Понедельник, 5 ноября Ночь Гая Фокса 3 страница

Она запросила с меня за каждый шар по два с половиной фунта! Я спросил, когда она покупала эти стеклянные шары. На Рождество 1979 года, был ответ.

– Будьте любезны, – сказал я, – выпишите мне другой счет согласно ценам 1979 года с вычетом за амортизацию изделий. А потом, и только потом я подумаю о возмещении убытков.

Затем я просунул рукопись под стеклянную перегородку.

Венди молча взвесила пакет, прочла адрес и прокомментировала с презрительным смешком:

– Би-би-си, надо же!

Выходя, я старался держаться от рождественской елки как можно дальше.

 

Пятница, 23 ноября

 

Кто-то повесил мишуру на аппарат лучевой терапии. По-моему, это явно идет вразрез с основными принципами государственного здравоохранения.

Салли поделилась со мной секретом: Энтони собирается подарить ей собаку на Рождество.

Любит ли она собак, поинтересовался я.

– Нет, – ответила Салли, – но Энтони любит.

– И какие же собаки нравятся Энтони? – допытывался я.

– Крупные. Он и сам как настоящий волчара.

– Из того, что вы рассказывали, у меня почему-то не сложилось впечатление о нем как о вожаке стаи.

– Энтони бывает очень настойчивым, – горячо запротестовала Салли. – На прошлых выборах он заставил родителей проголосовать за консерваторов.

Я уговаривал ее собраться с духом и сказать Энтони правду: она бы предпочла «симпатичные часики».

 

Поднялся наверх к мистеру Карлтон-Хейесу. Медсестра укладывала его чемоданчик. Сегодня его выписывают. Стараниями Лесли в их доме сделали пандусы и расширили двери так, чтобы в них проходила инвалидная коляска.

Я спросил босса, когда закроют магазин.

– Скоро, дорогой мой, – очень тихо ответил он. – В течение месяца.

 

Поехал в магазин. Бернард втолковывал высокому сутулому мужчине, что все обладатели Букера предварительно переспали с судьями, иначе бы им этой премии не видать как своих ушей.

– И Анита Брукнер^[56] тоже? – не поверил сутулый.

– А как еще объяснить сей факт? – вопросом на вопрос ответил Бернард.

Он потащил сутулого к полке с книгами букеровских лауреатов:

– Пошерудите тут, книжек немного, быстро управитесь. А потом скажите, по заслугам ли их авторы получили премию, потому что я в этом сильно сомневаюсь.

Я направился в подсобку и начал просматривать литературу, которую Бернард купил у «полярника», но уже через десять минут почувствовал, что мне нужно присесть. Перспектива дожидаться автобуса откровенно пугала, и я вызвал такси. Дома сразу же лег в постель. Позвонил матери и попросил забрать Грейси из школы.

В 3.10 дня вскочил как ошпаренный и ринулся в туалет. Помочился с жуткой, обжигающей болью. Позвонил в отделение лучевой терапии, переговорил с Салли.

– Почти наверняка это побочное действие терапии, – сказала она. – Просто до сих пор вам везло.

 

Суббота, 24 ноября

 

Георгина уехала рано утром с Фэрфакс-Лисеттом. Они отправились на разведку в конкурирующее заведение, замок Бельвуар, там они надеются поднабраться идей на предмет, как привлечь публику. Прощаясь с женой, я пожелал ей хорошо провести время.

– Это не развлечение, Адриан, – огрызнулась она, – это работа.

У меня не было сил спорить с ней.

 

Отвел Грейси к родителям, сел на велосипед и поехал на терапию. На середине подъездной дорожки вынужден был повернуть обратно и вызвать такси. Такси дважды в день – убийственная роскошь. А как я буду добираться до больницы, когда деньги кончатся?

Возвращение домой обошлось мне в 14 с половиной фунтов. Когда я сказал водителю, что утром за ту же самую поездку я заплатил всего 10.80, он ответил:

– Днем моя тачка жрет больше бензина.

Я промолчал, но с тех пор пытаюсь найти научное объяснение этому явлению. Забрал Грейси, потом переоделся в халат и пижаму, хотя на улице было еще светло. Чувствую себя инвалидом – даже поел рисового пудинга из банки.

