Мутанты, сотворённые людьми 5 страница

— Ну и что они говорят об Анастасии?

Александр достал из кармана печатные листки и прочитал мне:

— “Объект “Х” не может быть подвергнут исследованиям обычными, известными нам сегодня научными способами.

Критерии оценки, общепринятые в научных кругах, неизбежно создадут определённые рамки, оставив за ними неизвестные ранее свойства и возможности явлений, возникающих и связанных с отдельными ситуациями, скорее всего, при меняющемся психическом состоянии объекта “Х”.

Как информационный источник в различных областях научных изысканий, “объект” может быть непревзойдённым относительно известных науке источников.

Сам объект, скорее всего, носителем информации не является. Простого интереса к получению и анализу информации не имеет, однако при возникновении значимой для него цели и — как следствия — желания информация поступает к нему в отобранном кем-то виде и необходимом количестве и мгновенно может находить практическое применение объектом “Х”.

Наша группа смогла дать лишь некоторые гипотезы. Но и подтвердила “опытным” путём ряд высказываний объекта “Х” относительно растений. Констатировала факт существования луча. Научные термины “торсионное поле”, “радиоволновые излучения” здесь, скорее всего, не подходят. Они если и могут быть использованы, то лишь потому, что нет других, наиболее подходящих.

Самым невероятным и сомнительным, на наш взгляд, предполагалась возможность заложить, спрятать в тексте книги сочетания и знаки, по терминологии объекта “Х”, “глубин вечности и бесконечности космоса”.

По утверждению самого объекта, эти знаки могут благотворно воздействовать на людей.

Мы предполагали провести серию опы­тов, сопоставив параметры физиологических изменений в человеке до и после прочтения книги, с помощью приборов, применяемых в медицине. Однако теперь это большого смысла не имеет.

Уже сейчас мы вынуждены констатировать бесспорность их существования. Их воздействие происходит не через физиологические, материальные органы, а на каком-то неосязаемом, нематериальном уровне социума.

Создаётся впечатление, что в среде живущего на земле сообщества людей начинает происходить реакция, которую мы не в состоянии контролировать, а следовательно, и остановить.

Основным фактом, подтверждающим её существование, служит психическая ­реакция соприкоснувшихся с книгой людей. Опрос, тестирование, анализ кор­респонденции читателей свидетельствуют о возникновении у большинства творческого порыва, который выражается в форме поэтических сочинений, создания ри­сунков, песенного творчества. У многих появляется потребность прикоснуться к растению, посадить растение, изменить профессию. В отдельных случаях после прочтения наступает значительное улучшение самочувствия, исчезновение симптомов заболевания.

Нами проведён эксперимент над тридцатью имеющими разные заболевания людьми. Им было предложено в кабинете психотерапии и лечебного сна чтение текста книги. У двадцати семи наблюдалась эмоциональная сосредоточенность, сон не наступал, в крови повышался ­гемоглобин. Если предположить, что ­реакция читателей происходит за счёт яркости литературно-художественного образа, то можно утверждать — данный образ посвоему психологическому воздействию превосходит на несколько ­порядков все ранее известные, включая классические и библейские.

Бесспорность данного утверждения показывает процентное отношение читателей, выразивших своё отношение в поэтической или иной творческой форме. Среднестатистически оно выражается как 1 к 19. При этом сам стиль изложения автора прост до примитивизма. Не соблюдаются устоявшиеся каноны литературно-художественного творчества, в тексте присутствуют грамматические ошибки. Но при этом тестирование текста с помощью компьютерной программы удобочитаемости показывает, что удобочитаемость составляет восемьдесят и более процентов!

При непосредственном контакте с объектом “Х” мы наблюдали явление, нигде ранее не встречавшееся и не соответствующее ни одному из наблюдаемых и описанных уфологами.

Мы наблюдали шарообразный энергетический сгусток, похожий на большую шаровую молнию. Его энергетический потенциал превосходит существующие представления сегодняшней науки о силе природных энергий. Его способность локально менять гравитационное поле земли даёт ему возможность в одно мгновение превратить в космическую пыль всё, что не держится корнями за землю.

В момент нашего контакта гравитация земли была изменена незначительно, но при увеличении его усилий мы и все материальные предметы могли попросту оказаться в бездне космоса, при этом вокруг объекта “Х” гравитационное поле не менялось, что говорит о возможности избирательности действий.

