Специфика познания социальной действительности

Рассмотрение обозначенной проблемы в теории познания имеет свою историю. Сложилось так, что из всех наук в первоначальный период развития научного знания более всего получили свое развитие математика и физика, - исходя из этого, и гносеология как таковая получила естественнонаучный оттенок. Сегодня именно поэтому проблематика, связанная со спецификой познания социума, довольно однообразно представлена в учебной литературе. К примеру, в учебнике 1996 года “Философия” (авторы П.В. Алексеев и А.В. Панин) специфика социального познания не рассматривается, хотя есть раздел II - “Философия познания”, где речь идет об истине, сознании, уровнях и видах познания. Уделено внимание проблемам творчества, интуиции, научного познания, но о специфике социального познания как специфического вида познавательной человеческой деятельности речи не идет. Еще в одном учебнике “Социальная философия”, который вышел в свет в 1996 году (издание третье, автор С.Э. Крапивенский), социальному познанию посвящена заключительная, 15 глава, которая так и называется “Социальное познание”, однако при анализе проблем, связанных со спецификой социального познания, использована методология "обычного" познавательного процесса. Вопросы, связанные с социальным познанием, рассматривается в работах В.Е. Кемерова, Лавриненко и других авторов. Но при этом "беда наша" заключается в том, что мы не можем найти (пока) новое методологическое основание, используя которое можно в теоретическом и прикладном плане проводить анализ и принятие решения при познании социальной действительности.

К. Поппер справедливо замечает, характеризуя трудность и крайнюю ограниченность применения методологического инструментария естественных наук при анализе социума следующее: "Примером могут служить промахи и недоразумения методологического натурализма или сциентизма, который требует от социальных наук, чтобы они, наконец, научились у естественных наук научному методу. Этот неудачливый натурализм выдвигает требование такого рода: начинать с наблюдений и измерений; например, со сбора статистических сведений; затем индуктивно продвигаться к обобщениям и теоретическим построениям. Так мы приблизимся к идеалу научной объективности - насколько это вообще возможно для социальных наук. При этом нам будет ясно, что в социальных науках объективности достичь сложнее (если таковая вообще достижима), чем в естествознании: ибо объективность означает свободу от оценок, а социальные науки лишь в редчайших случаях могут настолько освободиться от оценок, присущих собственному социальному слою, чтобы хоть на сколько-нибудь подойти к свободе от оценок и объективности" (Поппер К. Логика социальных наук //Вопросы философии. - 1992. - № 10. - С. 67).

В настоящее время, безусловно, происходит смена классической парадигмы социального знания и важно понять, что можно использовать, чтобы обрести достаточно надежную методологическую основу анализа социальных процессов.

Не претендуя “на истину в последней инстанции” в раскрытии проблем, связанных со спецификой познания социальной действительности, хотелось бы обратить внимание читателей на некоторые, достаточно дискуссионные проблемы, связанные с познаниемм социума.

Первая проблема - это определение того, что подразумевается под социальным познанием. Как совершенно справедливо замечает Э.С. Крапивенский: "Словосочетание "социальное познание" само по себе двусмысленно. В одних работах под социальным познанием имеют в виду познание обществом всего окружающего мира, в том числе природного, в других - познание общества. Мы будем говорить о социальном познании во втором смысле" (См.: Крапивенский С.Э. Социальная философия. - 3-е изд. Волгоград. - 1996. - С.330).

Чтобы избежать этой двойственности, мы предлагаем ввести синоним социальному познанию во втором смысле - термин “специфика познания социальной действительности”. Что это даст? Во-первых, устранит двусмысленность. Во-вторых, когда мы говорим о социальном познании, то это ассоциируется с каким-то особым видом или типом познания. А когда речь идет о специфике познания социальной действительности, то понятно, что мы подразумеваем процесс познания в его преломлении к социуму. Это замечание относится к смысловому пониманию явления, которое является предметом нашего рассмотрения. Здесь необходимо учитывать и то обстоятельство, что понятие "социальное познание" уже зафиксировано в учебной и научной литературе, а посему следуя сложившейся традиции, мы будем пользоваться терминами "социальное познание" и "специфика познания социальной действительности" как синонимами.

