Глава девятнадцатая Ад торжествует

 

Невообразимый блеск, отпечатавшийся изнутри век Клэри, перешел во тьму. Удивительно долгую тьму, которая медленно отступала перед неровным серым светом, запачканным тенями. Что-то твердое и холодное упиралось ей в спину, все ее тело болело. Она слышала бормочущие голоса вокруг, от которых болела ее голова. Кто-то мягко коснулся ее горла, а потом рука отдернулась. Она сделала глубокий вдох.

Все ее тело дрожало. Она приоткрыла глаза и оглянулась, стараясь много не двигаться. Она лежала на твердой плитке террасы на крыше, одна из плиток воткнулась ей в спину. Она упала на землю, когда Лилит испарилась, и была покрыта порезами и ушибами, ее туфли потерялись, колени кровоточили, а платье было порвано там, где Лилит хлестнула ее магическим кнутом, и кровь собралась в складках ее шелкового платья.

Саймон стоял на коленях возле нее, на его лице читалась тревога. Метка Каина все еще блестела белым на его лбу.

– Пульс стабильный, – сказал он, – но давайте же. У вас же есть все эти исцеляющие руны. Должно быть что-то, что ты можешь сделать для нее.

– Не без стеле. Лилит заставила меня выбросить стеле Клэри, чтобы она не выхватила его у меня, когда очнется, – голос принадлежал Джейсу, низкий и напряженный с подавленным мучением. Он опустился на колени напротив Саймона, с другой ее стороны, его лицо было в тени. – Ты можешь отнести ее вниз? Если бы мы могли отнести ее в Институт…

– Ты хочешь, чтобы я отнес ее? – Саймон прозвучал удивленно; Клэри не винила его.

– Я сомневаюсь, что она захочет, чтоб я ее трогал, – Джейс встал, будто не мог оставаться на месте.

– Если бы ты смог…

Его голос надломился, и он отвернулся, глядя туда, где миг назад стояла Лилит, а теперь был лишь голый камень с рассыпанной на нем солью. Клэри слышала, как вздохнул Саймон – обдуманный звук – и наклонился над ней, положив свои руки на ее.

Она открыла глаза сильнее, и их взгляды встретились. Хотя она знала, что он понял, что она в сознании, никто из них ничего не сказал. Ей было тяжело смотреть на него, на это знакомое лицо с меткой, которой она наградила его, сияющей, как белая звезда над глазами.

Она знала, давая ему Метку Каина, что делала что-то невообразимое, жуткое и колоссальное, исход чего был абсолютно непредсказуем. Она бы сделала это снова, чтобы спасти его жизнь. Но все равно, когда он стоял там, с горящей, как белая молния, меткой, пока Лилит – Высший Демон старее, чем человечество – сгорала, превращаясь в соль, она думала: «Что я наделала?»

– Я в порядке, – сказала она. Она поднялась на локтях; они жутко болели. В какой-то момент она приземлилась на них и содрала всю кожу. – Я вполне могу ходить.

На звук ее голоса Джейс обернулся. Его вид ранил ее. Он был в жутких синяках и крови, длинная царапина тянулась вдоль щеки, его нижняя губа распухла, и дюжина ран украшала его тело. Она не привыкла видеть его таким раненым – но, конечно, если у него не было стеле, чтобы исцелить ее, то и для себя не было также.

Его выражение было совершенно пустым. Даже Клэри, привыкшая читать его лицо, как страницы книги, ничего не могла прочесть. Его взгляд упал ей на шею, где она все еще ощущала боль, и кровь засохла там, где он порезал ее. Чистота его выражения сломалась, и он отвел взгляд, прежде чем она увидела перемену в его лице.

Отмахнувшись от руки Саймона, она попыталась подняться на ноги. Жуткая боль пронзила ее лодыжку, и она вскрикнула, а затем прикусила губу. Сумеречные охотники не кричали от боли. Они стоически переносили ее, напомнила она себе. Никакого нытья.

– Моя лодыжка, – сказала она. – Думаю, там трещина или перелом.

Джейс посмотрел на Саймона.

– Понеси ее, – сказал он. – Как я сказал тебе.

На этот раз Саймон не ждал ответа Клэри; он скользнул одной рукой под ее колени, а другой под плечи и поднял ее; она охватила его шею руками и крепко схватилась. Джейс пошел к куполу и дверям, ведущим внутрь. Саймон последовал за ним, неся Клэри так осторожно, будто она была из фарфора. Клэри почти уже забыла, каким сильным он был, ведь он был вампир. Он больше не пах, как Саймон, подумала она слегка задумчиво – старый Саймон пах мылом и дешевым одеколоном (который ему на самом деле не нужен был) и любимой жевательной резинкой с корицей. Его волосы все еще пахли его шампунем, но за исключением этого он, казалось, вообще ничем не пах, а его кожа была холодной на ощупь. Она крепче обвила его шею, желая, чтобы он хоть немного грел. Кончики ее пальцев посинели, а ее тело онемело.

Джейс перед ними распахнул стеклянные двери плечом. Потом они оказались внутри, и здесь было слегка теплее. Было странно, подумала Клэри, что тебя несет кто-то, чья грудь не поднимается и не опускается при дыхании. Странный заряд, казалось, все еще держался на Саймоне, остаток беспощадного света, который возник на крыше, когда была уничтожена Лилит. Она хотела спросить его, как он себя чувствовал, но молчание Джейса было таким оглушающим, что она боялась нарушить его.

Он потянулся к кнопке вызова лифта, но прежде чем его палец коснулся ее, двери открылись сами, и сквозь них почти прорвалась Изабель, за которой тащился ее кнут, как серебристый хвост кометы. За ней шел Алек, почти наступая ей на пятки; увидев Джейса, Клэри и Саймона, Изабель затормозила, а Алек почти налетел на нее. При других обстоятельствах это было бы даже забавно.

– Но… – охнула Изабель. Она была ранена и окровавлена, ее красивое алое платье порвано на коленях, ее черные волосы рассыпались из высокой прически, и их пряди испачкались в крови. Алек выглядел лишь слегка лучше; один рукав его пиджака был порван, хотя кожа под ним вроде бы была цела. – Что вы здесь делаете?

Джейс, Клэри и Саймон тупо уставились на нее слишком шокированные, чтобы ответить. В итоге Джейс сухо сказал:

– Мы можем спросить тебя о том же.

– Я не… Мы думали, что ты и Клэри были на вечеринке, – сказала Изабель. Клэри редко видела Изабель такой неэгоистичной. – Мы искали Саймона.

Клэри ощутила, как грудь Саймона вздыбилась, что-то вроде привычной человеческой реакции на удивление.

– Правда?

Изабель покраснела.

– Я…

– Джейс? – произнес Алек командным тоном. Он одарил Клэри и Саймона потрясенным взглядом, но затем его внимание, как обычно, перешло на Джейса. Он мог больше быть не влюблен в него, если и был когда-либо, но они все еще были парабатаи, и Джейс всегда занимал первое место в его разуме во время битвы. – Что ты делаешь здесь? И, ради ангела, что с тобой произошло?

Джейс уставился на Алека, будто не узнавал его. Он был похож на человека, оказавшегося в кошмарном сне и изучающего новое место не из любопытства или драматизма, а чтобы приготовиться к ужасам, которые оно таило.

– Стеле, – сказал он в итоге ломающимся голосом. – У тебя есть твое стеле?

Алек потянулся к ремню, выглядя озадаченно.

– Конечно, – он протянул стеле Джейсу. – Если тебе нужна иратзе…

– Не мне, – сказал Джейс все еще этим странным, ломающимся голосом. – Ей, – он указал на Клэри.

