Глава 9 ( part 1. ) первая жертва

 

Рано утром, когда еще не запели петухи и еще только начинало светать, я вышел из дома и зашагал в просыпающийся город. Нелли крепко спала, и я не хотел ее будить, да и не было в том необходимости. Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь: к ней это подходило как нельзя лучше.

Вдыхая утреннюю свежесть и кутаясь в свой плащ, я быстро дошел до города, тенью скрывшись в его ненасытной пасти. Для меня не было необходимости погружаться в его утробу: цель моего визита находилась здесь – на грязных окраинах, в трущобах, где обитали бездомные бродяги и нищие, просто бедняки, безвестные художники и полусумасшедшие ученые. Кстати говоря, эти места привлекали меня всегда больше, чем блестящий и чистый центр, где гнездились красномордые баловни судьбы, жизнь которых была скучна и однообразна. А здесь - она полна событий: переворотов, бед, горя, а иногда и радости, что, впрочем, бывает редко. Она бурлит и резвится, как ручей весной, и никогда не останавливается, и бедняки не жалуются на жизнь, и художники попадаются незаслуженно забытые, а ученые - воистину гениальны. К одному из них я сейчас и направлялся. Правда, он был не совсем ученый. Звали его Фридрих. По роду своих занятий в городе он был известен как лекарь, но мне в недалеком прошлом стало известно, что на протяжении всей жалкой жизни его увлечением была алхимия, что, в общем-то, и интересовало меня.

Темнота колючими иглами лезла в глаза, улицы настороженно застыли перед рассветом. Двигаться по этим переулкам приходилось очень осторожно, чтобы не влететь в какую-нибудь кучу мусора или зловонную помойную лужу. Спасали лишь огоньки, кое-где горящие в высоких и узких окошках. В глубине закоулков где-то заплакал маленький ребенок. Этот звук так плавно ворвался в поток других, что я не обратил на него особого внимания. Вскоре он смолк, и опять – тишина, нарушаемая лишь дробью моих шагов и шумом дыхания.

Чем дальше погружался я в эти захолустья, тем тяжелее становился воздух. Спертый и затхлый, он врывался в легкие и, оседая в них тяжелым сгустком, с неохотой выталкивался обратно.

Хлюп…хлюп… нога увязла в чем-то скользком, бесформенном и зловонном. От омерзения я громко выругался и пошел дальше, проклиная того, кто выбрасывает за окно нечистоты. Ну что за…!

Оставалось пройти совсем немного. Я смутно, очень смутно, но представлял, где живет Фридрих.

Я вышел на узкую улочку, в конце которой мерцал тусклый свет фонаря, и направился туда. Ну конечно же! Я не ошибся адресом. Помнится, я чем-то тяжело заболел и мне пришлось идти сюда за лекарством, которое отличалось странным запахом и вкусом (отвратительная гадость!). Да! Да, Иероним сам отправил меня сюда. Так я и познакомился с лекарем.

Фонарь, как и в прежнее время, болтался на столбе, слегка поскрипывая. Всё те же чуть покосившиеся и потускневшие двери на проржавевших железных петлях, те же узкие окошки, плотно завешенные изнутри, но все же через щели портьер выдающие свет от горящей в комнате свечи (или нескольких свечей в канделябрах). Вот и сейчас все окна смотрели на меня своими потухшими глазницами, и лишь одно, на углу дома, слабо подмигивало и дергало веком.

Я подошел к двери и прислушался: там кто-то копошился и гремел чем-то тяжелым. Я постучал – шум тут же прекратился, и дверь со скрипом приоткрылась…

 

****

Он в задумчивости стоял передо мной, держа во рту трубку и пуская под потолок клубы сизого дыма. Ясные голубые глаза внимательно рассматривали меня, то сужаясь, то широко раскрываясь, но создавалось ощущение, как будто глядели они в абсолютную пустоту. Причем они тщательно изучали эту пустоту, словно у нее могли иметься какие-то детали, словно ее можно было потрогать или попробовать на вкус (было бы интересно!). Густые брови, сошедшиеся в одну линию на переносице, острый подбородок, впалые щеки, заросшие щетиной - всё выдавало в нем человека, работавшего днем и ночью, до тех пор пока труд не принесёт результата, кроме того, человека с глубоким и хватким умом, несмотря на то что Фридриха половина города считала сумасшедшим. Уж не знаю, почему – он был вполне адекватен, чего теперь не скажешь обо мне, но, увидев его за работой, можно было принять его за сумасшедшего. В такие моменты, конечно, вообще лучше бы было не находиться с ним рядом, ибо, если у него что-то не выходило (а такое случалось часто), он начинал звереть, размахивать руками, ругаться на непонятном языке, громко кричать и т.п. Я прекрасно его понимал, но люди…

