Аналитическая психология: ее теория и практика тэвистокские лекции

Председательствующий (доктор Дж.Хэдфилд): Дамы и господа, вспоминая приветственную речь, которая предваряла первое выступление доктора Юнга, я думаю, что все, кто был тут прошлым вечером, согласятся, что в прозвучавшем здесь панегирике не было и доли преувеличения. Вчера доктор Юнг упоминал о ряде функций человеческого сознания, таких как чувства, мышление, интуиция и ощущения, но я не могу не отметить, что у него самого, вразрез со всем тем, что он нам говорил, все эти функции должны быть великолепно дифференцированы. Я также подозреваю, что у него их связывает воедино центр, отвечающий за чувство юмора. Ничто так сильно не убеждает меня в истинности какой-либо концепции, как способность ее создателя посмотреть на свое детище с иронией - именно так, как это делает доктор Юнг. Чрезмерно серьезное отношение к какому-либо предмету чаще всего выдает неуверенность человека и его сомнения в истинности того, что он собирается сообщить.

Профессор Юнг:

Дамы и господа, вчера мы занимались функциями сознания. Сегодня я намереваюсь завершить рассмотрение структуры человеческой души. Обсуждение данной проблемы было бы неполным без учета существования бессознательных процессов. Но сперва позвольте мне кратко повторить мои вчерашние рассуждения.

Нам не дано иметь дело с самими бессознательными процессами - они недосягаемы. Их невозможно постичь непосредственно, ибо они являются нам лишь в своих продуктах; исходя из своеобразия последних, мы постулируем необходимость наличия чего-то такого, что стоит за ними и из чего они возникают. Эту темную сферу мы называем бессознательной psyche [С переводом термина "psyche" (в английском и немецком языках его написание идентично) в отечественном юнговедении царит путаница. Имеются следующие варианты его передачи на русском языке: псюхе (В.Бакусев), психея (С.Аверинцев), психе (Е.Мелетинский), психика (А.Руткевич). Ситуацию усложняет также и тот факт, что С.С.Аверинцев в одних местах переводит "psyche" как "психею", а в других - как "душу" (см. его перевод фрагмента из работы Юнга "К пониманию психологии архетипа младенца". - В сб. "Самосознание европейской культуры XX века". - М., 1991.- С.119-124). Ему же принадлежит и попытка разобраться со значением данного понятия. "Психея" (Psyche), - пишет он в примечаниях к упомянутой работе (там же, стр. 126), -в словоупотреблении Юнга особый термин, не тождественный термину "душа", хотя этимологически он представляет собой латинское транскрибирование греческого psykhe - душа. По Юнгу, душа есть "ограниченный функциональный комплекс", строго организованный вокруг "я"; психея же вмещает в себя полноту всех психических процессов, регистрируемых при наблюдении данного индивида, включая проявления коллективного бессознательного и вообще все эти прорывы внеличной стихии в его личность. Поэтому душа - часть, психея - целое"п. Как ни привлекателен выход, предложенный С.С.Аверинцевым, воспользоваться им нам не представляется возможным: во-первых, контекст, в котором слово "psyche" появляется в "Тэвистокских лекциях", не так однозначен, а во-вторых, аверинцевский вариант перевода (психея) носит несколько искусственный характер. То же самое можно сказать о словах "псюхе" и "психе". С другой стороны, переводя "psyche" как "психику" или "душу", мы бы пошли наперекор самому Юнгу, видимо, не случайно использовавшему помимо привычных "mentality", "mind", "soul" еще и "psyche". См. также комментарий в кн.: Юнг К.Г. Психология и алхимия. - К.; М.: "Рефл-бук" - "Ваклер", 1997. - С.476 (прим.2). - Пер.)].

Эктопсихические содержания сознания имеют, главным образом, происхождение во внешнем мире, они базируются на данных органов чувств. Однако некоторые содержания поступают также из иных источников: из памяти, из суждений. Тогда они относятся к эндопсихической сфере. Третьим источником содержаний сознания является темная сфера души - бессознательное. Мы соприкасаемся с ним благодаря специфическим особенностям эндопсихических функций - функций, которые не контролируются волей. Они служат проводниками, позволяющими бессознательным содержаниям достичь поверхности сознания.

Итак, бессознательные процессы недоступны непосредственному наблюдению; однако их продукты, пересекающие порог сознания, можно подразделить на два класса. К первому принадлежит осознаваемый материал, имеющий явно индивидуальное происхождение; содержания подобного рода являются индивидуальным достоянием или же продуктами инстинктивных процессов, конституирующих личность в целом. Кроме того, имеются забытые или вытесненные содержания, а также содержания творческого характера. В них нет ничего особенного. У иного человека они могут даже приобретать сознательный характер. Некоторые люди способны осознавать то, чего не осознают другие. Я называю этот класс содержаний подсознанием или индивидуальным бессознательным, ибо он, насколько мы можем судить, состоит исключительно из индивидуальных элементов - тех, которые конституируют человеческую личность в целом.

Существует также другой класс, к которому принадлежат содержания практически неизвестного происхождения; понятно лишь, что они ни в коем случае не могут быть занесены в разряд индивидуально приобретенного. У этих содержаний есть одна удивительная особенность - их мифологический характер. Они как бы принадлежат строю души, свойственному не какой-то отдельной личности, а человечеству вообще. Впервые столкнувшись с подобными содержаниями, я задумался о том, не могут ли они быть унаследованными, и предположил, что их можно объяснить расовой наследственностью. Для того чтобы во всем этом разобраться, я отправился в Соединенные Штаты, где, изучая сны чистокровных негров, имел возможность убедиться в том, что эти образы не имеют никакого отношения к так называемой кровной или расовой наследственности, равно как и не являются продуктами личного опыта индивида. Они принадлежат человечеству в целом и поэтому имеют коллективную природу.