– Ей руна нужна больше, чем мне, – его глаза пересеклись с глазами Алека, золотые с голубыми. – Пожалуйста, Алек, – сказал он, и грубость пропала из его голоса так же внезапно, как и появилась. – Помоги ей ради меня.

Он повернулся и отошел к дальней стене комнаты, где были стеклянные двери. Он встал, уставясь сквозь них – на террасу снаружи или свое отражение, Клэри не могла сказать.

Алек посмотрел на Джейса еще секунду, а затем подошел к Клэри и Саймону со стеле в руке. Он показал, чтобы Саймон опустил Клэри на пол, что тот и сделал осторожно, прислонив ее спиной к стене. Он отошел, когда Алек опустился на колени перед ней. Она видела озадаченность на лице Алека и его удивление, когда он увидел, насколько большими были раны на ее руке и животе.

– Кто сделал это с тобой?

– Я… – Клэри беспомощно посмотрела на Джейса, который все еще стоял к ним спиной. Она видела его отражение в стеклянных дверях, его лицо – белое пятно, затемненное тут и там ушибами. Перед его рубашки был темным от крови. – Это сложно объяснить.

– Почему вы не позвали нас? – спросила Изабель голосом, тяжелым от обиды. – Почему вы не сказали нам, что идете сюда? Почему не послали огненное сообщение или хоть что-нибудь? Вы же знаете, что мы пришли бы, если требовались вам.

– Не было времени, – сказал Саймон. – И я не знал, что Клэри и Джейс направляются сюда. Я думал, что только я. Я посчитал неправильным втягивать вас в мои проблемы.

– В-втягивать меня в свои проблемы? – запнулась Изабель. – Ты… – начала она – а затем, к всеобщему и своему собственному удивлению, бросилась на Саймона, обвивая руками его шею. Он попятился, неподготовленный к такому нападению, но довольно быстро пришел в себя. Его руки обвили ее, чуть не запутавшись в болтающемся кнуте, и он крепко обнял ее, прижав к груди ее темноволосую голову. Клэри не могла точно разобрать – Изабель говорила слишком тихо – но, похоже, она ругала Саймона полушепотом.

Алек вскинул брови, но ничего не сказал, наклоняясь над Клэри и закрывая собой вид Изабель и Саймона. Он коснулся стеле ее кожи, и она подпрыгнула от обжигающей боли.

– Я знаю, это больно, – сказал он тихо. – Думаю, ты ударилась головой. Магнусу стоит взглянуть на тебя. Что с Джейсом? Как сильно он ранен.

– Не знаю, – Клэри помотала головой. – Он не подпускает меня к себе.

Алек положил свою руку ей на подбородок, поворачивая ее лицо из стороны в сторону, и набросал еще одно иратце на ее шее, прямо под челюстью.

– Что он такого сделал, что считает таким ужасным?

Она подняла на него взгляд.

– Почему ты думаешь, что он что-то сделал?

Алек отпустил ее подбородок.

– Потому что знаю его. И как он себя обычно наказывает. Не подпускать тебя к себе это его способ наказать самого себя, а не тебя.

– Он не хочет, чтобы я была рядом, – сказала Клэри, чувствуя непокорность в своем голосе и ненавидя себя за мелочность.

– Ты это все, чего он хочет, – сказал Алек на удивление мягким голосом и присел на корточки, убирая свои длинные темные волосы с глаз. Последние дни он как-то изменился, подумала Клэри, в нем появилась уверенность, которой не было раньше, что-то, что позволило ему быть щедрым по отношению к другим, каким он и к себе никогда не был. – Как вы двое здесь вообще оказались? Мы даже не заметили, чтобы вы с Саймоном покидали вечеринку…

– Они и не делали этого, – сказал Саймон. Он и Изабель разошлись, но все еще стояли близко друг к другу, бок о бок. – Я пришел сюда один. Ну, не совсем один. Меня… вызвали.

Клэри кивнула.

– Это правда. Мы ушли с вечеринки не с ним. Когда Джейс привел меня сюда, я и понятия не имела, что Саймон тоже будет здесь.

– Джейс привел тебя сюда? – сказала Изабель, ошеломленная. – Джейс, если ты знал о Лилит и церкви Тальто, тебе следовало что-то сказать об этом.

Джейс все еще смотрел сквозь двери.

– Полагаю, я об этом не подумал, – сказал он без эмоций.

Клэри помотала головой, когда Алек и Изабель перевели взгляд от их приемного брата к ней, будто ожидая объяснения его поведения.

– Вообще-то это был не Джейс, – сказала она в итоге. – Он был… под контролем. Лилит.

Одержимый? – глаза Изабель от удивления стали похожи на буквы «О». Ее рука непроизвольно сжалась на рукоятке кнута.

Джейс отвернулся от дверей. Медленно он поднял руку и раскрыл свою испорченную рубашку, чтобы они могли увидеть уродливую руну одержимости и кровавый порез, пересекающий ее.

– Вот, – сказал он все тем же безжизненным голосом, – метка Лилит. Через нее она контролировала меня.

Алек помотал головой; он казался очень обеспокоенным.

– Джейс, обычно единственный способ разорвать такую связь с демоном, это убить демона, контролирующего тебя. Лилит одна из самых могущественных демонов всех времен…

– Она мертва, – сказала резко Клэри. – Саймон убил ее. Или, полагаю, можно сказать, Метка Каина убила ее.

Все уставились на Саймона.

– А что насчет вас двоих? Как вы тут оказались-то? – спросил он, защищаясь.

– Искали тебя, – сказала Изабель. – Мы нашли ту визитку, которую, должно быть, Лилит дала тебе. В твоей квартире. Джордан впустил нас. Он с Майей внизу, – она вздрогнула. – Вещи, которые делала Лилит – вы не поверите – такие жуткие…

Алек поднял ладони.

– Подождите, вы все. Мы объясним, что случилось с нами, а затем Саймон, Клэри, вы расскажете, что произошло с вами.

Объяснение заняло меньше времени, чем ожидала Клэри, при этом Изабель рассказала большую часть, размахивая руками, которые то и дело грозились отсечь одну из незащищенных конечностей ее друзей своим кнутом. Алек воспользовался возможностью сесть за столик на крыше и отправить огненное послание Конклаву, сообщающее, где они, чтобы прибыло подкрепление. Джейс молча отошел, пропуская его наружу, и точно так же, чтобы тот зашел назад. Он не заговорил, пока Саймон и Клэри рассказывали, что произошло на крыше, даже когда они заговорили о том, как Разиэль воскресил Джейса из мертвых в Идрисе. Иззи в итоге перебила Клэри, объясняющую, как Лилит стала «матерью» Себастьяна и держала его тело в стеклянном гробу.

– Себастьян? – От ее удара кнутом о пол мрамор треснул, настолько сильным он был. – Себастьян там? И он не мертв? – она повернулась к Джейсу, который прислонился к стеклянным дверям, скрестив руки без выражения. – Я видела, как он умер. Я видела, как Джейс разрубил его позвоночник пополам, и как он упал в реку. А теперь вы говорите мне, что он там живой?

– Нет, – поспешил успокоить ее Саймон. – Его тело там, но он не живой. Лилит не смогла завершить церемонию, – Саймон положил руку на ее плечо, но она стряхнула ее. Она стала мертвенно бледна.

– Не живой – это не мертвый для меня, – сказала она. – Я иду туда и собираюсь покромсать его на тысячу кусочков. – Она развернулась к дверям.

– Из! – Саймон положил руку на ее плечо. – Иззи. Нет.

