Часть 3 нескончаемый дождь

 

Смысл жизни состоит в том, что она кончается.

Франц Кафка

 

Глава 19

 

Ее нашли в кустах. Так бывает. Людей порой находят в лесу или в жарких и захламленных спальнях; в темных переулках, на автостоянках и задних рядах кинотеатров; в плавательных бассейнах и в автомобилях. Человека можно найти мертвым почти везде, но в кустах порой бывает хуже всего. Состояние и местонахождение тел оставляют мало места для сомнений в том, что они не просто спят, пьяны или без сознания, однако все же остается шанс, что их еще можно вернуть к жизни. Мертвец же, найденный в кустах, мертв по-настоящему.

Кусты, о которых идет речь, находились позади автостоянки, принадлежавшей парикмахерской на главной улице Сноквалми. Тело, как это часто бывает, обнаружил мужчина, выгуливавший рано утром собаку. Он позвонил по мобильному телефону, дождался приезда полиции, держась, однако, в некотором отдалении, чтобы не привлечь любопытных, и наконец показал дорогу двум офицерам из местного участка. Но сейчас он сидел на другой стороне улицы, прислонившись спиной к ограде и опустив голову на колени. Пес стоял рядом, несколько сбитый с толку запахом рвоты, но не отходил от хозяина. Пес знал, что, когда они вернутся домой, ему придется долго сидеть взаперти, пока человек будет ходить по своим делам, и потому не особо спешил. Ради нескольких лишних минут свободы стоило посидеть на мокром от дождя асфальте рядом с лужей блевотины. Он лизнул руку хозяина, выражая ему свою моральную поддержку. Тот в ответ слабо погладил его по голове.

Один из полицейских докладывал о случившемся по рации. Второй стоял в нескольких ярдах от тела, уперев руки в бока. За свою жизнь ему доводилось видеть не слишком много трупов, и мысль о том, что рядом лежит мертвое тело, приковывала его к месту. Он был искренне рад, что скоро приедут другие полицейские и избавят его от необходимости в течение следующих дней, недель или целой вечности пытаться выяснить, кто и как превратил живого человека в синевато-багровый кусок тухлого мяса и каким именно образом эта женщина отправилась отсюда на тот свет. Ему не хотелось думать о том, какие мысли были в голове у мужчины – предполагая, что это был мужчина, как почти всегда в таких случаях, – который преспокойно избавился от трупа в нескольких ярдах от обочины, словно от кучи мусора. Даже еще хуже, поскольку мусор хотя бы складывают в пакеты. Труп же не сочли заслуживающим и временных похорон, которые люди устраивают пустым консервным банкам и коробкам из-под овсяных хлопьев.

Он услышал, как его коллега заканчивает разговор, и решил, что видел уже достаточно. Однако, уже поворачиваясь, он заметил, как что-то блеснуло возле макушки тела. Вопреки собственным намерениям, чувствуя себя настоящим детективом, он шагнул к трупу и слегка наклонился, приглядываясь внимательнее.

Полицейские уже решили между собой, что не нужно быть гением, чтобы определить причину смерти. Женщина была одета в элегантный костюм, вернее, в то, что от него осталось. Ее тело ниже шеи не вызывало никакого желания к нему прикасаться, но, собственно, так бывает со всеми после смерти. Голова же была покрыта коричневой засохшей кровью и каким-то другим, черным веществом, так что различить черты лица было невозможно. И именно там, чуть выше бровей, что-то высветило тусклое утреннее солнце.

– Осторожнее, приятель, – сказал его напарник. – Если хоть что-то сдвинешь с места, с тебя шкуру спустят и на стенку повесят.

– Знаю, знаю.

Он наклонился еще ниже – настолько, насколько это было возможно, и, слегка прищурившись, посмотрел на блестящее пятнышко. Запах был отвратительным, вид немногим лучше, и вообще приятного было мало.

Посреди месива, которое раньше было лбом, виднелось нечто, выглядевшее совершенно неуместным.

Задержав дыхание, он приблизился еще на несколько дюймов. С этого расстояния уже невозможно было не видеть муравьев и прочих насекомых, спешивших по своим делам, словно они знали, что скоро кто-то придет и отберет у них их сокровище. Кроме того, стало видно, что изо лба женщины что-то торчит. Выступающий край был шириной с игральную карту, хотя и намного толще – четверть дюйма, может быть чуть больше. Блеск исходил от части этого предмета, не покрытой засохшей кровью. Казалось, он сделан из хрома или какого-то другого блестящего металла. Нижняя его сторона, похоже, была из черного пластика.

Неожиданно блеск исчез – его напарник наклонился, чтобы взглянуть, и заслонил солнце. В итоге полицейский смог различить нечто вроде очень узкого ярлыка, приклеенного вдоль края предмета.

– Что это за чертовщина? – пробормотал он.

 

В девять с небольшим выяснилось, что предмет, торчавший из головы женщины, – жесткий диск, маленький, из тех, что применяются в ноутбуках. Вскоре эта информация достигла управления ФБР в Эверетте, а затем – в Лос-Анджелесе. И с этого момента все пошло кувырком.

Чарльз Монро звонил по всем номерам, какие у него имелись, но Нина Бейнэм не отвечала. Однако он продолжал пытаться, с равными интервалами. Что-то в жизни Монро пошло не так, хотя что именно – он до конца не понимал, и с каждой минутой становилось все хуже. Стоило ему лишь на секунду отвести взгляд, потерять контроль над ситуацией, и все то, что он так долго выстраивал, рассыпалось в мгновение ока.

Прежде он всегда ощущал под ногами надежный фундамент. Но не теперь. Ему даже начало казаться, что в нем не хватает некоторых кирпичей.

 

Глава 20

 

Хенриксон выключил двигатель и, улыбнувшись, повернулся к Тому. Том прикинул, что это уже примерно пятнадцатая его улыбка за утро, а ведь было всего лишь десять часов.

– Вы готовы?

Том схватился за лежавший на коленях рюкзак.

– Думаю, да.

Прошлое двое суток с тех пор, как он вернулся в Шеффер. Прошлым утром, проснувшись после бессонной ночи, он обнаружил, что чувствует себя слишком плохо для того, чтобы отправиться в тот же день в лес. Весь запас адреналина, помогший ему добраться до Шеффера, иссяк, и остались лишь усталость, боль и тошнота. Кроме того, он понял, что ему нужно как следует подумать.

Хенриксон не возражал против задержки и сам посоветовал ему отдохнуть. Так Том и поступил, сидя в кресле в своем номере, закутавшись во все одеяла, какие только смог найти, приводя мысли в порядок и размышляя о том, что делать дальше. Ближе к полудню он сел за руль и уехал довольно далеко, вернувшись лишь с наступлением темноты. К тому времени он чувствовал себя уже достаточно хорошо, чтобы еще раз сходить выпить вместе с журналистом. Утром он уже был почти в форме, ощущая полное душевное спокойствие и уверенность.

Когда машина остановилась на площадке возле Говард-Пойнта, реакция Тома оказалась намного сильнее, чем он ожидал. Если новая поездка сюда вызывала у него ощущение, будто он некий дух, возвращающийся домой, то теперь, выйдя из «лексуса» Хенриксона, он почувствовал себя собственным дедушкой. Журналист поставил машину на стороне, противоположной той, где несколько дней назад остановился Том и где он в первый раз упал, но почему-то от этого ему стало еще больше не по себе. Когда звук захлопнувшейся дверцы эхом отдался среди деревьев, мир вокруг показался непрочным и хрупким, словно наспех нарисованным поверх какого-то другого пейзажа. Что-то изменилось в его эмоциональном настрое. Конечно, когда он был здесь в последний раз, он был пьян; сейчас же он испытывал лишь легкое похмелье и головокружение, и вокруг было намного больше снега.

– Знаете, Джим, то место не так-то просто будет найти.

– Конечно.

На этот раз репортер вместо костюма был в старых джинсах и теплой куртке. Судя по ботинкам, Хенриксон имел немалый опыт пеших походов. Вид у него был уверенный, он явно подготовился к предстоящему путешествию лучше, чем Том.

