Ответ находим у Маркса — в его концепции отчуждения

Маркс, анализируя современное ему капиталистическое общество, показывает, что в этом обществе имманентно присущая человеку объективация себя вовне превращается в отчуждение. Тем самым Маркс обнаруживает специфику человека на данной стадии развития общества, вскрывая самое серьезное из противоречий капитализма — его антигуманность, в прямом смысле этого слова, как несоответствие истинной сущности человека:

«... труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развертывает свободно свою физическую природу и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свой дух. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это — принудительныйтруд. Это не удовлетворение потребности в труде, а только средство для удовлетворения других потребностей, нежели потребность в труде. Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы....

...В результате получается такое положение, что человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций — при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., — а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному...

...Поэтому отчужденный труд, отнимая у человека предмет его производства, тем самым отнимает его родовую жизнь, его действительную родовую предметность, а то преимущество, которое человек имеет перед животным, превращается для него в нечто отрицательное, поскольку у человека отбирают его неорганическое тело, природу»⁸⁷.

В шутку людей можно разделить на две категории: на тех, кто живет, чтобы работать, и на тех, кто работает, чтобы жить.

Мы видим, что у Маркса первое — это естественное состояние человека, соответствующее его природе, а второе — неестественное, искаженное эксплуататорским обществом.

Определив способ производства как системообразующий фактор социальной структуры, Маркс и Энгельс ставят задачу выявить зависимость иных сторон человеческой деятельности от этого фактора:

«Итак, дело обстоит следующим образом: определенные индивиды, определенным образом занимающиеся производственной деятельностью, вступают в определенные общественные и политические отношения. Эмпирическое наблюдение должно в каждом отдельном случае — на опыте и без всякой мистификации и спекуляции — выявить связь общественной и политической структуры с производством. Общественная структура и государство постоянно возникают из жизненного процесса определенных индивидов — не таких, какими они могут казаться в собственном или чужом представлении, а таких, каковы они в действительности, т.е. как они действуют, материально производят и, следовательно, как они действенно проявляют себя при наличии определенных материальных, не зависящих от их произвола границ, предпосылок и условий»⁹'.

Рассмотрев структуру общества, Маркс и Энгельс переходят к социальной динамике, т.е. собственно к историческому процессу:

«...мы должны прежде всего констатировать первую предпосылку всякого человеческого существования, а следовательно, и всякой истории, а именно ту предпосылку, что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии "делать историю". Но для жизни нужны прежде всего пища и питье, жилище, одежда и еще кое-что. Итак, первый исторический акт, это — производство средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей, производство самой материальной жизни...

... Второй факт состоит в том, что сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретенное орудие удовлетворения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей является первым историческим актом»⁹². Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 25.

Опять мы видим, что человеческая история выводится из физиологических потребностей человека. Ввиду этого, на мой взгляд, остаются неясными причины и механизм порождения новых потребностей: почему у животного удовлетворение потребности в пище и размножении не порождает новых потребностей, а у человека порождает? А ведь именно это Маркс и Энгельс называют «первым историческим актом».

Таким образом, мы снова сталкиваемся с той же проблемой — с непроясненностью перехода от неисторичного существования животных к человеческой истории.

Суть «материалистического понимания истории» в том виде, как оно сложилось у них к середине 1840-х годов, Маркс и Энгельс резюмируют так:

«Итак, это понимание истории заключается в том, чтобы,

· исходя именно из материального производства непосредственной жизни, рассмотреть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму общения — т.е. гражданское общество на его различных ступенях — как основу всей истории;

· затем необходимо изобразить деятельность гражданского общества в сфере государственной жизни, а также объяснить из него все различные теоретические порождения и формы сознания, религию, философию, мораль и т.д. и т.д., и проследить процесс их возникновения на этой основе, благодаря чему, конечно, можно будет изобразить весь процесс в целом (а потому также и взаимодействие между его различными сторонами).