– Нет? – она посмотрела на него озадаченно. – Назови мне хоть одну хорошую причину, по которой я не должна порезать его на конфетти под названием «ничтожный ублюдок».

Взгляд Саймона пробежался по комнате, зацепившись на секунду за Джейса, будто он ожидал, что тот добавит что-нибудь. Он промолчал; он даже не сдвинулся. В итоге Саймон сказал:

– Слушай, ты поняла ритуал, да? Из-за того, что Джейса вернули из мертвых, у Лилит появилась сила вернуть Себастьяна. И, чтобы сделать это, ей нужно было, чтобы Джейс был там живой, как… как там она это назвала…

– Противовес, – вставила Клэри.

– Метка, которая у Джейса на груди. Метка Лилит. – Явно бессознательным жестом Саймон коснулся своей груди чуть выше сердца. – У Себастьяна она тоже есть. Я видел, как они одновременно загорелись, когда Джейс вошел в круг.

Изабель, подергивая кнутом и покусывая нижнюю губу, сказала нетерпеливо:

– И?

– Думаю, она создала между ними связь, – сказал Саймон. – Если бы Джейс умер, Себастьян не ожил бы. Так что, если ты порежешь Себастьяна на куски…

– Это может навредить Джейсу, – сказала Клэри, слова вырвались прежде, чем она осознала это. – О, мой Бог. О, Иззи, ты не можешь.

– Значит, мы просто позволим ему жить? – сказала Изабель ошарашенно.

– Порежь его на куски, если хочешь, – сказал Джейс. – Я тебе разрешаю.

– Заткнись, – сказал Алек. – Перестань вести себя так, будто твоя жизнь ничего не значит. Из, ты разве не слышала? Себастьян не живой.

– И не мертвый тоже. Не достаточно мертвый.

– Нам нужен Конклав, – сказал Алек. – Нужно передать его Безмолвным Братьям. Они могут разорвать его связь с Джейсом, а затем ты получишь крови, сколько хочешь, Из. Он сын Валентина. И он убийца. Все потеряли кого-то в битве в Аликанте или знают кого-то, кто потерял. Думаешь, они будут добры к нему? Они медленно разберут его на части заживо.

Изабель уставилась на своего брата. В ее глазах медленно собрались слезы и пролились по щекам, размазывая грязь и кровь на ее коже.

– Ненавижу это, – сказала она. – Ненавижу, когда ты прав.

Алек притянул сестру ближе и поцеловал в макушку.

– Знаю.

Она коротко сжала руку брата и отстранилась.

– Хорошо, – сказала она. – Я не притронусь к Себастьяну. Но я не могу быть так близко к нему, – Она взглянула на стеклянные двери, где все еще стоял Джейс. – Пойдемте вниз. Мы можем подождать Конклав в вестибюле. И нам нужны Майя и Джордан; они наверняка удивлены, куда мы пропали.

Саймон прочистил горло.

– Кто-то должен остаться здесь, чтобы присмотреть за… за вещами. Я останусь.

– Нет, – сказал Джейс. – Иди вниз. Я останусь. Это все моя вина. Я должен был убедиться, что Себастьян мертв, когда у меня была возможность. А что касается остального…

Его голос надорвался. Но Клэри помнила, как он коснулся ее лица в темном холле Института и прошептал:

– «Меа culpa, mea maxima culpa».

Моя вина, моя самая страшная вина.

Она повернулась, глядя на остальных; Изабель нажала кнопку вызова, и та загорелась. Клэри слышала отдаленный шум поднимающегося лифта. Изабель нахмурилась.

– Алек, может, останешься здесь с Джейсом.

– Мне не нужна помощь, – сказал Джейс. – Здесь нечего делать. Я справлюсь.

Изабель взмахнула руками, когда лифт приехал со звоном.

– Хорошо. Ты победил. Дуйся тут в одиночестве, если хочешь. – Она вошла в лифт, Саймон и Алек вошли вслед за ней. Клэри вошла последней, оглядываясь на Джейса. Он снова уставился сквозь стеклянные двери, но она видела его отражение в них. Его губы были поджаты, а глаза темны.

«Джейс» – подумала она, когда двери лифта начали закрываться. Она хотела, чтобы он повернулся, посмотрел на нее. Он не повернулся, но она ощутила сильные руки на ее плечах, внезапно толкнувшие ее вперед. Она услышала, как Изабель сказала:

– Алек, что ты… – И вылетела через двери лифта, пытаясь восстановить равновесие и оборачиваясь. Двери закрывались за ее спиной, но сквозь них она увидела Алека. Он одарил ее грустной полуулыбкой и пожал плечами, будто говоря, что еще я мог сделать? Клэри шагнула вперед, но было слишком поздно; двери лифта закрылись со щелчком.

Она была одна в комнате с Джейсом.

Комната была заполнена телами мертвых – сгорбленными фигурами в серых спортивных костюмах, брошенными, смятыми или сползшими по стенам. Майя стояла у окна, тяжело дыша, глядя на пространство перед ней с недоверием. Она принимала участие в битве в Брослинде в Идрисе и думала, что это худшее, что она когда-либо видела. Но почему-то это было хуже. Кровь, вытекавшая из мертвых тел сектантов, не была демонической; это была человеческая кровь. И младенцы – безмолвные и мертвые в своих колыбелях, их маленькие когтистые ручки сложены одна на другую, как у кукол…

Она посмотрела на свои руки. Ее когти все еще были выпущены, испачканы кровью от корней до кончиков; она убрала их, и кровь стекла по ее ладоням, запачкав запястья. Ее ноги были босы и испачканы кровью, а на одном оголенном плече был длинный порез, который все еще кровоточил, хотя уже и начал заживать. Несмотря на то, как быстро исцелялись оборотни, она знала, что наутро будет покрыта синяками. Если ты оборотень, синяки редко проходят дольше, чем за день. Она вспомнила, как была человеком, и ее брат, Дэниэл был экспертом в том, как ущипнуть ее в местах, где не видно синяков.

– Майя, – Джордан вошел через одну из незаконченных дверей, уклоняясь от пучка торчащих проводов. Он распрямился и пошел к ней, высматривая свой путь среди тел. – Ты в порядке?

От его обеспокоенного вида у нее скрутило желудок.

– Где Изабель и Алек?

Он помотал головой. Он был заметно меньше ранен, чем она. Его плотная кожаная куртка защитила его, как и джинсы с ботинками. Вдоль его щеки была длинная царапина, а в его светло-коричневых волосах засохла кровь, как и на лезвии его ножа.

– Я обыскал весь этаж. Не видел их. Еще несколько тел в других комнатах. Они должно быть…

Ночь озарилась, как ангельский клинок. Окна стали белыми, и яркий свет пронзил комнату. На секунду Майя подумала, что мир загорелся, а Джордан, идущий к ней сквозь свет, будто растворился, белый на белом, в мерцающем поле из серебра. Она услышала, как закричала, и слепо попятилась, ударяясь головой об окно. Она подняла руки, прикрывая глаза…

И свет пропал. Майя опустила руки, мир кружился вокруг нее. Она слепо потянулась и нащупала Джордана. Она обвила его руками – охватила изо всех сил, как раньше, когда он забирал ее из дома и крутил в воздухе, вплетая пальцы в ее кудри.

Он тогда был худее, плечи более узкими. Теперь его оплетали мускулы, и держаться за него было так, словно держаться за что-то твердое, гранитную колонну посреди пыльной бури в пустыне. Она вцепилась в него и услышала биение его сердца напротив ее уха, когда его руки гладили ее волосы раз за разом, успокаивающие и… родные.