Почему социальное познание как бы выделяется в относительно самостоятельную область в сфере теории познания? Одна из причин этого может быть та, что стало катастрофически не хватать абстракций для описания специфики познания социума, ибо познание пошло вглубь объекта и средств, которых хватало для описания явлений, стало недостаточно для описания сущности.

Вторая проблема связана с определением природы человека, собственно того, что разворачиваясь в бесконечных вариациях и составляет действительную человеческую жизнь. На сложность определения природы человека обращали внимание уже в Древнем Китае: "Гао-цзы сказал: "Природа (человека) подобна бурлящему потоку воды: откроешь (ему путь) на восток - потечет на восток, откроешь (ему путь) на запад - потечет на запад. Природа человека не разделяется на добрую и недобрую, подобно тому как вода в своем (течении) не различает востока и запада".

Мэн-цзы ответил: "Вода действительно не различает востока и запада. Но разве она не различает, где верх, а где низ? Стремление человека к добру подобно стремлению воды течь вниз. Среди людей нет таких, которые не стремились бы к добру, (так же как) нет такой воды, которая не стремилась бы (течь) вниз. Если ударять по воде и приводить ее в движение, можно заставить ее подняться выше лба. Если устроить преграду и приводить ее в движение, можно заставить ее подняться на гору. Но разве это зависит от природы воды? Сила привела к этому. Человека можно побудить делать недоброе, его природа подобна (природе воды)" (Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. Т.1. - М., 1972. - С. 243).

Субъективность - это то, что менее всего поддается изучению физикалистким способом познания.

Но даже после вводных замечаний невозможно в полной мере приступить к анализу специфики социального познания и вот почему. Зададим себе вопрос, есть ли разница между социальным и историческим познанием? Даже бросив беглый взгляд на этот вопрос, можно ответить утвердительно, что, вероятно, есть. Но какая и в чем? Насколько известно авторам, на сегодняшний день эта проблема в полной мере не отграничена. И здесь нам может помочь понятие социального времени.

Уже А. Эддингтон в 1934 году обратил внимание на следующее: "Много путаницы возникло из недостаточного различения времени, которое принято в физике и астрономии, от времени, обнаруживаемого внутренними чувствами. В действительности, время, которое мы ощущаем непосредственно, не является общим физическим временем, а есть более фундаментальная величина, которую мы называем интервалом" (См.: Эддингтон А. Теория относительности. М - Л., 1934).

Еще более углублена мысль о социальном времени у Н.Н.Трубникова, который отмечал: “Если время физической длительности самой по себе есть время своего рода горизонтального распространения, то истинно человеческое время есть время развития, время человеческого становления, время восхождения. Оно есть время “снятой” горизонтальной длительности, т.е. время “поставленного”, вернее, вставшего на ее место “вертикального устремления”, т.е. время человеческого исторического восхождения. И это измерение есть принципиальным образом иного порядка. … На грани, на пересечении этих двух структур - существования и осуществления, горизонтальной и вертикальной, - в точке преломления этих измерений мира лежит истинное бытие человека... Формы осуществления времени надстраиваются над формами существования" (См.: Трубников Н.Н. Время человеческого бытия. - М., 1987. - С. 245-247).

Как видно из приведенных рассуждений, историческое познание осуществляется в плоскости существования, в то время как социальное познание реализуется в плоскости осуществления.

И. Пригожин и И. Стенгерс в известной работе “Порядок из хаоса” приводят рассуждения Броделя о трех временных шкалах и о временном пристрастии.

1. Шкала географического времени - эпохи или зоны.

2. Шкала социального времени - история государств или цивилизаций.

3. Шкала индивидуального времени - история событий в жизни того или иного человека.