– Вы были от него довольно далеко, к тому же было почти темно. Мир не рухнет, если вы не сумеете найти это место. Просто… было бы неплохо, если бы вы сумели.

– Вы не можете просто сказать, что мы ищем?

Улыбка номер шестнадцать.

– Вам не нравятся сюрпризы?

– Не очень.

– Поверьте мне, это будет отличный материал для книги. «Козелек находит путь к месту, которое изменит историю, биологию и кто знает что еще в наших представлениях о мире. Его бесстрашный помощник указывает на окончательное доказательство. Они по-мужски обнимаются». Про объятия, естественно, не обязательно.

Том кивнул, в который раз уже пожалев о том, что упомянул об идее написать книгу. Хенриксон заявил, что не будет пытаться его снова напоить, и он ему поверил, однако к концу второго вечера Том выболтал о самом себе достаточно много такого, о чем говорить, возможно, и не стоило.

– Мне просто не хочется снова заблудиться.

– Мы не заблудимся. Я немало путешествовал, и у меня есть компас. И если бы вы всерьез не обладали чувством направления, вас уже не было бы в живых.

– Наверное, да.

Том слегка пошевелил ступней. Лодыжка до сих пор болела, но новые ботинки хорошо помогали. Он надел рюкзак на спину. На этот раз в нем лежали бутылки с водой, термос со сладким кофе и несколько лепешек. Вероятно, на дне до сих пор оставались осколки стекла, но это не имело значения. Он сохранил рюкзак, поскольку тот принадлежал его прошлому. Осколки тоже были из прошлого. У него возникла мысль, что, возможно, следовало бы бросить рюкзак где-нибудь в лесу, попытаться навсегда избавиться от всего того, что тот олицетворял.

Подойдя к углу площадки, он мгновение поколебался, а затем перешагнул через толстое бревно, служившее оградой.

Хенриксон подождал, пока Том пройдет по тропе несколько ярдов, а затем обернулся, бросив взгляд на машину. На секунду у него возникло странное ощущение, будто за ним наблюдают. Он медленно огляделся, но никого не увидел. Странно. Обычно он хорошо чувствовал подобное.

Повернувшись назад, он увидел, что Козелек остановился. Сейчас, когда путешествие началось, желание его продолжать становилось все сильнее, и Хенриксон знал, что так оно и бывает.

– Нам туда.

Хенриксон перешагнул через бревно и углубился следом за Томом в лес.

 

Хотя на западе по небу плыли облака, солнце светило ярко, отбрасывая четкие тени на нетронутый снег. Двое какое-то время шли под небольшой уклон, почти не разговаривая. К этому времени дорога осталась уже далеко позади, и вокруг не раздавалось ни звука, кроме их собственных шагов и дыхания.

– А вы вполне уверенно шагаете, друг мой. Вы точно помните, что шли именно здесь?

– Не столько помню, сколько узнаю окружающий ландшафт. Может быть, это звучит и глупо, и я на самом деле не особый любитель пеших походов, но…

Он остановился и показал на расположение деревьев и холмов вокруг.

– А куда еще вы бы пошли?

Хенриксон кивнул.

– У некоторых людей вообще напрочь отсутствует чувство направления, словно у заводной игрушки. Отпусти его, и он пойдет по прямой, пока не наткнется на стену. Другие же именно чувствуют. Они просто знают, где находятся. Собственно, ко времени это тоже относится. Который сейчас, по-вашему, час? Остановитесь. Подумайте. Какое время дня вы сейчас ощущаете?

Том задумался. Он вообще не ощущал никакого времени, но с тех пор, как они отправились в путь, прошло, вероятно, около получаса.

– Половина одиннадцатого.

Хенриксон покачал головой.

– Почти одиннадцать. Я бы сказал – примерно без пяти.

Он отогнул рукав куртки и посмотрел на часы. Улыбнувшись, он протянул их Тому.

– Ну, что скажете? Без четырех.

– Вы могли посмотреть раньше.

– Мог, но не смотрел.

Том остановился. Они приближались к перевалу, и он на мгновение засомневался, в какую сторону идти. Хенриксон отошел на несколько шагов назад и посмотрел в другую сторону. Том понял, что тот дает ему шанс подумать, почувствовать нужное направление, и ощутил странное чувство благодарности. Прошло немало времени с тех пор, как кто-то ему доверял, готов был на него положиться. Уильям и Люси стали уже достаточно взрослыми, чтобы рассматривать его как человека с недостатками, а не с достоинствами. Сара тоже слишком хорошо его знала. Он воспринимался как данность. Проклятие среднего возраста заключалось в том, что все знали или полагали, что ты уже высказал все, что следовало сказать. Как только ты начинаешь это подозревать, сразу возникает желание доказать, что это не так, и тут-то начинают случаться ошибки и происходить неприятности.

– Туда, – сказал он, поворачивая направо.

– Почувствуй силу, Люк.

Следующие двадцать минут дорога была тяжелой, и оба шли молча, с трудом переводя дыхание. Потом тропа пошла под уклон с другой стороны перевала, и впереди возник еще один подъем, намного более крутой. Местность выглядела незнакомой, но почему-то ему казалось, что они идут туда, куда нужно.

Том бросил взгляд на шагавшего рядом репортера.

– Вы ведь уже давно ищете снежного человека, верно?

– Конечно.

– Как так получилось, что никто в него не верит?

– Да нет, верят, – ответил тот. – Просто это одна из тех вещей, в существовании которых трудно кого-то убедить, даже если действительно в это веришь. Никто не хочет выглядеть дураком, но если ты к этому готов – мир раскрывается перед тобой, словно раковина.

– Так что же это такое?

– А как вы думаете?

Том пожал плечами.

– Наверное, какая-то большая обезьяна. Которая жила здесь до появления людей, а потом ушла в лес. Здесь полно свободного места. Так?

– Отчасти, – ответил Хенриксон. – Лично я полагаю, что это последние выжившие экземпляры неандертальцев.

Том остановился и уставился на него.

– Что?

Хенриксон продолжал идти.

– Собственно, это далеко не новая теория. Проблема лишь в том, как выяснить все подробности. Вы ведь знаете, как работают археологи, – а может быть, и нет. Бла-бла-бла, нет доказательств; бла-бла-бла, ископаемые свидетельства; бла-бла-бла, наш профессор утверждает, что этого не может быть. Примерно это выглядит так: неандертальцы – одни из самых приспособленных к жизни видов, которые когда-либо существовали в мире. Четыреста тысяч лет назад они уже владели копьями. Они распространились по половине мира, включая Европу, где в те времена мало кому хотелось бы жить. Земля была все еще покрыта ледниками, вокруг бродили звери с очень большими клыками, и не существовало ничего, повторяю, ничего, что могло бы облегчить им жизнь. И тем не менее они выживали в течение сотен тысяч лет. У них были похоронные ритуалы. Они умели лечить зубы, что, наверное, было просто ужасно без возможности почитать журнал в очереди на прием. Они умели рисовать орнаменты и делать украшения, и благодаря их торговым связям изделия, ими производимые, распространялись по всей Европе. В конце концов появились кроманьонцы – то есть мы, и какое-то время два вида сосуществовали вместе. Потом неандертальцы ни с того ни с сего вымерли, оставив после себя достаточное количество костей. Собственно, и все.

– Так что же произошло? По-вашему?

– Они вовсе не вымерли. Их никогда не было слишком много. Они просто научились хорошо прятаться.

– Прятаться? Где?

– В двух местах. Во-первых, в глухих лесах, в северо-восточной Европе, в Финляндии – но так же и здесь, в старых добрых Соединенных Штатах. Ученые утверждают, будто неандертальцы никак не могли сюда попасть, но, думаю, они их недооценивают. Они вполне могли добраться из России до Берингова пролива, перебраться через льды до северных территорий, а потом двигаться на юг вдоль побережья, до более или менее приспособленных для жизни мест. Потом, когда в конце концов появились мы, они просто ушли в леса. Лучшего места не найти. Тысячи квадратных миль дикой местности, куда люди особо не отваживаются забираться даже сейчас. Кое-какие намеки можно найти и в индейской культуре этих краев. У индейцев племени чинук есть легенды о людях-призраках, которые жили в лесах и с которыми племя поддерживало дружеские отношения. Есть еще и зверолюди: индейцы-оканоганы, жившие прямо здесь, в горах, верили, что когда-то тут жили звери, у которых была своя цивилизация, прежде чем в этих краях появились люди.