– Майя… все в порядке…

Она подняла голову и прижалась к его губам своими. Он так изменился, но ощущения от его поцелуя были теми же, его губы все так же нежны. Он замер на секунду от удивления, а затем прижал ее к себе, его руки медленно рисовали круги на ее обнаженной спине. Она вспомнила, как они поцеловались в первый раз. Она протянула ему свои серьги, чтобы положить их в бардачок его машины, и его руки так тряслись, что он уронил их, а затем извинялся и извинялся, пока она не поцеловала его, чтобы заткнуть. Она подумала, что он был самым милым из всех, кого она знала.

А затем его укусили, и все изменилось.

Она отстранилась, ошеломленная, тяжело дыша. Он моментально ее отпустил; он уставился на нее, открыв рот, и в глазах читался шок. За его спиной сквозь окно она видела город – она почти ожидала, что его сравняло с землей, а за окном выжженная пустыня – но все было по-прежнему. Ничего не изменилось. Огни загорались и гасли в здании через дорогу; она слышала тихий шум трафика внизу.

– Нужно идти, – сказала она. – Нужно поискать остальных.

– Майя, – сказал он. – Почему ты поцеловала меня?

– Я не знаю, – сказала она. – Думаешь, стоит попробовать вызвать лифты?

– Майя…

– Я не знаю, Джордан, – сказала она. – Я не знаю, зачем поцеловала тебя, и не знаю, собираюсь ли делать это еще, но я знаю, что я вне себя и обеспокоена за друзей, и хочу убраться отсюда. Хорошо?

Он кивнул. Судя по его выражению, он хотел сказать миллион вещей, но решил не говорить, за что она была благодарна. Он провел рукой по своим взъерошенным волосам, покрытым белым от осыпавшейся штукатурки, и кивнул.

– Хорошо.

Молчание. Джейс все еще прислонялся к двери, только теперь он прижался к ней лбом, закрыв глаза. Клэри подумала, знал ли он, что она была в комнате вместе с ним. Она шагнула вперед, но прежде чем она могла сказать что-то, он распахнул двери и вышел на террасу.

Она секунду постояла, глядя на него. Она, конечно, могла вызвать лифт, спуститься вниз, подождать Конклав в вестибюле с остальными. Если Джейс не хотел говорить, ну и ладно. Она не могла заставить его. Если Алек был прав, и он наказывал себя, ей просто придется подождать, пока это пройдет.

Она повернулась к лифту – и замерла. Маленький огонек гнева лизнул ее душу, отчего ее глаза зажгло. Нет, подумала она. Она не обязана была позволять ему вести себя так. Может, он мог так поступать с остальными, но не с ней. Он должен был ей больше, чем это. Они оба были должны друг другу больше.

Она развернулась и пошла к дверям. Ее лодыжка все еще болела, но иратце, которые сделал ей Алек, работали. Большая часть боли в ее теле стала глуше и менее заметна. Она дотянулась до дверей и распахнула их, выходя на крышу, поморщившись, когда ее босые ноги опустились на ледяную плитку.

Она тут же увидела Джейса; он опустился на колени возле ступенек на плитку, запачканную кровью и блестящую от соли. Он поднялся, когда она подошла, и повернулся, что-то сияющее было в его руке.

Кольцо Моргенштернов на цепочке.

Поднялся ветер; он развивал его темно-золотистые волосы по лицу. Он убрал их нетерпеливо и сказал:

– Я только вспомнил, что мы бросили его здесь.

Его голос звучал на удивление нормальным.

– Ты поэтому хотел остаться здесь? – сказала Клэри. – Чтобы забрать его.

Он повернул ладонь, отчего цепочка повисла, а его пальцы сомкнулись вокруг кольца.

– Я привязан к нему. Это глупо, я знаю.

– Ты мог бы сказать, или Алек мог бы остаться…

– Я не один из вас, – сказал он внезапно. – После того, что я сделал, я не заслуживаю иратце, лечения, объятий, утешений или еще чего-то, что мои друзья считают необходимым. Я лучше останусь здесь с ним, – он указал подбородком туда, где в открытом гробу лежало неподвижное тело Себастьяна на каменном пьедестале. – И я, безусловно, не заслуживаю тебя.

Клэри скрестила руки на груди.

– Ты когда-нибудь думал, чего я заслуживаю? Что, может быть, я заслуживаю шанса поговорить с тобой о том, что произошло?

Он уставился на нее. Они были лишь в нескольких футах друг от друга, но их будто разделяла невообразимая пропасть.

– Я не понимаю, как ты вообще можешь смотреть на меня, не то чтобы разговаривать.

– Джейс, – сказала она. – То, что ты сделал – это был не ты.

Он помедлил. Небо было таким черным, а горящие окна ближайших небоскребов такими яркими, что они будто стояли в паутине из сияющих драгоценностей.

– Если это был не я, – сказал он, – тогда почему я помню все, что делал? Когда люди одержимы и они выходят из этого состояния, они не помнят, что делали, когда ими командовал демон. Но я помню все. – Он резко отвернулся и отошел к саду. Она пошла за ним, радуясь тому, что так их с телом Себастьяна разделяло большее расстояние, и оно было скрыто от взгляда изгородью.

– Джейс! – позвала она, и он повернулся, прислоняясь спиной к стене. Позади него полный город электричества освещал ночь, как башни демонов в Аликанте. – Ты помнишь, потому что она так хотела, – сказала Клэри, догоняя его и немного запыхавшись. – Она сделала это, чтобы помучить тебя, и чтобы заставить Саймона сделать то, что она хотела. Она хотела, чтобы ты видел, как ранишь людей, которых любишь.

– Я смотрел, – сказал он глухим голосом. – Будто часть меня была на расстоянии, наблюдая и крича на самого себя, чтобы я прекратил. Но остальная часть меня была вполне довольна, словно я поступал правильно. Словно я только это и мог делать. Интересно, не так ли себя чувствовал Валентин, когда творил то, что творил. Будто так поступать правильно. – Он отвернулся. – Я не могу это выдержать, – сказал он. – Ты не должна быть здесь со мной. Тебе лучше уйти.

Вместо этого, Клэри подошла и встала рядом с ним у стены. Она давно обняла себя руками, потому что дрожала. В итоге, неохотно, он повернулся, чтобы снова взглянуть на нее.

– Клэри…

– Не тебе решать, – сказала она, – куда мне идти или когда.

– Знаю, – его голос был грубым. – Я всегда знал это. Я не знаю, почему влюбился в ту, что более упряма, чем я.

Клэри помолчала секунду. Ее сердце среагировало на это слово – влюбился.

– Все, что ты сказал мне, – ответила она полушепотом, – на террасе в «Заводе» – ты действительно так думаешь?

Его золотистые глаза потупились.

– Что сказал?

Что ты любишь меня, чуть не сказала она, но вспомнила – он не сказал этого. Не именно эти слова.

Там был скрытый смысл. И суть этих слов, – что они любили друг друга, – она знала так же ясно, как и свое собственное имя.

– Ты спрашивал меня, любила бы я тебя, будь ты, как Себастьян, как Валентин.

– А ты сказала, что это был бы не я. Видишь, какой неправдой это оказалось, – сказал он с горечью в голосе. – То, что я сделал сегодня…

Клэри придвинулась к нему; он напрягся, но не отстранился. Она взяла его за ворот рубашки, наклонилась близко и сказала, выделяя каждое слово:

– Это был не ты.

– Скажи об этом своей матери, – сказал он. – Расскажи это Люку, когда они спросят, отчего так случилось. – Он нежно коснулся ее ключицы; рана уже зажила, но ее кожа и ткань платья все еще были запачканы кровью.