На нехорошую мысль наводил его внешний вид. Взлохмаченные, грязные волосы. Вечно испачканные в чем-то руки с обломанными ногтями и следами ожогов на ладонях. Один такой ожог даже уродовал почти всю левую половину лица. Картину дополнял его наряд, состоящий из поношенного…, право, я не знаю, что это: не халат, но и плащом это тоже не назовешь - старый бесформенный балахон. На голове Фридриха изредка появлялся такой же немыслимой формы колпак непонятного цвета, вообще неизвестно откуда взявшийся в «гардеробе». Правда, сейчас на нем всего этого не было. Только помятая рубашка да штаны, державшиеся на подтяжках.

Итак, он изучал меня уже несколько минут, в то время как я сидел перед ним на хлипком деревянном стуле, озираясь по сторонам. Помещение, в котором обитал Фридрих, сложно было назвать комнатой. Так, конура какая-то, тесная и темная. Но здесь было столько интересных и занимательных вещей, что я начал удивляться, как они тут умещаются. Повсюду стояли склянки, наполненные цветными жидкостями, валялись битые пробирки, осколками которых был засыпан пол. По полу же рассыпаны были и разноцветные порошки. В углу комнаты стоял стол, заваленный бумагами, заставленный странными, пугающими инструментами, среди которых я узнал рычажные весы. Еще мое внимание привлек сосуд с прозрачной жидкостью и просунутым в горло фитилем. Такого я раньше у Фридриха не видел. Фитиль горел желто-синим пламенем, а над ним закреплялся еще один сосуд с чем-то бурлящим. Все это я не рассматривал в подробностях и не стал докапываться до деталей, которые вполне могли мне пригодиться, потому что я не за тем сюда шел. Нужно было поговорить с Фридрихом, и уж он точно поймет, чего я хочу. Конечно, я не был окончательно в этом уверен: с алхимиком мы виделись около пяти лет назад, кто знает, что могло с ним случиться за это время.

Наконец мой товарищ заговорил, словно очнувшись от долгого сна:

- …Так чего же ты хочешь от меня? Твое желание можно счесть за безумство. Ты, случаем, не заболел?

- Нет, я в порядке… но пойми ты…

- Я понимаю,- вздохнул Фридрих,- но причем тут девочка?

- А ты не думал, что она может стать настоящим чудовищем, которое, возможно, в ней скрывается?

- Сейчас я вижу лишь одно чудовище перед собой, - улыбнулся алхимик.- Вспомни-ка о своих корнях, а? Чем ты отличаешься от них? Тем, что дружишь со мной?

- Они противны мне…

- Ну-у-у,- он расхохотался,- как бы то ни было, а своего прошлого ты не изменишь, и если бы я тебя не знал таким, не вышел бы ты отсюда живым. Безумный мой друг! Ты ведь сам из купцов! Так что же выходит? Убей себя сам в таком случае!

- А тебя не удивляет, что я один единственный, тот, что восстал против их несправедливости? Я знаю, как ты относишься к верхам, Фридрих. Ты плюешь на них, много и смачно… Не знаю, каким образом ты уцелел.

Он продолжал смеяться:

- Сам поражаюсь. Хотя для этого мне и пришлось уйти в трущобы, чтобы работать в свое удовольствие и не опасаться за свою жизнь, ведь это брошенные и забытые «высшими» места, куда они вряд ли сунутся.

- А если всё-таки придут?

- Сомневаюсь, - пожал он плечами.- И уж если случится такая беда… ну что же… значит, где-то написано, что так должно быть. Давай все же вернемся к твоей просьбе. Объясни мне, что ты хочешь сотворить с телом. Я не совсем понял тебя сразу. Какая-то несуразица…

- Я прочитал в одной книге, что якобы ученые нашли способ сохранять тело после его смерти таким, какое оно было при жизни. Ну, или почти таким же. Знаешь, как продукты сохраняют в холодных чуланах.

