Место социальной психологии в системе научного знания

Социальная психология

 

 

Издание пятое, исправленное и дополненное

Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации

в качестве учебника для студентов высших учебных заведений,

обучающихся по направлению и специальности «Психология»

 

Москва 2003

 

 

УДК 159.9

ББК 88.5

А 65

 

 

Рецензенты:

зав. лабораторией Психологического института РАО, докт. психол. наук, профессор Т. Д. Марцинковская

зав. сектором социальной психологии науки ИИЕТ РАН, докт. психол. наук А. В. Юревич

Андреева Г. М.

А 65 Социальная психология: Учебник для высших учеб­ных заведений/Г. М. Андреева. ― 5-е изд., испр. и доп. ― М.: Аспект Пресс, 2003. ― 364 с. ISBN 5-7567-0274-1

 

 

Учебник представляет собой систематический курс социальной психологии. Излагаются фундаментальные проблемы (общение, социаль­ная психология групп, социальная психология личности). Характеризуют­ся предмет социальной психологии, исторические вехи ее развития, методология и методы исследования. Четко поставлена проблема несовпадения принципа социальной детерминации психологических феноменов и прямого «служения» определенному политическому режиму. Этой же идее служит краткий обзор современных теоретических ориентации в зарубежной социальной психологии.

Предназначается для студентов высших учебных заведений.

УДК 159.9

ББК 88.5

 

ISBN 5―7567-0274-1 © «Аспект Пресс», 2002, 2003

 

Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте www. aspectpress.ru

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

К пятому изданию

 

Настоящий учебник переиздается уже не в первый раз. Если счи­тать рождением старое издание 1980 года, то его «жизнь» определяет­ся в 22 года. Трудно сказать, много это или мало. Для учебников по таким стационарным дисциплинам, как математика или физика, мо­жет быть, срок и небольшой, но для учебников по наукам, связан­ным с изучением общества и человека, да еще и в период глобальных социальных преобразований, пожалуй, срок солидный. С одной сто­роны, это приятно щекочет самолюбие автора, но, с другой сторо­ны, вызывает и некоторую настороженность: уже давно хотелось бы видеть и новые работы других (в частности, более молодых) авторов, возможно, новые альтернативные подходы и т. п. В последние годы появились курсы социальной психологии, написанные коллективами уважаемых мною авторов, но ни один из них не имеет грифа «Учеб­ник для университетов». Поэтому я решаюсь на еще одно переиздание моего учебника.

Доработки и изменения, которые я хочу предложить читателю, мож­но сгруппировать в два блока. Прежде всего, это простое совершенство­вание текста, которому всегда есть место. Опираясь на обратную связь, получаемую мною и от студентов, которым я продолжаю читать этот курс, и от коллег, использующих учебник, я хорошо вижу отдельные длинноты, иногда не достаточно аргументированные иллюстрации, не всегда оправданный лаконизм при изложении экспериментов и просто не всегда удачные дидактические конструкции. Все это требует шли­фовки текста, и попытки такой шлифовки разбросаны по всему содер­жанию книги. Второй блок носит более принципиальный характер. Он связан с необходимостью ряда серьезных добавлений. Социальная пси­хология настолько динамично развивается в последние годы, что новое издание учебника, конечно, обязано включить в себя и ссылки на но­вую литературу (тем более что переведены на русский язык несколько фундаментальных руководств, на которые я многократно ссылаюсь в тексте), и ознакомление с новыми теоретическими и эксперименталь­ными разработками. В этой связи мне пришлось ввести дополнительные разделы, например, связанные с современными поисками новых пара­дигм в социально-психологическом знании, а также с новыми областя­ми практических приложений науки.

Решая эти задачи, приходится постоянно контролировать себя относительно «масштаба» дополнений и изменений: объем учебника не должен разрастаться до таких размеров, при которых его использо­вание студентами станет попросту невозможным. Пройти между Сциллой и Харибдой потребности в усовершенствовании и оптимальным объемом книги ― задача не легкая, однако ее надо как-то решить. Как всегда, я полагаю, что мне может помочь в этом отношении мое постоянное взаимодействие со студентами и коллегами, которым я не устаю приносить свою благодарность. Именно это взаимодействие и «подвигает» меня на новое переиздание учебника.

