояние, целиком отдаваемое на нужды родного художества. Первое прикосновение к краскам и кистям... при раскраске заборов, а затем - без помощи каких бы то ни было меценатов, покровителей, учителей и школ - завоевание такой художественной славы, блеск и шум такого успеха, какие немногим русским художникам выпадали на долю. И все это -создано исключительно собственными силами, собственными руками... «Сам-один» - вот девиз и формула всего его творчества, как и всей его жизни... Выковав к40-летнему возрасту свою славу и достигнув ее вершины при огромном спросе на его картины, при небывалом напряженном интересе кнему публики, - он внезапно порывает всякое общение с нею. Нет больше выставок Куинджи. Ни одна картина Куинджи не поступает отныне в продажу. Он заточает себя в своей мастерской и втайне даже от ближайших учеников и друзей отдается усиленной работе, новым исканиям... Куинджи - сущий анахорет-демократ, расходующий гроши на личную жизнь, - и щедрый жертвователь на дело искусства... (Альтер, 1960, с. 112) Непримиримый там, где дело коснется его художественных убеждений, исполненный бурной энергии, властный, ни на вершок, не сворачивающий снамеченного пути, - и мягко-сердобольный, снисходительный, нежный к людям и животным, особенно к страдающим, вечно готовый прийти на помощь чужому горю. Таков был этот оригинальный человек... Целый клубок противоречивых на первый взгляд свойств, не вытекающих одно из другого, неожиданных биографических данных... А если обратимся к чисто художественной роли и судьбе А. И. Куинджи, то и здесь мы натолкнемся на такие же неожиданности. Он слагается духовно и выступает со своими первыми произведениями в годы расцвета нашего реализма. Литература, живопись, даже музыка, - все ставит себе целью приближение к действительности, жизненную правду и простоту. Архип Иванович примыкает к кружку «передвижников», т.е. самых горячих бунтарей против ложно-классической рутины, царившей в Академии, самых беззаветных поклонников реализма. Но с первых, же своих выступлений он, в сущности, прокладывает дорогу иному искусству, иной концепции: элементы импрессионизма, субъективизма у него налицо с самого начала, и именно из среды его учеников выйдут впоследствии пейзажисты-лирики, пейзажисты-романтики... (Жизнь и творчество А. И. Куинджи..., б/г)

Уже пятилетним ребенком, коренастым и мускулистым, Куинджи наводил страх на своих однолеток, товарищей по уличной жизни, когда им вздумается заняться обычным в этом возрасте мучительством над животными. Не один котенок и щенок были обязаны своей жизнью или здоровьем малышу Архипу: он не терпел этого мучительства, и только издали завидев его, мальчишки бросали свою жертву и разбегались. Таким образом, уже в пятилетнем бутузе сказывается будущий «птичий доктор», изображенный на карикатуре П. Е. Щербова, - уже тут проявляется и будущий покровитель всех слабых и нуждающихся, каким мы знаем его впоследствии... В полуденный час в стекла его мастерской в Петербурге будут потом стучаться голодные и больные голуби и вороны. И он будет вылезать на крышу, чтобы сделать перевязку пациенту; будет совершать хирургические операции (вроде трахеотомии и вставления трубочки в горло голубя), будет щедро отдавать свое время этой пернатой твари. Во всякие часы будут обращаться к нему - в письмах, в личных просьбах - нуждающиеся, настигнутые бедой товарищи, ученики, знакомые и даже незнакомые, и никто не встретит отказа... Вечная готовность к самой широкой помощи ближним была одним из самых трогательных и характерных свойств Архипа Ивановича до самого конца жизни. А началось это еще там - на обожженных солнцем улицах мариупольского предместья, когда, как говорится, его еле от земли было видно... Сам Архип Иванович впоследствии объяснял следующим образом эту свою черту: С детства привык, что я сильнее и помогать должен... (Альтер, 1960, с. 115-116)

