Культурология. XX век. Энциклопедия 45 страница

 

У

УАЙТ (White) Лесли Элвин (1900-1975)

УИЛЬЯМС (Williams) Реймонд (Генри) (1921-1988)

УИССЛЕР (Wissler) Кларк (1870-1947)

УНАМУНО (Unamuno) Мигель де (1864-1936

УНИВЕРСАЛИИ КУЛЬТУРЫ

УНИВЕРСАЛИИ ЦИВИЛИЗАЦИИ

УНИВЕРСАЛЬНАЯ МОДЕЛЬ КУЛЬТУРЫ

УОРНЕР (Warner) Уильям Ллойд (1898-1970)

УХТОМСКИЙ Алексей Алексеевич (1875-1942)

ТАЙЛОР (Тэйлор, Тейлор) (Tyior) Эдуард Барнетт (1832-1917) — англ. этнограф, исследователь первобытной культуры, один из основоположников и крупнейший представитель эволюционистского направления в этнологии. Во время путешествия на Кубу (1855-57) под влиянием страстного любителя древностей и мецената, банкира Г. Кристи, Т. проникся интересом к археологии и этнографии. Он самостоятельно изучил этногр. лит-ру и овладел древними языками (лат., др.-греч., ивритом). Уже в 1861 появилась его первая научная работа, а спустя четыре года книга “Исследования в области древней истории человечества”, в к-рой достаточно четкое выражение нашли осн. идеи эволюционизма. В 1871 был опубликован гл. труд его жизни — “Первобытная культура”. В том же году он был избран членом Королевского об-ва. В 1881 вышла его последняя книга “Антропология (Введение в изучение человека и цивилизации”). Через два года он занял свою первую офиц. должность — стал хранителем Этногр. музея при Оксфорд. ун-те. В 1884 был назначен лектором по антропологии Оксфорд, ун-та, в 1886 — доцентом Абердин, унта. Многолетняя работа Т. по подготовке этнографов увенчалась созданием в Оксфорд, ун-те кафедры антропологии, первым профессором к-рой он стал в 1896. Признанным главой англ. школы эволюционизма в этнологии он оставался до 1907, когда душевное заболевание вынудило его отойти от науки. Кроме книг Т. написал более 250 статей.

Стремление осмыслить и систематизировать огромное количество данных о жизни народов, к-рые в то время было принято именовать дикими, варварскими или просто отсталыми, привело к возникновению разл. рода эволюционистских концепций. С возникновением эволюционизма этнография впервые стала наукой. Она стала включать в себя не только эмпирию, но и теорию. Для одних этнографов осн. субъектом эволюции была культура, для других — об-во. Т. принадлежал к первым. Гл. свою задачу Т. видел в том, чтобы вскрыть закономерности развития культуры вообще. Эту эволюцию он понимал как естественно-истор. процесс, происходящий по объективным законам. Не будучи атеистом, он исходил из того, что в изучаемой им области действуют естеств. и только естеств. причины. Ему представлялось несомненным, что на основе изучения данных археологии и исследования жизни совр. отсталых народов можно реконструировать осн. этапы развития человеч. культуры. Эволюция человечества шла от дикости через варварство к цивилизации. Она представляла собой постулат, развитие, что не исключало возможности временного регресса. В качестве важнейшего средства реконструкции прошлого у Т. выступало открытие повторяющегося в явлениях культуры во времени и пространстве. Этот прием в дальнейшем получил название типологич. сравнения и стал важнейшим моментом сравнительно-истор. метода. Др. средство проникновения в прошлое — широко используемый Т. метод пережитков. И хотя о пережитках в культуре писали и до Т., само это понятие вошло в науку только с появлением его трудов.