Г. Андреева 2002 г.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

К четвертому изданию

 

Настоящее издание предпринято через восемь лет после после­днего выхода учебника в свет. Как минимум два обстоятельства потре­бовали существенных изменений.

Прежде всего, это значительные изменения в предмете исследова­ния, т.е. в социально-психологических характеристиках самого обще­ства и, соответственно, в отношениях общества и личности. Социальная психология, как известно, решает задачи, предложенные обществом, причем не «вообще» обществом, а данным конкретным типом обще­ства. Распад СССР и возникновение России как самостоятельного госу­дарства поставили перед социальной психологией целый ряд новых про­блем, которые потребовали определенного осмысления новой реально­сти. Так, утратило смысл определение общественных отношений, существующих в стране, как отношений социалистических и, следова­тельно, описание специфических атрибутов этого типа отношений. Сюда же следует отнести и проблему определения социальной психологии как «советской социальной психологии» в связи с радикальным изме­нением природы общества, в рамках которого она создавалась.

Во-вторых, изменения касаются адресата, к которому обращен учебник. Первые два издания совершенно определенно были адресо­ваны студентам психологических факультетов и отделений универси­тетов, поскольку в то время социальная психология как учебный пред­мет изучалась именно в этих подразделениях. Изменения, происшед­шие в обществе, одним из своих результатов в духовной сфере имели бурный рост интереса к социальной психологии не только среди пред­ставителей других академических профессий, но также и среди прак­тиков―предпринимателей, менеджеров, финансистов. Кроме того, зна­чительное развитие приобрела и практическая социальная психоло­гия, которая осваивает не только такие традиционные области, как образование, здравоохранение, армия, система правоохранительных органов, но и предлагает широкую систему специфических средств и форм социально-психологического воздействия. Трудно удовлетворить потребности всех этих разнородных групп читателей. Учебник все-таки сохраняется как учебник, предназначенный для высших учебных за­ведений, хотя профессиональные ориентиры в данном издании не­сколько смещаются: материал адаптирован к восприятию его не толь­ко психологами, но также студентами-социологами, экономистами, представителями технических дисциплин, т.е. практически всеми, изу­чающими в вузах этот предмет.

Все сказанное заставляет меня сделать следующие комментарии общего плана к настоящему изданию.

Во-первых, я отдаю себе отчет в том, что, несмотря на радикаль­ные экономические, политические и социальные преобразования в нашей стране, мы не можем и не должны уходить как вообще от ее истории, так и от истории науки, в данном случае социальной психо­логии, сформировавшейся в конкретных исторических условиях. Мо­жет быть, этот факт не так значим для естественных наук, но весьма принципиален для наук, имеющих дело с человеком и обществом. Поэтому фрагменты исторического развития социальной психологии в условиях СССР считаю необходимым сохранить полностью.

Во-вторых, возникает вопрос о роли марксистской философии в формировании теоретических и методологических основ социальной пси­хологии. Эта дисциплина в меньшей степени, чем, например, социоло­гия или политэкономия, была ангажирована марксистской идеологией. Однако и здесь элементы идеологического воздействия, несомненно, имели место. Это проявлялось прежде всего в акценте на нормативный характер социально-психологического знания, например в оценочных характеристиках личностей и групп, в принятии некоторого «идеала» личности и ее взаимоотношений с коллективом, соответствующих нор­мативным представлениям об идеальном же обществе.

