Психоделические метаморфозы процесса смерти 4 страница

придвинулась и опустила руки на мою голую грудь, чтобы я вновь попал под

действие ее магнетизма. Я ощущал на коже ледяные руки женщины, и ее пустые

глазницы неподвижно уставились на меня.

Я вновь сконцентрировал все мысли на живом, чтобы избежать смерти в

этом женском обличье. Перед тем, как войти в операционную, я обнял жену.

Теперь ее призрак явился, чтобы вывести меня из ада и вернуть к земному

существованию.

Когда Симона (жена) появилась на сцене, женщина в темном покрывале с

ужасной улыбкой на безгубом лице без звука отступила. Смерть ничего не могла

противопоставить Симоне, сияющей молодостью и жизнью. Я ощущал лишь свежесть

и нежность, пока она вела меня обратно тем же путем, который я только что

прошел под действием чар темной фигуры. Постепенно, шаг за шагом, мы

покинули страшный мир теней и приблизились к яркому свету. Это сияние вело

нас дальше и, наконец, стало таким ослепительным, что начало жечь глаза и

пришлось их закрыть.

Затем внезапно возникла сильная тупая боль, угрожающая разорвать

грудную клетку. Я сжимал руку Симоны все крепче и крепче, после чего

неожиданно пришел в себя. Я обнаружил Симону, сидящую на кровати в белой

одежде медсестры. У меня едва хватило сил слабо улыбнуться. Все, что я мог

сделать, это выдавить одно слово: "Спасибо". Им я завершил страшное, но все

же зачаровывающее путешествие в запредельный мир, путешествие, которое я

никогда не забуду, пока живу.

Дополнительные описания переживании близости к смерти и субъективных

ощущении, сопутствующих клинической смерти, были собраны Джессом Е. Вейссом

в книге, озаглавленной "Прихожая". Выдающимися примерами художественных

описаний являются повесть "Смерть Ивана Ильича" и сцена смерти Андрея

Волконского из "Войны и мира" Льва Николаевича Толстого, "Низвержение в

Мальстрам" Эдгара Аллана По, "Случай на

 

 

мосту через Совиный ручей " Амброза Бирса и " Неистовые годы " Кеарса

Кросби.

В прошлом усилия постичь действие механизма переживании, связанных со

смертью, и сформулировать теоретическое обоснование для их интерпретации

предпринимались даже еще реже, чем проведение описательных и

феноменологических исследовании. Эдуард Кларк в своей упоминавшейся выше

книге нашел удовлетворительное объяснение изменения сознания, наблюдаемого у

умирающих, относя их без разбора на счет нарушений в работе мозга. Другие

ссылались на более конкретный механизм церебральной аноксии и указывали на

схожесть между переживанием, происходящим при приближении смерти, и

различными ненормальными явлениями, наблюдаемыми на больших высотах, ьо

время анестезии, при проведении экспериментов в камерах с пониженным

содержанием кислорода, а также других ситуациях, когда имеет место гипоксия.

Карлис Осис (1961) и Руссел Нойес (1971) обнаружили интересные параллели

между визионерскими переживаниями умирающих и состояниями, вызываемыми

пси-ходелическими препаратами. Последнее наблюдение, хотя и имеет огромное

теоретическое значение, не способствует нашему пониманию процесса кончины.

Психоделические переживания сами по себе -- явление весьма сложное, до сих

пор не нашедшее адекватного объяснения и представляющее серьезный вызов

нынешнему уровню теоретического мышления (мы вернемся к этой важной проблеме

в последующих главах).

Поскольку все приведенные выше объяснения относятся в лучшем случае к

одному аспекту явлений, возникающих при приближении к смерти, --

физиологическому или биохимическому механизму таких переживаний, -- они

ничего не говорят ни об их конкретном содержании, ни о глубоком

психологическом значении.