Воспользовавшись выражением св. Августина, я назвал эти коллективные праформы архетипами [См.: lung C.G. The Archetypes and the Collective Unconscious// C.W. - Vol.9 (1, Par.5).]. "Архетип" означает: typos (отпечаток), определенное образование архаического характера, содержащее, как по форме, так и по смыслу, мифологические мотивы. В чистом виде последние присутствуют в сказках, мифах, легендах, в фольклоре. Вот некоторые из хорошо известных мотивов: образы Героя, Спасителя, Дракона (образ, всегда связанный с образом Героя, который призван победить Дракона), Кита или Чудовища, проглатывающего Героя [См.:Jung C.G. Symbols of Transformation// C.W. - Vol.5(ind.).]. Вариацией мотива Героя и Дракона является катабазис - спуск в пещеру (в Некию). Вы помните, как в "Одиссее" Улисс спускается ad inferos [Подземное царство (лат.). - Ред], чтобы испросить совета у ясновидящего Тиресия. Мотив Некии постоянно встречается в древних культурах и распространен практически повсеместно. Он выражает психологический механизм интроверсии сознательной части души в более глубокие слои бессознательной psyche. Из этих слоев и возникают содержания, носящие надличностный, мифологический характер - другими словами, архетипы, которые вследствие этого я называю внеличностным или коллективным бессознательным.

Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что могу дать вам сейчас лишь самый приблизительный очерк проблемы коллективного бессознательного. Однако я приведу вам пример коллективно-бессознательного символизма и покажу, что я делаю для того, чтобы отличить его от индивидуального. Когда я поехал в Америку исследовать бессознательное чернокожих, меня интересовала конкретная проблема: являются ли коллективные праобразы предметом расовой наследственности, или же это "априорные категории воображения", как их совершенно независимо от меня назвали два француза - Юбер и Мосс [Hubert H., Mauss M. Melanges d'histoire des religions. - P.XXIX.]. Один чернокожий рассказал мне свой сон, в котором среди действующих лиц был человек, распятый на колесе [См.: Jung С.G. Symbols of Transformation (Par. 154).]. Нет смысла пересказывать весь сон; конечно же, наряду с аллюзиями на внеличностные идеи, в нем содержались и сугубо личные значения; я остановлюсь лишь на одном моменте. Это был весьма малообразованный чернокожий с юга, без намеков на особый интеллект. Учитывая общеизвестную религиозность негров, можно было с наибольшей вероятностью предположить, что он увидит во сне человека, распятого на кресте. Крест был бы частью его личного опыта. И, наоборот, было совершенно невероятно, что ему приснится человек, распятый на колесе. Это - довольно необычный образ. Я, разумеется, не могу полностью исключить возможности того, что по какому-то чудесному стечению обстоятельств, прежде чем ему это приснилось во сне, он мог где-то увидеть такую картинку или услыхать о чем-то подобном; если же он не имел какой-либо наглядной модели для своего представления, то речь идет об архетипическом образе, ибо распятие на колесе является мифологическим мотивом. Это древнее Колесо-солнце, распятие на котором считалось жертвой, с помощью каковой предполагалось умилостивить солнечного бога, точно так же, как прежде принесение в жертву людей и животных должно было обеспечить плодородие земли. Идея Солнечного колеса крайне стара, быть может, это древнейшая из всех религиозных идей. Как свидетельствуют памятники, найденные в Родезии, мы можем проследить ее вплоть до мезолитической и палеолитической эпох. Следует учесть, что настоящее колесо было изобретено лишь в Бронзовом веке, а в эпоху палеолита такого инструмента у людей еще не было. Видимо, родезийское Солнечное колесо относится к тому же периоду истории, что и предельно натуралистические рисунки животных - такие шедевры наблюдательности, как, например, знаменитое изображение носорога с птицами-клещеедами. Таким образом, Колесо-солнце, найденное в Родезии, было в свое время оригинальным прозрением, предположительно, архетипическим праобразом [См.: Jung C.G. Psychology and Literature// C.W. -Vol.25 (par.150). - Русск.пере-вод: Психология и поэтическое творчество// Собр.соч. - М, 1992. - Т.15. - С.138; Jung C.G. Psychology and Religion (Par.100); Jung C.G. Brother Klaus// C.W. - Vol.11 (Par.484). Данные о родезийском Солнечном колесе не документированы, но подобные формы, высеченные на камне, были обнаружены в Анголе и в Южной Африке (Willcox. The Rock Art of South Africa. - Fig.23). Время их создания остается под вопросом. Что же касается "носорога с птицами-клещеедами", это изображение происходит из Трансвааля и сейчас хранится в музее в Претории. Он был обнаружен в 1928 году, по этому поводу имеется множество публикаций.]. Образ колеса, однако, не натуралистичен: оно всегда строго разделено на восемь секторов (рис.3). Такой символ - рассеченный круг - встречается на протяжении всей истории человечества, равно как и в снах современных людей. Можно предположить, что изобретение настоящего колеса началось с появления такого видения. Многие наши изобретения выросли из мифологического предвосхищения и первобытных образов. Например, из искусства алхимии родилась современная химия. Наш сознательный научный разум берет свое начало в матрице бессознательного.

Рис. 3. Колесо-солнце

 

Сон того чернокожего о человеке, распятом на колесе, представляет собой повторение греческого мифологического мотива Иксиона, в наказание за оскорбление богов и людей привязанного Зевсом к беспрерывно вертящемуся колесу. Я привел вам этот пример с мифологическим мотивом в сновидении просто для того, чтобы проиллюстрировать идею коллективного бессознательного. Один пример, безусловно, ничего не доказывает. Но вряд ли кто-то сможет предположить, что этот чернокожий изучал греческую мифологию, и весьма маловероятно, чтобы ему довелось видеть какие-либо изображения греческих мифологических сюжетов. Кроме того, изображения Иксиона достаточно редки.