- Да, кажется, я начинаю понимать тебя,- подмигнул мне Фридрих, отходя к своему столу.

- Поможешь?- спросил я, пристально глядя в вихрастый затылок.

- Помогу. Только вот я не понимаю, зачем тебе такие трудности. Не проще ли убить и спрятать тело? Зачем оно тебе? В кукол что ли играть собрался?!

- Именно, - оскалился я в ответ.

Роющийся в бумагах Фридрих вдруг застыл на несколько мгновений и поглядел на меня. Глаза его бешено округлились и наполнились ужасом.

- Сумасшедший… - прошептал он.

Я сделал вид, что не слышал этого, и продолжал пилить его взглядом.

- Посиди немного. Я тут кое-что сделаю,- бросил он мне, шаря по своему столу,- чай будешь?

- Нет, спасибо, я подожду.

Я прекрасно видел, что лекарь не хотел заниматься сейчас своими делами, потому что, во-первых, он был хорошо воспитан и не позволил бы себе такого при госте, во- вторых, у него заметно тряслись руки: видимо, моя безумная идея вывела его из колеи. Внутренне он сейчас боролся, отчаянно боролся с самим собою. Я ходил по лезвию ножа. С одной стороны, лекарь мог сдать меня властям прямо сейчас, чтобы маньяк, одержимый чувством мести, не держал в страхе весь город и не отвлекал его, Фридриха, от занятий. С другой стороны, лекарь соглашался со мной, ибо склонность к бунтам ярко проявлялась в его характере. Он, как и я, люто ненавидел ложь, насилие, несправедливость, клевету и, в частности, людей, держащих в руках власть и, следственно, обладающих этими пороками. Наверное, потому он ушел в трущобы, чтобы не видеть этого кошмара.

Как же тяжело быть одним из них и осознавать, причем очень глубоко, насколько не правы мы по отношению друг к другу и особенно к этим слабым, беззащитным и безропотным. Я так хотел бы закончить эти безумства прямо сейчас, в один момент, но не в моей это власти. Они будут страдать вечно, и я умру, не успокоив своей черной души. Нет … добром не выйдет. Придется злом искоренять зло, только боюсь, мало от этого будет радости. Одни слезы да человеческие трупы в моем особняке.

Я уже начинал дремать под бульканье, шипенье,потрескивание свечей и шелест книжных страниц. Тепло окутало меня с ног до головы, и веки мои, потяжелев, сомкнулись.

За окном светало. Начинался очередной сумасшедший день, и, возможно, этот день унесет с собой одну человеческую жизнь. А может и не одну… Неважно… совсем неважно, ведь каждый день умирает даже не один человек, а десятки и тысячи людей. Болезни, голод, нож в темном переулке - никто в этом городе не знает, что ждет его за поворотом дня и потому не имеет возможности, даже не пытается строить планы, ибо это глупо: им зачастую не суждено сбыться. Мы – заложники случайности. Мы не в силах изменить что – то и потому придумали себе «бога», чтобы чувствовать под собой зыбкую и шатающуюся опору. И вот что я скажу: лучше бы этой поры вовсе не было. Лучше падать сразу! Легко, свободно и вдохновенно…

 

Я ощутил легкий толчок в плечо и проснулся. Фридрих стоял передо мной, держа в руках полупрозрачную бутыль, заткнутую пробкой. В сосуде плескалась какая-то жидкость. Вдобавок к этому мне предназначался сверток неизвестного содержания, который алхимик держал с особой осторожностью. С недоумением я глядел на него, протирая глаза.

- Что это такое? - спросил я.

-В общем, слушай меня внимательно. Да, действительно, многие алхимики бьются сейчас над тем, как сохранить тело после смерти. Со многими из них я поддерживаю связь и благодаря им мне удалось достать вот это, - он потряс бутылью перед моим носом. - Заключенные в страшные подземелья под дворцом Консула (гореть в аду этой собаке!), они день и ночь трудятся, ищут, добывают, изготавливают… всё для него! Одним словом, выполняют малейшие его причуды. Среди таких безумных идей была и подобная твоей, но задуманная лишь с целью увековечить себя. Один мой знакомый - завсегдатай тех подземелий, и ему удалось выпросить у алхимиков эту колбу. Не очень хочется отдавать ее тебе, но ради дружбы… Только прошу, не появляйся здесь слишком часто. Меня ищут, и тебя могут заметить.