В двух психоаналитических исследованиях были предприняты серьезные

попытки применить фундаментальные психоаналитические концепции к изучению

переживаний, связанных со смертью. В первой из этих работ Оскар Пфистер в

качестве основы для своих рассуждений использовал описанное ранее в этой

главе исследование Альберта Хейма. В дополнение к данным Хей-ма,

собиравшимся им в течение 25 лет после собственного почти фатального

падения, в распоряжении Пфистера находилось письмо, написанное Хеймом, в

котором тот излагал много деталей своего переживания, не упомянутых в самой статье. Богатые данные,

полученные Пфистером от Хейма, позволили ему хорошо ознакомиться с общим

характером переживаний близости к смерти. Однако для проявления более

глубокой психодинамической оценки и интерпретации данных феноменов, ему

требовались свободные ассоциации по поводу конкретного содержания

переживания лица, прошедшего через подобный опыт. Проведение такого анализа

стало возможным на основе информации, добровольно предоставленной обычным

дорожным попутчиком. Этот человек чуть не был убит в траншее во время войны

за 13 лет до встречи с Пфистером. Он смог описать свои фантазии,

относившиеся к ситуации, и предоставить свободные ассоциации, касающиеся их

содержания. На основе этого материала Пфистер сделал гипотетические выводы о

психодинамических механизмах шоковых мыслей и фантазий индивида, возникающих

в момент смертельной опасности.

3. Фрейд в своей работе "По ту сторону принципа удовольствия" выдвинул

идею о том, что живой организм был бы уничтожен полным энергии внешним

миром, если бы не был снабжен специальным защитным механизмом, действующим,

как барьер для раздражителей. Пфистер счел эту концепцию весьма полезной для

понимания механики переживаний, возникающих в момент сближения со смертью.

Согласно его точке зрения, шоковые фантазии спасают человека от избыточной

эмоциональной травмы и действуют, как защитный механизм, оберегающий

индивида от потери бодрствующего сознания и ухода в сон или обморок.

Следовательно, такой механизм подобен сновидению, охраняющему сон. Когда

угроза слаба, человек отреагирует, утратив способность говорить и двигаться.

Однако крайняя опасность приводит к высокой степени активности, к

стимулированию мышления. На данной стадии проявляются несколько защитных

механизмов. Один -- это иллюзия, что с опасностью можно эффективно

справиться, другой -- способность регистрировать все возникающие ощущения.

Хотя в данной ситуации довольно часто наблюдается отрыв от реальности, он,

видимо, имеет защитную функцию, так как приводит к отрицанию ситуации или ее

отношения к субъекту. Когда реально бороться с опасностью больше нет смысла,

ориентация на реальность выключается, и подавленные фантазии вступают в

действие. Некоторые из воспоминаний, являющихся частью нередко возникающего

проигрывания жизни, -- суть воспоминания комфортизирующего характера, указывающие на опасные, но

благополучно разрешившиеся события в прошлом, либо являющиеся свободными

фантазиями. Переживания типа deja vu* или уход в представления о будущем

также могут рассматриваться, как отрицание особой серьезности действительной

ситуации. Крайней формой, безусловно, является бегство в трансперсональное

переживание небес или рая, что, согласно психоаналитическим концепциям,

является регрессией в океаническую благостность перинатального

существования. Пфистер, таким образом, рассматривает переживания,

возникающие при соприкосновении со смертью, в качестве проявления "блестящей

победы, одерживаемой направляемым желанием умом над пугающими фактами,

победы иллюзии над реальностью". Еще один из пунктов его работы заслуживает

упоминания в данном контексте. Автор указывает на то, что его концепция

защитной роли шоковых переживаний затрагивает интересные вопросы, касающиеся

природы сознания. Раз последнее содержит знание об опасности, но мешает

пониманию такого факта, не означает ли это, что сознание несет в себе

бессознательное?

Другое психоаналитическое исследование процесса умирания, относящееся к

обсуждаемым здесь вопросам, было опубликовано Р.С. Гюнтером, который

использовал уникальную возможность проанализировать содержание переживания,

возникшего в момент соприкосновения со смертью медицинской сестры, долгое

время проходившей у него курс психоаналитической терапии. Он провел

регулярные психоаналитические сеансы с ней за два часа до несчастного случая

и спустя 22 часа после него. Подобные обстоятельства позволили вовремя

зафиксировать ее видения и память о пережитом, а также свободные ассоциации

в связи с ним. Его пациентом являлась физически здоровая женщина 34-х лет,

мать троих детей. К моменту несчастного случая у нее отсутствовали признаки

патологической депрессии, и не было причин предполагать суицидальные

наклонности. Она подвергалась психоаналитическому лечению в связи с

проблемами межличностных отношений, возникшими у нее с мужем.

 

_________________

* Ошибочное воспроизведение в памяти: кажется, что переживаемое теперь,

в прошлом уже когда-то было. -- Прим. перев.