Я мог бы привести детально разработанную и убедительную аргументацию в пользу существования в бессознательном этих мифологических праформ. Но чтобы предоставить вам имеющийся у меня материал, мне пришлось бы прочитать двухнедельный курс лекций. Сперва я должен был бы объяснить вам значение снов и их серий, затем привести соответствующие исторические параллели, полностью разъяснив всю важность последних, - поскольку символизм этих образов не изучается ни в школах, ни в университетах, и в этой области редко бывают осведомлены даже специалисты. Мне пришлось годами изучить все это, самостоятельно изыскивая материал, и я не могу рассчитывать на то, чтобы пусть даже самая высокообразованная аудитория была au courant [В курсе (франц.). - Ред] столь неясных материй. Когда мы подойдем к технике анализа сновидений, я вынужден буду хотя бы отчасти углубиться в этот мифологический материал, а вы сможете получить подлинное представление о подобной работе по отысканию параллелей тем или иным продуктам бессознательного. Пока что я просто вынужден ограничиться утверждением о том, что в этом слое бессознательного имеются мифологические праформы и что в нем продуцируются содержания, которые не могут быть приписаны деятельности индивида и даже порой находятся в прямом противоречии с индивидуальной психологией сновидца. Вы, например, будете сильно поражены, узнав, что совершенно необразованный человек пережил во сне то, что никак не могло бы с ним произойти наяву - настолько непостижимым может быть содержание его сна. Аналогично и детские сны; нередко они наводят на такие мысли, что без дополнительного выходного вам не оправиться от пережитого потрясения; их символика ошеломляюще глубока, что заставляет задуматься о том, как вообще возможно, чтобы дети видели подобные сны. На самом же деле объясняется это довольно просто. Так же, как и тело, наша душа имеет собственную историю. Можно было бы, к примеру, с таким же основанием удивляться тому факту, что у человека есть аппендикс. Кто знает о том, что у него должен быть аппендикс? Человек просто рождается с ним. Миллионы людей не знают, что у них есть щитовидная железа, но тем не менее она у них есть. Они не знают, что некоторые части их анатомии соответствуют классу рыб, но это так. Так же, как и тело, наше бессознательное является хранилищем реликтовых остатков и воспоминаний о прошлом. Исследования структуры коллективного бессознательного ведут к таким же открытиям, что и занятия сравнительной анатомией. Не спешите думать, что тут пахнет мистикой. Почему-то стоит мне только заговорить о коллективном бессознательном, как меня тут же обвиняют в обскурантизме. В коллективном бессознательном нет ничего мистического. Это просто новая отрасль науки; допущение существования бессознательных коллективных процессов вполне согласуется с нормами здравого смысла. Дело в том, что хотя ребенок не рождается сознательным, его душа в то же время не является tabula rasa [Чистая доска (лат.). - Ред.]. Ребенок рождается с определенно устроенным мозгом и, например, мозг английского ребенка будет работать именно в том ключе, в котором необходимо работать мозгу современного англичанина, а не австралийского аборигена. Мозг новорожденного имеет завершенную структуру, ему предстоит работать в соответствии с требованиями современности. Однако мозг этот историчен. Он формировался на протяжении миллионов лет и отражает всю ту историю, результатом которой сам и является. Естественно, он несет на себе следы этой истории - точно так же, как и тело. Если мы нащупаем фундаментальную структуру души, то обязательно обнаружим в ней следы ее архаического устройства.

Идея коллективного бессознательного на самом деле очень проста. Если бы это было не так, можно было бы говорить о чуде, но я занимаюсь вовсе не чудесами. Я просто следую данным опыта. Если бы я мог поделиться с вами своим опытом, вы пришли бы к тем же выводам относительно таких архаических мотивов. По счастливому стечению обстоятельств я был знаком с мифологией и, пожалуй, прочитал на эту тему книг больше, чем кто-либо из здесь присутствующих. Но я не всегда был специалистом по мифологии. В один прекрасный день, еще будучи в клинике, я услышал от одного пациента, страдавшего шизофренией, рассказ о посетившем его видении. Он хотел, чтобы я тоже увидел его, но я был лишен способности вообразить подобное. Я рассуждал следующим образом: "Этот человек сумасшедший, а я здоров, следовательно, его видение не должно беспокоить меня". И все же оно меня как-то заинтересовало. Я спросил себя: "Что оно означает?" Меня уже не могло удовлетворить стремление объяснять подобные явления исключительно фактом сумасшествия, и тут как раз мне попалась книга немецкого ученого Дитериха, в которой были опубликованы фрагменты магического папируса [Dieterich A. Erne Mithrasliturgie.]. Я читал ее с огромным интересом и на седьмой странице обнаружил видение моего сумасшедшего, все совпадало буквально "слово в слово". Я был потрясен и сказал себе: "Как могло оказаться возможным, чтобы подобному человеку такое привиделось?" Речь не просто об отдельном образе, а о совпадении целой последовательности образов. Сейчас я не хочу вдаваться в подробности, ибо это может увести нас слишком далеко. Но случай представлял большой интерес, и я специально писал о нем [См.: lung C.G. Symbols of Transformation (Par.151 ff); Jung C.G. The Archetypes and the Collective Unconscious (Par.105); Jung C.G. The Structure and Dynamics of the Psyche// C.W. - Vol.8 (Pars.228,318 f).].

Это поразительное совпадение и послужило для меня импульсом. Вы, вероятно, не знакомы с книгой упомянутого профессора Дитериха. Однако случись вам читать те же книги, что и мне, и наблюдать те же случаи, вы и сами пришли бы к идее коллективного бессознательного.