Как отнестись сегодня к такой идеологической ангажированнос­ти? Не думаю, что следует идти самым легким путем ― просто отбро­сить различные идеологические «вкрапления» в ткань социальной пси­хологии. Еще хуже ― заменить один идеологический ряд каким-либо другим. Полагаю, что во взаимоотношениях социальной психологии и марксизма нужно различать две стороны. Первая ― использование философских идей марксизма как методологической основы дисцип­лины. В конце концов все социально-психологические теории совре­менности опираются на ту или иную систему философских принци­пов. Право каждого исследователя принимать (или отвергать) основа­ния какой-либо системы философских знаний и следовать им. Такое же право должно быть сохранено и за марксистской философией. Вто­рая сторона ― это принятие (или отвержение) идеологического дик­тата, который явился следствием того, что марксизм был официаль­ной идеологией некоторой социально-политической системы ― со­циалистического государства. Этот прямой диктат имел драматические последствия для многих научных дисциплин в истории нашего обще­ства. Именно эта сторона взаимоотношений науки и идеологии должна быть тщательно осмыслена. «Социальный контекст» социальной психологии, как и всякой науки, имеющей дело с обществом, неиз­бежен. Важно четкое уяснение той мысли, что понимание социальной детерминированности социально-психологических феноменов не дол­жно означать апологетики существующего политического режима. К со­жалению, именно эта истина часто предавалась забвению. Размышле­ния о судьбе общественных наук и их взаимоотношений с обществом ― это сегодня глобальная задача всех обществоведов. Учебник, пред­ставляющий элементарный курс, не может и не должен анализиро­вать эту проблему в полном объеме. Задача состоит в том, чтобы при систематическом изложении конкретных вопросов проблема эта как бы стояла за ними, на «заднем плане». Насколько удалось решить ее, автору судить трудно.

Я еще раз с глубокой благодарностью думаю теперь уже о много­численных поколениях моих студентов и читателей, в течение почти пятнадцати лет штудирующих социальную психологию по моему учеб­нику, так или иначе подающих мне обратную связь. Я также призна­тельна моим коллегам ― преподавателям и сотрудникам кафедры со­циальной психологии факультета психологии МГУ, трудами которых создавалась сама кафедра и переживал свое становление курс соци­альной психологии: их замечания и комментарии, сделанные при ис­пользовании учебника, оказали мне неоценимую помощь.

Рекомендуемая литература приведена в настоящем издании так, что непосредственно цитируемые монографии и статьи из сборников даны после каждой главы (в этом случае указаны авторы как монографий, так и отдельных статей с последующим наименованием сборника, где они опубликованы); в конце учебника прилагается общий список лите­ратуры, где названы лишь монографические работы и коллективные сборники с полными выходными данными (в последнем случае уже без названия отдельных статей и упоминания имен их авторов). Этот пол­ный список работ можно считать общей рекомендацией к дополнитель­ному чтению при изучении курса социальной психологии.

Г. Андреева 1996 г.

 

 

Раздел I

ВВЕДЕНИЕ

 

Глава 1. Место социальной психологии в системе научного знания

Глава 2. История формирования социально-психологических идей

Глава 3. Методологические проблемы исследования

 

 

Глава 1

Место социальной психологии в системе научного знания

Подход к проблеме. Само сочетание слов «социальная психология» указывает на специфическое место, которое занимает эта дисциплина в системе научного знания. Возникнув на стыке двух наук ― психологии и социологии, социальная психология до сих пор сохраняет свой особый статус. Это приводит к тому, что каждая из «родительских» дисциплин довольно охотно включает ее в себя в качестве составной части. Такая неоднозначность положения научной дисциплины имеет много различ­ных причин. Главной из них является объективное существование тако­го класса фактов общественной жизни, которые сами по себе могут быть исследованы лишь при помощи объединенных усилий двух наук: психологии и социологии. С одной стороны, любое общественное явле­ние имеет свой «психологический» аспект, поскольку общественные закономерности проявляются не иначе как через деятельность людей, а люди действуют, будучи наделенными сознанием и волей. С другой стороны, в ситуациях совместной деятельности людей возникают со­вершенно особые типы связей между ними, связей общения и взаимо­действия, и анализ их невозможен вне системы психологического знания.

Другой причиной двойственного положения социальной психоло­гии является сама история становления этой дисциплины, которая выз­ревала в недрах одновременно и психологического, и социологического знания и в полном смысле слова родилась «на перекрестке» этих двух наук. Все это создает немалые трудности как в определении предмета социальной психологии, так и в выявлении круга ее проблем.