Это понимание истории, в отличие от идеалистического, не разыскивает в каждой эпохе ту или иную категорию, а остается все время на почве действительной истории, объясняет не практику из идей, а идейные образования из материальной практики и в силу этого приходит также к тому выводу, что … не критика, а революция является движущей силой истории, а также религии, философии и прочей теории.

Эта концепция показывает, что история не растворяется в "самосознании", как "дух от духа", но что каждая ее ступень застает в наличии определенный материальный результат, определенную сумму производительных сил, исторически создавшееся отношение людей к природе и друг к другу, застает передаваемую каждому последующему поколению предшествующим ему поколением массу производительных сил, капиталов и обстоятельств, которые, хотя, с одной стороны, и видоизменяются новым поколением, но, с другой стороны, предписывают ему его собственные условия жизни и придают ему определенное развитие, особый характер. Эта концепция показывает, таким образом, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства»'³.⁹³ Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 37.

Маркс сосредоточил свои усилия на систематическом анализе капиталистического общества (результатом чего явился его фундаментальный труд «Капитал»), а перу Энгельса принадлежит, в частности, ряд работ, в которых он применяет метод «исторического материализма» к анализу ранних стадий человеческого развития. И эти работы чрезвычайно любопытны, на мой взгляд, не своими выводами, а именно практикой применения метода.

Небольшую работу «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» Энгельс начинает с основного теоретического утверждения:

«Труд — источник всякого богатства, утверждают экономы. Он действительно является таковым... Но он еще и нечто бесконечно большее, чем это. Он — первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека»⁹⁴.

⁹⁴ Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека//Маркс К.,Энгельс Ф. Избр. произв.: В 3 т. М., 1979. Т. 3. С. 69.

Заявив исходную посылку, далее Энгельс рассуждает так:

«Под влиянием в первую очередь, надо думать, своего образа жизни, требующего, чтобы при лазании руки выполняли иные функции, чем ноги, эти обезьяны начали отвыкать от помощи рук при ходьбе по земле и стали усваивать все более и более прямую походку. Этим был сделан решающий шаг для перехода от обезьяны к человеку».

Даже человеку, весьма далекому от биологии, хорошо известно, что функции передних и задних лап различаются не только у обезьяны, а еще, например, у крыс, хомяков и белок. То есть мы опять имеем дело с неспецифищрованным человеку (или точнее той обезьяне, от которой он произошел) свойством. Итак, обезьяна по каким-то не совсем ясным причинам стала ходить на задних лапах.

«Если прямой походке у наших волосатых предков суждено было стать сначала правилом, а потом и необходимостью, то это предполагает, что на долю рук тем временем доставалось все больше и больше других видов деятельности. Уже и у обезьян существует известное разделение функций между руками и ногами Ни одна обезьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого каменного ножа.

Поэтому те операции, к которым наши предки в эпоху перехода от обезьяны к человеку на протяжении многих тысячелетий постепенно научились приспособлять свою руку, могли быть вначале только очень простыми... Но решающий шаг был сделан, рука стала свободной и могла теперь усваивать себе все новые и новые сноровки, а приобретенная этим большая гибкость передавалась по наследству и возрастала от поколения к поколению.

Рука, таким образом, является не только органом труда, она также и продукт его».

Не столь важно то, что Энгельс в 70-е годы XIX в., когда была написана эта работа, не мог еще знать, что приобретенные признаки не передаются по наследству. Хотя здесь уместно вспомнить Канта, который утверждал, что специфически человеческое свойство — знание приобретается и передается путем научения, а не наследования как инстинкты у животных.

Но важнее все же другое — неясен побудительный мотив и механизм, который «доставляет» руке иные виды деятельности. Неясно, если рука продукт труда, то получается, что трудиться начинает все-таки обезьяна, отбирая тем самым у человека его сущностное свойство. Неясен также и механизм возникновения речи: «...формировавшиеся люди пришли к тому, что у них появилась потребность что-то сказать друг другу».