Он тревожно прислушался, подошел к окну и осторожно глянул за занавеску:

- Мне кажется, после твоих прогулок и тебе придется прятаться.

-Не бойся, Фридрих. Я не выдам ни себя, ни тем более тебя, - заверил я,- спасибо тебе.

Лекарь протянул мне колбу со свертком и спросил:

- Справишься?

Я кивнул, после чего он лукаво подмигнул мне:

-Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

 

Не успел я опомниться, как оказался за дверью на пустынной улице. За спиной лязгнул засов, и снова стало тихо. Я отправился домой той же дорогой, бережно прижимая к груди сосуд с неизвестной мне жидкостью и прилагающийся к нему сверток.

Солнце уже достаточно высоко поднялось в небе, чистом и высоком; редкие облачка проплывали по нему с томной медлительностью. Ветра не было. Он как будто заснул где-то в небе и застыл на одном месте, как задремавший в поле пастух, чье стадо разбрелось по всему пастбищу. Идти назад было скучно и неинтересно - людей почти не попадалось по дороге. Лишь раз я встретил женщину, прижимавшую к груди маленького плачущего ребенка; она свернула как раз в тот проулок, откуда вышел я.

Много детей гибло в последние годы. То и дело из окон своего особняка я наблюдал, как от города двигалась похоронная процессия, направляющаяся к кладбищу, которое притаилось на окраине Древнего Леса. Я бывал на том кладбище – мрачное место – и никогда долго там не задерживался. Дети умирали чаще стариков, болезни косили их, как серп срезает колоски в поле. И эта бедная женщина, скорее всего, бежала сейчас за помощью к Фридриху, ведь никто кроме него не мог бы помочь. Но даже мой друг-лекарь не всегда был в силах что-то сделать. Он рассказывал как-то, что иной раз просто разводил руками при осмотре больного. И никто не упрекал его(!): в этих местах Фридриха любили и благодарили за помощь как могли, хоть он и не мог остановить смерть, сеявшую свои семена в этом злополучном городе.

Мне хотелось поскорее вернуться домой. Впервые за долгое время я по-настоящему захотел спать и, ускорив шаг, через четверть часа оказался у ступенек своего дома.

 

****

В тревожном ожидании Нелли бродила по гостиной, то и дело подходя к окну и глядя в сторону города. Видимо, проснувшись, она не нашла меня и сильно испугалась. Когда я вошел, она в бешеном негодовании бросилась ко мне с расспросами, причём так стремительно, что я оторопел от её поведения… В красивых глазах мерцало беспокойство.

-Где вы были? Я проснулась, а Вас нет в доме! Отвечайте!

Я молча смотрел на нее, стараясь придать лицу лукавое и будто бы безразличное выражение, чтобы подразнить ее.

-Отвечайте! Я боюсь оставаться одна. Вы меня напугали!

Обиженное детское личико смотрело на меня снизу вверх. Губы ее дрожали, и казалось, что Нелли сейчас заплачет. Наконец я сжалился:

-Успокойся, Нелли. Я ходил в город навестить своего старого приятеля. Извини, я не хотел будить тебя. Ты так сладко спала…

Я подмигнул ей. Щеки девушки покрылись густым румянцем, и она улыбнулась.

- И чем ты занималась в мое отсутствие?- спросил я.

- Ничем. Вас ждала.

- Я оставил тебе завтрак на столе. Ты ела?

- Да, спасибо большое. Я не удержалась и немного полистала ваши книги.

- И что же? Интересно? – удивленно поинтересовался я.

- Не очень понятно. Вы – ученый?

- О нет, - улыбнулся я.- Просто немного увлекаюсь наукой.

- Понятно.

Она отвернулась к окну. Я вспомнил, что до сих пор стою посреди комнаты с бутылкой и свертком в руках, и обратился к девушке:

- Ты не могла бы пойти прогуляться? У меня красивая аллея. Сходи, тебе понравится.