Иллюстраций на тему о «неистовости» А. И. Куинджи из всех периодов его жизни можно было бы привести десятки. Наиболее характерные анекдоты о молодом Куинджи: зайдя однажды к И. Н. Крамскому, Куинджи: застал его сыновей за уроком математики. Репетитор объяснял, сложную алгебраическую задачу на решение уравнений. Куинджи попросил объяснить и ему. «Оставьте, Архип Иванович, все равно не поймете!» - возражает Крамской. Но тот не унимается: «Позвольте! Это... я -человек... и потому все могу понять!..» И Куинджи настойчиво требует, чтобы репетитор «рассказал» ему задачу. Тот рассказал и написал на бумажке ряд формул. Архип Иванович, никогда не прикасавшийся к математике, взял бумажку с собой, просидел над нею ночь, а наутро, торжествующий, явился к Крамскому: задача была решена... В другой раз он попал на каток и, впервые в жизни надев коньки, сразу стал скатываться с горы. Упал раз и изрядно расшибся, но поднялся опять на вышку и покатился - и снова упал. В этом случае он, впрочем, спасовал перед силой вещей: третьей попытки уже не делал...

Несмотря на талант, мечта Архипа Куинджи о поступлении учеником в Академию художеств сбылась не сразу. Он держит экзамен и «проваливается»; через год держит вторично и опять - на этот раз из тридцати экзаменующихся один - оказывается отвергнутым: экзаменаторы находят неудовлетворительным его рисунок... Но не в характере Архипа Ивановича сдаваться и опускать руки перед препятствиями. «Сам-один» в своей каморке он усаживается за «Татарскую саклю». Картина довольно большого размера, аршина полтора в вышину и в аршин шириною, пишется с огромной усидчивостью. Все детали тщательно вырисованы. Общий колорит и мотив довольно внятно говорят о влиянии Айвазовского. Но в силе светотени, в решительности контрастов затененного берега на первом плане и светящегося лунным сиянием моря уже чувствуются более мужественные задатки... Да и мотив, конечно, лично пережитый и прочувствованный еще там, в Мариуполе, на родной круче Карасунского обрыва. Картина выставляется на Академической выставке в том же году, когда Куинджи потерпел фиаско на экзамене. И к чести Академии надо сказать, что она сразу присуждает автору звание внеклассного художника. Однако юноша не соблазняется этим успехом. Он даже отказывается от звания художника и просит взамен его разрешения быть вольнослушателем. Просьба его не отклоняется, и давнишняя, упорная мечта осуществлена. В 1868 г. Куинджи, наконец, в Академии... (Эллины Украины 2010,с.7).

К середине семидесятых годов художник от социальной тематики переходит к пейзажу. В 1876 г. на передвижной выставке зрители увидели «непозволительно роскошную» «Украинскую ночь», ставшую переломным этапом в его творчестве. Газеты писали, что этот пейзаж совершенно убивает все другие находящиеся на выставке пейзажи. И это действительно было так - настолько необычной, и, в то же время, предельно правдивой казалась картина с ее темно-синим глубочайшим небом, стройными тополями, лунным светом на стенах хат, величаво-недвижным покоем, тишиной южной ночи и одиноким огоньком, теплящимся в окошке.

Восторженные воспоминания оставил о картине М. В. Нестеров: «Украинская ночь» Куинджи, перед которой была все время густая толпа совершенно пораженных и восхищенных ею зрителей. Она даже: в отдаленной мере не была тогда похожа на изменившуюся за много лет теперешнюю «олеографическую» картину этого большого мастера (Жизнь и творчество А. И. Куинджи..., б/г).