Затем Энгельс рассматривает развитие мозга, органов чувств, появление общества и т.д. Не будем останавливаться на дальнейшем построении, а зададимся вопросом: почему же Энгельс, человек весьма не глупый, не замечает очевидную нелепость своей конструкции?

На мой взгляд, он стал заложником теории. Логика здесь такова. Еще в середине 1840-х годов Марксом было доказано, что труд есть специфически человеческое качество, отличающее человека от животного. Маркс и Энгельс (как сам Энгельс неоднократно подчеркивал) создают по сути естественно-научную теорию.

В середине XIX в. Чарлз Дарвин создает теорию естественного отбора как механизма эволюции. Венцом эволюции является человек, полезное качество которого, позволившее ему победить в этом «конкурсе на выживание», — это труд. У Энгельса человек возникает так же, как и другие виды животных, — в результате естественно-природного процесса.

Вработах Энгельса можно обнаружить и иные примеры прямой работы теории. Работа Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» написана в значительной мере на этнографическом материале, собранном Льюисом Морганом. Но при характеристике низшей ступени первоначального состояния человека — «дикости» Энгельс вынужден, ввиду отсутствия материала, прибегнуть к чисто умозрительной конструкции:

«Детство человеческого рода. Люди находились еще в местах своего первоначального пребывания, в тропических или субтропических лесах. Они жили, по крайней мере частью, на деревьях; только этим и можно объяснить их существование среди крупных хищных зверей. Пищей служили им плоды, орехи, коренья; главное достижение этого периода — возникновение членораздельной речи. Из всех народов, ставших известными в исторический период, уже ни один не находился в этом первобытном состоянии. И хотя оно длилось, вероятно, много тысячелетий, доказать его существование на основании прямых свидетельств мы не можем; но, признав происхождение человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное состояние»'⁵. ⁹⁵ Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства// Там же. С. 225-226.

Не претендуя на дальнейший полноценный анализ историософии марксизма, поскольку это потребовало бы отдельного исследования⁹⁶⁽Вс. Вильчек «Прощание с Марксом», где дан оригинальный анализ основных идей марксистской социальной теории), приведу лишь классические выдержки из более поздних произведений самого Маркса, в которых он излагает квинтэссенцию своей теории:

«В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил.

Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания.

Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще.

Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.

На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке»⁹⁷. " Маркс К. К критике политической экономии//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6-7.

Таковы основные позиции «исторического материализма». Конечно, их не надо упрощать, не стоит редуцировать материалистическое понимание истории до формулы «бытие определяет сознание». Против такой примитивизации теории Маркса выступал в конце своей жизни Энгельс.

⁹⁸ Фридрих Энгельс — Йозефу Блоху. С. 394.

Наиболее уязвимы построения Маркса там, где он сам противоречит логике своей теории.

Например, рассматривая классовую борьбу как двигатель исторического процесса, Маркс пишет о борьбе эксплуататоров и эксплуатируемых в каждой общественно-экономической формации, в результате которой побеждает новый класс, становя щийся системообразующим на следующем этапе исторического развития. Например, при феодализме противоборствующими классами являются «помещик и крепостной», а победу одерживает буржуа. Но почему пролетариат должен победить буржуазию? Ведь пролетариат; не новый, а системообразующий класс капиталистического общества. И Марксу приходится создавать дополнительную теорию, согласно которой пролетариат — единственный класс, который осознает свое положение и сознательно борется против буржуазии. Но это положение вступает в противоречие с изначальной теорией:

«Материалистическое понимание истории исходит из того положения, что производство, а вслед за производством обмен его продуктов, составляет основу всякого общественного строя; что в каждом выступающем в истории обществе распределение продуктов, а вместе с ним и разделение общества на классы или сословия, определяется тем, что и как производится и как эти продукты производства обмениваются. Таким образом, конечных причин всех общественных изменений и политических переворотов надо искать не в головах людей, не в возрастающем понимании ими вечной истины и справедливости, а в изменениях способа производства и обмена; их надо искать не в философии, а в экономике соответствующей эпохи»⁹⁹.