Изменению земного притяжения явно предшествовало уменьшение голубого спектра дневного света.

В качестве гипотезы можно предположить, что так называемое притяжение земли зависит не от самой земли, её массы, а от светового давления, исходящего от неких космических объектов, энергий или созданной кем-то оболочки земли.

Объект “Х”, несмотря на возможность получения больших объёмов информации, не стремится к её анализу и воспринимает получаемое на уровне чувств, интуиции, отчего и происходит впечатление наивности. Взаимоотношения объекта “Х” с энергетическим сгустком обыденны и просты, они строятся на уровне чувств, при полном отсутствии подобострастия, преклонения. При взаимоуважении друг к другу они сохраняют полную свободу действий.

Наблюдаемый нами светящийся энергетический сгусток обладает разумом и, что самое невероятное, чувствами, такого не отмечалось уфологами ни в одном НЛО. Свидетельством чувственности слу­жит то, что при контакте лучи энергетического сгустка поглаживали ноги и ­волосы объекта “Х” и сам он своими ­действиями реагировал на эмоциональное состояние объекта “Х”.

Одновременно с возможностью физиологического воздействия на материю виденный нами объект обладает способностью к психологическому воздействию.

В качестве гипотезы объект “Х” можно отнести к земному человеку, с которым периодически входят в контакт представители внеземной цивилизации, или с ним общается некое природное явление, неподверженное изучению.

В качестве гипотезы можно было бы и сам объект “Х” отнести к одной из внеземных цивилизаций, однако заявление самого объекта: “Я человек. Женщина”, мешает нам это сделать. Подобное заявление ставит нас в тупиковую ситуацию, так как возникает вопрос: “Кто же тогда мы?” Или по-иному: “По пути прогресса шло человечество или по пути регресса?”

 

МУТАНТЫ, СОТВОРЁННЫЕ ЛЮДЬМИ

— Ладно, хватит, — прервал я Александра. — Для меня Анастасия — отшельница. Пусть с необычными способностями, но, думаю, Она — ­Человек. Лучше пока на это надеяться. Если во всё вдумываться, крыша может съехать. Заводи свою тарахтелку, поехали.

До заброшенной деревушки катер до­ставил нас часа за четыре. Когда я уже ­высадился на знакомый берег, Александр тоже вылез из катера и снова за своё:

— Ушла Анастасия, Владимир, ты подумай хорошенько, может, всё-таки отменишь свой поход к таёжной поляне? Не дойти тебе до неё.

— Пойду. — Я поднял рюкзак, чтобы надеть его на плечи, и вдруг увидел, как Александр вытаскивает из ножен большой охотничий нож.

Бросив рюкзак, я стал искать на земле что-нибудь подходящее для обороны. Но Александр, оголив по локоть правую руку, вдруг сам себя полоснул ножом по руке. Хлынувшую из раны кровь он закрыл своим белым льняным шарфиком. Потом он попросил меня взять из катера аптечку и перевязать ему руку. Ничего не понимая, я сделал это. Он протянул мне испачканный кровью шарф:

— Повяжи на голову.

— Зачем?

— По крайней мере, охотники тебя не тронут. В раненых они не стреляют.

— Да что они, дураки, что ли, твои охотники? Подойдут, сразу увидят бутафорию.

— Они не подходят. Зачем рисковать? Тропы и угодья у каждого свои. Если с добром человеку в тайгу надо, то сначала он поговорит с охотниками, расскажет о себе, о намерениях, согласует поход свой. Если с добром, они помогут, посоветуют и проводить сами могут. Про тебя они ничего не знают. Могут и не разбираясь шлёпнуть, но в раненого они не стреляют.

Я взял испачканный в крови шарф, повязал его на голову.

— Может быть, спасибо тебе сказать надо, но что-то не хочется спасибо говорить.

— И не надо. Не за спасибо я. Просто хоть что-то хочется сделать. Возвращаться будешь, костёр на берегу разожги. Время от времени проходить невдалеке буду, дым увижу — заберу тебя, если сможешь вернуться.