Отсюда возникает временное пристрастие - одно общество живет прошлым, другое может быть поглощено будущим. Каждая культура и личность мыслит в терминах временных горизонтов. Такое мышление - источник социальных и экономических трений, но оно же и придает специфику социальному познанию. Причем такое положение применимо не только к обществу, оно в полной мере характерно и для индивидуального человеческого существования.

Здесь кроется и источник конфликта между поколениями (конфликт отцов и сыновей). Отсюда следует отчасти и разное восприятие мира: "С утра садимся мы в телегу" - оптимизм; "В полдень нет уж той отваги" - постижение мира осуществляется уже с учетом накопленного жизненного опыта. "И, дремля, едем до ночлега" - безразличие, безропотное ожидание конца. Вот почему учет временного фактора должен быть обязательным компонентом социального познания. Вероятно, в этом и проявляется отличие исторического и социального познания.

Для современного социального познания, впрочем, как и для познания естественнонаучного, характерно углубление методологической рефлексии, т.е. углубление оснований для изучения самого себя. В специальных работах, а также в конкретных исследованиях ставятся вопросы о специфике социальной реальности и социального познания, о субъектно-объектных отношениях в социальном познании, о логической природе, методологическом статусе, эвристической роли социального знания и его объяснительных возможностях. Решение названных вопросов призвано обогащать знания, необходимые для описания, объяснения, теоретического обоснования приемов и методов исследования социальной действительности.

При этом нельзя не учитывать специфику социального познания. В определении отличительных черт социального познания можно согласиться, в общем, с Э.С. Крапивенским, который пишет о трех отличительных чертах социального познания:

1. Социум является самым сложным из объектов познания, ибо представляет собой высшую форму движения материи. В силу этого сущность социальных явлений и процессов, закономерные связи между ними обнаруживаются гораздо труднее, чем это происходит при исследовании неорганической и органической природы.

2. В социальном познании мы имеем дело с исследованием не только материальных (как в естествознании), но и идеальных, духовных отношений.

3. В социальном познании общество выступает и как объект, и как субъект познания. (См.: Крапивенский Э.С. Социальная философия. - Волгоград, 1996. - С. 330).

Это приемлемо, но первое положение (в отношении социума как высшей формы движения материи) вызывает определенные возражения. Обратимся к А. Швейцеру, который замечал: “Устанавливая наперед заданные различия в ценности между разными видами жизни, мы, в конечном счете, судим о них по тому, больше или меньше то расстояние, которое, как нам кажется, отделяет эти виды от нас, человеческих существ. Но это чисто субъективный критерий. Кто знает, насколько важен любой другой вид жизни - и сам по себе, и как составная часть Вселенной?” (Швейцер А. Благоговение перед жизнью как основа этического миро- и жизнеутверждения //Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. - М., 1990. - С. 341).

Комментарии, как нам кажется, излишни. Но все-таки не учитывать специфику познания социальной действительности невозможно, и автор предлагает следующую ее транскрипцию, в дополнение к вышеприведенной.

Социальное познание, в частности, отличается гораздо меньшей, по сравнению с естествознанием, стандартизацией языка исследования, отсутствием четкой алгоритмизации в исследовательском поведении, наличием достаточной свободы выбора конкретных способов или средств решения познавательных проблем. В социальном познании в большей мере, чем в естественнонаучном познании, проявляется личность исследователя с его жизненным опытом, с особенностями его видения явлений и их оценки, его мышления и воображения.

Рассмотрение специфики социального познания с необходимостью требует учета особенностей социальной реальности, определенных ее участков и областей. Если учитывать объективные трудности обнаружения повторяемости и регулярности в социальной жизни, то, конечно, нельзя считать реалистичным требование использования хотя бы одного научного закона в каждом акте объяснения социальных явлений. Выдвигая те или иные требования при познании, необходимо учитывать принадлежность изучаемых явлений к определенной сфере общественной жизни, их пространственно-временные параметры, степень сложности их структуры и истории, их объективную логику вообще. Так, например, возможности использования количественных методов анализа и выведения на этой основе “строгих” законов являются весьма ограниченными в исследовании явлений духовной жизни общества.