– Я скажу им, – ответила она. – Я скажу им, что это была моя вина.

Он взглянул на нее потрясенно.

– Ты не можешь солгать им.

– Я и не буду. Я вернула тебя, – сказала она. – Ты умер, а я вернула тебя. Я нарушила равновесие, а не ты. Я открыла дверь Лилит и ее глупому ритуалу. Я могла попросить о чем угодно, а попросила тебя. – Она сжала крепче его рубашку, и ее пальцы побелели от холода и напряжения. – И я сделала бы это снова. Я люблю тебя, Джейс Вэйланд – Эрондейл – Лайтвуд – как хочешь себя называй. Мне плевать. Я люблю тебя и всегда буду любить, а притворяться, что могло быть по-другому, пустая трата времени.

На его лице отразилась такая боль, что сердце Клэри сжалось. Затем он потянулся и взял ее лицо в свои руки. Его ладони были теплыми по сравнению с ее щеками.

– Помнишь, когда я сказал тебе, – произнес он таким нежным голосом, который только она знала, – что я не знаю, существует ли Бог, но в любом случае, мы сами по себе. Я все еще не знаю ответа; я только знаю, что существует вера, и что я не заслуживаю верить. А затем появилась ты. Ты изменила все, во что я верил. Помнишь ту строчку из Данте, которую я цитировал тебе в парке? «L’amor che move il sole e l’altre stelle?»

Ее губы слегка изогнулись по уголкам, когда она подняла взгляд на него.

– Я все еще не говорю по-итальянски.

– Это отрывок из последней строфы «Рая» Данте. «Мою волю и желание перевернула любовь, любовь, что движет солнце и другие звезды». Я думаю, что Данте пытался объяснить веру, как всесильную любовь, и может это богохульство, но именно так я определяю свою любовь к тебе. Ты вошла в мою жизнь, и внезапно у меня появилась одна правда, за которую можно держаться – что я люблю тебя, а ты меня.

Хотя он, казалось, смотрел на нее, его взгляд был отстраненным, будто он был сосредоточен на чем-то далеком.

– Затем у меня начались эти сны, – продолжал он. – И я подумал, что, может, ошибался. Что я не заслуживаю тебя. Что я не заслуживаю быть счастливым – я имею в виду. Боже, кто заслуживает такого? А после сегодняшней ночи…

– Перестань. – Она держалась за его рубашку. Ослабив хватку, она положила ему ладони на грудь. Его сердце бешено колотилось под ее пальцами; его щеки горели и не только от холода. – Джейс. Пока происходили события сегодняшней ночи, я знала одно. Что это не ты ранил меня. Что не ты делал эти вещи. Я абсолютно, неопровержимо уверена, что ты хороший. И это никогда не изменится.

Джейс глубоко с дрожью вдохнул.

– Я даже не знаю, как попытаться заслужить это.

– Ты и не должен. У меня достаточно веры в тебя, – сказала она, – для нас двоих.

Его руки скользнули в ее волосы. Пар от их дыхания колебался между ними, как белое облако.

– Я так скучал по тебе, – сказал он и поцеловал ее нежными губами, не отчаянно и жадно, как это было последние несколько раз, но по родному мягко и нежно.

Она закрыла глаза, когда мир закружился, словно в вихре. Скользя ладонями по его груди, она потянулась вверх, насколько могла, обвивая руками его шею и вставая на носочки, чтобы дотянуться до его губ. Его пальцы скользнули по ее телу, по коже и шелку, и она вздрогнула, прижимаясь к нему. Она была уверена, что они оба пахли кровью, пеплом и солью, но это было не важно; мир, город и все его огни и жизни, казалось, сжались до нее и Джейса, обжигающего жара замершего мира.

Он отстранился первым, неохотно. Секунду спустя она поняла, почему. Звук гудящих машин и тормозящих шин с улицы внизу был слышен даже здесь.

– Конклав, – сказал он покорно – хотя ему пришлось прочистить горло, чтобы произнести это, но Клэри была рада. Его лицо покраснело, как, она догадывалась, и ее тоже. – Они здесь.

С ее рукой в его руке Клэри заглянула за край ограждения и увидела несколько черных машин, остановившихся у забора. Люди выходили из них. Было трудно распознать с такой высоты, но Клэри подумала, что увидела Маризу и несколько других людей, одетых в форму. Секунду спустя грузовик Люка проревел у обочины, и из него выскочила Джослин. Клэри узнала бы ее просто по движениям даже с большего расстояния, чем это.

Она повернулась к Джейсу.

– Моя мама, – сказала она. – Мне лучше спуститься. Я не хочу, чтобы она поднялась и увидела… увидела его, – она указала подбородком на гроб Себастьяна.

Он убрал волосы с ее лица.

– Я не хочу отпускать тебя.

– Тогда пошли со мной.

– Нет. Кто-то должен остаться здесь, наверху.

Он взял ее руку, перевернул ее и опустил в нее кольцо Моргенштернов, цепочка сложилась, как жидкий металл. Застежка погнулась, когда она сорвала цепочку, но он умудрился выровнять ее.

– Пожалуйста, возьми его.

Ее глаза опустились, а затем неуверенно вернулись к его лицу.

– Хотела бы я понять, что оно значит для тебя.

Он слегка пожал плечами.

– Я носил его десять лет, – сказал он. – Некая часть меня в нем. Это значит, я доверяю тебе свое прошлое и его секреты. И, кроме того, – он легко коснулся одной из звезд, выгравированных на ободе кольца, – «любовь, что движет солнце и другие звезды». Притворись, что эти звезды означают это, а не Моргенштерн.

В ответ она снова надела цепочку на шею, ощущая, как она легла на привычное место под ее ключицами. Будто кусочек паззла встал на место. На секунду их взгляды соединились в безмолвной связи более сильной, чем их физический контакт; она держала его образ в воображении, словно запоминая его – спутанные золотистые волосы, тени от его ресниц, желтый янтарь его глаз – светлый, а затем темный.

– Я тут же вернусь, – сказала она. Он сжал ее руку. – Пять минут.

– Иди, – сказал он твердо, отпуская ее ладонь, и она развернулась и пошла назад по дорожке. Как только она отошла от него, ей снова стало холодно, и когда она дошла до дверей в здание, она уже замерзала. Она помедлила, открывая дверь, и обернулась к нему, но он был лишь тенью, освещенной нью-йоркским горизонтом. «Любовь, что движет солнце и другие звезды», – подумала она, а затем, будто ответное эхо, услышала слова Лилит. «Такая любовь может сжечь дотла мир или возвысить его в великолепии». Ее охватила дрожь, и не только от холода. Она поискала глазами Джейса, но он, казалось, растворился в тени. Она повернулась и направилась внутрь, закрывая за собой двери.

Алек пошел наверх искать Джордана и Майю, и Саймон и Изабель остались вдвоем, сидя рядышком на зеленой кушетке в вестибюле. Изабель держала в руке ведьмовский огонь Алека, освещающий комнату почти спектральным сиянием, отражающимся от пылинок, падающих с люстры.

Она сказала очень мало с тех пор, как ее брат оставил их наедине. Ее голова была опущена, и темные волосы ниспадали вперед, а взгляд был на руках. Ее руки были изящными, с длинными пальцами, но и с мозолями, как у брата. Саймон никогда не замечал прежде, но на правой руке у нее было серебряное кольцо с рисунком языков пламени вокруг обода и выгравированной буквой «Л» в центре. Оно напомнило ему то кольцо, которое носила Клэри на шее, со звездами.