Один из существенных недостатков «исторического материализма» как раз и состоит в преувеличении значения классовой борьбы как двигателя исторического процесса.

«Пожалуй, самой большой слабостью марксистской теории является недооценка силы связей между людьми, возникающих по причинам, совершенно не зависящим от производства. Трудно оспорить то,
что религиозная, расовая или национальная принадлежность является в долгосрочном плане как минимум столь же важной, как и принадлежность классовая. От подобных связей нельзя просто отмахнуться, назвав их "ложным сознанием", внедряемым правящим классом, чтобы низшие сословия не осознали, что подвергаются эксплуатации; вероятнее всего, эти связи удовлетворяют фундаментальную человеческую потребность».

Джон Тош¹⁰⁰

Развитие социальной теории в XX в. пошло именно по этому пути — исследования человеческих связей во всем их многообразии. Русский социолог, один из основоположников современной американской социологии П. А. Сорокин определял социологию как «науку о человеческих взаимодействиях».

Маркс и Энгельс верили, что уже к 70-м годам XIX в. уровень развития производительных сил позволяет перейти к социально справедливому механизму распределения. Они ориентировались, в частности, на развитие техники, прогресс которой в эпоху промышленной революции был несомненен.

Проект будущего общества, по крайней мере в том виде, в котором он представлен в работах Энгельса, поражает своей наивностью, своим простодушным гуманизмом:

«...общественные производительные силы, выросшие настолько, что буржуазия не может с ними более справиться, лишь ждут того, чтобы объединившийся пролетариат ими овладел и установил такой строй, который представит каждому члену общества возможность участвовать не только в производстве, но и в распределении и управлении общественным богатством и который путем плановой организации всего производства увеличит до таких размеров производительные силы общества и создаваемые ими продукты, что каждому будет обеспечено удовлетворение его разумных потребностей в постоянно возрастающих размерах»^|01.

Нам хорошо памятен лозунг КПСС: «Задача партии — удовлетворение все возрастающих потребностей трудящихся». Правда, по сравнению с приведенной цитатой из работы Энгелься из лозунга исчезло ключевое слово — «разумных».

Итак, Энгельс пишет не о том, что будут удовлетворены все потребности, а только разумные, хотя и во все возрастающих размерах. А какие потребности являются разумными? Наш современник скорее всего затруднится ответить на этот вопрос, потому что потребности у всех разные. Но, по-видимому, не будет слишком смелым предположение, что Маркс и Энгельс имели в виду в первую очередь собственно физиологические потребности, порожденные «телесной организацией» человека (вспомним аксиоматику «Немецкой идеологии»). А если это так, то, может быть, это и не так уж наивно? Известно, что в ведущих странах Запада пособия по безработице, например, вполне хватает для обеспечения разумных (физиологических) потребностей человека.

Как известно, одной из фундаментальных идей Маркса—Энгельса была идея об общественном разделении труда как системообразующем факторе социального развития.В будущем обществе разделение труда должно будет исчезнуть и не создавать больше почвы для социальных конфликтов:

Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продукта над производителем. Анархия внутри общественного производства заменяется планомерной, сознательной организацией. Прекращается борьба за отдельное существование. Тем самым человек теперь — в известном смысле окончательно — выделяется из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие»¹⁰².

На этом собственно и должна закончиться предыстория человечества. Пройдет еще полвека — рубеж Х1Х-ХХ вв., и 3. Фрейд напишет:

«Если в деле покорения природы человечество шло путем постоянного прогресса и вправе ожидать еще большего в будущем, то трудно констатировать аналогичный прогресс в деле упорядочения человеческих взаимоотношений»¹⁰³.

Сложно ответить на вопрос, е сть ли вина Маркса и Энгельса в том, что «устранение безумной роскоши и мотовства господствующих... классов» было воспринято в революционной России как требование уничтожения самих этих классов, тогда как в западном мире давно научились решать эту проблему через систему налогообложения?

Виноваты ли Маркс и Энгельс в том, что принцип социально справедливого распределения трансформировался в формулу Шарикова: «отнять и поделить»?