Большое значение имеет также "степень зрелости" объекта, достижение им в своем развитии состояния, позволяющего применить к нему определенные понятия и методы.

Одна из особенностей социального познания заключается в том, что здесь имеет место взаимодействие собственно научного исследования с обыденным сознанием ("здравым смыслом"), с различными вненаучными формами "практического" ценностного сознания и познания. Неизбежное влияние практического мышления на различные стороны социального познания трудно игнорировать. Весьма справедливыми и разумными требованиями, например к языку описания социальных объектов, кажутся его точность и достаточная насыщенность теоретическими положениями и понятиями. Однако представляется невозможным полностью освободить язык социального познания (в силу отмеченной его специфики) от особенностей, присущих обыденному языку (многозначность терминов, их эмоционально-экспрессивная нагрузка, отсутствие строгих однозначных определений).

В познании социальной действительности на современном этапе все более характерным становится использование специальных эмпирических процедур, статистических методов, которые не только имеют, несомненно, позитивное значение, но и могут быть связаны с определенными издержками. Дело в том, что исследователи, как правило, выбирают удобные для измерения параметры объектов; поглощенные заботой о точности измерения, они нередко забывают об "остатке", что приводит к упрощению, обеднению картины описываемых объектов. Далее можно отметить и явно недостаточное развитие междисциплинарных связей в системе социального познания. Именно полнота описания многих объектов социального познания требует комплексного исследования, что сделать затруднительно из-за дисциплинарных перегородок.

Наконец, следует иметь в виду, что эмпирические исследования преимущественно преследуют определенные инструментальные цели. В связи с этим описание схватывает главным образом те стороны или элементы объектов, которые подлежат сознательному изменению или оптимизации. В силу этого из картины описания во многих случаях выпадают не представляющие особого интереса с практической точки зрения аспекты, признаки объектов. Поэтому весьма актуальным требованием к описанию социальных объектов остается требование достаточной полноты и информативности описания (в отношении информативной ценности описания можно заметить, что отдельные формы традиционного описания социальных объектов оказываются более информативными, чем некоторые новейшие эмпирические процедуры их анализа).

Имеет свою специфику и такой способ эмпирического познания социума как социальный эксперимент. Эксперимент - научно поставленный опыт, с помощью которого объект или воспроизводится искусственно, или ставится в точно учитываемые условия, что дает возможность изучать их влияние на объект в чистом виде.

Отличие социального эксперимента от естественнонаучного состоит в том, что при его проведении, как правило, невозможно создать специальные искусственные условия, а также изолировать изучаемое явление от других. В социальном эксперименте возрастает роль субъективного фактора (влияния людей) на ход и исход социального эксперимента.

Существуют и границы проведения социального эксперимента:

1. Социальный эксперимент не должен нарушать деятельности социальной системы в целом или отдельных ее областей.

2. Потери от отрицательных результатов при проведении социального эксперимента должны быть минимальными, чтобы не получить “пиррову победу”.

Следует заметить, что познавательная ценность социального эксперимента состоит в том, что с его помощью выявляются и исследуются определенные общие закономерности, механизм их действия и те последствия, к которым он приводит.

Несколько внимания необходимо уделить и специфике теоретического этапа в социальном познании. Так, например, объяснение социальных объектов представляет собой теоретическую деятельность, направленную на раскрытие их сущности, охватывающей структурно-функциональные характеристики, генезис и причинно-следственные связи объектов, полагается процедурой, имеющей продуктивный или конструктивный характер, т.е. способствующей развитию понятийного аппарата и концептуального содержания науки. Критерии удовлетворительности объяснения, естественно, оказываются подвижными, отражая потребность в углублении объяснения. Отсюда, с одной стороны недостаточность категорий для описания сущности, а с другой - потребность в их формировании.