Она с удивлением взглянула на меня.

- А вы? Вы не пойдете?

- Я немного устал… Да и нужно сделать тут кое-какие дела.

- Я не буду Вам мешать.

Досада разобрала меня.

- И всё же, Нелли… сходи. Изумительная погода. Иначе ты просидишь здесь до самой смерти.

-Господин…

- Нелли! Прошу тебя! Мне для работы нужен полный покой и одиночество. Не забывай, кто я: я столько лет прожил один.

- Как скажете,- прошептала она с обидой в голосе. – Но мне нечего надеть.

- Посмотри в гардеробе. Там много всего интересного.

Она вышла, а я, положив «подарки» на стол, улегся в свое излюбленное кресло и закрыл глаза. Мир странных и смазанных снов понесся передо мной, обволакивая бархатной негой и еще больше повергая беспомощного меня в свои глубины. Невидимые руки подбрасывали меня, и я устремлялся вверх, потом я долго падал, так что сердце выскакивало из груди, и так до бесконечности... Вверх-вниз… вверх-вниз… Как будто марионетку дергают за нитки. Так вот, значит, что они чувствуют!

Что-то гудит кругом, слышатся возгласы, детский смех, затем морской шум – это зрители хлопают в ладоши. Шорох ткани – это занавес опускают. Спектакль окончен.

Я почувствовал сквозь сон, как кто-то трогает меня за плечо, нежно и робко. Но от неожиданности я вскрикнул и схватил за руку Нелли, склонившуюся надо мной с широко раскрытыми глазами.

- Вы чего? - прошептала она.

- Прости. Дурной сон приснился. Уходишь?

- Да. Вы будете работать?

- Пожалуй.

На ней было темно-синее платье из гардероба матери, которое очень шло ей. Верх был открытым, и на плечи она набросила такую же темно-синюю кружевную шаль.

- Ну, я пошла…

- Иди. Если освобожусь пораньше – присоединюсь к тебе,- обнадежил ее я.

- Буду ждать.

Она исчезла в проеме двери, послышались легкие шаги по лестнице. Хлопнула входная дверь.

Я облегченно вздохнул, наконец-то оставшись наедине с самим собой и своим домом. Пора. Пора было готовиться к самому главному, всё должно получиться, и ошибка недопустима. Ведь именно сегодня должен произойти окончательный переворот в моей мятежной и больной душе. Сегодня или никогда! Всё должно быть правильно, и так будет…

 

 

ГЛАВА 9. (Part 2.) ПЕРВАЯ ЖЕРТВА (продолжение)

Несколько десятков моих двойников смотрело на меня из стен Зеркальной комнаты. Тусклый и неверный свет, попадавший внутрь подвала через окошки под потолком, слабо разгонял мрак, отчего мне становилось жутко. Казалось, что эти отражения в зеркалах постоянно следят за мной, и я, боязливо косясь, пытался поймать хоть один взгляд. Глупая затея... Тук… тук... тук... Как странно бьется сердце! Оно будто понемногу замедляет свой ритм... Стоп! И движения мои такие же странные. Я пытаюсь двигаться быстрее, но словно увяз в какой-то тягучей жиже, а шевелиться уже нет сил. Или это время хочет остановиться? Оттянуть момент...? Поздно уже, Господин Время! Я преклоняюсь в этот раз перед твоей неумолимость, а ты злишься, путаешь и пугаешь меня, чтобы спасти. Кого? Зачем? Ведь когда-нибудь мы все окажемся Там. Зачем же тянуть? Господин Время... Забавно как, правда? С одной стороны, ты всемогущ, никто не знает твоего возраста и никто не увидит твоей смерти. Никто не сможет увидеть тебя, но лишь чувствует, и то лишь жалкой частью своей никчемной душонки, а ты видел многих: их рождение и смерть, их любовь и ненависть - и увидишь еще столько же. С другой же стороны, ты то самое Всё и одновременно Ничто, которое может многое, но не способно на главное - отвечать за свои деяния и предотвращать задуманное.