 

 

Несчастный случай, едва не закончившийся смертью, был неожиданным и

развивался стремительно. Зубной врач сделал ей снимок больного зуба и

установил развитие абсцесса у корня, после чего прописал аспирин с кодеином

и пенициллин. Медсестра приняла таблетку антибиотика во время поездки с

мужем домой на автомобиле в час пик. Спустя двадцать минут в результате

аллергической реакции на пенициллин у нее развился отек гортани,

сопровождавшийся резким удушьем и последующей потерей сознания. Ей сделали

инъекцию адреналина, и она была доставлена скорой помощью в ближайшую

больницу, где ей дали кислород, дополнительно ввели адреналин, а также

кортикосте-роиды. Спустя короткое время она полностью выздоровела и на

следующий день могла обсудить свои переживания в ходе психоаналитической

беседы. Ниже следует описание Гюнтером ее отчета:

 

Ранее она никогда не страдала от аллергических реакции, не отмечались

подобные случаи и в семье. Но, будучи медсестрой, она знала о возможности

возникновения такой реакции на пенициллин и, принимая таблетку, подумала,

что и у нее не исключено подобное. Когда в машине стали возникать трудности

с дыханием, она поняла, что происходит, и ощутила отчаянный страх, который,

однако, вскоре прошел. Позже она сказала, что больше никогда уже не будет

бояться смерти. Она почувствовала глубокую симпатию к мужу. Затем ощутила

чувство вины за то, что ему сейчас придется испытать.

Ей было стыдно. Сейчас ей кажется, что отчасти это была месть, которую

она не могла контролировать. Она вспомнила "последнюю яростную попытку",

когда отчаянно боролась со смертью, но не испытывала страха, а потом

сдалась, сознавая, что желает ее наступления.

Затем перед нею промелькнуло в быстро сменяющей друг друга

последовательности множество сцен из жизни. Сейчас кажется,-что они начались

с 5-летнего возраста. Запомнилось впечатление'насбцаен-ности цвета. Она

видела любимую в детстве куклу и поразилась Яркой голубизне ее глаз. Был

также эпизод, когда она каталась на ярко-красном велосипеде на такой же

яркой зеленой лужайке. Она была уверена, что образы охватывали не всю жизнь,

а только некоторые моменты детства, и подчеркнула, что все они были

проникнуты чувством экстатического счастья.

Следующее воспоминание касалось состояния "благостности" и "экстаза".

Перед ней предстал Тадж Махал, глубоко завладевший вниманием, создав

ощущение идиллии. Это было зрелище, которое она, должно быть, видела

несколько раз: в обычном ракурсе, как бы стоя перед прудом с лилиями около

дворца. Все было в цвете -- и пруд, и плавающие листья кувшинок, голубые и

зеленые, а минареты и купол -- чрезвычайно приятного золотого и кремового

цвета. Затем она ощутила, как ее пытаются разбудить, и почувствовала

недовольство и раздражение. Хотелось, чтобы ее оставили в покое вместе с чудным видением

Тадж Махала. Но тут она ощутила на лице кислородную маску и осознала, что ей

делают внутривенное вливание. Она неохотно пришла в себя, и обнаружила, что

находится в реанимационном отделении больницы для амбулаторных больных.

 

Анализируя переживание пациентки, Гюнтер поразился сходству рассказа с

тем, что было опубликовано Пфистером. В обеих историях осознание наступления

смерти сопровождалось краткой реакцией страха, отрицанием угрозы и

последующим обозрением необычайно счастливых и экстатических сцен из

предыдущей жизни пациента. На основании своих наблюдений Гюнтер

предполагает, что следует различать смерть, как состояние, и смерть, как

переживание умирания. В то время, как кончина имеет много структурных

особенностей, характерных для данного лица, процесс ее неожиданного

приближения может проходить некие определенные и предсказуемые стадии.

Содержание этих переживаний насыщается сложившимися личными матрицами.

Гюнтер рассматривает обзор жизни, имевший место у его пациентки, как реакцию

отрицания ситуации, угрожавшей ее жизни. Приятный характер видений,

возникших в результате уходящих в детство радостных и защитных воспоминаний,

по сути дела, скрывал неприятный аффект. В интерпретации Гюнтера Тадж Махал

имел для нее глубоко личное психодинамическое значение. В дополнение к своей

роли отрицания и попрания смертельной опасности он также отражал ее

направляемые желанием фантазии, касавшиеся мужа, поскольку Тадж Махал

является мавзолеем, построенным любящим супругом в память об обожаемой жене.

На более глубоком уровне регрессии, согласно мнению Гюнтера, пруд и купол

намекали на фантазии, связанные с образами матки и груди.