Вместе с тем потребности практики общественного развития дик­туют необходимость исследования таких пограничных проблем, и вряд ли можно ожидать окончательного решения вопроса о предмете соци­альной психологии для их решения. Запросы на социально-психоло­гические исследования в условиях современного этапа развития об­щества поступают буквально из всех сфер общественной жизни, особенно в связи с тем, что в каждой из них сегодня происходят радикальные изменения. Такие запросы следуют из области производ­ства, управления, различных сфер воспитания, системы массовой ин­формации, области демографической политики, спорта, сферы об­служивания, борьбы с антиобщественным поведением и т.д. Можно утверждать, что практические запросы опережают развитие теорети­ческого знания в социальной психологии.

Все это, несомненно, стимулирует интенсивное развитие социаль­ной психологии на современном этапе. Необходимость этого усугубля­ется еще двумя обстоятельствами. Во-первых, тем, что в истории суще­ствования советской социальной психологии как самостоятельной на­уки был довольно длительный перерыв и новый этап бурного оживления социально-психологических исследований начался лишь в конце 50-х ― начале 60-х годов. Во-вторых, тем, что социальная психология по свое­му существу является наукой, стоящей весьма близко к острым соци­альным и политическим проблемам, а потому принципиально воз­можно использование ее результатов различными общественными силами. Социальная психология на Западе имеет весьма солидную историю, которая также убедительно подтверждает эту истину.

Таким образом, для социальной психологии, как, может быть, ни для какой другой науки, актуально одновременное решение двух задач: и выработки рекомендаций, полученных в ходе прикладных исследований, столь необходимых практике, и «достраивание» своего собственного здания как целостной системы научного знания с уточ­нением своего предмета, разработкой специальных теорий и специ­альной методологии исследований.

Приступая к решению этих задач, естественно, необходимо, пока не прибегая к точным дефинициям, очертить круг проблем социальной психологии, чтобы более строго определить задачи, которые могут быть решены средствами этой дисциплины. Мы исходим при этом из приня­тия той точки зрения, что, несмотря на пограничный характер, соци­альная психология является частью психологии (хотя существуют и другие точки зрения, например отнесение социальной психологии к социоло­гии). Следовательно, определение круга ее проблем будет означать вы­деление из психологической проблематики тех вопросов, которые от­носятся к компетенции именно социальной психологии. Поскольку пси­хологическая наука в нашей стране в определении своего предмета исходит из принципа деятельности, можно условно обозначить специ­фику социальной психологии как изучение закономерностей поведения и деятельности людей, обусловленных включением их в социальные группы, а также психологических характеристик самих этих групп.

К такому пониманию своего предмета социальная психология пришла не сразу, и поэтому для уяснения вопроса полезно проанали­зировать содержание тех дискуссий, которые имели место в ее исто­рии в нашей стране.

 

Дискуссия о предмете социальной психологии. В истории советской социальной психологии можно выделить два этапа этойдискуссии: 1920-е годы и конец 1950-х ― начало 1960-х годов. Оба эти этапа име­ют не только исторический интерес, но помогают более глубоко по­нять место социальной психологии в системе научного знания и спо­собствуют выработке более точного определения ее предмета.

В 1920-е годы, т.е. в первые годы Советской власти, дискуссия о предмете социальной психологии была стимулирована двумя обстоя­тельствами. С одной стороны, сама жизнь в условиях послереволюци­онного общества выдвинула задачу разработки социально-психологи­ческой проблематики; с другой ― идейная борьба тех лет неизбежно захватила и область социально-психологического знания. Как извест­но, эта идейная борьба развернулась в те годы между материалисти­ческой и идеалистической психологией, когда вся психология как наука переживала период острой ломки своих философских, методо­логических оснований. Для судьбы социальной психологии особое зна­чение имела точка зрения Г. И. Челпанова, который, защищая пози­ции идеалистической психологии, предложил разделить психологию на две части: социальную и собственно психологию. Социальная пси­хология, по его мнению, может разрабатываться в рамках марксизма, а собственно психология должна остаться эмпирической наукой, не зависимой от философии вообще и от марксистской философии в частности [Челпанов, 1924]. Такая точка зрения формально означала признание права социальной психологии на существование, однако ценой отлучения от марксистских философских основ другой части психологии [Будилова, 1971].