А! У тебя есть и другое имя - Судьба. Это слово часто употребляют теперь и нисколько не задумываются, о чем они говорят. Если бы знали они, что ты такое... Признаться, и я не всегда понимаю, поэтому буду называть тебя, как привык. Господин Время... Посмотри на меня! Кто я? Никто. Но я протестую, я восстаю против тебя, а ты не сможешь помешать мне, ибо не в силах изменить изначально задуманное. И так со всеми! Ну, давай же, обрежь нить, отмеренную мне! Быть может, она вот-вот оборвется, а я не знаю. Время! И как ты терпишь подобные выходки жалких человечишек, в голову которых приходят безумные идеи сопротивляться Величию. Ты бесстрастен. Тебе все равно... Как же я понимаю тебя! Ты вырастил цветок, который зачах от неумеренной заботы... и ты потерял к нему интерес, отвлекшись на что-то более интересное... свежее и чистое. Пусть цветок сохнет дальше. Пусть. Рассыплется в прах - и словно его никогда не было. Я понимаю тебя, Господин Время.... Я бы поступил точно так же. Не смог бы убить цветок сам, так оставил бы его без присмотра. Он сам себя убьет.

Итак, я стоял посреди Зеркальной комнаты, испытывая смешанное чувство радости и страха, и даже отвращения к самому себе, но черная моя душа одолевала этот страх и в конце концов совсем задавила его. Мне пришлось сильно потрудиться, чтобы втащить сюда огромный стол, на котором мог уместиться человек среднего роста. Когда стол был водворен на отведенное ему место, а именно в затененный угол комнаты, я поднялся в гостиную и, забрав сверток и склянку, полученную от Фридриха, вернулся назад, чтобы начать приготовления. Глаза мои разбежались, когда я увидел содержимое свертка. Самое интересное, что оно полностью соответствовало моему безумному замыслу.

Множество свернутых полупрозрачных трубок, прикрепленных к прозрачному сосуду размером с мою голову, несколько десятков игл, придуманных совсем недавно, чтобы вводить через них лекарства больным. Одни иглы были длиннее и толще, другие - короче и тоньше. Среди всего этого лежал свернутый клочок серой бумаги, на котором беглым и трудноразличимым почерком было написано:

"Я сильно удивлен, что именно тебе пришло такое в голову, но нисколько не удивляюсь тому, что кто-то решился на подобное, тогда как я всего лишь в мыслях представлял то, как сделаю собственную куклу. Я помогу тебе, приходи еще, иначе формалина тебе не хватит на всех. "

Я пошатнулся и схватился за край стола, чтобы не упасть: меня точно огрели чем-то тяжелым по голове. Вот это да!.. Фридрих всю свою жизнь мечтал о том же, что сейчас делаю я, но этому несчастному бунтарю не хватило смелости. Поэтому он позволил мне убить. Поэтому-то он помог мне, хоть и не стал ничего объяснять. Он знал. Он знал, что я все сделаю правильно. Теперь осталось лишь дождаться, пока Нелли вернется с прогулки. Обещание к ней присоединиться я решил нарушить, сославшись на неотложные дела (наивная девочка легко поверит).

Я вернулся в гостиную. Ее наполнял яркий солнечный свет, казалось, пропитавший теплом весь дом. Я ощутил это даже там, в подвале. Пыльные лучи света тянулись от окон, стелились по полу солнечными дорожками, упирались в стены и разбивались на тысячи солнечных брызг. Улыбнувшись самому себе, я достал из стоящего у той, солнечной стены шкафа бутылку крепкого красного вина, давно припрятанную там, и два прозрачных хрустальных бокала. Вино плеснулось в моем бокале, искрясь и переливаясь багровыми бликами в солнечных лучах. Оно было похоже на кровь, и я долго не мог оторвать от него глаз. Смотрел и смотрел на него, словно в последний раз в жизни. В этой жизни. Сердце громко стучит в такт ходу часов. Минута... Еще одна... Бокал опустел - и жидкое тепло разлилось по телу. Предметы будто плыли перед глазами, и я осознал, что на лице моем появляется улыбка, причем довольно глупая, наверное. Интерьер как бы помутнел в моих глазах, мебель стала отбрасывать причудливые тени, которые постоянно меняли свои очертания. Я, шатаясь, добрел до окна, лбом прислонился к холодному стеклу и невидящим взглядом уставился наружу. Я не видел ничего, и эти несколько минут, пока я стоял, просто выпали из моего сознания.