– А второе место? Где еще они могут прятаться?

– Прямо у нас под носом. Какие легенды больше всего распространены по всей Европе?

– Не знаю.

Том больше не был уверен, что они идут в правильном направлении. Спустившись в долину, они снова начали подниматься вверх. Местность становилась все более пересеченной, и это было ему знакомо, но не более того, а подъем делался круче, в какую бы сторону ни идти, так что здесь тоже не на что было ориентироваться. Какое-то время он просто переставлял ноги, а Хенриксон продолжал говорить, гладко и без запинки, словно уже много раз предварительно продумал свои слова. Честно говоря, в голосе его звучала излишняя уверенность, отчего Тому казалось, что тот не настолько умен, как он думает.

– Огры. Эльфы. Тролли. Я полагаю, что все они – тоже примеры выживших неандертальцев. Существа, которые жили здесь до нас, со своими странными обычаями. Которые сперва были широко распространены, но затем стали встречаться все реже – пока в конце концов не оказалось, что их вообще никто больше не видел. Но мы их помним. Порой слова странным образом меняют смысл. «Когда-то здесь жили гиганты»? Думаю, «гигант» в данном случае означает вовсе не «великан». Это означает, что пришедшие сюда люди обнаружили существовавшую до них расу могущественных и совершенных существ, которые были гигантами в культурном смысле, подобно зверолюдям оканоганов.

– Но ведь они вымерли.

– Не совсем. О чем нам немало приходится слышать по всему миру? О призраках. О привидениях. А о чем еще? Об инопланетянах. О зеленых человечках. Не кажется ли, между прочим, что их корабли довольно часто садятся в лесах, что странным образом напоминает авиацию? Привидения, феи, призраки – способ объяснить странные явления, которые нам то и дело приходится наблюдать. Довод в пользу существования целого вида, который якобы вымер, но на самом деле лишь слился с окружающим фоном, стараясь не попадаться нам на глаза.

– Но эти существа даже близко не похожи на неандертальцев, – сказал Том.

– Да, по двум причинам. Во-первых, легенды склонны к преувеличениям, и в течение нескольких тысячелетий их герои обрели собственный вес и собственные внешние признаки, не имеющие ничего общего с реальностью. А во-вторых, у неандертальцев есть способ запудрить нам мозги.

– Что?

– Утверждается, что их горло и рот были не приспособлены к членораздельной речи. Однако поскольку они обладали культурой, ясно, что они умели каким-то образом общаться, причем языка телодвижений и системы звуковых сигналов для этого явно было недостаточно. Моя теория такова, что они, по крайней мере отчасти, владели телепатией. Собственно, они владеют ею до сих пор, так же как и мы. Телепатия – всего лишь сопереживание, включенное на полную мощность. И когда они встречаются с тем, что, по их мнению, представляет для них опасность – например, с нами, они посылают нам в мозг мысленные образы. Они лишь отражают картины, порожденные нашим собственным воображением.

– Все это чушь, – рассеянно пробормотал Том. – Простите, но я не верю ни единому слову.

– Если я прав и мы действительно ищем неандертальца – почему все говорят, будто снежный человек восьми футов ростом? Они заставляют нас думать, будто они большие, потому что большой – значит страшный. И почему столь многие – как и вы, Том, – сообщают об отвратительном запахе? Зачем им или любому другому существу дурно пахнуть? Незачем. Они просто заставляют нас думать, будто от них воняет, в качестве еще одного защитного механизма, одного из самых примитивных. Они прячутся от нас, затуманивая наш разум. Вот почему их так тяжело обнаружить. Когда мы ближе к цивилизации – нам кажется, будто мы видели призрака. Здесь вы видите нечто более близкое к их истинному облику, поскольку подсознательно мы всегда знали, что они до сих пор существуют.

Том остановился и повернулся к журналисту. На этот раз тот не улыбался. Он был смертельно серьезен. Хотя Том был и рад, что у него нашелся сторонник, он все же предпочел бы, чтобы тот просто считал, что неподалеку бродит неизвестный примат, вместо того чтобы рассуждать о призраках и телепатии.

Но пока что все это не имело особого значения. Он намеревался поделиться собственной новостью.

– Я окончательно заблудился, – сказал он.

 

Час спустя ситуация нисколько не изменилась к лучшему. Хенриксон терпеливо следовал за Томом, время от времени отходя чуть в сторону, чтобы дать тому возможность сориентироваться, предлагая ему идти вперед со словами, что догонит его, если тот крикнет, что нашел дорогу. Однако найти дорогу никак не удавалось. Чем дальше он шел, тем меньше ему казалось, что он знает, где находится. В конце концов он остановился.

– Ну как, теплее, приятель? – крикнул сзади Хенриксон.

– Нет, – ответил Том. – Черт возьми, я вообще понятия не имею, где мы.

– Не проблема, – сказал Хенриксон, поравнявшись с ним и доставая из кармана карту.

Он развернул ее, посмотрел на компас, висевший на шнурке, и нарисовал на карте маленький кружок.

– Мы примерно здесь.

Том взглянул на карту. «Здесь» представляло собой белое пространство, покрытое плотной сеткой топографических горизонталей – за последние полчаса им не раз приходилось то подниматься, то спускаться.

– Здесь ничего нет.

– Не совсем. Вот тут – ручей, – ответил Хенриксон, показывая на извилистую линию. – Как по-вашему, мы достаточно близко от вашего рва?

– Я в самом деле не знаю. Думаю, надо поискать.

– Давайте.

Минут через двадцать послышалось размеренное журчание. Подойдя к большому скоплению камней, они обнаружили ручей шириной футов в пять, беспокойно струившийся между невысоких, покрытых мхом берегов.

Том покачал головой.

– Это не тот. И у меня начинает болеть нога.

Хенриксон посмотрел вверх по течению.

– Возможно, в той стороне берега несколько круче.

– Может быть. – Том почувствовал себя глупо, хотя знал, что у них может ничего не получиться, и предупреждал об этом репортера. – Я просто не знаю.

Хенриксон выглядел столь же уверенно, как и в самом начале пути, но уже довольно долго не улыбался.

– Я знаю, о чем вы думаете, друг мой, – сказал он. – И в этом нет ничего страшного. Как вы уже поняли, я действительно хочу найти это существо. Да и что, собственно, мне еще остается? Вернуться в город и торчать в пробках? Лучше я уж похожу здесь пешком. Давайте пройдем немного вдоль ручья. Но прежде всего я хотел бы немного подкрепиться.

Том начал было снимать рюкзак, но Хенриксон поднял руку.

– Не надо. Я достану.

Он расстегнул застежки, и Том почувствовал, как рука репортера шарит внутри рюкзака.

– Осторожно, – предупредил Том. – Там стекло.

– Хорошо. Но… откуда?

– Там осталась пара разбитых бутылок, еще с тех пор, как я был здесь в первый раз. Я не успел как следует почистить рюкзак. Они должны быть на самом дне, но…

Он почувствовал, что Хенриксон его не слушает и что его руки в рюкзаке больше нет.

– Что такое?

Ответа не последовало. Том повернулся и увидел, что тот держит в руке нечто вовсе не похожее на термос и внимательно его разглядывает.

– Что там?

– Вам виднее. Это было у вас в рюкзаке.

Посмотрев внимательнее, Том увидел крохотный пучок грязной растительности.

– Понятия не имею.

– Вероятно, ничего особенного. Скорее всего, просто упало к вам в рюкзак.

Он посмотрел на Тома, на этот раз улыбнувшись до ушей.

– Ну что, пойдем дальше? Вверх по течению?

Пока они шли, потягивая из термоса горячий сладкий кофе, Том заметил, что походка репортера стала еще более уверенной.

За последующее сорок минут они поднялись еще на несколько сот футов, следуя вдоль ручья и обходя каменные осыпи, но берега не становились выше. На этот раз остановился репортер.