Культура, согласно Т., развивается в силу действующих в ней естеств. причин; она распадается на несколько областей, каждая из к-рых развивается самостоятельно. Существуют несколько независимых эволюц. рядов. Т. не отрицал существования материальной культуры, но считал ее производной от духовной культуры. Его определение культуры есть определение духовной культуры. Из всех явлений культуры гл. внимание он уделил религии. Вся его “Первобытная культура” по существу посвящена возникновению и эволюции религии. Исходной формой религии, “минимумом религии” он считал веру в духовные существа, к-рую он назвал “первобытным анимизмом”. Она возникла в рез-те попытки дикарей объяснить явления сна и смерти. Они верили в существование в каждом человеке особой субстанции — души, к-рая может временно или навсегда покидать свою телесную оболочку. В последующем из понятия души развились представления о духах, олицетворяющих силы природы, животных и растений. Дальнейшая эволюция анимизма подготовила появление политеизма, к-рый в последующем трансформировался в монотеизм. Для своего времени концепция Т. была огромным шагом вперед. По существу это была первая подлинно научная теория происхождения и развития религии, базировавшаяся на огромном этногр. материале. Хотя ныне она в целом устарела, многое в ней осталось непреходящим.

Неверно считать, что после стремит, взлета в “Первобытной культуре” Т. в основном занимался разработ-

кой деталей и популяризацией. После появления работы Л.Г. Моргана “Древнее об-во” (1877) Т. обращается к исследованию обществ, институтов, т.е. по существу, следуя за Морганом, переносит центр внимания с культуры на об-во. Заинтересовавшись открытыми Морганом классификационными системами родства и используя выдвинутую последователем Моргана англ. этнографом Л. Файсоном идею дуальной организации, Т. делает существ, шаг вперед в разработке проблем рода и экзогамии. В статьях “О методе исследования развития институтов: применительно к законам брака и происхождения” (1889) и “Матриархальная семейная система” (1896) он пришел к выводу, что первонач., исходной формой экзогамии является подразделение людей на две взаимнобрачущиеся половины. В дуально-родовой организации он увидел исток классификационной системы родства турано-ганованского типа и нашел объяснение билатерального (двустороннего) кросс-кузенного брака. В отличие от Л. Файсона он считал, что дуально-родовая организация возникла не в рез-те разделения первонач. человеч. коллектива на две половины, а, наоборот, из соединения двух ранее совершенно самостоят, человеч. групп. И как показали дальнейшие исследования, в частности англ. этнографа У.Х. Риверса, он был ближе к истине, чем Л. Файсон.

Соч.: Researches into the Early History of Mankind and the Development of Civilization. L., 1865; Primitive Culture. V. 1-2. L., 1871; Anthropology. L., 1881; The Matriarchal Family System // The Nineteenth Century. Vol. 40. L., 1896; О методе исследования развития учреждений в применении к законам о браке и происхождении // Этногр. обозрение. М., 1890. № 2; Доисторический быт человечества и начало цивилизации. М., 1868; Антропология. СПб., 1909; Первобытная культура. М., 1939; 1989.

Лит.: Никольский В.К. Место Эдуарда Тэйлора в исследовании первобытной культуры // Э. Тэйлор. Первобытная культура. М., 1939; Marett R.R. Tyior. L., 1936.

Ю. И. Семенов

ТАКСОНОМИЯ КУЛЬТУРНАЯ - система классификаций повторяющихся культурных черт, характеризующих конкр. культуру как уникальную модель или комплекс элементов; лежит в основе типологии культуры. Стремление понять причины сходства и различия культур привели многих исследователей к созданию концепции “универсальной культурн. модели”. Мёрдок развил положение, что все культуры строятся по одному осн. плану универсальной культурной модели и пришел к выводу, что всеобщие черты культуры — это сходство классификаций, к-рые представляют собой категории элементов истории культуры и поведения. Так, поведение человека при сватовстве, получении образования, заботе о больных по многим аспектам отличаются в разных об-вах. Однако везде они группируются в три категории: брак, образование, медицина. То общее, что имеют культуры, что дает возможность проводить сравнит, анализ, — это постоянная система классификаций.

Существенные изменения в методол. базу Т.к. в сер. 20 в. внес Стюард. Он критически проанализировал существующие системы классификации и признал их несостоятельными по целому ряду позиций. Релятивистские концепции, базирующиеся на теории культурных ареалов, носили статистич. характер, в соответствии с к-рым классификация придавала равное значение всем описываемым культурным элементам. Этот подход привел исследователей к созданию множества разно-обр. классификационных схем для одних и тех же этногр. данных. Так, Уисслер подразделил всю территорию Юж. Америки на пять культурных ареалов, Стоут — на одиннадцать, Купер, Беннет и Берд — на три, Стюард — на четыре, Мёрдок — на двадцать четыре и т.д. Ни один из этих ученых не ставил перед собой задачу выявить общность структур или черт развития, характерных не только для Юж. Америки, но и для других культурных регионов.