 

Грейси сгребла все подушки с дивана, взяла чистые простыни из сушильного шкафа и соорудила себе шалаш, и я не остановил ее – слабость не позволила.

До возвращения жены я так и не вылез из пижамы и халата. Георгина вышла из себя, увидев, в каком состоянии находится гостиная, и окончательно распалилась, когда обнаружила, что Грейси сидит в шалаше в ее винтажном коктейльном платье от Вивьен Вествуд. Дневник, я правда хотел помочь ей навести порядок, но не смог пошевельнуться. Неужели это начало моего заката?

Грейси отправили в ее комнату, но вряд ли это может считаться наказанием. Там у нее игрушек больше, чем в детском универмаге.

 

Воскресенье, 25 ноября

 

На такси в больницу. На такси обратно. Переоделся в пижаму. Лег в постель. Вставал только для того, чтобы помочиться, испытывая невыносимую боль.

Ко мне в спальню пришла Грейси и доложила, что они с матерью только что посмотрели «Титаник».

– Мамочка плакала в конце, – добавила Грейси.

– Что ж, это очень грустный фильм, доченька. Я удивляюсь, как мамочка разрешила тебе его смотреть.

– Она все еще плачет, – сказала Грейси.

Я нехотя встал и пошел искать Георгину. Нашел ее в ванной, она рыдала, прижавшись лицом к банному полотенцу.

– Не плачь, дорогая, это всего лишь кино, – попытался я утешить жену.

Георгина швырнула полотенце в ванну и закричала:

– Думаешь, я плачу из какого-то дурацкого фильма? У меня уже три недели глаза на мокром месте!

– Если ты беспокоишься обо мне…

– Не все в этом мире вертится вокруг тебя, Адриан. У меня есть своя жизнь, знаешь ли!

Мне бросилось в глаза, что на пальце у нее нет обручального кольца. Я спросил, почему она его не носит.

– Ты, конечно, не заметил, – ответила Георгина, – но я сильно похудела за последнее время. И теперь оно сваливается с пальца.

 

Понедельник, 26 ноября

 

После терапии меня встретила мать – в новенькой «мазде», выкрашенной в тот оттенок зеленого, какой в природе не водится. Припарковалась мать прямо у онкологического корпуса, в неположенном месте. Переваливая через «лежачих полицейских» на пути к больничным воротам, она сообщила, что сегодня утром приняла решение: опустошить старую банку из-под конфет, в которую она три года складывала монетки, и отнести их в автосалон.

– Пока у меня есть на что похоронить Джорджа, деньги меня не волнуют, – заявила она. – И я видеть не могу, с каким трудом ты добираешься до больницы. Поэтому отныне я буду возить тебя туда и обратно.

Я – совершенно искренне – возразил:

– Нет, мама, нельзя эксплуатировать тебя до такой степени.

– Я твоя мать, Адриан, а ты – мой очень больной мальчик. Ради тебя я пройду по горящим углям, переплыву океан, кишащий акулами, сражусь с полярным медведем…

Мысль о том, что дважды в день я буду заперт в машине с моей матерью, наполняет меня ужасом. Минуты через две она включила радио, и четыре стереоколонки взревели песней Джеймса Бланта «Ты прекрасна».

 

Пока мы ехали, позвонила Пандора:

– Немедленно продавай все акции и ценные бумаги, какие у тебя есть. Финансовый рынок вот-вот рухнет.

Я сказал ей, что моя мать предсказывала такой поворот событий много месяцев назад.

– Редкая прозорливость! – с восхищением заметила Пандора. – Я всегда говорила, что твоя мать – ведьма.

Мать взяла у меня телефон, продолжая рулить одной рукой:

– Пэн! Как ты? С кем-нибудь встречаешься?

Не знаю, что ответила Пандора, но мать рассмеялась:

– Членик с кукиш – еще не самая большая беда на свете, и это не должно тебя смущать, особенно если у мужика куча денег.

Мы остановились на красный свет, и тут в окно со стороны водителя постучал полицейский. Поскольку освоиться в новой машине мать еще не успела, стекло она опускала целую вечность. Полицейский что-то говорил, но мы его не слышали – Джеймс Блант во все горло восхвалял свою несравненную возлюбленную, а Пандора, теперь уже по громкой связи, рассказывала матери что-то скабрезное о Питере Мендельсоне^[57].