– Не нравится мне это, – сказал он, снова доставая карту. – Сейчас мы должны находиться в этом месте, – он показал на другое белое пятно, – которое расположено намного восточнее, чем можно было бы судить по вашим словам.

– Что это за черная линия?

– Дорога. Вполне возможно, что вы просто ее не заметили, когда пытались найти путь обратно – иначе вам не потребовалось бы два дня, чтобы вернуться. Так что… что с вами?

Том стоял, слегка приоткрыв рот. Потом он медленно закрыл его и неуверенно ответил:

– Ничего. Просто…

– Я ведь чувствую, что что-то не так.

– Та женщина, Патриция. Которая с ботинками.

– И что?

– Она была там. Она видела мой рюкзак и, если верить ее словам, оставила там следы. Коннелли говорил, что она живет где-то здесь. То есть… – Он замолчал.

– Она знает, где находится то место, и, возможно, сможет туда дойти. Вы это хотите сказать, Том?

Том кивнул.

– Вы и в самом деле не подумали об этом раньше? Или, возможно, не хотели посвящать в нашу затею посторонних?

– Честно говоря, мне это просто не пришло в голову. Когда она была в участке, я очень плохо себя чувствовал.

– Черт. – Хенриксон несколько мгновений смотрел в сторону, уперев руки в бока, потом покачал головой. – Ладно, друг мой. Мне самому следовало сообразить. Да, я понимаю, что куда интереснее было бы добраться туда самим. Но, похоже, нам туда не добраться, не так ли?

– Джим, мне очень жаль…

– Все в порядке. Но, думаю, сейчас нам нужно вернуться к машине и отправиться за подкреплением. Если эта женщина сможет нас туда провести, мы сэкономим кучу времени, а время дорого.

Хенриксон снова достал карту и сверился с компасом.

– Мы пройдем прямо здесь, – сказал он. – Чувство направления – штука неплохая, но давайте вернемся кратчайшим путем, хорошо?

Он зашагал в ту сторону, откуда они пришли, и Том последовал за ним.

 

Им потребовалось чуть больше часа, чтобы вернуться к началу тропы, следуя более прямым путем и в основном под гору. Перешагивая через огораживающее площадку бревно, Том уже знал, что кое-что изменилось. Он больше не был ведущим, превратившись в ведомого. Так не должно было быть. И если потребуется, ему придется сделать все возможное, чтобы стало иначе.

Хенриксон выехал на дорогу и проехал несколько миль в сторону Шеффера. Остановившись возле придорожного кафе, он задал несколько вопросов, пока наполнялся термос. Вернувшись в машину, он подмигнул.

– Думаю, мы нашли то, что искали, – сказал он. – Несколько миль в другую сторону. Поселок под названием Каскад-Фоллс. Он давно уже заброшен, но один житель там точно есть. Парень из кафе говорит, что это женщина по фамилии Андерс.

– Верно, – сказал Том. – Патриция Андерс. Это она.

– Слава богу. Что ж, за дело, друг мой.

В течение получаса они ехали по шоссе на север, а затем свернули в сторону гор. Дорога вскоре начала сужаться, словно ручей по мере приближения к истоку. В свое время ее проложили застройщики, чтобы можно было добраться до участка земли, который они пытались продать, и вскоре обе ее стороны поросли густыми деревьями.

– Похоже, здесь почти никто не ездит, – весело сказал Хенриксон.

Том смотрел в окно, думая о том, что могло заставить кого-то жить в подобном месте. То и дело на деревьях вдоль дороги попадались таблички. Можно было купить здесь кусочек земли и приехать сюда жить. И что потом?

Наконец Хенриксон остановил машину и выключил двигатель. Впереди по левую сторону дороги виднелись ворота, а на прибитой к ним доске – фамилия Андерс.

Выйдя из машины, они откинули щеколду на воротах и пошли по извивавшейся среди деревьев тропинке. Ярдов через двести впереди появился маленький домик. Когда они наконец дошли до него, Том уже начал сомневаться, туда ли они попали. Дом выглядел мрачным, холодным и пустым, несмотря на горевший над дверью свет.

– Не очень-то похоже на дом, – сказал он.

Строение скорее напоминало хижину с крыльцом.

Оно представляло собой квадратное бревенчатое сооружение с навесом для автомобиля с одной стороны. На двери, на уровне пояса, была выжжена цифра 2. В верхней ее половине имелись четыре маленьких стеклянных окошка, но плотная занавеска не позволяла заглянуть внутрь.

Хенриксон постучал в дверь.

– Тесновато тут, это уж точно.

На стук никто не ответил, и он постучал снова. Том тем временем поднялся на небольшой холм перед домом. В двадцати ярдах от него среди деревьев стояла еще одна хижина, но та была темной и слегка заросшей. Пройдя чуть дальше, он увидел маленький замерзший пруд, а за ним – ряд деревьев.

Он прошел дальше, и ему показалось, что он видит по другую сторону еще одну хижину. Он хотел было позвать Хенриксона, но почему-то не стал этого делать и пошел обратно.

Хенриксон стучал в дверь в четвертый раз.

– Никого нет дома, – сказал он. – Видимо, она в Шеффере, наслаждается жизнью большого города. Жаль, конечно. Однако… – Он посмотрел на часы. – Время идет. Вы говорили, что до того места, где вы были, от ее дома довольно далеко. Возможно, сегодня уже не стоит туда идти – ведь нужно еще и возвращаться обратно.

Он подошел к одному из двух небольших окон в боковой стене. На них тоже были занавески, но более тонкие. Том попытался приглядеться, но не смог ничего различить внутри.

– На сегодня хватит, – решил Хенриксон. – Поехали в город, отдохнем. Возможно, удастся узнать номер телефона этой женщины и договориться с ней на завтра. Пока что я голоден как волк. Без обид.

Том в последний раз посмотрел в окно, а затем направился по дорожке назад к воротам.

Лишь когда они вернулись к машине и шум двигателя стих за деревьями, занавеска на входной двери отодвинулась.

 

Глава 21

 

Убедившись, что незнакомцы уехали, Патриция отперла дверь и вышла наружу. Некоторое время она стояла, прислушиваясь, но услышала лишь то, что слышала всегда, находясь дома, то есть ничего, если не считать ветра осенью, или птиц весной, или насекомых летом. Но это не были посторонние звуки.

Судя по следам на снегу, двое прошли по дорожке и обошли хижину кругом. Она поняла, что один из них, кроме того, проследовал несколько дальше.

Она прошла вдоль цепочки следов, ведших через небольшой подъем к озеру. Через несколько ярдов следы заканчивались. Патриция заметила, что, если только незнакомец не был чересчур ненаблюдателен, он наверняка должен был увидеть строение на другой стороне озера. Однако она не слышала, чтобы он что-либо крикнул или упомянул об увиденном второму. Это вовсе не обязательно должно было что-либо означать. Вполне возможно, он просто замерз, устал или проголодался. Так или иначе, это было несущественно. Во второй хижине не было ничего, кроме инструментов, сырости и воспоминаний о неожиданном приступе страсти, охватившем их с Биллом одной зимней ночью, когда они собирались латать крышу.

Она подошла к небольшому пруду, за которым начиналась давно запущенная часть их участка, села на скамейку возле большого дерева в нескольких ярдах от берега и посмотрела на замерзшую гладь воды.

– Они пришли, – тихо сказала она. – Что мне делать?

Он не ответил. Он никогда не отвечал. Он даже не знал, что она имеет в виду. Но она всегда спрашивала, на всякий случай. Мужчинам нравится ощущать собственную причастность к происходящему.

 

Через месяц после смерти Билла Патриция оказалась в странном мире, в котором все будто бы развалилось, а затем было собрано снова, вот только не совсем так, как надо. Холодильник казался пустым, потому что был заполнен лишь необходимыми продуктами, без тех деликатесов, которые то и дело неожиданно привлекали внимание ее мужа. Она помнила, что на листах бумаги изначально не было никаких набросков, что на конвертах, счетах и чеках не появлялись сами собой рисунки деревьев, кошек и кораблей. Без них они выглядели странно. Тяжелее всего было ощущать, что она уже не может общаться с людьми, как прежде. Она могла поговорить с почтальоном, поболтать в очереди на рынке, но она уже не могла сказать, что у Неда странный нос, или, повернувшись к кому-нибудь, напеть мелодию из какой-то глупой рекламы, вызвавшую у нее улыбку. Из-за этого люди начинают думать – мол, у несчастной старухи не все дома, как это печально, надо что-то делать. Что случилось – то случилось, и прошлого не вернуть, как не вернуть каплю дождя, упавшую на горячий асфальт. И никого оно больше не интересовало, кроме нее самой.