Самая большая глубина, какой мы можем достичь в ходе исследования бессознательного, - это тот слой души, в котором человек перестает быть отдельным индивидом и его душа сливается с душой человечества - душой не сознательной, а бессознательной, где мы все одинаковы. Подобно тому как всем телам присуще анатомическое сходство - у всех людей есть пара глаз, пара ушей, сердце и т.д. лишь с незначительными индивидуальными отличиями, точно так же и души сходны в своей основе. На этом коллективном уровне мы уже не отдельные индивиды, тут мы все едины. Это можно понять, занимаясь психологией первобытных племен. У них отсутствует различие между индивидами, субъект и объект для них едины. Эту поразительную черту первобытной ментальности Леви-Брюль назвал "мистическим сопричастием" [Леви-Брюль. Первобытное мышление. - М., 1930.]. Первобытное мышление является выражением фундаментальной структуры души, того психического слоя, который у нас представлен коллективным бессознательным - единой для всех подосновой. Поскольку фундаментальная структура души у всех одна и та же, опыт, возникающий на этом уровне, не позволяет сделать разграничения. Здесь невозможно сказать, идет ли речь о том, что происходило с вами или со мной. На этом залегающем в глубине коллективном уровне сохраняется нерасторжимая целостность. Если вы начнете видеть в сопричастности факт, означающий нашу фундаментальную идентичность во всем и вся, вы неизбежно придете к весьма своеобразным теоретическим выводам. Но развивать их дальше не стоит, это рискованно. Правда, некоторые из этих выводов все же следует рассмотреть, ибо они позволяют объяснить многие непонятные вещи, происходящие с людьми.

Теперь я бы суммировал вышесказанное; для этого я воспользуюсь диаграммой (рис. 4). Она кажется очень сложной, но на самом деле крайне проста. Представим себе ментальную сферу в виде светящегося шара. Поверхность, от которой исходит свет, - функция, играющая ведущую роль в процессе приспособления. Если вы адаптируетесь главным образом с помощью мышления, оно и образует такую поверхность: вы постигаете вещи своим мышлением, его же вы демонстрируете окружающим. Если вы относитесь к иному типу, то соответственно на поверхность выходит иная функция [Относительно общего определения типов и функций см.: Юнг К.Г. Психологические типы - Вып. 7. - Гл. 10.].

 

Рис. 4. Psyche

 

На диаграмме роль периферийной функции отведена ощущениям. Благодаря им человек получает информацию о мире внешних объектов. Во втором круге находится мышление, с его помощью человек прислушивается к тому, что говорят ощущения, а затем дает вещам наименования. По поводу этих вещей возникают чувства; чувственный настрой сопровождает всякое человеческое наблюдение. И наконец, человек делает ряд предположений относительно того, откуда появляются эти вещи, куда они устремлены и каковы их возможности. Это интуиция, с помощью которой можно "заглянуть за угол". Эти четыре функции составляют эктопсихическую систему.

Следующая сфера, выделенная на диаграмме, представляет сознательный эго-комплекс, с которым соотносятся все функции. В рамках эндопсихики мы, в первую очередь, отметим память - функцию, которая еще поддается контролю со стороны воли; она контролируема эго-комплексом. Затем мы встречаем субъективные компоненты функций. Ими уже невозможно управлять в полном смысле слова, но посредством волевого усилия их можно хотя бы подавить, вытеснить, или, наоборот, интенсифицировать. Они значительно слабее контролируются, нежели память, хотя и память, как известно, тоже крепкий орешек. После этого мы переходим к аффектам и инвазиям, которые контролируются только с помощью жесткого силового нажима. Единственное, что с ними можно сделать, это подавить. Они могут превосходить по мощи наш эго-комплекс, и тогда остается лишь стиснуть зубы, чтоб не взорваться.

На самом деле система психики, конечно же, не может быть исчерпывающе выражена с помощью такой простой диаграммы. Последняя скорее может служить шкалой значений, демонстрирующей постепенное снижение энергии или интенсивности эго-комплекса (проявляющейся в волевом усилии) по мере приближения к покрытым мраком глубинам этой целостной структуры - бессознательному. Первым идет индивидуальный подсознательный слой. Индивидуальное бессознательное - это та часть psyche, где находится материал, который с таким же успехом мог бы находиться и в сознании. Вы знаете, что множество явлений называют бессознательными, однако такие утверждения весьма относительны. Именно в этой сфере нет ничего такого, что непременно должно быть бессознательным для каждого. Есть такие люди, которые осознают практически все из того, что в принципе можно осознать. Далее, есть множество содержаний, которые в нашей цивилизации являются бессознательными, но если обратиться к другим расам, обнаружится, что, например, в Индии или в Китае люди отдают себе отчет в таких вещах, до которых в наших странах психоаналитикам приходится докапываться месяцами. Более того, простой человек, живущий в естественных условиях, нередко осознает то, о чем городской человек понятия не имеет, и даже во сне начинает видеть только под воздействием психоанализа. Я заметил это еще в школе. Живя в деревне, среди крестьян и животных, я прекрасно осознавал множество таких вещей, о которых городские мальчики даже не догадывались. Мне попросту повезло, и я был свободен от предубеждений. Анализируя сны, симптомы или фантазии как невротиков, так и нормальных людей, вы переступаете искусственный порог и начинаете постигать бессознательное. Индивидуальное бессознательное на самом деле весьма относительно, сфера его действия может быть ограничена, сужена практически до нуля. Вполне можно предположить, что человек в состоянии развить свое сознание до такой степени, что он сможет сказать: Nihil humanum a me alienum puto [Homo sum; humani ml a me alienum puto. - Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо (лат.). - Terence. Heauton Timorumenos. - 1.1.25.].