При подходе к тайге я увидел, что метрах в ста от меня идут две собаки. “Наверное, деревенские, — подумал. — Хорошо бы поближе подошли ко мне, всё-таки с собаками спокойнее”. Я даже попробовал поманить их к себе, но собаки не подходили, продолжая двигаться параллельным мне курсом, так и вошли мы в тайгу. Зря пугал меня Александр. Не показалась мне тайга враждебной. Может быть, из-за ощущения, что здесь, среди этих деревьев и завалов, живёт Анастасия, а она хоть и странный, но всё же добрый человек. Но главное — в этой тайге с её завалами, необычными для городского жителя звуками и воздухом живёт мой родной сын. От такого осознания тайга чуть-чуть роднее стала казаться.

Двадцать пять километров от берега до поляны пройти труднее, чем по простой дороге, потому, что приходилось то через дерево поваленное перелезать, то кусты обходить. Когда с Анастасией шёл, за разговорами не замечались такие преграды. Главное, чтоб с направления не сбиться из-за них, и я всё чаще стал поглядывать на компас, подумал: “Как же Анастасия находит поляну без компаса? И тропы никакой нет”.

Отдыхая через каждый час пути, я к полудню добрался до мелкой речушки метра два шириной. Когда с Анастасией шёл, мы тоже пересекали речушку. Я решил перейти на другой берег и сделать длительный привал на примыкающей к реке поляне. Пошёл по упавшему в речку стволу полусгнившего дерева. Дерево не доставало немного до берега, и я сначала бросил рюкзак, потом прыгнул сам. Да как-то неловко получилось. Нога попала на какую-то корягу и подвернулась, или что-то растянулось в ней. Очень сильная боль пронзила ногу и даже в голове отдалась. Немного полежав, я попытался встать и понял, что идти не смогу. Так и лежал, раздумывая, как быть дальше. Я пытался вспомнить, что обычно делать нужно, когда подворачивается нога или растяжение происходит. Но вспоминалось плохо, наверное, боль мешала вспомнить. Потом решил: буду лежать, перекушу, может, боль утихать начнёт. Если понадобится, костёр разведу, переночую. К утру, может, точно нога поправится. На человеке ведь всё постепенно заживает.

И тут я снова увидел собак. Их было уже четыре, а с другой стороны — ещё две. И они никуда не шли. Они залегли с разных сторон, метрах в десяти от меня. Собаки были разнопородными, одна ­эрдельтерьер, другая боксёр, остальные какая-то помесь. И маленькая болонка среди них была. Шерсть на собаках — клочьями, худые, у эрдельтерьера гноились глаза. Я вспомнил рассказ помощника капитана о подобных собаках. И от осознания ситуации даже боль в ноге на какое-то время ощущать перестал.

Помощник капитана штабного теплохода рассказывал, как люди, желающие избавиться от своих четвероногих, отвозят их куда-нибудь подальше и бросают. Если бросают в черте города, кошки и собаки группируются вокруг помоек, дающих им хоть какое-то пропитание. Когда собак отвозят в глухие места, подальше от города, они сбиваются в стаи и добывают себе пропитание, нападая на живность. И на людей, особенно одиночек, нападают. Собаки эти — пострашнее волков. Они стараются подстеречь подраненную или выбившуюся из сил жертву, набрасываются на неё одновременно. Сбившиеся в стаи, бездомные, озверевшие собаки пострашнее волков ещё и потому, что они лучше волков ­знают повадки людей и ненавидят их. Они — злые на людей, охотиться на дичь, как волки, у них опыта нет, на людей — есть.

Особенно страшно, если в стае такой окажется хоть одна собака, которую тренировали нападать на человека.

У меня была собака, и я тоже водил её в собачью платную школу. Там среди прочих упражнений по выполнению всяких команд есть и упражнение по нападению на человека. В собачьей школе помощник инструктора надевает на себя ватное пальто с длинными рукавами и собаку учат на него нападать, кусать с остервенением. Если собака хорошо выполняет упражнение, её за это поощряют, лакомство дают. Вот и доупражнялись, умники.

Интересно, есть ли хоть одно существо на белом свете, кроме человека, которое занималось бы обучением других видов существ в нападении на себе подобных?