Вскоре она начала понимать, что наградой за очередной прожитый день для нее стала возможность увидеть день завтрашний. Долгие часы тянулись один за другим, и к вечеру она уже не ожидала от следующего дня ничего нового, зная, что он принесет в точности то же самое. В конце концов у нее возникло ощущение, что никакого завтра не существует вообще и вся ее жизнь – одно лишь бесконечно тянущееся сегодня. Что ей оставалось делать? Сопротивляться не имело никакого смысла. Если ты бросаешь курить и внезапно чувствуешь, что уже сыт по горло и возможность не курить завтра не является достаточной наградой за то, что ты не курил сегодня, то можешь, разозлившись, отправиться в магазин, купить пачку сигарет, открыть ее и насладиться табачным дымом, одновременно испытывая чувство разочарования, поражения и вины. Однако смерть таким образом не обманешь. Нельзя сказать: «К черту. Верни моего мужа обратно». Люди это понимают, на подсознательном уровне. Они не пытаются испытывать судьбу, зная, что если потребуют подобного и получат отказ, то окончательно сойдут с ума. Они смиряются с мыслью о том, что выхода нет, что ничего не поделаешь и любимого не вернешь; его нельзя снова достать с кухонного шкафа или из-под ванны, словно случайно заброшенную игрушку, нельзя стряхнуть с него пыль, провести пальцами по волосам и нежным поцелуем вновь пробудить его и весь мир к жизни, словно все случившееся было лишь дурным сном или глупой фантазией.

Всю жизнь подсознательно поступая так, как этого требовали нормы приличия, Патриция вдруг обнаружила, что начала себя вести крайне политически некорректно. Глядя на толпившихся на рынке людей, старых и раздражительных, она думала о том, что полгода назад задала бы себе вопрос: отчего они столь несчастны и чем она могла бы им помочь? Теперь же она просто считала несправедливым, что они до сих пор живы.

Услышав по телевидению призыв о сборе средств для детской больницы, она спрашивала себя, почему люди испытывают такую жалость к детям, которые еще ничего не успели сделать для мира, когда Билл и ему подобные прожили намного дольше для того, чтобы стать частью жизни других. Например, ее жизни. А когда однажды на улице в Снохомише кто-то попытался приколоть ей значок с призывом к борьбе со СПИДом, она лишь огрызнулась на парня и оттолкнула его. Парень – симпатичный и с печальным взглядом – повернулся к своей коллеге, не менее симпатичной девочке-подростку, прямо-таки источавшей сострадание, и что-то ей сказал.

Патриция испепелила его взглядом.

– А вы как, предохраняетесь, когда трахаетесь?

Парень покраснел.

Садясь в машину, Патриция уже ненавидела сама себя, но внутри у нее по-прежнему все дрожало.

Какое-то время спустя, через несколько месяцев, ей стало казаться, что она постепенно привыкает к новой жизни. Однако вскоре стало ясно, что это лишь затишье перед бурей. У нее часто начали происходить нервные срывы. Дни тянулись все медленнее, делая жизнь еще более невыносимой.

Потом, одной долгой декабрьской ночью 2001 года, незадолго до первого Рождества, которое ей предстояло встретить без Билла, у нее в голове будто что-то взорвалось. Она вспомнила о компакт-диске с его любимыми записями, которые он сам выбрал для исполнения на собственных похоронах, еще в Портленде. Эти классические мелодии она никогда раньше не слышала, но, видимо, они были дороги ему как некая часть его жизни, предшествовавшая их встрече. Она не слушала их со дня похорон. В тот день, когда музыка смолкла, она поняла, что это конец всему новому, конец будущему, конец всех возможных концов. Этой ночью она поставила диск во второй раз и прослушала весь, полностью. Обнаружив оставшуюся после Билла большую бутылку виски, она выпила ее до дна, чего никогда даже близко не бывало за всю ее жизнь.

Полночь застала ее на улице, с растрепанными волосами, босиком и почти без чувств. Она что-то говорила, кричала, ругалась и плакала, пока не охрипла. Дверь в дом осталась открытой и скрипела на ветру позади нее. Ей вовсе не казалось, что она ведет себя глупо. Ей казалось, будто она пытается выцарапать глаза всем в мире. Ей казалось, что она готова вышибить мозги любому, кто подвернется ей под руку. Ее охватил невыносимый ужас, и в эту ночь она поняла, что наконец постигла истину. И истина эта заключалась в следующем: жизнь – это ад. Но ничего другого не дано.

Покончить с собой – означало сдаться. Смерть сильнее кого угодно. Так было всегда и так всегда будет, но она не собиралась вставать на ее сторону. Тогда – кто еще? Относиться всерьез к Богу она больше не могла. Она была сыта по горло поисками оправданий для этого старого придурка, помогая ему выйти из бесчисленных затруднительных положений, исправляя последствия его бесконечных капризов. Бог для нее более не существовал, но и Смерть ее нисколько не привлекала.

В итоге она приняла решение, стоя на берегу холодного озера и то и дело прикладываясь к бутылке покойного мужа. Она больше не собиралась никому и ничему подчиняться или следовать. Ни человеку, ни Богу, ни идее, ни истине, ни обещаниям. Раньше у нее был Билл. Теперь не осталось ничего.

Однако две недели спустя она кое-что нашла в лесу, или оно ее нашло. И она передумала.

 

Небо потемнело, и озеро стало напоминать черный мрамор. Похолодало, и пора было возвращаться. Однако она посидела еще немного, поскольку ей нравился этот вид и она боялась, что в ближайшее время все может измениться. Она боялась, что хоть незнакомцы и уехали, они могут вернуться, и тогда ей придется защищать то единственное, что было ей действительно небезразлично.

Что ж, чему быть – того не миновать.

 

Глава 22

 

Мы остановились в «Морисе», остатках былого величия неподалеку от центра Фресно. Отель выглядел так, будто его строили в качестве убежища от непрекращающихся бомбардировок, и это нам понравилось. Мы очутились в городе поздно вечером накануне и решили не ехать дальше, поняв, что при отсутствии конкретного плана нас может завести совсем не туда, куда нужно. Подойдя к стойке порознь, мы взяли номера на разных этажах, поднялись наверх и отправились спать.

На следующее утро мы долго ходили по центру города, но так и не смогли придумать, куда же нам идти и что, собственно, делать. Когда нет интереса к покупкам, один вид магазинов порой вызывает неприязнь. Кто эти люди? Что они покупают и зачем? На них точно так же перестаешь обращать внимание, как и на фасады с заколоченными окнами или разрисованные граффити переулки между заброшенными складами. У меня возникло странное ощущение, будто я узнал на одной из дверей знакомые буквы, но при более близком рассмотрении оказалось, что вторая буква Б, а не Р. По крайней мере, так мне показалось. Похоже, у меня началась паранойя.

Ближе к полудню мы снова оказались в моем номере. Помещение было небольшим и давно не ремонтировалось. Я сел в кресло, Нина на кровать. Нам принесли кофе.

Нина жалела, что уехала из Лос-Анджелеса, и ей хотелось вернуться, но я не мог ей этого позволить. Я понимал, что все происходящее напоминает бегство – да так оно, собственно, и было. С другой стороны, у Нины есть работа, несмотря на временное отстранение. Подобная ситуация, возникшая из-за близких отношений с мужчиной, к тому же давно закончившихся, могла привести в бешенство любую женщину. Нина, однако, была не просто любой женщиной. В глубине ее души зрела неподдельная ярость. Она настолько разозлилась на Зандта за то, что он ей солгал, что больше не включала телефон. Я несколько раз пытался ему звонить, но не слышал в ответ ничего, кроме голоса робота, извещавшего, что телефон выключен. Он мог находиться в любой точке страны, занимаясь чем угодно, – или у него серьезные неприятности. Кто знает, возможно, его даже уже не было в живых.