И наконец, мы подходим к самому ядру системы, к тому, что вообще не может быть осознано, - к сфере архетипического. Его предполагаемые содержания появляются в форме образов, которые можно понять, лишь сопоставляя их с историческими параллелями. Если у вас в распоряжении не будет параллелей, вы не сможете интегрировать эти содержания в сознание, и они останутся в состоянии проекции. Содержания коллективного бессознательного не могут быть объектом произвольного намерения, они не подвластны контролю со стороны воли. Ведут они себя так, словно находятся вовсе вне вас - вы замечаете их в ваших соседях, но только не в себе. Когда содержания коллективного бессознательного активизируются, мы начинаем обнаруживать нечто определенное в окружающих людях. К примеру, мы начинаем считать, что Италии угрожают злобные абиссинцы. Совсем как в известном рассказе Анатоля Франса. Два крестьянина вечно дрались друг с другом, и нашелся третий, которому захотелось узнать, в чем дело; одного из них он спросил: "Почему ты так ненавидишь своего соседа и вечно дерешься с ним?" -- и тот ответил: "Mais il est 1'autre cote de la riviere [Да ведь он живет по другую сторону реки!" (франц.). - Ред]!" Точь-в-точь как Франция и Германия. Мы, швейцарцы, во время Мировой войны, как вам известно, имели возможность читать газеты и наблюдать, как этот специфический механизм, подобно артиллерийским залпам, срабатывал то на одном, то на другом берегу Рейна. Было совершенно ясно, что люди видят в своих соседях то, чего в самих себе не осознают.

Как правило, результатом констелляции коллективного бессознательного в большой социальной группе является коллективное помешательство - духовная эпидемия, которая может привести к революции, войне или чему-то подобному. Такого рода движения исключительно заразительны и практически непреодолимы, ибо в моменты активизации коллективного бессознательного вы больше не принадлежите себе. Вы не просто участвуете в движении, вы сами и составляете это движение. Если бы вы жили в Германии или оказались там на какое-то время, все ваши попытки защититься оказались бы тщетны. Эта инфекция проникает под кожу. Вы человек, и где бы вы ни были, оградить себя можно только ценой сужения своего сознания и как можно большего опустошения и бездушности. Но тогда вы теряете свою душу, превращаясь в сгусток сознания, скользящего по поверхности, не погружаясь в море жизни и не принимая в ней никакого участия. Оставаясь же самим собой, вы заметите, что коллективная атмосфера проникла к вам под кожу. Невозможно жить в Африке или любой другой экзотической стране и не проникнуться ее атмосферой. Если вы живете в окружении желтых людей, вы "пожелтеете" изнутри, из-под кожи. Это невозможно предотвратить, ведь в чем-то вы точно такие же человеческие существа, как негры, китайцы или кто-либо еще, в чьем окружении вы оказались. В коллективном бессознательном мы одинаковы с людьми иной расы, у вас и у них имеются одинаковые архетипы - точно так же, как и у вас, и у них имеются глаза, сердце, печень и т.д. Неважно, что у них кожа черного цвета. Несомненно, в определенной мере это важно - по сравнению с вами у них, вероятно, отсутствует целый исторический слой. Истории рас соответствуют разные пласты психики.

Если вы станете изучать расы, как изучал их я, то сможете сделать очень интересные открытия. Вы сделаете их, например, изучая североамериканцев. Внутри каждого американца, поскольку он живет на этой девственной почве, скрывается краснокожий индеец. И пусть даже он никогда не встречал ни одного краснокожего, пусть чернокожие отовсюду изгнаны и даже места в трамваях предназначены только для белых, чернокожий и индеец оба сосуществуют внутри американца, который сам, в силу этого, оказывается представителем отчасти цветной нации [Jung C.G. Civilization in Transition// C.W. - Vol.10 (Pars.94ff, 946ff).]. Подобные вещи совершенно бессознательны, и говорить о них можно лишь с наиболее просвещенными людьми. Это почти так же трудно, как рассказывать французам и немцам, почему они так враждебно настроены друг против друга.

Совсем недавно мне довелось провести замечательный вечер в Париже. Я был приглашен в круг весьма утонченных людей, и у нас состоялась очень оживленная беседа. Меня спросили о национальных различиях, и я, будучи уверен, что стою на надежной почве, сказал: "Вы цените la clarte latine, la clarte de 1'espirit latin ["...латинскую ясность, ясность латинского духа" (франц.). - Ред.]. Это от того, что мышление у вас является подчиненным. Латинский мыслитель в целом уступает немецкому". Тут все явно навострили уши, а я продолжал: "Зато ваши чувства непревзойденны, они совершенно дифференцированы". - "Как это?" - спросили меня, и я ответил: "Ступайте в кафе, на водевиль, да куда угодно, где исполняются песни или пьесы - и вы столкнетесь с удивительным феноменом. Вначале вам предложат порцию гротескных или циничных пассажей, а затем внезапно произойдет что-то сентиментальное. Мать теряет ребенка, разбитая любовь или что-нибудь необыкновенно патриотическое - и вот вы уже должны прослезиться. Для вас сладкое и соленое непременно должны идти вместе. Немец может целый вечер есть одни только сладости. Француз же обязательно добавит туда немного соли. Вы встречаете человека и говорите: "Enchante de faire vorte eon-naissance" ["Счастлив с вами познакомиться" (франц.). - Ред.]. Но вам не обязательно быть при этом "enchante de faire sa connaissance", на самом деле вы можете чувствовать нечто вроде: "А не пошел бы ты к дьяволу!" И это не беспокоит ни вас, ни его. Однако не вздумайте говорить "Enchante de faire vorte connaissance" немцу, ибо он запросто в это поверит. Немец продаст вам пару подвязок для носков и ждет, что вы за это не просто заплатите (это само собой разумеется); он ждет, что вы его за это полюбите".