Окружившие меня собаки сжимали кольцо. Подумалось: “Надо как-то показать им, что я живой ещё, могу двигаться, обороняться”. Я поднял короткую палку и швырнул в большую ближайшую и облезлую псину. Собака увернулась от палки и снова залегла. Палок поблизости больше не было. Тогда я достал из рюкзака две жестяные банки с консервами. Пока доставал, самая маленькая собака — болонка — подкралась сзади, рванула меня зубами за штанину и отскочила, остальные собаки наблюдали. Наверное, остальные собаки смотрели, какая у меня будет реакция на нападение болонки.

Я швырнул одну банку в крупного ближайшего пса, другую в болонку. Больше бросать было нечего. В сознании наступила какая-то безысходность.

Я представил, как собаки будут рвать моё тело и жрать его куски, а я при этом, некоторое время в сознании находясь, буду видеть всё, корчиться от боли, потому что мгновенно собаки убить не смогут. И у меня с собой ничего нет такого, чтоб умереть быстро, без длительных мучений.

Ещё жалко стало, что рюкзак с подарками для Анастасии от читателей не донёс и для сына в рюкзаке разные детские штучки, необходимые для маленького ребёнка, тоже не донёс.

Полрюкзака занимали письма от читателей с вопросами, просьбами. Много писем. Необыкновенных писем. О Душе они, о жизни, и стихов много. Может, непрофессиональные стихи, не всегда в рифму, но чем-то хорошие. И вот теперь пропадёт всё. Сгниёт здесь. И тут как-то само собой придумалось. Решил написать записку и вложить в целлофановый мешок с письмами. Записку! Если кто найдёт рюкзак, пусть заберёт себе всё содержимое, и деньги тоже заберёт. А письма читателей, дочери моей, Полине, перешлёт. И написал в записке, чтобы она издала их, когда гонораров за книжки на то достаточно накопится. Нельзя допустить, чтоб столько стихов искренних зря пропало. Многие вообще, может, первый раз стихи написали, от Души они получились. И их единственное в жизни стихотворение пропадёт.

Записка эта с трудом писалась. Руки дрожали. От страха, наверное. И чего человек за жизнь так цепляется, даже в ситуации, когда абсолютно ясно, что всё кончено? Но я дописал записку, вложил её в целлофановый пакет с письмами и обвязал пакет потуже, чтоб влага не попадала. И тут увидел, как окружившие меня псы, подобравшиеся уже совсем близко ко мне, вдруг начинают совершать странный манёвр. Они один за другим переползали от меня. Некоторые привставали и смотрели в другую сторону, не на меня, и снова залегали, как в засаде. Я встал на ногу, чтобы посмотреть, что их отвлекло. И увидел... Увидел, как вдоль ручья стремительно бежала Анастасия.

Она бежала своим красивым бегом, от которого развивались её золотистые волосы.

Сначала я залюбовался этой картиной, но вдруг меня осенило: собаки! Они почувствовали, что добычу их могут отобрать, и готовились к нападению на стремительно приближавшуюся к нам Анастасию.

Изголодавшиеся, озверевшие псы будут с остервенением драться за свою добычу до конца. Одна Анастасия ничего с ними сделать не сможет. Псы её растерзают, и я закричал, насколько сил хватило:

— Стой! Стой, Анастасия! Собаки. Псы здесь озверевшие! Не беги сюда, Анастасия! Остановись!

Анастасия услышала, но нисколечко даже не замедлила своего стремительного бега. Только руку вверх на бегу подняла и помахала. “Что она наделала? — подумал я. — Теперь и явление это необычное помочь ей не сможет”.

Быстро-быстро я достал из рюкзака маленькие стеклянные бутылочки с соком для детского питания. Стал метать бутылочки в собак, пытаясь отвлечь их на себя. Одной бутылочкой я попал, но собаки не обращали на мои попытки никакого внимания.

Понимали, наверное, псины, кто для них реальная угроза. Псы бросились на Анастасию одновременно с разных сторон, как только она вбежала в их круг. И тут... Эх, эту картину нужно только видеть. Анастасия всю энергию своего бега превратила во вращение. Она вдруг со всего разбега резко закружилась волчком, как балерины на сцене делают, только быстрее. Ударившись о вращающееся, как волчок, тело Анастасии, собаки разлетелись в разные стороны, не причинив ей вреда, но тут же стали готовиться к новому нападению на остановившего своё вращение человека.