Ни я, ни Нина не исключали возможности, что Зандт убил Ферильо. Нам обоим было известно, что на начальном этапе поисков дочери, когда он еще работал в полиции, он самостоятельно выследил и убил человека, которого считал виновным в ее исчезновении. Проблема заключалась в том, что после этого похищения продолжились. Сейчас мы знали имя этого человека – Стивен Делонг, а также то, что он был лишь одним из нескольких, похищавших подростков по приказу «соломенных людей», во главе которых стоял мой брат. Неожиданное появление видеозаписи, обвиняющей Джона в убийстве Делонга, которую, судя по всему, долгое время держали про запас, доказывало, что его преследуют и очень хотят доставить ему крупные неприятности. Вопрос заключался в том, действительно ли он был причастен к смерти Ферильо.

Сделав два звонка из номера, Нина выяснила, что Ферильо владел рестораном на Старк-стрит в Портленде. Четыре года назад он был арестован в Лос-Анджелесе по подозрению в вымогательстве, и ему грозил немалый срок. Но он вышел сухим из воды, более того, приобрел роскошный ресторан, который посещали известные и состоятельные личности северо-восточного Орегона. Однако крутой взлет карьеры от мелкого мошенника до богатого ресторатора никак не объяснял, зачем Зандту могло понадобиться столь радикально вмешиваться в его жизнь – или зачем кто-то решил создать видимость подобного.

Потом мы какое-то время сидели молча. Кофе постепенно остывал, но мы продолжали его пить, пока я не начал ощущать неприятную тяжесть в желудке. Распахнув окно, я посмотрел на обшарпанные здания на фоне хмурого неба и нескончаемого дождя. Ничегонеделание казалось абсурдным, но и какие-либо мысли в голову не шли. Мы не знали, как найти Джона и с какой стороны подступиться к истории с Ферильо.

Неожиданно у меня в голове словно вспыхнул слабый огонек, несколько раз моргнул, а потом загорелся ярче.

– Позвони Монро, – медленно проговорил я.

– Это невозможно.

– Давай подумаем. Он не идиот. Он знает, что с тобой в конце прошлого года произошло нечто серьезное. В тебя стреляют, и Сара Беккер возвращается к родителям. Но ты ничего ему об этом не говоришь, а теперь тот, с кем у тебя близкие отношения, оказывается замешан в весьма грязных делах.

– Или это просто так выглядит.

– Не важно. Даже если за спиной у Монро никто не стоит, твоя судьба сейчас висит на волоске.

– Ты что-то недоговариваешь?

– В смысле?

Она пристально посмотрела на меня.

– Что-то есть в твоем голосе такое, чего я до конца не пойму.

– Расскажи еще раз, что произошло, когда ты поехала в мотель «Найтс». В тот день, когда нашли Джессику.

– Уорд…

– Просто расскажи.

– Мне позвонил Чарльз. На мой сотовый. Он сказал, что кто-то только что убил патрульного полицейского, а потом исчез.

– А дальше?

– Больше ничего. Он сказал, где это случилось, и попросил меня туда поехать.

– На место убийства полицейского?

Она поколебалась.

– Да.

– Что не имеет никакого отношения к ФБР и не представляет для них никакого интереса. Если только…

Она молчала секунд двадцать, прежде чем собраться с мыслями.

– О господи…

– Да. Может быть.

Она быстро заморгала.

– Так зачем, черт возьми, и о чем нам с ним говорить?

– Потому что никого больше у нас нет. Ты задашь ему этот вопрос и посмотришь, что он скажет. И если у него не найдется подходящего ответа, то… либо мы угодили в куда худший переплет, чем думали, либо у нас будет чем заняться.

Видимо, она приняла решение еще до того, как я закончил. Встав с кровати, она достала из сумочки телефон и включила его. Через пару секунд он несколько раз пискнул.

– Сообщения, – сказала Нина. Послушав немного, она отняла телефон от уха и со странным выражением лица уставилась на меня.

– Джон?

Она покачала головой.

– Монро. Четыре раза. Никакого сообщения, просто «Перезвоните».

– Так позвони. Только не на служебный номер, а на сотовый.

– Но если он проверит, откуда исходит звонок, он узнает, где мы.

– Он будет знать, где мы были. Давай звони.

Она набрала номер и прислушалась, не отводя от меня взгляда.

– Чарльз, это Нина.

С расстояния в шесть футов я услышал хлынувший в ответ поток слов. Нина несколько мгновений молчала.

– Что… О господи. Чарльз, я вам перезвоню.

Она отключилась и замерла, словно лишившись дара речи.

– Что? Нина, что?

– Нашли еще одну женщину с жестким диском.

 

К половине шестого уже стемнело. Мы сидели в машине в пятидесяти ярдах от заведения под названием «Дэйли бред», большого и ничем не выделяющегося, которое я заметил по дороге прошлым вечером. Мы выбрали его, так как оно находилось на большой улице, в четырех поворотах от шоссе номер 99 и дороги, открытой на север и юг. Его легко было найти и столь же легко было с этого места уехать. Мы приехали несколько раньше, чтобы удостовериться, что сюда пока не прислали местную полицию, ФБР или кого-либо еще. Иными словами – убедиться, что Монро можно хоть немного доверять.

За полчаса мы никого не увидели, кроме нескольких неопрятного вида граждан, прошедших мимо шаркающей походкой, с наброшенными на плечи потрепанными одеялами, а также нескольких групп оживленно беседовавших молодых людей. Ни те ни другие явно не имели никакого отношения друг к другу, и трудно было понять, как они могут обитать на одной территории, словно два разных вида, похожих внешне лишь случайно. Мы смотрели, как они приближаются к нам, а затем уходят прочь. Некоторые заглядывали в машину, несомненно удивляясь тому, что люди делают тут в темноте и на холоде. В ответ мы смотрели на них, испытывая очередной приступ паранойи. Когда вокруг никого не было, мы просто наблюдали за улицей, глядя в обоих направлениях.

В четверть седьмого, за пятнадцать минут до назначенного времени, я открыл дверцу и вышел из машины.

– Будь осторожен, – сказала Нина.

– Все будет в порядке. Он не знает, как я выгляжу.

– Да. Зато знают другие.

Я размеренным шагом пошел по улице, пытаясь казаться чем-то средним между старыми развалинами и беззаботной молодежью. Немного подождав на стороне, противоположной ресторану, я не заметил рядом с ним никого, кто походил бы на сотрудника органов правопорядка. Народу внутри было немного.

Переходя улицу, до меня дошло, что любой, у кого имелось хоть немного мозгов, не стал бы сообщать о точном месте встречи, пока Монро не оказался в городе, чтобы ему сложнее было мобилизовать местных агентов, будь у него такие намерения. Больше чем когда-либо я сейчас жалел, что рядом нет Бобби. Или матери. Без них я всегда ощущал себя отчасти незащищенным.

«Ну разве это не дурацкая мысль?» – задал я сам себе вопрос.

Ответа не последовало.

Внутри ресторана было тепло и немного душно. Усталого вида девушка в униформе направилась прямо ко мне с меню в руке.

– Меня зовут Бритни, – представилась она, хотя в этом не было необходимости – на груди у нее висел значок размером с тарелку. – Вы один?

Ответив утвердительно, я бросил взгляд на одну из кабинок, тянувшихся вдоль обеих сторон центрального зала. Поскольку весь контингент посетителей состоял лишь из двух пар, у нее не оставалось выбора, кроме как посадить меня там, где я попросил.

Я заказал чили, не глядя в меню. Когда она ушла будить повара, я занял позицию, о которой мы договорились с Ниной: с правой стороны кабинки, спиной к низкой перегородке, отделявшей ее от соседней. С другой стороны не было видно ни одного столика, но с этим я еще мог смириться.

Достав бесплатный журнал, который я взял в вестибюле отеля, я наклонил голову и начал читать.