Для немецкой нации характерно то, что функция чувства играет подчиненную роль, у немцев она недифференцирована. Если вы скажете это немцу в лицо, он обидится. Я тоже обижусь. Немец слишком привязан к тому, что он называет Gemutlichkeit [Добродушие (нем.). - Ред.]. Полная дыма комната, в которой все друг друга любят, - это и есть gemutlich, и этого нельзя касаться. Здесь все должно оставаться совершенно ясным - одна нота, и ничего больше. Это и есть la clarte germanique du sentiment [Немецкая ясность чувства (франц.). - Ред.] - подчиненная функция. С другой стороны, какая-нибудь парадоксальная фраза французу может показаться обидной, поскольку в ней отсутствует ясность. Английский философ сказал: "Высшему разуму всегда присуща некая неясность". Это вполне справедливо. Точно так же и высшее чувство никогда не бывает безоблачно ясным: искренне насладиться чувством высшего порядка можно лишь тогда, когда оно не совсем бесспорно. Так же и мысль, лишенная и тени противоречия, неубедительна.

Теперь перейдем к нашей конкретной проблеме: как достичь темной сферы человеческой души? Я уже говорил вам, что для этих целей используются три метода анализа: ассоциативный тест, анализ сновидений и метод активного воображения. Прежде всего я хочу сказать несколько слов о словесных ассоциативных тестах [Jung C.G. Studies in Word Association// C.W. - Vol.2.]. Многим из вас они, возможно, покажутся устаревшими, но поскольку они все еще применяются, я должен упомянуть о них. В настоящее время я использую эти тесты не при лечении больных, а при расследовании криминальных случаев.

Эксперимент проводится - я повторяю хорошо известные вещи - с использованием списка, состоящего, скажем, из ста слов. Вы инструктируете тестируемого реагировать следующим образом: услышав и поняв слово-стимул, он должен как можно быстрее назвать первое слово, пришедшее ему в голову. Удостоверившись в том, что человек понял, чего вы от него хотите, начинайте эксперимент. С помощью секундомера вы отмечаете время каждой реакции. Пройдя сто слов, вы приступаете к другому эксперименту: вы повторяете слова-стимулы, а тестируемый должен воспроизвести свои прежние ответы. В некоторых случаях ему будет изменять память - воспроизведение станет нечетким или неверным. Эти ошибки весьма важны.

Первоначально совершенно не предполагалось, что для данного эксперимента будет найдена нынешняя область применения; он предназначался для изучения психических ассоциаций. Безусловно, это была крайне утопическая идея. Нельзя изучать подобные вещи столь примитивным способом. Но даже из самой неудачи эксперимента, из сделанных тестируемыми ошибок, можно кое-что узнать. Вы произносите простое слово, на которое может ответить и ребенок, и вдруг оказывается, что высокоинтеллектуальная личность этого сделать не в состоянии. Почему? Это слово ударяет по конгломерату психических содержаний, который я называю комплексом; эти содержания характеризуются необычной или даже болезненной обостренностью чувств, это нечто такое, что обычно скрыто от глаз. Как будто бы сквозь плотную оболочку персоны [Jung C.G. Two Essays on Analitical Psychology// C.W. - Vol.7.] в глубинные слои ворвался снаряд. Тот, у кого комплекс на почве денег, будет задет словами "купить", "уплатить", "деньги" и им подобными. Это искажает реакцию.

Имеется около двенадцати типов нарушения реакции. Я остановлюсь на некоторых из них, и вы получите представление об их практической ценности. С практической точки зрения крайне важна задержка реакции. Было ли время конкретной реакции слишком долгим, вы решаете исходя из средней продолжительности реакции у данного тестируемого. Другими характерными нарушениями являются следующие: вопреки инструкциям реакция состоит из более чем одного слова; при повторении слова допускается ошибка; реакция выражена гримасой, смехом, движением рук, ног или всего тела, кашлем, заиканием и т.п.; неполная реакция типа "да", "нет"; реакция игнорирует реальный смысл слова-стимула; в качестве реакции постоянно употребляются одни и те же слова; использование иностранных языков - у вас в Англии опасность этого весьма невелика, а у нас это возникает довольно часто; искажения при воспроизведении, такие как забывание слов при повторном проведении эксперимента; полное отсутствие реакции.

Все эти реакции не подлежат контролю со стороны воли. Если вы подчинитесь условиям эксперимента, для вас это равносильно гибели, и если вы откажетесь от него, это также губительно для вас, ибо заведомо известно, почему вы не желаете этого делать. Если преступника подвергнуть этому эксперименту, тот может отказаться участвовать в нем, но это будет фатальное для него решение, - ведь очевидно, почему он отказывается. Но он обречен и в том случае, если идет на эксперимент. В Цюрихе меня приглашают в суд, когда бывают трудные случаи; я служу, так сказать, последней инстанцией.

Результаты ассоциативного теста можно схематически представить с помощью диаграммы (рис.5). Высота колонки говорит о том, сколько времени затратил тестируемый на каждую реакцию. Нанесенная пунктиром горизонтальная линия показывает среднее значение времени реакции. Незакрашенные колонки соответствуют тем реакциям, которые прошли без нарушений. Закрашенные колонки соответствуют искаженным реакциям. В седьмой, восьмой, девятой и десятой колонках мы видим целую серию нарушений. Седьмое слово стимул было критическим, и тестируемый даже не заметил, что последующие три реакции тоже затянулись по причине продолжения реакции на слово-стимул. Он совершенно не осознавал того, что у него возникла некая эмоция. Тринадцатая реакция сопровождалась локальным нарушением, а с шестнадцатой по двадцатую вновь была целая серия нарушений. Сильнейшие отклонения имели место в восемнадцатой и девятнадцатой реакциях. В этом конкретном случае мы имеем дело с так называемым повышением чувствительности, вызванным сенсибилизирующим действием бессознательной эмоции: если первый критический стимул вызвал пролонгированную эмоциональную реакцию, а второй - появился раньше, чем прекратилось ее действие, он может вызвать значительно более сильный эффект по сравнению с тем, которого можно ожидать в случае его появления в окружении серии индифферентных ассоциаций. Таков сенсибилизирующий эффект устойчивой эмоции.