Я пополз навстречу Анастасии. Она была одета в своё короткое лёгкое платьице. Если б хоть телогрейка была на ней, телогрейку труднее собакам прокусить.

Анастасия припала на одно колено. Она стояла в кругу озлобленных, полу- взбесившихся от голода собак, но лицо её не выражало страха, она смотрела на меня и быстро говорила:

— Здравствуй, Владимир. Ты только не пугайся. Ты отдохни немножечко. Расслабься. Ты не беспокойся, они ничего не сделают мне, эти голодные собачки. Не беспокойся.

Две здоровенные псины снова с разных сторон бросились на стоящую на одном колене Анастасию. Не переставая что-то говорить, она молниеносным движением рук, одновременно двумя руками, во время их прыжка схватила каждую собаку за переднюю лапу и перевернула собак в воздухе, чуть отклонив своё туловище, давая собакам столкнуться друг с другом и шлёпнуться на землю.

Псы снова залегли, наверное, обдумывая новую атаку, они готовились к атаке, но не нападали.

Анастасия встала, взметнула руку вверх, потом резко опустила, два раза шлепнув себя по ноге.

Из-за ближайших зарослей кустов мгновенно выскочили четыре матёрых волка. В их стремительных прыжках была такая решимость, что, казалось, они не будут разбирать, в каком количестве и какой силы перед ними противник. Они вступят с ним в бой.

Собаки поджали хвосты и бросились наутёк. Волки пронеслись мимо меня, обдав горячим дыханием. Следом за волками, изо всей силы пытаясь не отстать и оттого мельтеша частыми мелкими прыжками, мчался совсем молодой волчонок, похожий на щенка овчарки. Поравнявшись с Анастасией, он вдруг затормозил всеми четырьмя лапами, даже перевернулся. Вскочил и два раза лизнул на босой ноге Анастасии свежую царапину.

Анастасия быстро схватила волчонка поперёк туловища и приподняла от земли:

— Ты куда это? Рано тебе. Мал ещё.

Волчонок весь задёргался в руках Анастасии, заскулил, как щенок. Ему удалось вырваться, или она сама его отпустила. Только оказавшись на земле, волчонок быстро ещё раз лизнул царапину и припустился догонять волчью стаю.

— Ну почему? — стал я говорить подбежавшей ко мне Анастасии. — Почему ты сразу волков не позвала? Почему?

Анастасия улыбалась, быстро ощупывала мои ноги, руки. Чистым, успокаивающим голосом говорила:

— Не волнуйся, пожалуйста. Собачкам показать необходимо, что человек всегда сильнее их. Волков они и так боятся. А на человека нападать стали. ­Теперь не будут на человека... Ты не ­волнуйся. А я, когда почувствовала, поняла, что ты идёшь... Побежала навстречу. Зачем ты так рисковал? Пошёл... А я потеряла тебя сначала, потом догадалась...

Анастасия отбежала в сторону, сорвала какой-то травы, потом поискала в другом месте и снова сорвала траву. Она растирала траву в своих ладонях и осторожно тёрла влажными ладонями больную ногу. И говорила не останавливаясь:

— Пройдёт. Быстро пройдёт. До свадьбы заживёт.

Я заметил, она употребляла разные поговорки, и спросил:

— Ты откуда поговорки наизучала?

— Слушаю иногда, как разные люди говорят. Чтоб научиться больший смысл во фразе короткой отобразить. А тебе не нравится?

— Невпопад у тебя иногда получается.

— А иногда всё же впопад? Здорово, когда впопад?

— Какой “впопад”?

— Так ты же это слово первый произнёс. Я повторила только.

— Скажи, Анастасия, далеко ещё до поляны твоей?

— Ты половину пути проделал, мы вдвоём теперь быстро дойдём.

— Быстро, наверное, не получится, нога пока болит.

— Да, ещё немножечко болеть может. Пусть отдохнёт нога, а пока я помогу тебе идти.

Анастасия легко подняла тяжёлый рюкзак, повернулась ко мне спиной, опустилась на одно колено и предложила:

— Ты за меня хватайся. Садись на меня. На спину, — она говорила так быстро и решительно, что я и залез ей на спину, обхватив руками за шею. Анастасия быстро встала и легко, вприпрыжку побежала. И всё говорила, говорила на бегу.