– Это фамильное кольцо Лайтвудов, – сказала она, заметив, куда он смотрит. – У каждой семьи есть эмблема. Наша – огонь.

Тебе идет, подумал он. Иззи была похожа на огонь в своем красном платье и со своим настроением, переменчивым, как искра. На крыше он уже подумал, что она задушит его, обвив руками его шею и называя его всеми возможными именами, вцепившись, будто никогда не отпустит. Теперь она уставилась в пустоту, неприкосновенная, как звезда. Все это очень смущало.

– То, что ты сказала нам, – произнес он, слегка запинаясь, наблюдая, как Изабель обвила прядь волос вокруг пальца, – там, на крыше – что ты не знала, что Клэри и Джейс пропали, что пришла сюда за мной – это правда?

Изабель посмотрела, заправляя прядь волос за ухо.

– Конечно, это правда, – сказала она с негодованием. – Когда мы увидели, что ты пропал с вечеринки – и ты последнее время был в опасности, а Камилла сбежала… – она осеклась. – И Джордан был ответственен за тебя. Он обезумел.

– Так это была его идея, отправится искать меня?

Изабель повернулась, оценив его долгим взглядом. Ее глаза были бездонными и темными.

– Это я заметила, что ты пропал, – сказала она. – Это я захотела найти тебя.

Саймон откашлялся. Он чувствовал странное головокружение.

– Но почему? Я думал, что ты ненавидела меня.

Это он зря сказал. Изабель покачала головой, ее темные волосы колыхнулись, и немного отодвинулась от него.

– Ах, Саймон. Не будь глупцом.

– Из. – Он протянул руку и нерешительно коснулся ее запястья. Она не отстранилась, просто смотрела на него. – Камилла сказала мне кое-что в Святилище. Сказала, что сумеречным охотникам плевать на обитателей Нижнего Мира, они просто используют их. Она сказала, что нефилим никогда не отплатит мне тем же, что я сделал для него. Но ты отплатила. Ты пришла за мной.

– Естественно, – сказала она приглушенным голосом. – Когда я подумала, что с тобой что-то произошло…

Он наклонился к ней. Их лица были в дюйме друг от друга. Он мог видеть, как искры от люстры отражались в ее глазах. Ее рот был приоткрыт, и Саймон чувствовал ее теплое дыхание. Впервые за то время, как стал вампиром, он ощутил тепло, будто между ними проскользнул электрический разряд.

– Изабель, – сказал он. Не Из, не Иззи. Изабель. – Могу я…

Лифт звякнул; двери открылись, и снаружи появились Алек, Майя и Джордан. Алек подозрительно посмотрел на Саймона и Изабель, когда они отстранились, но прежде чем он мог что-то сказать, двойные двери вестибюля распахнулись, и в комнату вошли сумеречные охотники. Саймон узнал Кадира и Маризу, которые тут же подлетели к Изабель, схватили ее за плечи и стали спрашивать, что случилось.

Саймон поднялся на ноги и отошел, ощущая себя неуютно – и его тут же снес Магнус, несущийся через всю комнату к Алеку. Он, казалось, вообще не заметил Саймона. «В конце концов, через сотню, две сотни лет останемся только ты и я. Мы это все, кто останется», – сказал ему Магнус в Святилище. Ощущая себя безумно одиноким в толпе сумеречных охотников, Саймон прижался к стене, тщетно надеясь, что его не заметят.

Алек поднял взгляд, как раз когда Магнус достиг его, подхватил и прижал к себе. Его пальцы коснулись лица Алека, будто проверяя, есть ли ушибы и повреждения; он бормотал:

– Как ты мог… вот так уйти и не сказать мне… я мог бы помочь тебе…

– Перестань. – Алек отстранился, разозлившись.

Магнус обрел контроль, его голос вернулся в норму.

– Прости, – сказал он. – Мне не стоило уходить с вечеринки. Надо было остаться с тобой. Камилла все равно сбежала. Никто понятия не имеет, куда она ушла, и раз уж вампира нельзя выследить… – он пожал плечами.

Алек мысленно оттолкнул образ Камиллы, прикованной к трубе и глядящей на него этими злыми зелеными глазами.

– Ничего, – сказал он. – Она не имеет значения. Я знаю, что ты просто пытался помочь. Я не зол на тебя за то, что ты ушел с вечеринки.

– Но ты был зол, – сказал Магнус. Я знаю, ты был. Вот почему я так беспокоился. Сбегать и подвергать себя опасности, просто потому что ты разозлился на меня…

– Я сумеречный охотник, – сказал Алек. – Магнус, это то, что я делаю. Это не из-за тебя. В следующий раз влюбляйся в страхового агента или…

– Александр, – сказал Магнус. – Следующего раза не будет. – Он прислонился лбом ко лбу Алека, зелено-золотые глаза уставились в голубые.

Сердцебиение Алека ускорилось.

– Почему не будет? – сказал он. – Ты живешь вечно. Не каждый так может.

– Я знаю, что сказал так, – ответил Магнус. – Но, Александр…

– Перестань меня так звать, – ответил Алек. – Александром меня зовут родители. Я полагаю, очень продвинуто с твоей стороны принимать мою смертность вот так – все умирают, бла, бла – но каково, ты думаешь, мне от этого? Нормальные пары могут надеяться – надеяться состариться вместе, прожить долгие жизни и умереть в один час, но мы не можем надеяться на это. Я даже не знаю, чего ты хочешь.

Алек не знал, чего ожидал в ответ – гнева, самозащиты или даже юмора – но голос Магнуса только упал, ломаясь, когда он ответил:

– Алек… Алек. Если я оставил впечатление, что смирился с твоей смертностью, могу только извиниться. Я пытался не думать об этом и все равно думал о том, что ты будешь со мной через пятьдесят, шестьдесят лет. Я думал, что тогда смогу отпустить тебя. Но это ты, и я теперь понимаю, что буду так же не готов потерять тебя, как и сейчас. – Он аккуратно положил ладони на щеки Алека. – То есть вообще.

– Так что же нам делать? – прошептал Алек.

Магнус пожал плечами и внезапно улыбнулся; с его торчащими черными волосами и блеском в зелено-золотых глазах он был похож на вредного подростка.

– Что все делают, – ответил он. – Как ты сказал. Надеяться.

Алек и Магнус стали целоваться в углу комнаты, и Саймон не знал, куда отвести взгляд. Он не хотел, чтобы они подумали, что он пялился на них в такой интимный момент, но куда бы он ни посмотрел, он встречал только сверкающие взгляды сумеречных охотников. Несмотря на то, что в банке он сражался против Камиллы на их стороне, никто из них не смотрел на него с каким-либо дружелюбием. Одно дело для Изабель принять его и беспокоиться о нем, но сумеречные охотники в целом было абсолютно другим делом. Он мог сказать, о чем они думают. «Вампир, Нижний Мир, враг» было написано на их лицах. С облегчением он увидел, как двери распахнулись, и внутрь влетела Джослин все еще в голубом платье с вечеринки. Люк был лишь на несколько шагов позади.

– Саймон! – вскрикнула она, когда увидела его. Она подбежала к нему, и, к его удивлению, с силой обняла его, прежде чем отпустить. – Саймон, где же Клэри? Она…

Саймон открыл рот, но не издал ни звука. Как он мог объяснить Джослин, что случилось этой ночью? Джослин, которая будет в ужасе, узнав, что сотворенное Лилит – дети, которых она убила, кровь, которую пролила – было ради того, чтобы создать больше существ, как мертвый сын Джослин, чье тело даже сейчас лежало погруженное в гроб на крыше, где были Клэри и Джейс?