Пять минут спустя послышался звук открываемой двери. Бросив туда быстрый взгляд, я увидел Нину. Бритни попыталась направить ее к одному из столиков у окна, вероятно из-за того, что оттуда открывался великолепный вид на холодную мокрую улицу, но Нина настояла на своем. Я потерял ее из виду, пока они пересекали зал, но через минуту услышал, как она садится на старый кожаный диван по другую сторону перегородки.

Некоторое время мы сидели молча. Я услышал, как к Нине шаркающей походкой подходит другая официантка и спрашивает, не хочет ли она чего-нибудь выпить. Нина ответила. Слышимость была отличной.

Я продолжал просматривать рекламу местных магазинов, не представлявшую для меня никакого интереса, и семейных ресторанов, ничем не отличавшихся от тех, что можно найти в любом городе страны. Странно было осознавать, что Нина сейчас сидит по другую сторону, занимаясь тем же самым. То и дело я бросал взгляд на улицу, но ничего не происходило.

Наконец послышался тихий голос Нины.

– Он здесь, – сказала она.

Я снова посмотрел на дверь и увидел атлетически сложенного мужчину лет пятидесяти в костюме и длинном плаще. Он быстрым шагом вошел в ресторан, миновав Бритни, прежде чем та успела предложить ему прекрасное место на террасе. Видимо, он уже заметил Нину снаружи.

– Привет, Чарльз, – услышал я мгновение спустя.

Мужчина сел.

– Почему нельзя было встретиться у вас в отеле?

– Откуда вы знаете, что я живу в отеле?

– А где же еще?

Последовала долгая пауза, затем Нина сказала:

– Чарльз… у вас все в порядке?

– Нет, – ответил он. – И у вас тоже. Видеозапись проверили. Это Джон, и это не подделка. Его отпечаток на открывалке в Портленде тоже подлинный, и есть свидетель, который видел человека, выходящего из дома, таща за собой женщину. Этот человек сказал свидетелю, что девушка пьяна и он собирается отвезти ее домой. Фоторобот полностью совпадает с внешностью Зандта, что подтверждает и девушка. Я также разговаривал с Олбричем и знаю, что он выяснял по вашей просьбе. Джон был в тот вечер в Портленде.

– Спасибо, Дуг.

– Он полицейский, а не ваш личный информатор. Зандт убил Ферильо, Нина. Примите это как факт. Он также ударил девушку по голове, оглушив ее. Не знаю, что сейчас с ним творится, но если вы и дальше будете пытаться его защищать, вам же будет хуже.

– Если вы будете его преследовать, это тоже ничем вам не поможет. Вы обречены.

– О чем вы?

В это мгновение произошли два события.

Во-первых, появилась официантка с моим чили, с шумом поставив его на стол, и попыталась задать мне кучу вопросов – где я остановился, как мне нравится исторический Фресно, уверен ли я, что не хочу луковых колечек в качестве гарнира, за которыми она может прямо сейчас сходить. Я отвечал столь быстро и односложно, как только мог.

И во-вторых, Нина замолчала.

Мне не нужно было ее видеть, чтобы понять, что сейчас она тупо смотрит на стол, не зная, что делать дальше. И я принял решение. Это было моей ошибкой. Я встал, оставив тарелку на столе, и обошел вокруг перегородки.

Я пододвинул стул к кабинке, где сидели друг напротив друга Нина и Монро перед нетронутыми стаканами с содовой.

Монро уставился на меня.

– Я могу вам чем-то помочь?

– Надеюсь, что да – ответил я. – Я друг Нины. И я собираюсь задать вам вопрос, который она задавать не хочет.

– Нина, вы его знаете?

– Да.

– Вас зовут Чарльз Монро. Меня – Уорд Хопкинс. Я один из двоих, кто может подтвердить то, что в конечном счете собирается сказать вам Нина. И, вероятно, единственный, кого вы станете слушать, поскольку вряд ли вы поверите хоть одному слову Джона Зандта.

– Вас я тоже не собираюсь слушать, кем бы, черт побери, вы ни были. Нина…

– Вы будете слушать, – сказал я. – После того, как объясните нам, откуда вы знали, что в «Найтсе» труп.

Этого он не ожидал. Он попытался испепелить меня взглядом, но, как ни забавно, с тех пор как умерли мои родители, меня стало намного труднее запугать. Это никогда не было простым делом, а теперь было вообще почти невозможно, словно какой-то глубоко сидящей внутри моего разума части стало по-настоящему наплевать на все.

Нина внимательно смотрела на него.

– Вы будете отвечать?

Он ничего не сказал. Увидев, как изменилось лицо Нины, я понял, что она вдруг поверила в мое предположение.

– Сукин сын, – сказала она.

– Нина… не знаю, что этот тип вам наговорил, но…

– В самом деле? – спросил я. – Вот вам все черным по белому. Если убивают полицейского, это проблемы полиции Лос-Анджелеса и ее работа. И это никоим образом не касается ФБР, если только так не решат сами копы, чего они не делали. Федералы в качестве Большого Брата им вовсе ни к чему, это не «Секретные материалы», где вас вызывают из-за ссоры на парковке, или из-за орфографических ошибок, или просто потому, что дело выглядит весьма пикантно и люди в черном могли бы помочь разобраться. В отделе грабежей и убийств есть целые подразделения, которые готовы бросить все ради того, чтобы найти убийцу одного из своих. Так что же вы там делали? И так быстро? Как вы оказались на месте преступления до того, как кто-либо вошел в номер мотеля? До того, как кому-либо стало известно, что там кое-что есть?

Монро покачал головой.

– Это смешно. Нина, этот человек – сумасшедший, и мы…

– Чарльз, посмотрите на меня. И заткнитесь.

Я даже не узнал голоса Нины – он скорее напоминал нечто среднее между шипением и хриплым рычанием, словно какая-то большая дикая кошка, долгое время проведшая в клетке, наконец устала от бесконечных издевательств.

Монро посмотрел на нее. Я тоже.

– Чарльз, где мои руки?

Он уставился на нее.

– Под столом.

– И что, по-вашему, в них?

– О господи, Нина…

– Верно. И я пристрелю вас на месте, если вы не начнете говорить то, во что я поверю.

– Другие знают, где я.

– Нет, не знают, – сказала она. – Вы не стали бы рисковать своей драгоценной репутацией, заявив, что отправились через весь штат, чтобы со мной поговорить, особенно учитывая дерьмовую ситуацию вокруг Джона. Если, конечно, вы не взяли с собой кого-то еще, что крайне маловероятно.

– Конечно нет, – ответил Монро, и в глазах у него на мгновение мелькнула такая злоба, что ему трудно было не поверить. – Ради всего святого – мы же столько работали вместе. Мы в долгу друг перед другом.

– Верно. Я именно так и считала. Пока вчера меня не отстранили. Вы.

– У меня не было выбора, и вы это знаете. Зандт слишком вас скомпрометировал.

– Скомпрометировал? Расскажите об этом, Чарльз. Начните с ответа на вопрос Уорда. Мои руки все еще там, где были, и я имею в виду именно то, что сказала.

Монро замолчал, уставившись на салфетку с яркими изображениями блюд с высоким содержанием жира. Я знал, что долго притягивать его внимание они не смогут.

– Все изменилось к худшему, – наконец тихо сказал он. – И не только для вас.

Он поднял взгляд.

– Но это ваша вина, какими бы личными соображениями вы ни руководствовались. Почему вы просто не рассказали мне о том, что случилось в прошлом году?

– Ради вашего же блага, – ответила Нина. – Вы все равно ничем не смогли бы помочь, и мы не знали, кому можно доверять. Если вообще можно.

– Прошу прощения, но это уже напоминает паранойю.

– Нет, – хором ответили мы.

Монро пристально посмотрел на меня в первый раз.

– Кому вы наступили на хвост? С кем, черт возьми, вы воюете?

Нина посмотрела на меня. Я кивнул.

– Они называют себя «соломенные люди», – сказала она. – Мы не знаем, сколько их, даже кто они. Раньше они владели большим участком земли в Монтане, тем самым, который взлетел на воздух.

– Это вы сделали?