Сам же Энгельс представляет себе механизм уничтожения классовых различий весьма наивно:

«... распределение, поскольку оно управляется чисто экономическими соображениями, будет регулироваться интересами производства, развитие же производства больше всего стимулируется таким способом распределения, который позволяет всем членам общества как можно более всесторонне развивать, поддерживать и проявлять свои способности. Способу мышления образованных классов... должно, конечно, казаться чудовищным, что настанет время, когда не будет ни тачечников, ни архитекторов по профессии и когда человек, который в течение получаса давал указания как архитектор, будет затем в течение некоторого времени толкать тачку, пока не явится опять необходимость в его деятельности как архитектора. Хорош был бы социализм, увековечивающий профессиональных тачечников!»¹⁰⁴.

Примечательно, что у Энгельса речь идет не об уравнительном распределении, а о таком, которое позволит каждому максимально реализовать свои способности. Откуда же стойкое убеждение в том, что при социализме «потребности людей будут удовлетворяться полно стью и поровну»¹⁰⁵?

Могу предложить лишь гипотезу: на концепцию Маркса—Энгельса проецируется идеал утопического социализма (который, как известно, является одним из источников марксизма), выработанный в то время, когда человек воспринимался как существо по преимуществу разумное, а люди как одинаковые от рождения. Для такой проекции есть существенные основания в гуманистической вере Маркса и Энгельса в разумность человека.

Итак, Маркс и Энгельс создали грандиозную теоретическую модель исторического процесса, оказавшую огромное методологическое воздействие на социально-политическую и историческую науку XX в.

Изъяны этой теории обусловлены,

во-первых, исходной аксиомой, сводящей сущность человека к его телесной организации,

и, во-вторых, распространение на весь исторический процесс положений, сформулированных в результате изучения современного Марксу и Энгельсу капиталистического общества.

«Как и другие социальные теории, универсалистские рецепты Маркса не избежали чрезмерного влияния проявлений современной ему обстановки. Классовая самоидентификация и классовая борьба были характерными чертами находящихся на стадии индустриализации Германии, Франции и Британии, где Маркс провел свою жизнь, но они куда меньше проявлялись в более ранние периоды, и исследователи доиндустриальных обществ испытывают огромные трудности, пытаясь применить к ним марксистскую теорию в полном объеме». Джон Тош

Подведем итоги:

■ на рубеже XVIII—XIX вв. в результате, по преимуществу, осмысления результатов Великой французской революции приходит понимание, что исторический процесс — процесс саморазвивающийся и в глобальном масштабе неподвластный человеческому разуму;

■ под влиянием этого фактора формируются новые требования к научному историческому знанию: оно должно служить основой законотворчества и принятия политических решений и формировать национально-государственную идентичность;

■ разочарование в рационалистическом идеале человека эпохи Просвещения заставляет философов уделять специальное внимание проблеме социальной сущности человека как субъекта истории;

■ Гегель и Конт дают два варианта ответа на вызов времени: история нужна для понимания настоящего и социального действия и история нужна как материал для социологии, задача которой открыть законы развития общества, равнозначные естественнонаучным законам, что даст возможность социального предвидения;

■ концепция Гегеля по сути первая собственно историческая концепция, охватывающая весь исторический процесс как целое;

■ под воздействием позитивизма изменилось представление о конечных целях научного исторического познания, но исследовательская практика историков не претерпела существенных изменений;

■ наиболее существенное воздействие на исследовательскую практику оказал историзм, кредо которого сформулировал Леопольд фон Ранке: «показать, как все происходило на самом деле»;

■ наиболее системную, всеобъемлющую и в силу этого влиятельную теорию исторического процесса — «исторический материализм» сформулировали Маркс и Энгельс;

■ в построении теории Маркса—Энгельса наиболее спорными моментами являются исходная аксиома, сводящая сущность человека к его телесной организации, и распространение на весь исторический процесс положений, сформулированных в результате изучения современного им капиталистического общества.