Я не могу сказать ей все это, подумал он. Я не могу. Он посмотрел мимо нее, на Люка, чьи голубые глаза смотрели на него с ожиданием. Позади семьи Клэри он видел сумеречных охотников, собравшихся вокруг Изабель, видимо, пересказывающей события этого вечера.

– Я… – начал он беспомощно, а затем двери лифта снова открылись, и наружу вышла Клэри. Ее туфли потерялись, ее красивое шелковое платье превратилось в окровавленные лохмотья, а на обнаженных руках и ногах уже исчезали синяки. Но она улыбалась – даже светилась, счастливее, чем Саймон видел ее за последние недели.

– Мама! – выкрикнула она, а затем Джослин подлетела к ней и обняла. Клэри улыбнулась Саймону через мамино плечо. Саймон посмотрел вокруг комнаты. Алек и Магнус все еще обнимались, а Майя и Джордан исчезли. Изабель все еще была окружена сумеречными охотниками, и Саймон слышал вздохи ужаса и изумления, издаваемые группой, окружающей ее, пока она рассказывала историю. Он подозревал, что часть ее наслаждалась этим. Изабель любила быть в центре внимания, неважно, по какому поводу.

Он ощутил, как рука легла на его плечо. Это был Люк.

– Ты в порядке, Саймон?

Саймон взглянул на него. Люк выглядел, как всегда: твердо, мудро и абсолютно надежно. Ничего не изменилось от того, что его свадебная вечеринка была прервана внезапными драматическими событиями.

Отец Саймона умер так давно, что он с трудом мог его вспомнить. Ребекка помнила детали – что у него была борода, что он помогал ей строить сложные башни из блоков – но Саймон не помнил. Он думал, что это у них с Клэри всегда было общим, связывало их: оба с умершими отцами, выросшие с сильными одинокими женщинами.

Ну, хотя бы одно из этих утверждений было правдой, подумал Саймон. Хотя его мать встречалась, у него никогда не было постоянного отцовского влияния, за исключением Люка. Он полагал, что в каком-то смысле, он и Клэри разделяли Люка. И стая волков тоже была послушна ему, Люку. Для холостяка, никогда не имевшего детей, подумал Саймон, у Люка было очень много детей, за которыми он присматривал.

– Не знаю, – сказал Саймон, отвечая Люку честно, как он ответил бы отцу. – Я так не думаю.

Люк развернул Саймона лицом к лицу.

– Ты весь в крови, – сказал он. – И, полагаю, она не твоя, потому что… – он указал на Метку на лбу Саймона. – Но эй. – Его голос был мягок. – Даже покрытый кровью и с меткой Каина на тебе, ты все еще Саймон. Можешь рассказать мне, что произошло?

– Это не моя кровь, ты прав, – сказал хрипло Саймон. – Но это похоже на долгую историю. – Он наклонил голову назад, чтобы посмотреть на Люка; он всегда задавался вопросом, сможет ли он подрасти однажды, чуть больше, чтобы смотреть Люку – не говоря уже о Джейсе – глаза в глаза. Но теперь этого никогда не случится. – Люк, – сказал он. – Как думаешь, возможно ли совершить что-то настолько плохое, даже если ты не хотел, что никогда не удастся восстановиться после этого? Что никто не сможет простить тебя?

Люк посмотрел на него долго в молчании. Затем сказал:

– Подумай о ком-то, кого любишь, Саймон. Действительно любишь. Есть ли что-то, что они могут сделать, чтобы ты перестал их любить?

Образы пронеслись в воображении Саймона, как страницы книги: Клэри, оборачивающаяся к нему через плечо с улыбкой; его сестра, щекочущая его, когда он был еще ребенком; его мать, спящая на диване с покрывалом на ее плечах; Иззи…

Он прервал эти мысли. Клэри не совершила ничего ужасного, чтобы заслужить его прощения; никто из этих людей не сделал этого. Он подумал о Клэри, простившей свою мать за то, что украла ее воспоминания. Он подумал о Джейсе о том, что он совершил на крыше, как он выглядел впоследствии. Он совершил то, что совершил, не по своей воле, но Саймон сомневался, что Джейс сможет простить самого себя, как бы то ни было. А затем он подумал о Джордане – не простившем себя за то, что он сделал с Майей, но все равно идущем вперед, присоединившись к Волкам-Защитникам, создавая жизнь из помощи другим.

– Я укусил кое-кого, – сказал он. Слова выскользнули из его рта, и он хотел проглотить их назад. Он сжался, ожидая ужаса в глазах Люка, но его не было.

– Они живы? – сказал Люк. – Те, кого ты покусал. Они выжили?

– Я… – Он запнулся. Как объяснить ему о Марин? Лилит отослала ее прочь, но Саймон был уверен, что видел ее не в последний раз. – Я не убивал ее.

Люк кивнул.

– Ты знаешь, как оборотни становятся вожаками стаи, – сказал он. – Им нужно убить прежнего вожака. Я сделал это дважды. У меня есть шрамы, доказывающие это. – Он слегка отодвинул воротник рубашки, и Саймон увидел кончик толстого белого шрама, который выглядел грубо, словно его грудь разодрали когтями. – Второй раз это был рассчитанный ход. Хладнокровное убийство. Я хотел стать вожаком, и именно так я этого добился, – он пожал плечами. – Ты вампир. В твоей крови желание пить кровь. Ты долго сдерживал его. Я знаю, что ты можешь ходить днем, Саймон, и пытаешься быть нормальным человеческим парнем, но ты все равно тот, кто есть. Точно так же как и я. Чем больше ты пытаешься подавить свою истинную природу, тем больше она будет контролировать тебя. Будь собой. Никто, кто действительно любит тебя, не перестанет любить.

Саймон хрипло сказал:

– Моя мать…

– Клэри рассказала мне, что случилось с твоей матерью, и что ты ночевал у Джордана Кайла, – сказал Люк. – Слушай, твоя мать придет в себя, Саймон. Как Аматис, со мной. Ты все равно ее сын. Я поговорю с ней, если хочешь.

Саймон молча помотал головой. Его мать всегда любила Люка. Учитывая, что Люк – оборотень, все станет только хуже, а не лучше.

Люк кивнул, словно он понял.

– Если ты не хочешь возвращаться к Джордану, ты можешь свободно воспользоваться моим диваном сегодня. Я уверен, что Клэри будет рада, если ты будешь рядом, а о твоей матери мы поговорим завтра.

Саймон расправил плечи. Он посмотрел на Изабель через комнату, на блеск ее кнута, на сияние медальона на шее, взмахи ее рук, пока она рассказывала. Изабель, которая не боялась ничего. Он подумал о своей матери, как она попятилась от него, о страхе в ее глазах. Он прятался от этого воспоминания, бежал от него с тех пор. Но пришло время остановиться.

– Нет, – сказал он. – Спасибо, но думаю, что мне не нужно место для ночевки сегодня. Думаю, что я собираюсь вернуться домой.

Джейс стоял один на крыше, глядя на город, на Ист-Ривер, вьющуюся между Бруклином и Манхэттеном, как серебристо-черная змея. Его руки, губы все еще были теплы от прикосновения Клэри, но ветер с реки был ледяным, и тепло быстро уходило. Без пиджака ветер пронизывал тонкий материал рубашки, как лезвие ножа.

Он сделал глубокий вдох, всасывая холодный воздух в его легкие, и медленно выдохнул. Все его тело было напряжено. Он ждал звуков лифта, открывающихся дверей, сумеречных охотников, наполняющих террасу. Они сначала проявят жалость, подумал он, беспокойство за него. Затем, когда они поймут, что случилось – начнут отдаляться, обмениваться значительными взглядами, когда он вроде бы не будет видеть. Он был одержим – не просто демоном, а Высшим Демоном – сражался против Конклава, угрожал и навредил другому сумеречному охотнику.