– Они сами, – ответил я. – Там было множество доказательств. Трупы. Много трупов. Эти люди убивают ради забавы. У них есть сеть, поставляющая им жертвы с помощью таких, как Стивен Делонг. Человек, которого в свое время называли «Мальчиком на посылках», тоже был одним из их поставщиков – самым важным из них, серийным убийцей и членом руководства всей организации. Ко всему прочему он мой брат. Сам он называет себя Человек прямоходящий. Он также является ключевой фигурой в еще одном из направлений их деятельности. Помните взрыв в школе в Эванстоне в прошлом году?

– Да. Двоих учеников судили.

– Это не они. Это он. Дело его рук – и другие подобные события во Флориде, Англии, Европе в течение последних двадцати лет. Может быть, и дольше. Группа существовала уже в середине шестидесятых. Они занимаются подобными преступлениями, а потом подставляют других в качестве козлов отпущения.

Монро ошеломленно смотрел на нас.

– Нина… вы во все это верите?

– Вера не имеет значения. Все это правда. В этой стране существует подпольная группировка, которая уже долгое время творит зло. У них есть власть и деньги, и они убивают. Вот кому мы наступили на хвост. А теперь в последний раз: расскажите мне про Джессику.

Он колебался лишь мгновение, видимо приняв решение еще до этого.

– Мне позвонили, – тихо сказал он.

Хотя Нина наверняка знала, что он скажет, мне показалось, что она почти готова его пристрелить. Думаю, и Монро это понял.

Затем наступила тишина.

 

Наконец Монро заговорил снова. Голос его звучал хрипло. Он отхлебнул содовой, затем залпом осушил стакан.

– Мне позвонили накануне вечером, – начал он. – На мой личный мобильный, номер которого мало кто знает. Собственно, я подумал, что это вы. Я тогда был в театре с Нэнси, в баре во время антракта, и было очень шумно. Мужской голос что-то произнес, но я не смог разобрать, что именно, а когда вышел из бара, он уже положил трубку. Перезванивать не имело смысла. Потом, на следующее утро, когда я ехал на работу, мне позвонили снова. Опять мужской голос, который спросил: что такое, черт побери, неужели мне не интересно? Я ответил, что понятия не имею, о чем он. Он сказал, что только что застрелили полицейского и мне следует немедленно ехать в мотель «Найтс». И что…

– И что так будет лучше для вас, – сказала Нина.

– Да, – ответил он. – Именно так он и сказал.

– Номер был тот же, что и накануне?

– Да. Я подумал, что, возможно, это кто-то из управления.

– И даже не представился? Ну да, конечно.

– Если так должно было быть лучше для меня – вполне могло оказаться лучше и для ФБР.

– Да ладно вам, Чарльз. Я вам не верю, впрочем, это и не важно. Вы поехали туда, поскольку вам намекнули, что там может оказаться нечто ценное для вашей карьеры, и в итоге втянули меня в весьма грязное дело, о чем прекрасно знали. Вы никому не сказали о том, что было вам известно заранее. Вы убедили Олбрича собрать команду и в течение нескольких дней пытались вести ее по ложному пути. Когда мы были в доме Маккейнов и я спросила, уверены ли мы, что убийца полицейского убил и Джессику, вы уже знали, что это могут быть совершенно разные люди.

– То, что они могут быть разными, не означает, что это так и есть.

– Ну да, как же. Вы даже пытались отвлечь меня от подобных мыслей. Потом, на следующее утро после того, как Джон неожиданно оказался среди главных подозреваемых в убийстве Ферильо, вы снова получили письмо по электронной почте. Как я понимаю, тоже никаких следов отправителя?

– Неважно, откуда оно пришло, Нина. Оно настоящее. И ради бога, остыньте. Вы все знали. Вы знали, что Зандт убил Делонга, но скрыли это от нас.

– Тогда я этого не знала. Он рассказал мне лишь в конце прошлого года.

– Не имеет значения. Как только вы услышали об этом, вы стали соучастницей преступления, так что не…

Я прервал его.

– Кто тот человек, который был с вами, когда вы показывали Нине видеозапись?

– Не знаю, – устало ответил он. – Он появился в то утро, уже зная обо всем. У него был допуск Агентства национальной безопасности, но вчера я попытался выяснить, кто он такой, и мне заявили, будто такого вообще не существует. Я стал настаивать, кое на кого накричал, и…

– И теперь ваша ситуация тоже не из лучших, – сказала Нина.

– Лишь косвенно. – Он тяжело вздохнул. – С делом Гэри Джонсона опять проблемы.

– Что?

– Какой-то адвокат в Луизиане неожиданно заявил, будто у него есть доказательства, что мы подделали результаты судебной экспертизы. Если точнее – будто это сделали вы, а я не проследил. Кто-то хочет вас дискредитировать, а мне, как вашему начальнику, придется делить с вами ответственность. Довольны?

– Вы сами себя скомпрометировали, Чарльз. Не сваливайте вину на меня.

– Только не говорите, будто сами чем-то лучше. Вы скрыли информацию об убийстве, солгали о случившемся с вами в прошлом году – и вы в самом деле думаете, будто я не знаю, что вы забрали диск Джессики на двое суток? И того и другого достаточно, чтобы навсегда разрушить вашу карьеру, и в обоих случаях виноваты исключительно вы.

– А теперь – еще одно убийство и еще один диск, – сказал я. – Вас об этом тоже предупреждали?

– Нет. Послушайте, да кто вы вообще такой?

– «Соломенные люди» убили родителей Уорда, – сказала Нина. – Он помог нам спасти жизнь Сары Беккер, и он единственный человек в мире, которому я сейчас доверяю. Думаю, этого достаточно. Расскажите мне про новое убийство.

– Нина…

– Если убийца и Джессики, и этой женщины – один и тот же человек, то у нас есть небольшой шанс раскрыть эти убийства, а это единственная надежда для вас вернуться к нормальной жизни.

– И для вас тоже.

– Мне уже все равно. Я просто хочу найти тех, кто это сделал. У нас с Уордом с ними свои счеты.

– Ее звали Кэтлин Уоллес, – сказал Монро. – Она работала в ночную смену в отеле «Фэйрвью» в Сиэтле. Кто-то выманил ее из отеля, несмотря на то что в нем было полно постояльцев и вместе с ней работал ночной уборщик. Ее нашли в сорока милях к востоку, в кустах, в небольшом городке под названием Сноквалми. У нас есть половина номера машины, проезжавшей там ночью, но она была взята напрокат, и в этом районе бывает много туристов. Тело Кэтлин было изуродовано сильнее, чем тело Джессики. Судя по фотографиям, убийца становится все более неуправляем. На этот раз он не стал заботиться о том, чтобы не повредить ее одежду, и диск не просто был засунут в рот. Он был воткнут в дыру, проделанную у нее в голове. На нем та же музыка, что и у Джессики.

– Текст был?

– Нет. Три снятые с большого расстояния пейзажные фотографии, низкого качества. С веб-камеры. Хотите верьте, хотите нет – из окрестностей Питтсбурга. Тамошнее ФБР поднято на ноги, но никто не знает, что это означает. Если вообще хоть что-то означает.

– Что вам известно об этой женщине? – спросил я.

– Она из Сан-Франциско. Сорок два года, переехала в Сиэтл двенадцать лет назад. Не замужем, но у нее есть множество друзей и кот, и никто даже предположить не может, кто мог это сделать. Так что, насколько мы можем пока судить, она – случайная жертва.

– Не думаю, – сказал я. – Зачем ехать через полстраны, чтобы выбрать кого-то наугад, а затем оставить на жертве собственную уникальную метку? Между ними должна быть какая-то связь. Нина говорила вам о пропавшей фотографии в квартире Джессики?

– Да. Мы выяснили, кто те трое мужчин на видео. Двое – постоянные посетители бара «У Джимми», с третьим она познакомилась на вечеринке в Венис-Бич. От всех почти никакого толку, хотя один подтвердил, что возле ее кровати стояла фотография ее родителей – похоже, ему это нравилось. Однако этот мешок с дерьмом, веб-папаша, или Роберт Кленнерт, припоминает, будто кто-то пытался выяснить адрес Джессики по электронной почте около двух меся