– Вы владелица этой машины, мадам? – осведомился полицейский.

– Да, – ответила мать. – Прибомбила ее сегодня утром.

– Можно взглянуть на ваши водительские права?

Мать поставила сумку себе на колени и передала мне телефон. Он выскользнул у меня из пальцев, упав между переключателем скоростей и моим сиденьем. Я потянулся, чтобы поднять его, но в результате только глубже загнал его под кресло. Пандора во весь голос жаловалась на начальника лондонской полиции. Водительские права мать нашла очень не скоро, предварительно перерыв всю сумку. Полицейский глянул на фотографию, затем уставился на мою мать. Тем временем Пандора восклицала во весь голос:

– Полин, мы живем прямо-таки в полицейском государстве!

Наконец и стражу порядка удалось вставить слово:

– Вы знаете, почему я остановил вас, мадам?

– Нет, не знаю.

– Вы ехали, вихляя, и разговаривали по мобильному телефону.

– Вот мой сын, констебль, – мать указала на меня, – он болен раком, и я пыталась записать его на срочную консультацию…

– На срочную консультацию с особой, – перебил полицейский, – которая поливает грязью уважаемого государственного служащего?

Из-под пассажирского сиденья Пандора докладывала нам троим, что Харриет Харман^[58] испортит любую вечеринку, потому что она законченная ханжа и чувство юмора у нее давно и надежно заблокировано.

Скрючившись в три погибели, я тщетно пытался дотянуться до телефона.

– Я напрочь забыла про закон, запрещающий пользоваться мобильником, – объяснялась мать с полицейским. – У меня заключительная стадия менопаузы. Гормоны просто взбесились.

– Пандора! – крикнул я, обращаясь к полу под сиденьем. – Заканчивай разговор! Мою мать допрашивает полиция.

– Удачи с этими гадами, Полин! – гаркнула в ответ Пандора. А затем, благодарение Господу, отключила телефон.

Мать оштрафовали как злостную нарушительницу, содрав с нее 80 фунтов прямо «на месте происшествия». Это же натуральный грабеж! И чем, спрашивается, полиция отличается от разбойников с большой дороги?

 

Вторник, 27 ноября

 

С трудом выволок себя из постели. Мать отвезла меня на терапию и потребовала, чтобы ее впустили в комнату, где проводится лечение. Ей захотелось познакомиться с Салли.

Не понимаю, почему всем так нравится моя мать. Салли в итоге дала ей номер своего телефона и электронный адрес. За время их короткой беседы мать посоветовала Салли бросить Энтони, назвала место, где отлично стригут, и сообщила, что у нее дефицит витамина B6.

Она также довела до сведения Салли, что больничный халат на ней не смотрится:

– Носите пояс! И затяните его покрепче на талии!

– Ваша мама – просто фантастика! – восхитилась Салли, когда мать вышла в коридор. – Вот бы мне такую. Моя почти со мной не разговаривает и чуть не разорила отца. Она истратила целое состояние, скупая все, что связано с Клиффом Ричардом. На прошлой неделе спустила месячную зарплату – ей, видите ли, понадобилась его старинная пластинка в 45 оборотов под названием «Живая кукла».

 

Из больницы мы поехали в книжный магазин. Мать опять припарковалась не по правилам, на двойной желтой линии. С целью отвадить дорожную полицию она нацарапала записку и сунула ее под дворник.

 

Уважаемая дорожная полиция,

Я припарковалась на двойной желтой линии, потому что мой сын лечится от рака простаты и слишком слаб, чтобы пройти пешком даже очень короткое расстояние. Если возникнет чрезвычайная ситуация и потребуется переставить машину, вы найдете меня в книжном магазине.

Искренне ваша

Полин Моул.

 

Бернард Хопкинс воскликнул, обнимая мою мать:

– Полин, ты просто загляденье!

– Бернард! – польщенно отозвалась мать. – Адриан говорил, что ты пытался наложить на себя руки.

Хопкинс рассмеялся:

– Я впал в глубокий мрачняк, потому что у меня кончились сигареты. Пойдем найдем паб со столиками на улице, чтобы можно было курить, и я тебе все расскажу.

И они удалились рука об руку, оставив на меня магазин. Час спустя явился инспектор дорожной полиции и спросил, знаю ли я Полин Моул. Я ответил, что мою мать вызвали по срочному делу.