Каждый мой нерв сейчас был расслаблен, а мысли беспорядочно разлетелись по голове, подобно разбросанным книгам тогда, в доме Иеронима. Бедный старик… Почему-то он вспомнился мне именно сейчас, почему-то именно он и никто другой. Интересно, жив ли он вообще? Я хотел бы еще хоть раз с ним увидеться. А стоит ли?

Не знаю точно, сколько я так простоял у окна, но помню, что почувствовал (не услышал!) легкие шаги за спиной и взволнованное дыхание. Я не обратил на это внимания – слишком спокойно мне было. Так тихо и слишком хорошо, чтобы отвлекаться на что-то бродящее по моему дому…

- Господин?...

- Да. Что такое, Нелли?- лениво ворочая языком, отозвался я.

- С Вами всё в порядке? - голос ее звучал взволнованно и тревожно. Заботливая, однако, девочка.

- В полном, - бросил я в ответ.

- Что вы здесь делаете? Вам плохо?

- Я же ск… сказал: у мэ-э… у меня всё в порядке…

…Ха-ха! А язык мой уже меня не слушался.

Она с силой повернула меня к себе и внимательно всмотрелась в мои глаза. Её лицо плавало в тумане.

- Хотите вина?- предложил я ей.

- Да вы пьяны!- возмущенно вскрикнула она. – Отойдите от меня!

- Я? Я пь... пьян? Обижаете, леди… - улыбка предательски растекалась по лицу, и в конце концов я расхохотался, громко, раскатисто и от души.

Она с негодованием следила за мной.

- Какой же вы…

- Ой… Поверьте, вы мне тоже безумно нравитесь!

Я направился к бутылке с вином и налил на этот раз в оба бокала. Один поднес ей:

- Пейте.

- Не буду,- заупрямилась девушка.

- А я говорю: пейте! Нелли, вы совсем меня не уважаете. За наше знакомство!

- Ну… хорошо. Только совсем чуть-чуть.

Я кивнул и, улыбнувшись, впился взглядом в ее глаза. Нелли, как заговоренная, протянула свою изящную ручку и взяла бокал. Поднося его к губам, она еще раз вопросительно посмотрела на меня, но тут же была вынуждена окончательно сдаться.

Нелли медленно и робко опустошила бокал и вернула мне. Через несколько минут я заметил, как девушка разомлела и, видимо, совсем расслабилась. Глазки ее блестели в свете заходящего солнца, проникавшего в комнату. Теперь она напоминала мне какую- то богиню из древних мифов, восседавшую на своем троне, который ей заменяло мое кресло. Я закрыл все окна черными шторами и разжег камин. Обожаю этот чарующий полумрак... Нелли томно наблюдала за мной все это время, и я не спускал с нее глаз, загадочно улыбаясь и косясь в ее сторону.

- Подойди ко мне, красавица.- позвал я.

- Зачем, господин? Я так устала.

- Подойди, прошу тебя.

Она неслышно, как кошка, грациозно и плавно, подошла ко мне так близко, что я сам не ожидал. Время медленно, но верно утекало, и терять его было нельзя.

- Зачем? – повторила она вопрос.

- Как ты думаешь? Что обычно чувствует мужчина, находясь в обществе приличной и красивой девушки? Нетрудно, наверное, догадаться.

Она опустила глаза и покраснела:

- Что вы хотите?

- Я? Что я хочу, Нелли? Понимаешь, я так долго жил один, а тут ты… меня как будто тянет к тебе.

Я взял ее за руку и притянул к себе ближе. Девушка заметно вздрогнула, но сопротивляться не стала, сказав лишь тихим голосом:

- Вы… Вы хотите меня… использовать, да?

- О нет, дорогая. Это было бы мерзко. Я могу… я хочу дать тебе нечто большее.

Моя рука скользнула по ее нежной щеке, по шее… Она словно оцепенела и молчала, а я всё шептал и шептал, уже не помня себя.

- Что вы делаете? Прошу вас… ах… - лепетала она, но вовсе не думала вырываться.

Платье ее соскользнуло на пол, в то время как я самозабвенно покрывал ее губы поцелуями, долгими и страстными, словно желая высосать из нее все соки.