— Тебе не тяжело? — спросил я через некоторое время.

— Своя ноша не тянет, — ответила Анастасия и ещё добавила со смехом:

— Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик.

— Стой. Дай слезу. Сам попробую идти.

— Но мне не тяжело. Почему сам?

— А что ты про мужика? “Я и баба и мужик”?

— Так это же просто поговорка такая. Не к месту проговорила её, да? Ты обиделся?

— Неважно, просто сам хочу попробовать идти. Ты только рюкзак понеси ещё немного.

— Если самому идти, тогда надо отдохнуть твоей ножке хотя бы час ещё один. Ты посиди пока, я быстро, я сейчас. — Анастасия убежала на некоторое время. Вернулась с пучком разных трав и снова стала втирать их в ногу около ступни. Потом присела рядом, хитро как-то и с улыбкой смотрит на рюкзак и вдруг спрашивает: — Скажи, пожалуйста, Владимир, что в рюкзаке твоём?

— Некоторые письма читателей. Подарки тебе от них же. И я купил кое-что для ребёнка.

— Ты мог бы сейчас, пока отдыхаем, показать мне подарки?

— А ребёночка, сына, ты мне покажешь? Не будешь говорить, что не должен он меня видеть, пока не очищусь?

— Хорошо. Я покажу тебе нашего сына. Только не сразу. Завтра покажу. Сначала ты поймёшь немножко, как общаться с ним. Ты быстро поймёшь, как увидишь.

— Пусть завтра.

Я развязал рюкзак и стал доставать сначала подарки для Анастасии. Она брала бережно в руки каждую вещь, с интересом рассматривала её, гладила. Стала звонить в валдайские колокольчики, которые подарила ей Ольга Сидоровна. А когда я подал ей красивый большой цветастый платок, подаренный тоже очень доброй женщиной Валентиной Ивановной, сразу понял: женщины есть женщины, много в них одинакового.

Анастасия взяла платок, развернула его. Потом она проделала с платком массу манипуляций. Повязала платок себе на голову так, как на шоколадке с картинкой “Алёнушка”, и ещё на разный манер.

Анастасия, смеясь, завязывала платок на талии, как цыганка, набрасывала его на плечи и прохаживалась передо мной в каком-то народном танце. Потом свернула аккуратно платок и положила на выложенные на траве подарки, сказала:

— Ты, пожалуйста, скажи, Владимир, каждому человеку. Передай от меня слово “спасибо” каждой женщине за тепло их Души, присланное с этими вещами.

— Передам, кого увижу. Но больше мне показывать тебе нечего. Остальное не для тебя. Для сына. Всё необходимое. Ты этим пользоваться не можешь, я тебе сам на месте покажу, как придём.

— А сейчас почему не хочешь? Всё равно же сидим, отдыхаем. Мне очень интересно посмотреть.

Я не хотел показывать Анастасии то, что купил для сына, потому что помнил её слова, которые она сказала ещё при первой нашей встрече: “Тебе захочется приобрести для сына всякие бессмысленные побрякушки, но они ему не нужны, они нужны тебе. Для самоудовлетворения. Какой я хороший, заботливый”. Но всё же решился показать, потому что и самому было интересно, как она отнесётся к достижениям нашей цивилизации в заботе о детях. Я стал показывать Анастасии подгузники и рассказывать, как они эффективно действуют по впитыванию влаги, когда ребёнок в них мочится, и от того кожа ребёнка не преет. Рассказывать всё то, что видел в рекламе по телевизору. Питание детское показал.

— Видишь, Анастасия, это питание детское, оно — просто шедевр. В нём есть все вещества, для ребёнка необходимые, витаминные добавки в нём тоже есть. А главное, готовить его можно без проблем. Разбавляй в теплой воде — и каша готова. Поняла?

— Поняла.

— Ну вот, не зря, значит, трубы за­водов дымят нашего технократического ми­ра. Есть среди прочих и трубы заводов, которые выпускают такое вот питание для детей, упаковку. Видишь, на упаковке ребёнок какой красивый, розовощёкий, улыбающийся изображён?

— Вижу.