Позиция Челпанова оказалась неприемлемой для тех психологов, которые принимали идею перестройки философских оснований всей психологии, включения ее в систему марксистского знания. Возраже­ния Челпанову приняли различные формы.

Прежде всего была высказана идея о том, что, поскольку, будучи интерпретирована с точки зрения марксистской философии, вся пси­хология становится социальной, нет необходимости выделять еще какую-то специальную социальную психологию: просто единая пси­хология должна быть подразделена на психологию индивида и психо­логию коллектива. Эта точка зрения получила свое отражение в рабо­тах В. А. Артемова [Артемов, 1927]. Другой подход был предложен с точки зрения получившей в те годы популярность реактологии. Здесь, также вопреки Челпанову, предлагалось сохранение единства психо­логии, но в данном случае путем распространения на поведение че­ловека в коллективе принципа реактологии. Конкретно это означало, что коллектив понимался лишь как единая реакция его членов на единый раздражитель, а задачей социальной психологии было изме­рение скорости, силы и динамизма этих коллективных реакций. Методология реактологии была развита К. Н. Корниловым, соответствен­но ему же принадлежит и реактологический подход к социальной пси­хологии [Корнилов, 1921].

Своеобразное опровержение точки зрения Челпанова было пред­ложено и видным психологом П. П. Блонским, который одним из пер­вых поставил вопрос о необходимости анализа роли социальной сре­ды при характеристике психики человека. «Социальность» рассматри­валась им как особая деятельность людей, связанная с другими людьми. Под такое понимание социальности подходила и «деятельность» жи­вотных. Поэтому предложение Блонского заключалось в том, чтобы включить психологию как биологическую науку в круг социальных проблем. Противоречие между социальной и какой-либо другой пси­хологией здесь также снималось [Блонский, 1921].

Еще одно возражение Челпанову исходило от выдающегося со­ветского физиолога В. М. Бехтерева. Как известно, Бехтерев выступал с предложением создать особую науку ― рефлексологию. Определен­ную отрасль ее он предложил использовать для решения социально-психологических проблем. Эту отрасль Бехтерев назвал «коллективной рефлексологией» и считал, что ее предмет ― это поведение коллекти­вов, поведение личности в коллективе, условия возникновения соци­альных объединений, особенности их деятельности, взаимоотноше­ния их членов. Для Бехтерева такое понимание коллективной рефлек­сологии представлялось преодолением субъективистской социальной психологии. Это преодоление он видел в том, что все проблемы кол­лективов толковались как соотношение внешних влияний с двига­тельными и мимико-соматическими реакциями членов этих коллек­тивов. Социально-психологический подход должен был быть обеспе­чен соединением принципов рефлексологии (механизмы объединения людей в коллективы) и социологии (особенности коллективов и их отношения с условиями жизни и классовой борьбы в обществе). В ко­нечном итоге предмет коллективной рефлексологии определялся сле­дующим образом: «...изучение возникновения, развития и деятельно­сти собраний и сборищ, проявляющих свою соборную соотноситель­ную деятельность как целое, благодаря взаимному общению друг с другом входящих в них индивидов» [Бехтерев, 1994. С. 40].

Хотя в таком подходе и содержалась полезная идея, утверждаю­щая, что коллектив есть нечто целое, в котором возникают новые качества и свойства, возможные лишь при взаимодействии людей, общая методологическая платформа оказывалась весьма уязвимой. Вопреки замыслу, эти особые качества и свойства интерпретирова­лись как развивающиеся по тем же законам, что и качества индиви­дов. Это было данью механицизму, который пронизывал всю систему рефлексологии: хотя личность и объявлялась продуктом общества, но при конкретном рассмотрении в основу были положены ее биологи­ческие особенности и относимые к ним социальные инстинкты. Более того, при анализе социальных связей личности для их объяснения по существу допускались законы неорганического мира (закон тяготе­ния, закон сохранения энергии), хотя сама идея такой редукции и подверглась критике. Поэтому, несмотря на отдельные, имеющие боль­шое значение для развития социальной психологии находки, в целом рефлексологическая концепция Бехтерева не стала основой для со­здания целостной системы социально-психологического знания.