За шумным моментом, за годами наиболее громкого успеха и славы следует тридцатилетний период молчания. И следует непосредственно, не перемежаясь никакими неудачами, вообще ничем, что могло бы внешним образом объяснить загадку... Начинается молчание тотчас после выставки «Ночи на Днепре», «Березовой рощи» и «Днепра утром». С 1882 г. и до самой своей смерти Куинджи ни одной картины уже не выставляет. Мало того: до 900-х г. он даже никому из близких, кроме жены, не показывает своих работ.....В середине 90-х г. он вновь выступает на общественной арене, но лишь в качестве преподавателя, десятилетие же, 1883-1893 гг., проводит в полной изолированности от публики и публично ста, а если не считать немногих близких друзей, то и в полном уединении... Это - случай совершенно исключительный в биографии великих художников. Творчество для себя, творчество, которое само по себе дает полное удовлетворение художнику... (Яруцкий, 1998, с. 120-121). Во время самого процесса созидания истинный талант тем и характеризуется что все его душевные силы сосредотачиваются на созидаемом, все фибры его существа напрягаются в одном стремлении -выявить овладевшую им художественную мысль в возможной полноте и совершенстве. Здесь нет места заботе о впечатлении, какое получит публика, нет места думам о суде критики или потомства. Художество является самоцелью, - в подлинном смысле; этого слова. Весь мир исчерпывается творящим я художника да объектом его творчества: они - вдвоем во всей вселенной, очерченные каким-то магическим кругом, вне которого ничто не существует... Но, творя для себя, иначе даже не умея творить, истинный талант все же, по самой природе своей, общителен. При всей той склонности к индивидуализму, какая заложена в самой натуре большинства современных художников, искусство-то ведь по существу своему глубоко общественно. Таким оно было от зачатия своего, когда в форме символов и обрядов служило общественно-религиозным целям. Таким оно осталось и сейчас, несмотря на века дробления и индивидуализации творчества, обособления художника от коллектива... (Жизнь и творчество А. И. Куинджи..., б/г)

Ж. М. Гюйо, считающий целью искусства объединение людей в области наиболее интимных переживаний, наш Л.Н. Толстой, по-моралистски суживающий эту мысль, но по существу дающий искусству то же определение, - конечно, глубоко правы. И первая стадия этого объединения есть единение самого художника со зрителем, слушателем, читателем путем публичного выступления. Закончив свое создание, каждый художник, естественно, влечется к общению с публикой. Это - в Натуре вещей... У Леонида Андреева в одной из повестей («Мои записки») есть прекрасный образ. Художник заточен в тюрьму. ему разрешено рисовать, но лишь на аспидной доске, и, чтобы Начать что-нибудь новое, приходится уничтожать ранее нарисованное, так что никто не видит рисунка, кроме самого художника. •■ Он сначала с радостью принимается за творчество. Но скоро им овладевает отчаяние, и он кончает самоубийством... Заточенное, скрытое от человечества творчество - это contradictio in adjecto. Какие же глубоко серьезные мотивы должны быть налицо у великого художника, чтобы добровольно заточить свое творчество «в тюрьму», чтобы сделать из него тайну для общества!.. Когда Куинджи «замолчал», распространились слухи, что он просто «бросил» живопись, отдался материальным заботам, хозяйственным делам. Это было величайшее заблуждение... (Яруцкий, 1998, с.99-100).

Ни на один день не «бросал» своего искусства этот стихийный талант. Не было дня, кроме разве дней путешествий да болезней, - который бы он провел, не взявши в руку кисть или карандаш. И так было до старости, до самых последних дней. Даже во время последней болезни, он первое время постоянно рисовал в постели. А в дни здоровья - уже старик - каждое утро то лежа в постели разрабатывал карандашные эскизы, то в одном белье бежал в мастерскую внести новый, пришедший ему в голову штрих в какую-нибудь из своих неоконченных картин... Что же говорить о той поре, когда началось «молчание», о поре 80-х годов, когда он, - 40-летний, полный душевных сил и могучего здоровья человек, - весь кипел художественными замыслами!..

Тотчас после «Днепра утром» он принимается за «Закат в степи» (начатый еще раньше «Березовой рощи»), затем пишет «Радугу» - пишет, но не выпускает из своей мастерской и никого не пускает в свою мастерскую... Чем же объяснить это молчание Куинджи, это пожизненное заточение его новых картин? Если бы Архип Иванович был, хоть в малой мере причастен к «литературе» - в форме отрывочных записей какого-нибудь дневника или в форме, хотя бы самой непритязательной переписки с друзьями - это, конечно, помогло бы нам в решении загадки. Но он писал только деловые записки в два-три слова; никакой переписки после него не осталось...