Недавнее возрождение научного интереса к переживаниям, связанным со

смертью, тесно соприкасается с работой и мыслями д-ра Руссела Нойеса,

профессора психиатрии Университета штата Айова. В ряде статей Нойес подверг

обсуждению отчеты о переживаниях, написанные людьми, соприкоснувшимися со

смертью, и проанализировал их с психиатрической и психологической точек

зрения. Он обнаружил бросающееся в глаза сходство, типологическое единство и

характерную последовательность эпизодов, лежащих в основе этих, на первый

взгляд, разнообразных отчетов. Согласно Нойесу, описания переживаний

состояния близости

 

 

к смерти и самой смерти распадаются на три последовательные стадии:

сопротивление, обзор жизни, трансцендентность. Хотя сила, с которой эти

конкретные стадии проявились в том или ином описании, может значительно

разниться и, несмотря на то, что в отдельном случае одна из них может и

отсутствовать, все же неизменность и постоянство их проявления таково, что

дает право на подобную градацию.

Начальная стадия -- сопротивление -- включает в себя осознание

опасности с последующим чувством страха в отношении нее либо борьбы с ней и,

наконец, признание неизбежности смерти. Понимание факта неотвратимости

кончины пробуждает короткую, хотя и отчаянную борьбу с ней, часто

сопровождаемую выраженной тревогой. Человек мечется между стремлением к

активному господству над ситуацией и тягой к пассивному уходу. Как правило,

пока сохраняется хоть малейший шанс на выживание, осознание опасной ситуации

и активное отношение к ней весьма велики. При подобных условиях наличие

энергии, необходимой для физической и умственной деятельности, может резко

возрастать. Дезорганизующее чувство паники снимается, но способно возникнуть

с новой силой, как только минует непосредственная опасность. Необыкновенное

усиление умственной деятельности, возникающее у лиц, подвергающихся угрозе

смерти или тяжкого увечья, часто находит выражение в полностью осознанной,

длительной и сложной череде мыслей и даже в эффективной деятельности по

спасению собственной жизни. Последнее хорошо иллюстрируется отчетом Альберта

Хейма о происшедшем с ним несчастном случае, когда такая активизация

умственной деятельности спасла его от серьезного физического увечья:

 

Летом 1881 года я упал между передними и задними колесами фургона,

едущего из Аосты в Сен-Реми. На секунду мне удалось уцепиться за край

фургона. Следующие мысли пробежали в мозгу: "Я не в состоянии удержаться до

того момента, когда лошади остановятся; мне придется упасть. Если просто

свалюсь, то упаду на спину и колесо переедет ноги. В таком случае мне, как

минимум, обеспечено раздробление коленных чашечек или большой берцовой

кости. Колеса скорее раздробят кости, чем давление со стороны мостовой. Если

мне удастся повернуться на левый бок, то, возможно, смогу убрать левую ногу;

с другой стороны, поворот направо, учитывая размеры фургона, приведет к

тому, что будут переломаны обе ноги". Я четко знаю, что позволил себе упасть

лишь после обдумывания этих абсолютно верных соображений, пронесшихся в

голове с быстротой молнии и отпечатавшихся в мозгу. Таким образом, движением

руки я повернул себя влево, резко вывернул левую ногу и одновременно с максимальной силой

напряг мышцы ног. Колесо проехало по левому бедру, и я отделался легким

кровоподтеком.

Лица, переживающие процесс соприкосновения с кончиной, постепенно

ощущают, что воля к жизни как бы придает им силы, и они страшатся, что,

сдавшись, -- умрут. В момент капитуляции страх исчезает, и человек,

находящийся под угрозой смерти, начинает ощущать безмятежность и

уравновешенность. Когда конец становится неизбежен, его наступление

встречается с чувством внутреннего покоя.

Как правило, стадия обзора жизни следует непосредственно за сдвигом от

попыток активного господства над ситуацией к пассивному уходу. Этот процесс

сопровождается отщеплением сознания от телесной формы, что служит источником

переживаний существования вне тела. Люди могут фактически наблюдать, как их

тела приближаются к гибели, но сама гибель не признается реальной; так они

переходят на позиции посторонних наблюдателей, бесстрастно следя за

развивающимися событиями. Обзор жизни, обычно происходящий тогда же,

принимает форму панорамы воспоминаний, сменяющих друг друга в быстрой

последовательности и как бы охватывающих все прошлое индивида. Иногда

развертывание такой картины жизни направлено в прошлое от момента

несчастного случая, назад к детству, иногда наоборот, повторяя имевшую место

в реальности хронологическую последовательность событий. Все это, как

правило, сопровождается ощущением положительных эмоций, реже -- негативным и

болезненным чувством. Изредка обзор жизни принимает голографическую, а не

векторную форму. В таком случае важные воспоминания, относящиеся к различным

периодам жизни, возникают одновременно -- как части единого континуума.