Особенно радикальными в противовес идее Челпанова оказались те предложения, которые были высказаны в связи с дискуссией, раз­вернувшейся в те годы по поводу понимания идеологии. М. А. Рейснер, например, предлагал построить марксистскую социальную пси­хологию путем прямого соотнесения с историческим материализмом ряда психологических и физиологических теорий. Но, поскольку сама психология должна строиться на учении об условных рефлексах, в социально-психологической сфере допускалось прямое отождествле­ние условных рефлексов, например, с надстройкой, а безусловных ― с системой производственных отношений. В конечном счете социальная психология объявлялась наукой о социальных раздражителях разных видов и типов [Рейснер, 1925].

Таким образом, несмотря на субъективное желание многих пси­хологов создать марксистскую социальную психологию, такая задача в 1920-е годы не была выполнена. Хотя отпор точке зрения Челпанова и был дан достаточно решительно, ключевые методологические про­блемы психологии не были решены. Стремясь противостоять идеалис­тическому подходу, исследователи сплошь и рядом оказывались в плену позитивистской философии, конкретным и специфическим проявле­нием которой явился механицизм. Кроме того, не было четкости и относительно предмета социальной психологии: по существу были смешаны две проблемы, или два различных понимания, предмета со­циальной психологии. С одной стороны, социальная психология отож­дествлялась с учением о социальной детерминации психических про­цессов; с другой ― предполагалось исследование особого класса явле­ний, порождаемых совместной деятельностью людей и прежде всего явлений, связанных с коллективом. Те авторы, которые принимали первую трактовку (и только ее), справедливо утверждали, что резуль­татом перестройки всей психологии на марксистской материалисти­ческой основе должно быть превращение всей психологии в соци­альную. Тогда никакая особая социальная психология не требуется. Это решение хорошо согласовывалось и с критикой позиции Челпа­нова. Те же, кто видел вторую задачу социальной психологии ― ис­следование поведения личности в коллективе и самих коллективов, не смогли предложить адекватного решения проблем, используя в качестве методологических основ марксистскую философию.

Результатом этой борьбы мнений явился тот факт, что лишь пер­вая из обозначенных трактовок предмета социальной психологии получила права гражданства ― как учение о социальной детерминации психики. Поскольку в этом понимании никакого самостоятельного статуса для социальной психологии не предполагалось, попытки по­строения ее как особой дисциплины (или хотя бы как особой части психологической науки) прекратились на довольно длительный срок. Социология же в эти годы вообще оказалась под ударом, поэтому о существовании социальной психологии в ее рамках вопрос вообще не поднимался. Более того, тот факт, что социальная психология в то же время продолжала развиваться на Западе, притом в рамках немарксист­ской традиции, привел некоторых психологов к отождествлению со­циальной психологии вообще лишь с ее «буржуазным» вариантом, исключив саму возможность существования социальной психологии в нашей стране. Само понятие «социальная психология» стало интер­претироваться как синоним реакционной дисциплины, как атрибут лишь буржуазного мировоззрения.

Именно в этом смысле говорят о наступившем на длительный период «перерыве» в развитии социальной психологии. Однако тер­мин этот может быть употреблен лишь в относительном значении. Действительно, имел место перерыв в самостоятельном существова­нии социальной психологии в нашей стране, что не исключало ре­ального существования отдельных исследований, являющихся по сво­ему предмету строго социально-психологическими. Эти исследования были продиктованы потребностями общественной практики, прежде всего педагогической. Так, изучение вопросов коллектива было скон­центрировано в сфере педагогической науки, где работы А. С. Мака­ренко, А. С. Залужного имели отнюдь не только чисто педагогическое значение. Точно так же ряд проблем социальной психологии продол­жал разрабатываться в рамках философии, в частности проблемы об­щественной психологии классов и групп. Здесь становление марксист­ской традиции в социально-психологическом знании осуществлялось с меньшими трудностями, поскольку философия в целом была рас­смотрена как составная часть марксизма.