… Я вошел в нее, как в светлый солнечный храм, как будто вышел из своего темного холодного особняка ясным солнечным днем, когда жаркое светило слепит глаза и греет… греет, обнимает своими лучами и целует твое лицо. А навстречу - ветер, а ты легок, как пушинка, и тебя качает на этом ветру, мотает из стороны в сторону, и сердце сжимается. Почему-то холодеют руки, но это нормально - я знаю. И еще это восхитительное волнение в низу живота. Опять. Демон мой…

Рука моя оказалась у нее на шее. Затем вторая. Пора.

Стальными тисками пальцы сжались вокруг незащищённой плоти, побелев от напряжения. Нелли, широко раскрыв глаза, попыталась закричать, но лишь беззвучно кривила рот. Было уже поздно.

Стиснув зубы, я хладнокровно продолжал душить бедное дитя, а она медленно оседала в моих руках. Взгляд ее помутился, конвульсии волнами проходили по ее телу. Вскоре Нелли затихла.

Минутой позже я, взяв Нелли на руки, бережно отнес ее в Зеркальную комнату, где уложил на стол и еще несколько минут смотрел не отрываясь на мертвое, но такое свежее, еще не утратившее живого тепла тело девочки.

- Ты останешься такой навсегда, - прошептал я над ней, - как я и обещал…

Теперь оставалось совершить самое главное, причём как можно быстрее, пока тело не начало коченеть. Я делал то, чего Фридрих никогда не сделал бы как врач, но на что наверняка решился бы как безумец.

****

Кровь медленно вытекала из остывающего тела Нелли, и на ее место в жилы девушки по прозрачным трубкам втекал формалин, заполняя пустоты и выталкивая оставшуюся кровь. Зеркальный пол кругом был залит ею. Казалось, я попал в какой-то кошмар, который сам же и сотворил. Нелли с каменным лицом и оплетающей ее сетью трубок с иглами, пронзающими ее нежную кожу, выглядела устрашающе. Однако я молча наблюдал за происходящим, сосредоточившись на задуманном.

По углам комнаты горели свечи в подсвечниках; их зловещий свет отражался в зеркалах и нервно дрожал от малейшего моего движения. Мне самому на миг стало страшно находиться здесь, наедине с мертвым телом девушки, но, холодея изнутри, я не остановился, не убежал наверх. В какой-то миг я вспомнил, для чего нахожусь здесь, для чего совершаю эти гнусные действия, и страх мгновенно отошел, а из зеркал на меня вдруг посмотрел оскалившийся злой незнакомец с ненавидящими зелеными глазами.

Всё было закончено: осталось только поместить тело в стеклянный цилиндр, наполненный формалином, чтобы тело сохранялось там и не имело возможности разлагаться. В бутылке, полученной от лекаря, был концентрат, и раствора едва хватило, чтобы наполнить им цилиндр. Убрав все трубки, инструменты, иглы, я поднял Нелли и отнес к противоположной стене комнаты, около которой ждало её тела приготовленное вместилище. Приподняв Нелли, я погрузил ее в наполненный формалином цилиндр и закрепил, но не в той мертвой позе, в какой она лежала, а придав такое положение, словно она кружится в каком-то легком и чувственном танце. Нити … к ее рукам были привязаны тонкие невидимые нити, свисающие с потолка. Они свисали по всему периметру комнаты, каждая в определенном месте, и еще – в центре.

- Теперь ты будешь танцевать для меня вечно,- пробормотал я и улыбнулся, глядя на куклу.

По живому еще недавно лицу растекалась неестественная бледность, которая придавала ему еще больше красоты. Это прекрасное юное тело восхищало мой взор, и, кажется, я уже довольно долго стоял и смотрел на нее. А она… она смотрела на меня холодным, непонимающим и таким живым взглядом, пронзающим меня насквозь; на ее припухших, чуть приоткрытых губах застыл лишь один вопрос: «Почему?». Я ждал, что она прямо сейчас задаст его, ждал, что в этой страшной мгле раздастся ее голосок…

Почему…

«Прости, Нелли, - думал я. - Поверь мне, так будет лучше для тебя. Кроме того, я должен был это сделать. Прости...»

Или я совсем не думал? Кажется, эти слова были произнесены вслух. Впрочем, с тех пор я часто разговаривал с пустотой…