Он подумал, как на него посмотрит Джослин, когда узнает, что он сделал с Клэри. Люк может понять, простить. Но Джослин. Он никогда не мог заставить себя поговорить с ней откровенно, сказать слова, которые могли бы успокоить ее. Я люблю вашу дочь больше, чем когда-либо думал, что можно любить что-нибудь. Я никогда не наврежу ей.

Она просто будет смотреть на него, размышлял он, этими зелеными глазами, как у Клэри. Она будет хотеть от него большего. Она захочет, чтобы он сказал то, в чем не уверен.

Я не похож на Валентина.

Разве нет? Слова, казалось, колыхались в холодном воздухе, шепот, предназначенный только для его ушей. Ты никогда не знал своей матери. Ты никогда не знал своего отца. Ты отдал свое сердце Валентину, когда ты был ребенком, как это делают дети, и сделал себя его частью. Ты не можешь сейчас отсечь это от себя одним ударом лезвия.

Его левая рука была холодна. Он опустил взгляд и увидел, к своему удивлению, что как-то подобрал кинжал – серебряный нож своего настоящего отца – и держал его в руке. Лезвие, хотя его и разъела кровь Лилит, было снова целым и сияло, как обещание. Холод, ничего общего не имевший с погодой, распространился в его груди. Сколько раз он просыпался вот так, задыхаясь и вспотев, с клинком в руке? И Клэри, всегда была мертвой у его ног.

Но Лилит была мертва. Все было кончено. Он попытался просунуть кинжал за ремень, но его рука, казалось, не хотела подчиняться команде, которую отдавал ей разум. Он ощутил жгущий жар в груди, разъедающую боль. Посмотрев вниз, он увидел, что кровавая линия, которая разделила метку Лилит пополам, где Клэри порезала его клинком, зажила. Метка сияла красным на его груди.

Джейс перестал пытаться просунуть кинжал под ремень. Его костяшки побелели, когда рука сжалась на рукоятке, его запястье изгибалось, отчаянно пытаясь развернуть лезвие к себе. Его сердце колотилось бешено. Он решил, никаких иратце. Как метка зажила так быстро? Если бы он мог порезать ее снова, изменить ее, хотя бы временно…

Но его рука не подчинялась ему. Его рука неподвижно осталась на месте, когда тело развернулось против его воли к пьедесталу, где лежало тело Себастьяна.

Гроб начал светиться мутным зеленым светом – почти как ведьмовский огонь, но было что-то болезненное в этом свете, что-то, что резало глаза. Джейс попытался шагнуть назад, но его ноги не двигались. Холодный пот прошиб его спину. Голос зашептал на краю его сознания.

Иди сюда.

Это был голос Себастьяна.

Ты думал, что обрел свободу, раз Лилит ушла? Укус вампира пробудил меня; теперь ее кровь в моих венах зовет тебя.

Иди сюда.

Джейс попытался удержаться на месте, но его тело предало его, таща его вперед, хоть его разум и сопротивлялся этому. Даже когда он пытался остаться на месте, его ноги тащили его по дорожке к гробу. Нарисованный круг засветился зеленым, когда он вошел в него, а гроб, казалось, ответил второй вспышкой изумрудного света. А потом он оказался над ним, глядя внутрь.

Джейс с силой прикусил губу, надеясь, что боль вернет его из этого состояния в нормальное. Это не сработало. Он ощутил вкус собственной крови, уставившись на Себастьяна, который плавал, как труп утопленника в воде. Его глаза были словно жемчужины. Его волосы были бесцветными водорослями, его закрытые веки были голубыми. Его губы были тех же очертаний, что и холодные, твердые линии его отца. Это было, как смотреть на юного Валентина.

Без его желания, абсолютно против воли, руки Джейса начали подниматься. Его левая рука положила край лезвия на внутреннюю сторону правой ладони, где пересекались линии жизни и любви.

Слова сорвались с его губ. Он услышал их будто бы с расстояния. Они были на языке, который он не понимал и не знал, но он знал, что это – ритуальная песня. Его разум кричал телу, чтобы оно остановилось, но разницы не было. Его левая рука опустилась с зажатым в ней ножом. Лезвие оставило ясный, уверенный и неглубокий порез на правой ладони. Почти мгновенно она начала кровоточить. Он попытался отклониться, убрать руку прочь, но он будто был в цементе. Он с ужасом наблюдал, как первые капли крови упали на лицо Себастьяну.

Глаза Себастьяна распахнулись. Они были черными, чернее, чем глаза Валентина, будто глаза демонессы, называвшей себя его матерью. Они посмотрели на Джейса, как огромные темные зеркала, отражая его лицо, искаженное и неузнаваемое, его губы, произносящие слова ритуала, бормочущие бессмысленно, как черная вода в реке.

Кровь теперь текла свободнее, превращая мутную жидкость в гробу в темно-красную. Себастьян пошевелился. Кровавая вода заколыхалась и пролилась, когда он сел, его черные глаза глядели на Джейса.

Вторая часть ритуала. Произнес его голос в голове Джейса. Он почти завершен.

Вода стекала с него, как слезы. Его бледные волосы, прилипшие ко лбу, будто совсем не имели цвета. Он поднял одну руку и вытянул ее, и Джейс, против крика в своем сознании, поднял кинжал лезвием вперед. Себастьян провел рукой вдоль холодного, острого клинка. Кровь собралась вдоль линии на его ладони. Он оттолкнул кинжал в сторону и взял руку Джейса, сжимая ее в своей.

Этого Джейс ожидал меньше всего. Он не мог сдвинуться, чтобы убрать руку. Он ощутил все холодные пальцы Себастьяна, когда они сомкнулись на его руке, сжимая их кровоточащие порезы вместе. Будто бы его сжал холодный металл. Лед начала распространяться по его венам от руки. Он вздрогнул, а затем начались другие, более сильные колебания, такие болезненные, словно его тело выворачивало наизнанку. Он попытался закричать…

И крик умер в его горле. Он посмотрел на свою руку и Себастьяна, сжатые вместе. Кровь стекала по их пальцам и запястьям, элегантная, как красное кружево. Она сверкала в холодном электрическом свете города. Она двигалась не как жидкость, а как красные провода. Она обвязала их руки алой нитью.

Особое ощущение мира охватило Джейса. Мир будто отдалился, а он стоял на вершине горы, мир простирался перед ним, и все в нем принадлежало Джейсу. Огни города вокруг него больше не были электрическими, а были тысячей звезд-бриллиантов. Они словно светили ему доброжелательным светом, который говорил, это хорошо. Это правильно. Этого хотел бы твой отец.

Он увидел в своем сознании Клэри, ее бледное лицо, ее рыжие волосы, ее губы, произносящие «Я скоро вернусь». Пять минут.

А затем ее голос пропал, когда заговорил другой. Ее изображение в его сознании пропало, растворяясь в темноте, как исчезла Эвридика, когда Орфей обернулся, чтобы посмотреть на нее в последний раз. Он увидел ее, ее белые руки протянуты к нему, а затем ее накрыло тенью, и она пропала.

Новый голос заговорил в сознании Джейса, знакомый, однажды ненавистный, а теперь странно радушный. Голос Себастьяна. Он словно струился в его крови, сквозь кровь, текущую из руки Себастьяна в его руку, как огненная цепочка.

Теперь мы одно целое, младший брат, ты и я, – сказал Себастьян.

Мы – едины.