– Так это вы тот самый сын, который не в состоянии пройти пешком пару метров? – сообразил инспектор.

Пришлось подтвердить его догадку. К несчастью, в этот момент я стоял на верхней ступеньке стремянки, наводя порядок на полке с поэзией. Инспектор дал мне десять минут на то, чтобы переставить машину. Когда он ушел, я немедленно позвонил матери. Она сказала, что они с Бернардом сидят снаружи «Розы и короны» и только что заказали вторую порцию выпивки. Минуло десять минут, мать не возвращалась, и я опять ей позвонил.

– Мы как раз закусываем! – заявила мать и велела мне самому переставить машину. Я напомнил ей, что у меня нет автостраховки, на что она ответила: – Какой же ты педант!

В трубке раздался странный хруст.

– Что это за звук? – встревожился я.

– Я ем маринованный лук, – объяснила мать.

Спустя несколько минут я увидел, как инспектор дорожной полиции прилепил квитанцию о штрафе на ветровое стекло «мазды». Матери придется раскошелиться на 60 фунтов, и это ей не по карману.

Она встала на опасный путь.

 

Среда, 28 ноября

 

В больницу на «мазде». После терапии мать предложила заехать на фермерский рынок за свежими курами. Говорит, у нее такое чувство, что цивилизация, которую мы построили, вот-вот развалится. А я только сейчас понял, что мать вызвалась возить меня в больницу и обратно не совсем из бескорыстных побуждений. Я для нее – предлог вырваться из дома, развеяться, сбежать от домашней рутины и мужа-инвалида. Последнюю квитанцию о штрафе она выбросила в сточную канаву:

– Пойду в суд и буду биться с ними за каждый дюйм дорожного полотна.

Кур она так и не купила, куриная наружность ей не понравилась. Зато потратила семь с половиной фунтов на гигантский пирог со свининой.

 

Георгина вернулась с работы только в половине девятого. Когда она лежала в ванне, я заглянул в ее сумочку. Сам не знаю почему, но я просмотрел сообщения на ее телефоне. И обнаружил тридцать с лишним сообщений от Хьюго Фэрфакс-Лисетта. Как он смеет навязываться моей жене в нерабочее время, когда она дома, с семьей!

 

В постели перечел «Просто Уильяма»^[59]. В три часа утра проснулся и крадучись, чтобы не разбудить Георгину, выбрался из спальни. На этот раз я исследовал ее сумку более тщательно: нашел чек на бутылку шампанского, спички из «Бон Ами» (ресторана в Лафборо, о котором я никогда не слыхивал), чек на поездку на такси на 19 с половиной фунтов и новую бутылочку с освежителем для рта. Теперь я знаю, что чувствовал Отелло.

Вернулся в кровать и долго смотрел на мою спящую Дездемону. Она была такой красивой в лунном свете, падавшем ей на лицо.

 

Четверг, 29 ноября

 

В половине восьмого позвонила Пандора. Спросила, согласен ли я сфотографироваться с ней в субботу в рамках новой правительственной стратегии по лечению рака.

Поинтересовался, откуда она звонит.

– Из Лондона, я сейчас в офисе. Раннему червяку продвижение по службе.

Когда мы закончили разговор, Георгина спросила:

– Чего хотела эта сука… кроме моего мужа?

Проявление ревности с ее стороны меня сильно порадовало.

 

Грейси закатила очередной скандал из-за школьной формы. Слава богу, мать, уже сидевшая в «мазде», нажала на клаксон, и я, торопливо схватив куртку, выбежал на улицу, предоставив Георгине разбираться с дочерью.

По дороге в больницу я спросил мать, не надо ли показать Грейси детскому психологу.

– Нет, – ответила мать, – но ее надо время от времени шлепать по попе.

– Я против избиения детей, – сказал я.

– Шлепки еще никому не причинили вреда.

– Ошибаешься, я – комок неврозов.

 

Мать уже чувствует себя в отделении лучевой терапии как дома. Когда я сказал ей об этом, она пожала плечами:

– А почему нет? Правительство постоянно твердит, что все это построено на мои налоги и отчисления. Значит, это и мой дом тоже.

 

Днем позвонил мистеру Карлтон-Хейесу по поводу закрытия магазина. Он уже назначил дату?