 

 

Рис.5. Ассоциативный тест.

 

Слова-стимулы: 7 - нож, 13 - копье, 16 - бить, 18 - острый, 19 - бутылка.

Мы можем воспользоваться этим эффектом при расследовании криминальных случаев: нужно расположить критические слова-стимулы таким образом, чтобы они попадались, по возможности, в пределах продолжительности предполагаемого действия эмоции. Это делается для того, чтобы повысить эффективность критических слов-стимулов. Если тестируемым является человек, на которого падает подозрение, критическими стимулами должны быть слова, имеющие прямое отношение к преступлению.

В случае, изображенном на диаграмме, тестируемым был мужчина лет примерно тридцати пяти - человек весьма приличный, один из моих обычных тестируемых. Естественно, мне пришлось поработать с огромным количеством психически нормальных людей, прежде чем я оказался в состоянии делать выводы относительно патологического материала. Если вы захотите узнать, что же беспокоило этого человека, вам нужно будет просто прочесть слова, вызвавшие беспокойство, и попытаться связать их воедино. Получится примечательный рассказ. Вот в точности как все происходило.

Началось с того, что четыре раза нарушение реакции вызвало слово "нож". Затем причиной беспокойства были слова: "копье", "бить", "острый" и "бутылка". Это была короткая серия, состоящая из пятидесяти слов, но ее мне оказалось вполне достаточно для того, чтобы пойти на прямой разговор. Я сказал тестируемому: "Я не знал, что вы имели такой печальный опыт". Он явно удивился и произнес: "Не понимаю, что вы имеете в виду". - "Вы ведь знаете, - сказал я, - однажды вы были пьяны и, на свою беду, ударили кого-то ножом". - "Как вы узнали?" - сказал он и тут же во всем сознался. Он был из весьма уважаемой семьи, из вполне добропорядочных людей. Как-то, будучи за границей, он ввязался в пьяную драку, схватил нож и ударил кого-то, после чего отсидел год в тюрьме. Этот факт бросал тень на всю его жизнь, поэтому он хранил его в глубокой тайне и старался вообще о нем не вспоминать. Никто во всем городе и его окрестностях ничего об этом не знал, и я был единственным, кто проник в эту тайну. На своем семинаре в Цюрихе я также делаю подобные эксперименты. Всем, кто хочет исповедаться - добро пожаловать. Однако я всегда прошу принести материалы о каком-нибудь другом человеке, которого они знают, а я нет. На таком примере я могу показать, как нужно читать подобные истории. Это крайне интересная работа; порой в ходе нее делаются замечательные открытия.

Приведу вам еще ряд примеров. Много лет назад, когда я был еще молодым врачом, один старый профессор криминологии спросил меня об этом эксперименте и сказал, что не верит в него. "Неужели, профессор? - сказал я. - Однако мы с вами можем в любой момент это проверить". Он пригласил меня к себе домой, и я приступил. После десяти слов он утомился и сказал: "Что же вы сможете из этого извлечь? Отсюда ничего не следует". Я сказал ему, что не стоит ожидать результата от десяти или двенадцати слов, нужно пройти все сто, тогда уж мы что-то увидим. "Можете ли вы хоть что-то сделать с этими словами?" - спросил он. - "Довольно мало, - сказал я, - но кое-что все же я смогу вам рассказать. Так, совсем недавно вы испытали волнения по поводу денег - их у вас было очень мало. Вы боитесь умереть от сердечного приступа. Вы, должно быть, учились во Франции, и там у вас был роман; сейчас он вам вспомнился, поскольку мыслям о смерти часто сопутствуют всплывающие из глубины времени милые сердцу старые воспоминания". - "Как вы это узнали?" - удивился он. Но тут все было понятно даже младенцу! Это был мужчина семидесяти двух лет; сердце у него ассоциировалось с болью -ясно, что он боялся умереть от сердечной недостаточности. Смерть у него ассоциировалась с умирать, что совершенно естественно, а деньги - с очень мало - тоже вполне объяснимый ответ. Затем пошли более сложные ассоциации, немало озадачившие меня. В ответ на платить он после продолжительных раздумий сказал la Semeuse [Сеятельница (франц.). - Ред.], хотя наша беседа происходила в Германии. Это - известное изображение на французской монете, но с какой стати старик вспомнил о нем? Когда мы дошли до слова поцелуй, после долгой паузы в его глазах зажегся огонь и он сказал: прекрасный. Ясно, что после этого у меня уже сложился целый рассказ. Он никогда бы не перешел на французский, если бы это не ассоциировалось у него с каким-то конкретным чувством. Имело смысл подумать над тем, почему он так поступил. Были ли у него какие-то потери, связанные с французским франком? В те дни не было речи об инфляции и девальвации. Ключ к тайне не в этом. У меня вообще были сомнения на счет того, деньги это или любовь. Он не относился к тем людям, которые едут во Францию на склоне лет, однако студентом он был в Париже, изучал право, - вероятно, в Сорбонне. После этого было уже сравнительно несложно собрать воедино всю историю.