Данная стадия -- обзор жизни -- может быть проиллюстрирована отрывком

из письма, написанного адмиралом Бьюфортом, в котором он описывает

несчастный случай, когда чуть не утонул. (Отрывок взят из опубликованной в

1887 году книги В. Мунка "Эвтаназия или медицинское вмешательство и помощь в

облегчении смерти".) Когда Бьюфорт был еще курсантом второго курса

военно-морского училища и находился на борту корабля в Портсмутской гавани,

он упал в воду. Не умея плавать, он быстро утомился и на непродолжительное

время погрузился под воду, перед тем как его спасли.

 

 

Всякая надежда пропала, напряжение полностью спало и абсолютное

спокойствие сменило предшествующие бурные чувства. Его можно было бы назвать

апатией, но уж, конечно, не смирением, ибо утонуть больше не казалось мне

злом. Я перестал думать о спасении и не чувствовал никакой физической боли.

Напротив, мои ощущения были скорее приятного свойства, частично напоминая то

дремотное, но исполненное удовлетворения чувство, которое предшествует сну

от усталости. Хотя чувства были притуплены, этого нельзя сказать о сознании.

Его активность, казалось, возросла до степени, не поддающейся никакому

описанию, так как мысль проносилась за мыслью со скоростью не только

неописуемой, но, возможно, и непостижимой для любого, не побывавшего в

аналогичной ситуации. Даже сейчас я могу восстановить тогдашний ход своих

мыслей с большой степеныо точности: только что произошедшее событие;

неосмотрительность, явившаяся его причиной, суматоха, наверняка

последовавшая за этим; впечатление, которое известие о происшествии

произведет на сильно любящего меня отца; а также тысяча других

обстоятельств, поминутно связывающихся с домом, -- все это было первой

порцией возникающих мыслей. Затем они охватили более широкий диапазон: наш

последний поход, предыдущее плавание и кораблекрушение, школа, успехи,

которых я в ней добился, а также бессмысленно потраченное время. Вспомнились

даже мальчишеские занятия и похождения. Таким образом, каждое событие из

прошлого, казалось, возникало в моих воспоминаниях в порядке, обратном

хронологическому. Но то не было простым перечислением событий, как вышло в

данном описании, нет, -- это были картины событий, обнимавшие каждую минуту

и мельчайшую черточку пережитого. Короче говоря, все время моего

существования предстало наподобие панорамы, и каждое действие, совершаемое в

ней, судя по всему, оценивалось, как верное или неверное либо становилось

объектом размышления о его причинах и последствиях. Действительно, много

тривиальных, давно забытых событий предстали перед моим внутренним взором,

как если бы они произошли лишь вчера.

 

Согласно Нойесу, такой возврат к воспоминаниям о прошедшем может

являться следствием резкой утраты сознанием возможности ориентироваться в

будущем. Стареющие люди, приближаясь к концу жизненного пути, проявляют

склонность меньше задумываться над будущим и больше вспоминать прошлое.

Подобным же образом те, кому неожиданно угрожает прекращение жизни, могут

испытывать резкий рост внимания сознания к прошлому. Такая узкая фокусировка

жизненной энергии на событиях прошлого может соотноситься с интенсивностью и

яркостью возникающих воспоминаний о давно прошедшем.

Нойес указал на экзистенциальную важность подобного заключительного

обзора жизни и подчеркнул значимость того

 

 

уникального взгляда на жизнь, к которому он приводит. К моменту смерти

существование индивида становится завершенной и неизменной структурой. Во

все времена смерть рассматривалась, как вершина жизненного пути именно по

этой причине. Она давала последнюю возможность обрести или защитить те цели,

которые мыслились как высшие. Умирающие, переживающие этот заключительный

обзор, страстно утверждают трансцендентное значение факта своего

существования и включают его в мировой порядок, смысл которого они

постигают. Все это может рассматриваться в качестве могучего утверждения

духовных устремлений умирающего. Часто случалось так, что визионерские

переживания отдельных людей были настолько приятными, что ощутившие их

испытывали сильное желание умереть и так навеки остаться в запредельных

мирах. Зачастую они выказывали обиду и даже враждебность за то, что их

"оживили" и вернули в повседневную реальность.