После продолжительного молчания босс ответил:

– Думаю, будет лучше сделать это в субботу.

В которую субботу, поинтересовался я.

Опять томительная пауза, и наконец:

– Разумнее всего остановиться на первой субботе после Рождества.

У меня было к нему много вопросов. Например, куда девать книги? Нужно ли сообщать о закрытии магазина городским властям? Должны ли мы договариваться об отключении электричества, газа и воды? Мне также хотелось знать, получу ли я компенсацию в связи с сокращением. И следует ли предупредить об увольнении Бернарда и Хайтиша? А также что мне теперь делать всю оставшуюся жизнь?

Однако я не задал ему ни единого из этих вопросов.

 

Грейси принесла письмо из школы.

 

Уважаемый ответственный за ребенка,

Как Вы, должно быть, знаете, в Британии возросла угроза терроризма. Поддерживая войну с террором, которую ведет наше правительство, начальная школа Мангольд-Парвы предлагает установить ряд бетонных столбиков на игровой площадке, дабы исключить вероятность проникновения шахида на транспортном средстве на территорию школы.

Установка заграждений начнется на следующей неделе. Прошу Вас о сотрудничестве. Однако в случае, если у Вас возникнут сомнения по поводу мер, принимаемых нами с целью защитить Вашего ребенка/ Ваших детей, просьба без колебаний обращаться ко мне по вышеуказанному адресу.

Внимание: ни один родитель или ребенок не должен приближаться к строительной площадке ближе чем на метр без шлема и светящегося жилета.

Искренне Ваша

миссис Булл (директор школы).

 

 

Пятница, 30 ноября

 

Утром в ванне обнаружил покраснение на том месте, где мне сделали лучевую тату.

По дороге в больницу мать несколько раз останавливалась, чтобы собрать остролиста и плюща. До омелы, росшей на самом верху огромного тополя, ей было не дотянуться, и она решила прихватить с собой завтра шесты для тентов: скрутив их в один длинный шест, она сумеет-таки добраться до этих белых ягод. По ее словам, рождественские растения в этом году продают по безбожным ценам. Я обратил ее внимание на то обстоятельство, что омела произрастает на земле Фэрфакс-Лисетта. Мать не вняла моим предостережениям, «частной собственности на деревья не бывает», заявила она. Пришлось напомнить, что в свое время она пела совсем другую песню, когда муниципалитет Мангольд-Парвы попросил срубить кипарисы, которые она насажала по границе нашего участка. Тогда мать угрожала приковать себя к этим тридцатиметровым монстрам, если муниципальные рабочие осмелятся приблизиться к ним с пилами.

– Кипарисы за деревья не считаются, – отмахнулась мать.

 

Пока мы стояли в очереди на больничную парковку, позвонила Пандора: в субботу в 2 часа дня она ждет меня на площади Ратуши для фотосессии с Лестерской ассоциацией по предупреждению и лечению рака простаты. Она не просила меня прийти, она приказывала. Знает, что я не могу ей отказать.

 

Георгина вернулась домой в десять вечера, сказала, что «не заметила, как время пролетело». На ее блузке не хватало одной пуговицы.

 

 

Декабрь

 

Суббота, 1 декабря

 

Работал над первым черновиком моей рождественской «рассылки».

 

Дорогие члены семьи и друзья,

Вспомним, как начинался 2007-й. С замерзших труб в «Свинарне»! Сантехники запрашивали за вызов непомерные деньги, и мы три дня просидели без воды, ее не было нигде – ни в кранах, ни в туалетах. В конце концов мать позвонила знакомому знакомого, Ноа Клэпхему. Он не сантехник, но когда-то работал в магазине «Дом – крепость», и у него имелся впечатляющий набор инструментов. Он запросил 25 фунтов в час – и провел у нас пять дней. Отец утверждал, что застукал его спящим на полу в ванной, но Клэпхем отрицал обвинения: по его словам, он таким образом «визуализировал неполадку».

В феврале, на Валентинов день, я преподнес жене сюрприз – автобусный тур по Уэльсу с ночевкой в двухзвездочной гостинице. К сожалению, дождь лил не переставая всю поездку и из окна автобуса ничего не было видно. Георгину охватила паника, когда она ползла по туннелю угольной шахты в рамках тематического ознакомления с жизнью шахтеров в Центре наследия угольщиков. Однако ей удалось взобраться на вершину горы Сноудон – она стала первой женщиной, сделавшей это на шпильках!