 

 

Рис. 6. Ассоциативный текст

 

Но иногда можно столкнуться с подлинной трагедией. На рис.6 изображены результаты тестирования женщины примерно тридцатилетнего возраста. Она находилась в клинике с диагнозом "шизофрения в депрессивной форме". Естественно, прогнозы были плохими. Эта женщина находилась под моим наблюдением и вызывала у меня особое чувство. Я чувствовал, что не могу полностью согласиться с пессимистическими прогнозами, поскольку и сама шизофрения представлялась мне чем-то весьма условным. Я полагаю, что все мы в каком-то отношении являемся сумасшедшими. А это был и сам по себе необычный случай, так что считать этот диагноз окончательным мне не хотелось. В те дни мы мало что об этом знали. Покопавшись в анамнезе, я не нашел ничего такого, что пролило бы свет на тайну ее заболевания. Поэтому я провел с больной ассоциативный тест, после которого пришел к очень интересным выводам. Первое отклонение было вызвано словом ангел, при слове упрямый не было никакой реакции вообще; кроме этого были еще слова: зло, богатый, деньги, глупый, милый и вступить в брак. Эта женщина была замужем за состоятельным человеком, занимавшим прекрасное положение, и, очевидно, вполне счастлива. Я обратился к ее мужу, но он лишь повторил то, что я уже слышал от нее: депрессия началась спустя два месяца после того, как умер ее старший ребенок - маленькая четырехлетняя девочка. Ничего больше об этиологии заболевания мне выяснить не удалось. Ассоциативный тест дал совершенно сбивающую с толку серию никак не связывающихся воедино реакций. Вы часто будете попадать в подобную ситуацию, особенно если у вас нет устоявшегося метода работы с подобными заболеваниями. В таких случаях сначала следует спросить тестируемого о тех словах, которые не касаются существа дела. Спросив сразу же о словах, вызвавших сильнейшее возбуждение, вы рискуете получить неверный ответ, поэтому начните с относительно безболезненных слов - тогда вы сможете получить искренние ответы. Я сказал: "Для вас что-то значит слово ангел?" - и получил ответ: "Безусловно, это ребенок, которого я потеряла". Затем она разрыдалась. Когда буря утихла, я спросил: "А что для вас значит слово упрямый?" - "Оно для меня ничего не значит", - сказала она. Но я возразил: "Это слово вызвало у вас сильное беспокойство и, следовательно, у вас с ним что-то связано". Увы, тут я ничего не добился. Затем я перешел к слову зло, но и тут выведать ничего не удалось. Была строго негативная реакция, из которой следовало, что она не намерена отвечать. Когда дошли до слова голубой, она сказала: "Это глаза ребенка, которого я потеряла". Я спросил: "Они вызывали у вас особое чувство?" - "Конечно, - ответила она, - они были такими голубыми, когда ребенок родился". Меня заинтересовало выражение ее лица, и я сказал: "Почему это вас огорчает?" - на что она ответила: "Да, у нее были совсем не такие глаза, как у моего мужа". В конце концов выяснилось, что у ребенка были такие глаза, как у ее прежнего возлюбленного. Я сказал: "Вас что-то огорчает в связи с этим человеком?" Так мне удалось выпытать у нее все.

В маленьком городке, где она росла, жил богатый молодой человек. Она была из приличной семьи, но и только. А он принадлежал к зажиточной аристократии, был героем, о котором мечтали все девочки города. Она была симпатичной девушкой и считала, что у нее есть шанс. Вскоре, однако, она убедилась в обратном, и в семье решили: "Зачем о нем думать? Он богат и знать тебя не знает. Есть такой-то господин - превосходный человек. Почему бы тебе не выйти за него?" Она так и поступила и была вполне счастлива с мужем до тех пор, пока на пятом году их супружеской жизни к ней не явился в гости ее старый приятель из родного городка. Когда муж вышел из комнаты, гость сказал ей: "Ты причинила боль одному господину" (имелся в виду тот самый человек). Она сказала: "Вот как! Я причинила боль?" - и в ответ услышала: "Неужели ты не знала, что он был в тебя влюблен? А он ведь очень расстроился, когда узнал, что ты вышла замуж за другого". В душе у нее вспыхнул огонь, но она сумела его погасить. Спустя две недели она купала своих детей: двухлетнего сына и четырехлетнюю дочь. Вода в их городе - а дело было не в Швейцарии - была подозрительной: в ней содержалась инфекция брюшного тифа. Она заметила, что дочка сосет влажную губку, но не помешала ей, а когда сын сказал, что хочет пить, она и ему позволила пить эту, по всей вероятности, зараженную воду. Девочка заразилась брюшным тифом и умерла, а мальчика удалось спасти. Затем она получила то, что хотела (а может быть, этого хотел вселившийся в нее бес?) - отказалась от своего брака, с тем чтобы выйти замуж за другого человека. С этой целью она и совершила убийство. Сама она этого не понимала: просто сообщила мне факты, но не сделала вывода, что на ней лежит ответственность за смерть ребенка (ей-то было известно, что вода содержит инфекцию и пить ее опасно). Передо мной встала дилемма: сказать ей, что она совершила преступление, или лучше хранить молчание. (Вопрос был лишь в том, говорить ли об этом ей, сам факт преступления никаких сомнений не вызывал.) Сначала я подумал, что, сказав ей об этом, я могу резко ухудшить ее состояние, но поскольку, с другой стороны, прогноз все равно был никудышним, существовала и другая возможность: осознав содеянное, она могла поправиться. Поэтому я решил идти ва-банк: "Вы убили своего ребенка". Поначалу это вызвало у нее взрыв эмоций, но затем она не могла не признать факты. Через три недели мы уже смогли ее выписать, и больше она уже никогда не попадала в клинику. Я наблюдал ее в течение пятнадцати лет - никаких рецидивов не было. В ее случае депрессия объяснялась чисто психологически: она была убийцей и при иных обстоятельствах заслуживала бы уголовного наказания. Вместо тюрьмы она попала в сумасшедший дом. Возложив этот непосильный груз на ее сознание, я фактически спас ее от умопомешательства. Если грех признан кем-то, с этим уже можно жить. А если нет - неизбежны самые печальные последствия.