Важное место в понимании специфики познания социальной действительности занимает научное объяснение идей, которое становится глубже и полней тогда, когда, наряду с раскрытием социальных причин тех или иных воззрений, исследуется еще и социально-психологический “механизм” их формирования и развития: характер восприятия социальных явлений; отношения между социальными группами; механизмы идентификации людей с той или иной социальной группой; соотношение сознательного и бессознательного в познании социальных явлений и т.д.

Важный резерв приращения теоретического знания в социальном познании как раз и связан с раскрытием социальных “механизмов”, когда, например, не останавливаются на указании причин, а обнаруживают сам “механизм” причинения; не ограничиваются простым перечислением, а раскрывают еще и “механизм” функционирования с различными его последствиями.

Поскольку задачей объяснения является раскрытие целостной сущности объектов, то современная методология социального познания требует диалектического синтеза различных уровней анализа этой сущности. Уровни объяснения социальных объектов, видимо, могут выделяться в зависимости от структуры и социальной реальности и социального знания. В структуре социальной реальности можно различать (конечно, схематично) следующие уровни: индивид, малые социальные группы (с непосредственным взаимодействием), большие социальные группы и организации, общество в целом. Очевидно, что каждый социальный объект может объясняться на всех этих уровнях, ибо он функционирует и развивается в системе связей и отношений между ними. Иначе говоря, налицо онтологические предпосылки для многоуровневого объяснения социальных объектов. Необходимость учета связей социальных микрообъектов с макроструктурой общества давно осознана в методологии социального познания. Вместе с тем, не всегда выявляются связи социальных систем с типологическими характеристиками и деятельностью эмпирических индивидов, через которую они возникают и развиваются.

Как известно, не все элементы научного знания обладают равной гносеологической ценностью. Наибольшей ценностью среди них обладают законы, составляющие ядро любой научной теории (они же обладают и самым высоким престижем в сознании исследователей). Приходится, однако, заметить, что исследователи в общественных науках иногда возводят в ранг научных законов утверждения, которые никак не могут претендовать на раскрытие внутренних, необходимых, существенных связей и отношений. Поэтому встречаются охотники возводить в степень закона любую теоретическую формулу. Учитывая гносеологическую ценность и огромный престиж в кругах исследователей номологического знания, нетрудно догадаться о мотивах такого рода "законотворчества", которому, однако, не всегда удается выйти за рамки тривиальности.

Тем не менее, можно достигать относительно достоверного знания о социуме, если мы будем придерживаться некоторых рекомендаций, которые в свое время давал А. Бергсон: "Но мы уверены, что без труда будет найден выход из этих сложностей, в основе которых лежит такая же сложность реальности, если неотступно придерживаться двух принципов, которые нам самим в наших исследованиях служили путеводной нитью. Первый состоит в том, что психологический анализ должен постоянно иметь в виду утилитарный характер наших ментальных функций, существенным образом обращенных к практическому действию. Второй - в том, что навыки, приобретенные на практике, распространяясь на сферу спекуляции, порождают там искусственные проблемы, и метафизика должна для начала освободиться от этих наносных неясностей" (Бергсон А. Материя и память //Бергсон А. Собрание сочинений в четырех томах. Том 1. Перевод с французского. - М.: Московский клуб, 1992. - С. 165).

В качестве выводного знания по специфике познания социальной действительности хотелось бы привести следующее рассуждение: "Человеческое общество представляет собой необычайно сложную систему, способную претерпевать огромное число бифуркаций... Мы знаем, что столь сложная система обладает высокой чувствительностью по отношению к флуктуациям. Это вселяет надежду и тревогу: надежду на то, что даже малые флуктуации могут усиливаться и изменять всю их структуру (это означает, в частности, что индивидуальная активность вовсе не обречена на бессмысленность); тревогу, потому что наш мир, по-видимому, навсегда лишается гарантий стабильных, непреходящих законов" (Пригожин И., Стенгерс И. Заключение //Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. - М., 1986). Этим рассуждением можно и завершить рассмотрение специфики познания социальной действительности.