Со своим собственным бытием

Говоря проще и более приближенно к непосредственному переживанию, восприятие ценности начинается с вопроса: «Я есть и ты есть, и вот мы оказываемся вместе. Что это значит для меня?» Или по-другому: «Какое влияние оказывает на меня твоя близость? Что происходит со мной, когда я подвергнут воздействию твоего “поля”?» В переживании ценности бытие объекта оказывает воздействие на бытие субъекта. Если субъект воспринимает близость объекта как позитивную, то объект кажется ему ценностью. У человека возникает ощущение: «Хорошо, что это есть».

Правда, это переживание становится осознанным лишь в редких случаях, обычно только в любви. Однако в не меньшей степени оно присутствует и тогда, когда мы слушаем красивую музыку, видим изумительный ландшафт, наблюдаем за растениями и животными (и поэтому защищаем их все больше, чтобы они были и впредь) или слышим слова утешения.

«Хорошо, что это есть!». Это переживание возникает спонтанно, мы не можем его «сделать», мы сами подчинены его возникновению. Но для кого «благо» то, что есть? Конечно, это может быть установлено только чувствующим субъектом для себя самого. Однако почему для субъекта «благо» то, что он рассматривает как ценность? Это «благо» потому, что переживаемое вызывает чувство удовольствия, или потому, что этим можно насытиться, или потому, что это приносит душевное облегчение, или — несет в себе важное содержание? С точки зрения экзистенциального анализа, всего вышеперечисленного еще недостаточно, чтобы охарактеризовать ценность. Ценность — это не нечто целесообразное и функционально полезное, иначе предметы утратили бы свою собственную внутреннюю ценность и имели бы лишь ценность практическую. Удовлетворение потребности или получение удовольствия может быть ценностью, но не всегда их ценность несомненна, потому что все еще остается открытым решающий вопрос: почему удовлетворить потребность, пережить удовольствие, достичь цели является благом? Почему, например, это «не греет» человека, который впал в депрессию? Почему он до такой степени сражается за то, чтобы жизнь представляла для него ценность, что это приводит его на грань самоубийства?

Именно опыт, связанный с суицидальностью, обнажает каркас экзистенции. Человек, склонный к самоубийству, ощущает себя невероятно далеким от всех ценностей, которые могли бы согреть его жизнь. Ему больше ничего не нравится, ничто больше не может его тронуть. Единственное для него «благо» — это смерть, потому что она обещает разрешение проблем невыносимой жизни. Уже давно человека, склонного к самоубийству, пронизывает страшное «нет» по отношению к жизни. У него больше нет согласия со своей жизнью, для него лучше не жить. Он ощущает потребность «изъять себя» из своего бытия, потому что переживает его исключительно как бремя, как источник постоянного страдания и постоянной фрустрации. Бытие для него больше не ценность, оно стало плохим и вредным. Сначала в нем возникает робкое «нет», постепенно становясь разрушительным «Нет жизни», чтобы окончательно освободиться от ее бремени и найти покой, который не мог быть найден иным способом.

«Нет жизни» поворачивает ось «ценность — не ценность» на 180 градусов: то, что раньше было ценностью, перестает быть ценным, а то, что способствует разрушению собственной жизни, приобретает ценность. Сильнодействующие медикаменты, яд, оружие, болезнь становятся друзьями «смертельно раненого». Они являются его единственными союзниками, потому что поддерживают его «Нет жизни». В соответствии с этим фундаментальным решением лишь подобное еще способно вызывать отклик у человека, намеревающегося покончить жизнь самоубийством. Он чувствует, думает и говорит: «Хорошо, что это есть». «Хорошо» — потому что эти средства соответствуют его жизненной позиции и могут помочь осуществлению его цели.