Особо следует сказать о том, как развивалась социально-психо­логическая мысль в рамках психологической науки. Важнейшую роль здесь сыграли исследования Л. С. Выготского. Можно выделить два круга вопросов в работах Выготского, которые имеют непосредственное отношение к развитию социальной психологии. С одной стороны, это учение Выготского о высших психических функциях, которое в зна­чительной степени решало задачу выявления социальной детермина­ции психики (т. е., выражаясь языком дискуссии 1920-х годов, «дела­ло всю психологию социальной»). Доказав, что высшие психические функции (произвольное запоминание, активное внимание, отвлечен­ное мышление, волевое действие) нельзя понять как непосредствен­ные функции мозга, Выготский пришел к выводу, что для понима­ния сущности этих функций необходимо выйти за пределы организма и искать корни их в общественных условиях жизни. Усвоение обще­ственного опыта изменяет не только содержание психической жизни, но и создает новые формы психических процессов, которые прини­мают вид высших психических функций, отличающих человека от животных. Таким образом, конкретные формы общественно-истори­ческой деятельности становятся решающими для научного понима­ния формирования психических процессов, естественные законы ра­боты мозга приобретают новые свойства, включаясь в систему обще­ственно-исторических отношений. Начав с идеи об историческом происхождении высших психических функций, Выготский развил далее мысль о культурно-исторической детерминации развития всех психи­ческих процессов. Две известные гипотезы Выготского (об опосредо­ванном характере психических функций человека и о происхождении внутренних психических процессов из деятельности, первоначально «интерпсихической») позволяли сделать вывод, что главный меха­низм развития психики ― это механизм усвоения социально-истори­ческих форм деятельности [Выготский, 1983. С. 145]. Такая трактовка проблем общей психологии давала солидную основу для решения соб­ственно социально-психологических проблем.

С другой стороны, в работах Выготского решались и в более не­посредственной форме социально-психологические вопросы, в част­ности высказывалось специфическое понимание предмета социаль­ной психологии. Оно исходило из критики того понимания, которое было свойственно В. Вундту, развивавшему концепцию «психологии народов». Социальная психология, или «психология народов», как ее понимал Вундт, рассматривала в качестве своего предмета язык, мифы, обычаи, искусство, религию, которые Выготский назвал «сгустками идеологии», «кристаллами». По его же мнению, задача психолога зак­лючается не в том, чтобы изучать эти «кристаллы», а в том, чтобы изучить сам «раствор». Но «раствор» нельзя изучить, выводя коллек­тивную психику из индивидуальной. Выготский не соглашается с той точкой зрения, что дело социальной психологии ― изучение психики собирательной личности. Психика отдельного лица тоже социальна, поэтому она и составляет предмет социальной психологии. В этом смыс­ле социальная психология отличается от коллективной психологии: «предмет социальной психологии ― психика отдельного человека, а коллективной ― личная психология в условиях коллективного прояв­ления (например, войска, церкви)» [Выготский, 1987. С. 20].

На первый взгляд кажется, что эта позиция сильно отличается от современного взгляда на социальную психологию, как она была нами условно определена. Но в действительности отличие здесь чисто тер­минологическое: Выготский сравнивает не «общую» и «социальную» психологию (как это обычно делается теперь), а «социальную» и «кол­лективную» психологию. Но легко видеть, что «социальная» психоло­гия для него ― это та самая общая психология, которая усвоила идею культурно-исторической детерминации психики (в терминологии 1920-х годов ― это такая общая психология, которая «вся стала соци­альной»). Термином же «коллективная психология» Выготский обо­значает тот самый второй аспект понимания социальной психологии, который не сумели увидеть многие другие психологи 1920-х годов или относительно которой они не сумели найти подлинно научной мето­дологии исследования.

Поэтому можно по праву утверждать, что идеи Выготского, выс­казанные им в 1920-е годы и позже, в 1930-е годы, явились необходи­мой предпосылкой, сформировавшейся внутри психологической на­уки, для того чтобы впоследствии наиболее точно определить пред­мет социальной психологии.