Душевная драма Куинджи - многие уверены, что тут была драма ни в каких документах не зарегистрирована. Все, что имеется в нашем распоряжении, это, увы! - психология, психологические догадки и гипотезы... Поле это - обширное, и прокладывать путь по нему - предприятие рискованное. Но что поделаешь, если иного, готового пути нет? Пытаясь разгадать загадку» обращаясь к близким покойному людям, обращаясь к старым товарищам его по «передвижничеству», обращаясь и к некоторым из учеников его, пользовавшимся его доверием, большинство отвечало: «Вероятнее всего, что после такого небывалого успеха, какой имели «Ночь на Днепре» и «Березовая роща», Архип Иванович уже не желал выступать с вещами, на которые он в этом смысле не надеялся; а ведь надо было дать такое новое, чтобы успех его затмил успех прежний...» (Жизнь и творчество А.И. Куинджи..., б/г).

Что же? Значит, ключ к загадке - самолюбие, славолюбие, честолюбие?.. Мы знаем, что эти свойства далеко не были чужды необузданному, стихийному я Архипа Ивановича... Но достаточно ли их для объяснения молчания;? Могли ли одни эти побуждения сами по себе побороть могучее влечение каждого художника к общению с человечеством.

Скорее нет, не могли. Именно слишком стихийна была вся фигура этого художника и слишком подлинный он был художник, чтобы удовлетвориться таким объяснением. Думается, это могло быть привходящим моментом, а. не определяющим... здесь чувствуется какой-то глубокий душевный перелом, - перелом в мироощущении, в эстетических взглядах. Основываясь в своих догадках, прежде всего на том, что говорят картины Куинджи одна за другой, вплоть до последних, прибегаешь к анализу умонастроения нашей интеллигенции в соответствующие годы, главным образом, конечно, в сфере художественных вопросов (Жизнь и творчество А.И. Куинджи..., б/г).

Вглядимся на минуту в эту эпоху перелома - 80-х годов... В литературе мы видим в эти годы настроение «сумеречного», переходного момента... Долго царивший в нашей беллетристике реализм подходит к своей ликвидации. Реализм в литературе (как и в искусстве, вообще, как и в философском умонастроении) всегда покоится, прежде всего, на ясности общественного жизнеощущения. Народничество представляло собою стройную и ясную идеологию. Но стройность и ясность его покупались ценой упрощенного и утопического взгляда на действительность. Утопизм народнических теорий к 80-м годам выявил себя уже с достаточной определенностью. Само крестьянство оказалось совсем непохожим на го идеализированное представление о нем, какое легло базисом в теории «кающихся дворян» и наследовавших эти теории «разночинцев». Поправка за поправкой вводились одна за др>той в некогда могучее и столь увлекательное миросозерцание. Но это были, в сущности, лишь ступени вниз, к его ликвидации... (Яруцкий, 1998,с. 101-102).

«Идеалы дедов и отцов, над нами бессильны», - с унылым самодовольством провозглашали публицисты «Недели», газеты, вполне отражавшей настроение восьмидесятничества. А новые идеалы, новые отправные точки еще не обозначились... Эпоха правительственной реакции совпала с эпохой интеллигентской растерянности, утраты былой веры, идеологической «бескрылости»... (Яруцкий, 1998, с.10.2-103).

Почти одновременно с Куинджи замолчал столь далекий от политики, особенно в то время, художник слова, как Л. Н. Толстой: в 1879 году он пишет свою «Исповедь», где отрекается от художественного творчества... Вскоре по его стопам пойдет такой крупный талант, как живописец Н. Н. Гё, и тоже отречется от прежних; задач и путей.»... Признаки глубокого и всюду проникавшего идейного переворота были налицо во всех областях жизни и творчества. Но среди мрака реакции и всеобщего уныния уже зарождались и положительные стороны новой идеологии, зарождались элементы будущего. На место групповой, социальной психологии выдвигалась психология интимно-личная, на место старых, готовых социальных обобщений шли дробные, разрозненные попытки подойти к истолкованию жизни, отправляясь, как от центра, от человеческого я. Личность, с ее субъективными запросами и требованиями, постепенно все выше поднимала голову, выпрямлялась и росла (Жизнь и творчество А. И. Куинджи..., б/г).