По причине загруженности площадок для проведения праздничных встреч мои родители приняли участие в рождественском обеде Общества торговцев аккумуляторными электрообогревателями только в марте. И мать выиграла рождественский пудинг в лотерее! Грейси же побывала в травматологическом отделении скорой помощи после того, как что-то проглотила, – кейс Барби-деловой женщины, как выяснилось в травмпункте!

 

Здоровье

Грейси в течение года несколько раз простужалась и хлюпала носом, а взрывы ее темперамента по-прежнему являются поводом для беспокойства. В начале года произошел особенно неприятный инцидент в «Пицца-хат», когда Грейси трижды наведалась без спроса к стойке с салатами (мы заплатили за один подход), а затем монополизировала ананасы в сиропе. Тем не менее в «Пицца-хат» согласились вернуть нам доступ в их заведение при условии, что мы будем «держать ребенка под контролем».

Бедняжка Георгина столкнулась в этом году с менструальными проблемами, ее ПМС усугубился до такой степени, что по меньшей мере три дня в месяц она проводит в постели, то плача, то изрыгая проклятья. Однако есть и хорошие новости: моя жена снова работает! Хьюго Фэрфакс-Лисетт, потомственный владелец имения Фэрфаксхолл, назначил ее своим личным ассистентом и организатором мероприятий. В данный период Георгина пытается найти двух жирафов для предполагаемого парка сафари. Да-да, жирафов!

Большим облегчением для всех нас стал тот факт, что у моей матери закончилась менопауза. Ее тревожит усугубившаяся волосатость, и она начала курс лазерной депиляции, так что пожелайте ей ни пуха ни пера! Шишка на левой ступне играет с ней злые шутки, но она боится операции.

Сбылась мечта моего отца – он бездельничает с утра до ночи, бездумно потакая своим прихотям. Теперь он прикован к инвалидной коляске, и без медицинского оборудования, которое мы берем напрокат в Красном Кресте, ему не прожить. Его кишечник по-прежнему вяловат, освобождение происходит примерно лишь раз в три дня. Просьба домашних средств не предлагать! Мы перепробовали все патентованные лекарства, и ничего не помогло.

 

Георгина прочла послание, стоя у меня за спиной:

– Ты что, совсем рехнулся? Я категорически запрещаю тебе это рассылать. Кому интересны наши отстойные болячки? А парк сафари – это и вовсе страшная тайна.

 

На терапию я надел свой лучший костюм, рубашку и галстук. Но Салли сегодня не было. Я показал покраснение Клэр, которая работает исключительно по выходным, когда ее муж может взять на себя заботу об их двухлетних тройняшках. Клэр велела не беспокоиться насчет покраснения в области лучевой татуировки, на данной стадии лечения это нормально. Предупредила, что татуировку нельзя ни тереть, ни намыливать, и посоветовала есть морскую капусту, органические яйца по одному в день и много-много чеснока.

– Мойте пораженную область только водой под очень слабым напором. Кожу смазывайте оливковым маслом или соком алоэ, но ни в коем случае не пользуйтесь кремами – в них содержатся консерванты, которые могут вызвать раздражение. Странно, – добавила она, – что Салли вам всего этого не сказала.

Я спросил, верит ли она в альтернативную медицину, в связи с чем упомянул моего тестя, Майкла Крокуса, владельца магазина здоровой еды.

– Да, я его хорошо знаю! Я купила как-то бидон его «Оргосвеклы». А потом обратилась в Инспекцию качества продуктов и услуг.

 

Отправился в книжный магазин, и мы с Бернардом и Хайтишем украсили витрину рождественскими книгами, добавив немного остролиста, плюща и омелы, добытых моей матерью незаконным путем.

Бернард спросил, что я делаю на Рождество. Праздную дома с семьей, ответил я.

– Ах, семья! – вздохнул он. – До чего же офигенная институция! Чертовски полезна в праздники и выходные.

На мой вопрос о том, как он проведет Рождество, Бернард ответил:

– Как, цыпленочек? На дне бутылки, надо полагать, где и пролежу в отрубе, пока не закончатся торжества и не возобновится нормальная жизнь.