Как правило, стадия трансцендентности естественным образом вытекает из

происшедшего обзора жизни. Лица, обозревающие свое существование с точки

зрения содержащегося в нем добра и зла, могут воспринимать его со все

возрастающим отдалением. Они способны достичь положения, при котором их

жизнь видится как единое целое, и одновременно в ней различима каждая

деталь. В конце концов, преодолевается и это ограничение, и умирающий

испытывает то, что обозначается, как мистическое, трансцендентальное,

космическое сознание, - то, что Абрахам Мэслоу назвал "пиковым

переживанием". Иногда обзора жизни не происходит, и человек, неожиданно

столкнувшийся с перспективой скорой смерти, прямо переходит к стадии

преодоления. В качестве примера можно привести опыт смерти, обретенный

Виктором Соловым, получивший широкую известность после его появления в

качестве гостя в программе Уолтера Кронкайта*. После утренней пробежки 23

марта 1974 года у Солова случился сердечный приступ с последующей остановкой

сердца. Сердцебиение было восстановлено спустя 23 минуты после ряда

счастливых совпадений. Солов описал свои переживания в статье, помещенной в

__________________

* Уолтер Кронкаит -- ведущий (до 1981 года) самой популярной передачи

новостей на американском телевидении. -- Прим. перев.

 

 

журнале Readers Digest. Ниже следует сокращенное изложение его отчета:

Для меня момент перехода от жизни к смерти -- ибо как еще можно назвать

это? -- был прост. Не было времени на страх, боль или размышления. Не было

возможности "увидеть перед глазами всю свою жизнь", как то описывали другие.

Последнее впечатление, которое я могу вспомнить, длилось долю мгновения. Я

продвигался с высокой скоростью к ярко светящейся сетчатой структуре. Узлы и

нити в местах пересечения светящихся линий вибрировали, испуская

колоссальную холодную энергию. Решетка представлялась барьером, который

остановит дальнейшее продвижение. Мне не хотелось проходить сквозь нее. На

краткое мгновенье моя скорость, казалось, снизилась. Затем я был в решетке.

В момент моего соприкосновения с ней, вибрирующее сияние усилилось до

степени ослепляющей яркости, которая одновременно опустошила, вобрала в себя

и изменила меня. Не было боли. Ощущение не было ни приятным, ни неприятным,

но оно поглощало полностью. Суть всего изменилась. Начиная с этого момента,

переживания лишь приблизительно поддаются описанию словами.

Решетка была чем-то наподобие трансформатора, то есть энергетического

преобразователя, транспортирующего меня из оформленного состояния в

бесформенное, за пределы времени и пространства. Отныне я находился не в

каком-то месте или даже измерения, а, скорее, в состоянии бытия. Это новое

"Я" было не тем, которое я знал, но -- его очищенной сущностью и в то же

время смутно знакомым, чем-то, что я всегда ощущал похороненным под

надстройкой личных страхов, надежд, желаний и устремлений. Это "Я" не было

связано с эго. Оно было конечным, неизменным, неделимым, неразрушимым чистым

духом, и одновременно, будучи абсолютно уникальным и индивидуальным,

наподобие отпечатка пальца, -- частью некоего бесконечного гармоничного и

организованного целого. Я уже был там прежде.

 

Уолтер Панке, написавший в 1966 году сравнительное исследование

трансцендентальных переживании мистиков и религиозных учителей на протяжении

веков, модифицировал критерии Уильяма Джеймса и Уолтера Стейса и определил

основные признаки этих феноменов. Его мистические категории отражают

наиболее важные общие черты трансцендентальных состояний. Чувство единства

или связи с другими людьми, природой и всем миром является необходимым

условием космического сознания. Невыразимость -- другая важная характерная

черта. Это качество переживания может вытекать из его уникальности,

интенсивности сопутствующих эмоций либо из недостаточности средств нашего

языка для его описания. Следующим значимым аспектом мистических переживаний

является их превосходство над временем и пространством. Последнее приводит к

возникновению чувства, что индивид, испытывающий данное состояние, находится

вне обычных пространственно-временных ограничений, за пределами прошлого и

будущего, в вечности и безграничности либо в совершенно ином измерении.

Духовный характер - еще один важный признак таких переживаний. Люди обычно

убеждены, что находятся в контакте с высшим знанием о реальности и природе