Далее последовали почти ежегодные шедевры не меньшего поэтического накала: Вечер на Украине (1878), Березовая роща (1879), После дождя (1879), Лунная ночь на Днепре (1880), Днепр утром (1881). С середины 1870-х гг. важнейшим отличием искусства Куинджи становится «погоня за светом» - изображение закатов, восходов и полуденного сияния солнца, лунных ночей - жизни света в его наиболее впечатляющих проявлениях. Изучая природу и опыт русских и зарубежных художников, интересуясь оптикой, астрономией, применяя технологические новации, Куинджи стремился «подключить» зрителей к живописной стихии. Почти до иллюзии убедительно воссоздавая на холсте «свечение» природы, он в то же время обобщает ее образы, переосмысливая классические традиции и усиливая монументально — декоративное звучание картин.

Глаз истинного художника тем и ценен, что замечает рассеянное повсюду прекрасное и открывает его нашему глазу. И теперь, любуясь где-нибудь над рекой зрелищем лунной ночи или закатом, горящим между черными стволами деревьев, не говорим ли мы: «Будто на картине Куинджи»? Для современников художника его картины были радостным откровением. Они отвечали страстному желанию новизны, каким было охвачено тогда общество. И все же шумный успех картин Куинджи в то время, когда первым и едва ли не единственным мерилом искусства, было, мерило идейности и гражданственности, может на первый взгляд показаться странным. Секрет воздействия картин Куинджи таился не только в поразительной иллюзии света. «Сами: по себе луна и солнце, - писал И. Н. Крамской, - не предмет для живописи». «Но, - говорил он о произведениях Куинджи, -глядя на такие картины, я могу сделаться лучше, добрее, здоровее» (Яруцкий, 1998, с.117-118).

В Париже в 1878 г. открылась Всемирная выставка. В ее художественном отделе демонстрировались произведения Куинджи. Архип Иванович вместе с женой Верой Леонтьевной присутствуют при открытии. Критики единодушно отметили успех работ Куинджи, их национальную самобытность. Действительно, в Европе еще не наметилась романтическая возвышенность, подобная Ночи на Украине. В газете Тemps Поль Майнц писал: «Истинный интерес представляют несколько пейзажистов, особенно А. И. Куинджи. Ни малейшего следа иностранного влияния или, по крайней мере, никаких признаков подражательности: Лунная ночь на Украине - удивляет, дает даже впечатление ненатуральности». Известный критик Эмиль Дюранти, отстаивавший и защищавший творчество импрессионистов, отмечал: «Господин Куинджи, бесспорно, самый любопытный, самый интересный между молодыми русскими живописцами. Оригинальная национальность чувствуется у него еще более чем у других». Высокие оценки творчества помогли Куинджи уяснить свои успехи, но также осознать свое значение в европейском искусстве. Имя Архипа Ивановича Куинджи сделалось известным сразу же, как только публика увидела его картины «После дождя» и «Березовая роща». Но на Восьмой выставке художников-передвижников произведения А. И. Куинджи отсутствовали, и это было сразу, же замечено зрителями. П. М. Третьяков писал И. Н. Крамскому из Москвы, что по этому поводу горюют даже те немногие, кто раньше не очень тепло относился к произведениям художника (Жизнь и творчество А. И. Куинджи..., б/г).

Летом и осенью 1880 г. во время разрыва с передвижниками, А.И. Куинджи работал над новой картиной. По российской столице разнеслись слухи о феерической красоте «Лунной ночи на Днепре». На два часа по воскресеньям художник открывал желающим двери своей мастерской, и петербургская публика начала осаждать ее задолго до завершения произведения. «...Вчера я была в музее Григоровича и видела картину Куинджи «ночь на Днепре». Что за диво - не знаю, хорошо, ли, чудо ли, но ничего подобного прежде не видела. Луна светит по-настоящему, зыбь на реке серебрится и мерцает, на земле ночной покой разлит, огонёк на берегу горит, он горит сам по себе, друг другу не мешают, как и бывает в природе. Картина стоит в тёмной комнате, что ещё усиливает волшебность её. Мешает смотреть рама, золотая рама, которая безбожно блестит и слепит глаза. Перед нею постоянная толпа. В темноте толкаются, спотыкаются друг через друга, слышны возгласы восторга и изумления... И действительно фокус. Кажется, тут был и сам Куинджи - ассирийская голова, чёрный, широкоплечий, не очень высок»... (Альтер, 1960, с.95)

Эта картина обрела поистине легендарную славу. В мастерскую А. И. Куинджи приходили Й. С. Тургенев и Я. П. Полонский, И. Н. Крамской и П. П. Чистяков, к картине приценивался известный издатель и коллекционер К. Т. Солдатенков. Прямо из мастерской, еще до выставки, «Лунная ночь на Днепре» за огромные деньги была куплена великим князем Константином Константиновичем.