Я так и не смог сказать Бернарду и Хайтишу, что после Рождества торговля в магазине прекратится.

 

К ратуше я подошел, когда часы на башне пробили два. Площадь была уставлена деревянными щитами с информацией о раке, лотками с соответствующей литературой и плакатами со схематичным изображением простаты. Пандора была уже на месте, в окружении мужчин среднего возраста. Госпожа мэр выглядела весьма колоритно в сари, расшитом покрывале и мэрской цепи. Она произнесла речь о том, какие замечательные в Лестере больницы. Ей вежливо похлопали.

Завладев микрофоном, Пандора разразилась подстрекательской речью о государственном здравоохранении. Она дала понять, что консерваторы с радостью обрекли бы нас всех на платную медицину и, если они придут к власти, нам придется раскошеливаться на каждый визит к врачу. Затем она призвала больных раком не стесняться и подойти к микрофону. На ее призыв тут же сбежалось невероятное количество вполне здоровых на вид мужчин, включая меня. Пандора попросила желающих поделиться своим опытом общения с государственной медициной. Желающих не наблюдалось, и тогда, обратившись ко мне по имени, Пандора вытолкнула меня к микрофону. Я, спотыкаясь через слово, коротко рассказал, как меня лечат в Королевской больнице. Как ни странно, мне бурно аплодировали, а некоторые даже издавали боевой клич американских индейцев. Позже, когда мы с Пандорой пили едва теплый кофе в вестибюле мэрии, я отметил неадекватную реакцию публики на мое выступление.

– Да, говорил ты хреново, – согласилась Пандора, – но тебе аплодировали за мужество.

– Мужество? Да я часто плачу под одеялом и жалею себя.

– Все больные раком – отважные, мужественные люди, – отчеканила Пандора. – Все они борются со страшной болезнью и не хотят ронять своего достоинства. Людям незачем знать, как ты хнычешь под одеялом, Ади.

Я бы с удовольствием посидел с ней подольше, но Пандора торопилась на осмотр нового театра «Извилина» в компании с Кейтом Вазом, депутатом парламента от Лестера. А не предложить ли этому театру мою «Чуму!»? Не сомневаюсь, дирекция будет только рада свежей пьесе местного драматурга.

 

Воскресенье, 2 декабря

 

Проснулся в 5.30 утра и мысленно составил перечень моих невзгод. Жалость к себе меня буквально раздирала, пока я не сообразил, что по крайней мере мне не приходится присматривать за двухлетними тройняшками.

 

В 7.30 мы с Грейси отправились на прогулку в деревню, а заодно за газетами «Санди таймс» и «Обсервер». Когда мы проходили мимо церкви Св. Ботольфа, Грейси заинтересовалась, что это там за «серые штуковины». Они называются «надгробиями», пояснил я. Дочке захотелось посмотреть на них поближе, мы вошли в калитку и остановились у одного из надгробий. Грейси попросила прочесть, что написано на «этом камушке».

– «Здесь лежит Артур Гуд Чайлд, усердный слуга Господа. Скончался в возрасте шестнадцати лет 23 декабря 1908 г.», – прочел я и добавил: – Шестнадцать лет, как грустно.

– А где сейчас Артур Гудчайлд? – спросила Грейси.

– Под землей, – ответил я с некоторой заминкой.

– А его мамочка по нему скучает?

– О да, сильно скучает.

– Тогда почему она его не выкопает?

 

Позвонил доктору Вулфовицу узнать, не выпишет ли он мне какое-нибудь стимулирующее средство. Мне необходимо одолеть сонливость, чтобы закончить «Чуму!».

– Я не намерен давать вам амфетамины, мистер Моул. К тому же английские писатели в подобных случаях традиционно прибегают в водке, сигаретам и черному кофе, забыли?

 

Понедельник, 3 декабря

 

Терапия.

 

На голове у Салли торчали оленьи рога. Сегодня в отделении лучевой терапии рождественская вечеринка. Никого из пациентов не пригласили. Меня это задело.

 

Из больницы поехал на работу. В магазин явился мужчина в женской шубе и спросил, торгуем ли мы электронными книгами.

– Нет, – ответил я. – И электронным кофе тоже.

– Госссподи, и почему в книжных магазинах тебя всегда облают? – Клиент в шубе вышел, хлопнув дверью.