Самым последним я показал Анастасии детский конструктор и сразу прокомментировал:

— Это конструктор детский. Конструктор — не бессмысленная погремушка. Здесь написано, он специально разработан для развития ребёнка. Можно из него машину сделать, как на этой картинке, можно паровозик, самолётик, дом. Ну, он чуть попозже сыну пригодится. Сейчас, конечно, ещё ему осмысливать рано, что как движется, летает.

— Почему — рано? Сейчас как раз он это и осмысливает, — ответила Анастасия.

— Вот видишь. Конструктор ему в этом и поможет.

— Ты так считаешь? Уверен в этом?

— Тут не только моя уверенность, Анастасия. Так и многие учёные считают, психологи, которые детскую психику изучают. Видишь, они в аннотации своё заключение пишут.

— Хорошо, хорошо, Владимир. Ты не беспокойся. Сделаешь сам всё, как нужным считаешь сделать. Только ты, пожалуйста, посмотри сначала, как живёт наш сын. Сам и определишь тогда, что ему необходимо в первую очередь.

— Ладно. Как скажешь, — обрадовался я, что не стала оспаривать Анастасия необходимость привезённых мною вещей, — сам посмотрю и определю.

— А пока давай спрячем рюкзак твой. Потом, как определишь, какая вещь нужна в первую очередь, я сбегаю и принесу её или весь рюкзак принесу. Сейчас тяжело его нести. Нога ведь болит у тебя, а на меня садиться не желаешь.

— Ну ладно, давай пока спрячем, — согласился я. — Только письма заберём. В них вопросов к тебе много. Я их все и не запомнил.

— Хорошо, письма заберём, — согласилась Анастасия. Она взяла пакет с письмами. Я опёрся на её плечо, и мы пошли в сторону поляны Анастасии.

Только к позднему вечеру пришли мы на поляну Анастасии.

Как и прежде, ничего на ней не было. Никаких построек. Даже шалаша не было. Но ощущение складывалось, будто бы пришёл в родной дом. Даже настроение поднялось, и успокоенность какая-то наступила. Уснуть захотелось. Наверное, оттого, что с Александром всю ночь проговорили. “Надо же, — подумалось мне, — абсолютно ничего нет на этой поляне, а ощущение возникает такое, словно в дом пришёл.

Видно, ощущение дома не в том, какая у тебя по величине квартира или даже замок, а в чём-то другом”.

Анастасия сразу подвела меня к озерцу и предложила искупаться. Купаться мне совсем не хотелось, но я подумал, что лучше её пока слушаться во всём, чтоб сына быстрее посмотреть.

После купания, когда вышел на берег, холоднее, чем в воде, стало. Анастасия ладонями согнала с меня воду, травой какой-то потёрла, и тело словно горячее стало. Потом протянула своё платьице и говорит со смехом:

— Надень, пожалуйста, Владимир, это будет рубашка для тебя ночная. Я одежду твою намочу, постираю. Запах от неё сильный.

Я надел платье Анастасии, потому что понял: надо уничтожить запах.

— Это для того, чтобы сын не испугался?

— И для него, — ответила Анастасия.

— Но в платье одном мне будет холодно спать.

— Не беспокойся, я всё уже сделала. Ты выспишься, тебе не будет холодно. Под голову положишь с письмами пакет, подушечку заменит он тебе. Я всё придумала, ты выспишься и не замёрзнешь.

— Опять медведицей обогреваться? Не буду спать с медведицей, лучше сам как-нибудь.

— Я так всё постелила, что не будет холодно или жарко тебе.

Мы подошли к той землянке, где раньше я спал. Анастасия раздвинула нависшие над входом ветки. Я ощутил приятный запах трав сухих, залез в землянку, погрузился в травы, сон приятной истомой окутывал всё вокруг.

— Можешь укрыться кофточкой, но и без неё тебе не будет холодно. Если захочешь, я тоже потом рядом лягу. Обогрею тебя, — сквозь сон услышал я слова Анастасии и ответил ей:

— Не надо. Ты лучше к сыну иди, обо­грей...

— Не беспокойся, Владимир. Наш сын уже во многом самостоятельно спра­вляется.

— Как же он может самостоятельно, он же маленький...— Больше я ничего говорить не мог, погружаясь в глубокое, спокойное блаженство.