А потом картина была выставлена на Большой Морской улице в Петербурге, в зале Общества поощрения художников. Выступление художника с персональной выставкой, да еще состоящей всего из одной небольшой картины, было событием необычным. Причем картина эта трактовала не какой-нибудь необычный исторический сюжет, а была весьма скромным по размеру пейзажем. Но А. И. Куинджи умел побеждать. Успех превзошел, все ожидания и превратился в настоящую сенсацию. Длинные очереди выстраивались на Большой Морской улице, и люди часами ждали, чтобы увидеть это необыкновенное произведение. Чтобы избежать давки, публику- пускали в зал группами.

А. И. Куинджи всегда очень внимательно относился к экспонированию своих картин, размещал их так, чтобы они были хорошо освещены, чтобы им не мешали соседние полотна. В этот раз «Лунная ночь на Днепре» висела на стене одна. Зная, что эффект лунного сияния в полной мере проявится при искусственном освещении, художник велел задрапировать окна в зале и осветить картину сфокусированным на ней лучом электрического света. Посетители входили в полутемный зал и, завороженные, останавливались перед холодным сиянием лунного света.

Перед зрителями раскрывалось широкое, уходящее вдаль пространство; равнина, пересеченная зеленоватой лентой тихой реки, почти сливается у горизонта с темным небом, покрытым рядами легких облаков. В вышине они чуть разошлись, и в образовавшееся окно глянула луна, осветив Днепр, хатки и паутину тропинок на ближнем берегу. И все в природе притихло, завороженное чудесным сиянием неба и днепровских вод.

Сверкающий серебристо-зеленоватый диск луны залил своим таинственным фосфоресцирующим светом погруженную в ночной покой землю. Он был так силен, что некоторые из зрители пытались заглянуть за картингу, чтобы найти там фонарь или лампу. Но лампы не оказывалось, а луна продолжала излучать свой завораживающий, таинственный свет.

Гладким зеркалом отражают этот свет воды Днепра, из бархатистой синевы ночи белеют стены украинских хат. Это величественное зрелище до сих пор погружает зрителей в раздумья о вечности и непреходящей красоте мира. Так до А. И. Куинджи пел о природе только великий Н.В. Гоголь. Число искренних почитателей таланта А. И. Куинджи росло, редкий человек мог остаться равнодушным перед этой картиной, казавшейся колдовством.

Небесную сферу А. И. Куинджи изображает величественней и вечной, поражая зрителей мощью Вселенной, ее необъятностью и торжественностью. Многочисленные атрибуты пейзажа - стелющиеся по косогору хатки, кустистые деревья, корявые стебли татарника - поглощены тьмой, цвет их растворен бурым тоном.

Яркий серебристый свет луны оттенен глубиной синего цвета. Своим фосфоресцированием он превращает традиционный мотив с луной в настолько редкостный, многозначительный, притягательный и таинственный, что преобразуется в поэтически-взволнованный восторг. Высказывались даже предположения о каких-то необычных красках и даже о странных художественных приемах, которые якобы использовал художник. Слухи о тайне художественного метода А. И. Куинджи, о секрете его красок ходили еще при жизни художника, некоторые пытались уличить его в фокусах, даже в связи с нечистой силой.

Может быть, это происходило потому, что А. И. Куинджи сосредоточил свои усилия на иллюзорной передаче реального эффекта освещения, на поисках такой композиции картины, которая позволила бы максимально убедительно выразить ощущение широкой пространственности. И с этими задачами он справился блестяще. Кроме тою, художник побеждал всех в различении малейших изменений цветовых и световых соотношений (например, даже при опытах с особым прибором, которые производились Д. И. Менделеевым).

