Переходная экономика и политика» нового типа

Первый шаг этого перехода — это изменения внутри элиты и господствующей коалиции. Установление безличных отношений внутри элит, которые потом распространяются на все общество. В этом смысле демократия создается элитами. В отличие от Асемоглу и Робинсона [8], подход Норта и соавторов более реалистичный, поскольку исходит не из того, что элита предпочитает уступки революции, но из того, что происходит борьба между различными группами внутри элиты и эта борьба вынуждает идти на уступки по расширению прав большей части населения. Основное внимание переносится на внутреннюю эволюцию самих элит. Безличность — не спасение от краха и революции, но результат борьбы различных группировок, в ходе которой происходит децентрализация и желание застраховать свое положение. Для того чтобы это произошло, требуется наличие трех предварительных,

или пороговых, условий: верховенства закона для элит, распространения организаций, которые не зависят от конкретных людей и существуют на постоянной основе, и, наконец, троля над вооруженными силами и применением насилия.

В Европе конкуренция между светской и религиозной властью создавала новые институты, которые усиливали роль права. Уже с XVI в. в Англии появились компании, организованные не по принципу товариществ, а на корпоративной основе. КначалуХГХв. по разным причинам в Англии, Голландии и США установился консолидированный контроль над вооруженными силами. Тем не менее в реальности этих трех условий оказывается недостаточно. В Британии, Франции и США «переходный период» к порядку открытого доступа сформировался раньше. Этот процесс шел по-разному, но главное, что сформировались институты и более обезличенные элиты. Для формирования вышеперечисленных условий потребовались столетия, сам переход совершился за десятилетия в XIX в.

Интересно, что в более ранней книге Норт следующим образом описывает причины преуспевания Европы. Для возвышения Запада по сравнению с Китаем или исламским миром должны были сложиться особые обстоятельства. Сыграли свою роль географические, военные, демографические и чисто экономические факторы конца эпохи Средневековья. Западу были одновременно присущи единство и разнообразие. Единство связано с греко-римской цивилизацией (мифология, философия, римское право) и, самое главное, с христианством как религией, которая формировала единые убеждения, единые координаты мышления. Политическое разнообразие создавало конкурентную среду, в рамках которой происходили поиск и отбор более успешных моделей. Норт также показал, что развитие банковских инструментов (переводной вексель, дисконт) и морского страхования, способствующих торговле, происходит в городах Италии и Бенилюкса. Затем рост производительности наблюдается в Нидерландах и Англии по сравнению с Францией и тем более с Испанией. Создаются стимулы для деятельности, повышающей производительность. Принципиальное значение имело распространение институтов права и механизмов по сдерживанию одностороннего принятия решений. Разделение властей усиливает стабильность; для власти становится выгодным обменивать права собственности на доход.

Внешние угрозы от викингов, венгров и мусульман также повлияли на уникальность Запада. В результате этой угрозы усилились города, дополнительный импульс получила военная технология. Усиление городов сопровождалось ростом торговли. Прогресс в военной технологии способствовал укрупнению политических единиц. Демографический спад способствовал распространению рыночных принципов в сельском хозяйстве. Кроме всех перечисленных факторов особое внимание Д. Норт уделяет формированию поведенческих установок, способствующих безличному обмену. Подход Макса Вебера Норт считает несовершенным, поскольку такие ценностные установки, как дисциплина и индивидуализм, по мнению Норта, формировались и в рамках римского католицизма. Структура убеждений христианства при определенных условиях благоприятствовала экономическому росту. Норт полагает, что более важно проследить связь между поведенческими установками и специфическими институтами экономики. Тем самым «особый географический, экономический и институциональный контекст западного Средневековья давал уникальный опыт для подобных адаптаций» [9].

Если предварительные условия созрели, что способствует переходу? Ведь на пороге этого перехода стояли античная Греция, республиканский Рим и города-госу- дарства Северной Италии в период Ренессанса. Этому вопросу посвящена шестая глава настоящей книги, которая призвана объяснить, почему и как именно на Западе не только сформировались пороговые условия, но и совершился сам переход. Четкость и логичность, которая присуща теоретическому описанию, теряется при объяснении того, как же так получилось, что именно на Западе такой переход окончательно осуществился. Как смог осуществиться этот сложный, многоступенчатый системный процесс? Что является причиной, а что следствием? Остается неясно, хорошие ли институты являются следствием богатства и устойчивости или, напротив, богатство и устойчивость, неважно как приобретенные, приводят к хорошим институтам, которые комплексно характеризуются как порядок открытого доступа.

В целом авторам удается убедить читателя в преимуществах порядка открытого доступа. Конкуренция, безличные институты, беспристрастное государство, регулируемое насилие, обратная связь и, как следствие, постоянство и высокие показатели экономического роста. Кто будет спорить с тем, что это наилучшее устройство государства? Единственно, что в данном случае жанр книги переходит в разряд утопий для тех государств, которые еще не перешли к этому общественному устройству.