Создавая это полотно, А.И. Куинджи применил сложный живописный прием. Например, теплый красноватый тон земли он противопоставил холодно-серебристым оттенкам и тем самым углубил пространство, а мелкие темные мазки в освещенных местах создали ощущение вибрирующего света.

На выставку восторженными статьями откликнулись все газеты и журналы, репродукции «Лунной ночи на Днепре» тысячами экземпляров разошлись по всей России. Поэт Я. П. Полонский, друг А. И, Куинджи, писал тогда: «Положительно я не помню, чтобы перед какой-нибудь картиной так долго застаивались... Что это такое? Картина или действительность? В золотой раме или в открытое окно видели мы этот месяц, эти облака, эту темную даль, эти «дрожащие огни печальных деревень» и эти переливы света, это серебристое отражение месяца в струях Днепра, огибающего даль, эту поэтическую, тихую, величественную ночь!» (Яруцкий, 1998, с.97-98) Поэт К. М. Фофанов написал стихотворение «Ночь на Днепре», которое потом было положено на музыку.

Публику приводила в восторг иллюзия натурального лунного света, и люди, по словам И. Е. Репина, в «молитвенной тишине» стоявшие перед полотном А. И, Куинджи, уходили из зала со слезами на глазах: «Так действовали поэтические чары художника на избранных верующих, и те жили в такие минуты лучшими чувствами души и наслаждались райским блаженством искусства живописи».

Великий князь Константин Константинович, купивший картину, не захотел расстаться с полотном, даже отправляясь в кругосветное путешествие. И. С. Тургенев, находившийся в это время в Париже (в январе 1881 года), пришел в ужас от этой мысли, о чем возмущенно писал писателю Д. В. Григоровичу: «Нет никакого сомнения, что картина... вернется совершенно погубленной, благодаря соленым испарениям воздуха». Он даже посетил великого князя в Париже, пока его фрегат стоял в порту Шербурга, и уговаривал того прислать картину на короткое время в Париж. И. С. Тургенев надеялся, что ему удастся уговорить его оставить картину на выставке в галерее Зедельмейера, но уговорить князя не удалось.

Влажный, пропитанный солью морской воздух, конечно, отрицательно повлиял на состав красок, и пейзаж стал темнеть. Но лунная рябь на реке и сияние самой луны переданы гениальным А. И. Куинджи с такой силой, что, глядя на картину д_ай(е сейчас, зрители немедленно попадают под власть вечного и божественного.

Талант Куинджи в статье «Наши художественные итоги» назвали феноменальным: «Куинджи понял натуру гораздо выше чем понимали ее до сих пор натуралисты, - и вследствие этого картинами Куинджи должна действительно начаться новая эра в живописи, они породят особую школу». Всматриваясь в произведения художника и обсуждая, художники поймут, что надо не списывать, не копировать только с натуры, а вглядываться в неё, вдумываться, видеть натуру в общем, в гармонии, а не в частях, не в деталях намечать не тот или другой тон, рассматривая отдельно, а видеть его в связи со всеми остальными, видеть не так, как он намечается и кажется по отношению к близлежащему, а уразуметь все те комбинации, все те переходы, какими он может быть определён в связи с целым. Нет сомнения, что Куинджи так и поступал, нет сомнения, что он не копирован изо дня в день, с часу на час натуру, загружая папки бесчисленным количеством этюдов, как делают это натуралисты, - нет, он изучал натуру, вглядываясь и вдумываясь в неё, он не сидел с палитрой в руках, а наблюдал, чувствован и мыслил. Вот в чём его могущество и колдовство (Яруцкий, 1998, с.110-111).

Источники и литература

Альтер С. Донбасс-спутник туриста. - Сталино-Донбасс, 1960.

Жизнь и творчество А.И. Куинджи. Галерея картин, воспоминания и статьи о художнике// http:/kuinje.ru/

Эллины Украины // Газета Федерации греческих обществ Украины. -2010. - Июль-август. -№ 7-8 (165-166).

Яруцкий Л.Д. Куинджи Архип Иванович. Рассказы о художнике. Воспоминания современников. Художественная критика. Документы. -Донецк, 1998.