Типология, опирающаяся на ценностный подход, также как паттерны культуры (Бенедикт), нац. характер (Мид) и другие концепции, исходят прежде всего из общности гл. черт культуры (ценностей, нац. характеров и т.д.), игнорируя кросскультурные сюжеты.

Таксономич. схема более широкого значения должна включать не только описание общего ядра культуры, но и анализ культурных параллелей во времени и пространстве. Такой типологич. подход, основывающийся на концепции мультилинейной эволюции, Стюард определил как концепцию “культурного типа”. Критикуя классификации культур по культурным ареалам за описательность и случайность выбранных культурных элементов, Стюард относил к ним и концепцию культурного типа, предложенную Н. Данилевским. По определению Стюарда, “культурный тип” характеризуется совокупностью нек-рых избранных функционально взаимосвязанных черт, к-рые присутствуют в двух или более культурах, но не обязательно во всех. Этим культурный тип отличается от культурного ареала, т.к. в последнем учитываются все элементы культуры. Стюард назвал культурным типом совокупность черт, образующих ядро культуры, возникающих как следствие адаптации к среде обитания и характеризующих одинаковый уровень социокультурной интеграции. Примерами такого “культурного типа” могут служить: вост. деспотия Виттфогеля (1938, 1940), к-рая как тип об-ва строится на основе устойчивой взаимосвязи между социокультурной структурой и ирригационной экономикой; народное сооб-во (сельская община) Редфилда (1941, 1947), гл. черты к-рого свойственны многим, если не большинству неурбанистических об-в; феод. об-во, характерное некогда для Европы и для Японии, демонстрирующее сходство и параллелизм раз-

вития социополит. и экон. структур (Пристонская конференция 1951) и т.д.

Особый интерес исследователей во вт. пол. 20 в. привлек очевидный параллелизм развития цивилизаций Старого и Нового Света. Эти параллели бесспорны и включают, с одной стороны, самостоятельность развития, с другой — внушит, список одинаковых базовых характеристик: культурные растения и одомашненный скот, ирригация, крупные города и селения, обработка металла, обществ, классы, гос-ва и империи, священство, письменность, календари и математика. Интересно, что именно при изучении цивилизации Нового Света были выработаны такие функциональные типологич. термины, как “формативный”, “процветающий”, или “классический” и “империя” или “коалиция” и т.д.

Стюард предположил, что, поскольку интерес исследователей все больше и больше концентрируется на выявлении функциональных взаимосвязей характерных культурных черт и процессов, неизбежно сформируется Т.к., учитывающая и адаптационную специфику культур, параллелизм культурного развития и т.д., однако и к концу 20 в. система классификации культур как первый, подготовит, уровень для создания развитой типологии во многом сохраняет свою неопределенность и остается невозделанным полем для культурологов.

Лит.: Wittfogel К.A. Die Theorie der orientalischen Gesellschaft // Zeitschrift fur Socialforschung. 1938. Jg. 7. №1,2; Childe V.G. Social Evolution. N.Y., 1951; Redfield R. The Folk Culture of Yucatan. Chi., 1941; Steward J.H. Theory of Culture Change. Urbana, 1955; Wissler C. The American Indian. N.Y., etc., 1938; Bennett W., Bird J. Andean Culture History. N.Y., 1960.

Л.А. Мостова

ТАНАТОЛОГИЯ — филос. опыт описания феномена смерти. Статус специфич. проблемы смерть получает с 18 в., в соч. Радищева (О человеке, его смертности и бессмертии; Избр. филос. произведения) и кн. М. Щербатова (Разговор о смертном часе; Разговор о бессмертии души). Смерть осознается лишенной собственного онтологического содержания, это квазиобъектный фантом, существенный в бытии, но бытийной сущностью не обладающий. Объект Т. суть реальность его описания (как в утопии или в чистой математике), а не описываемая реальность. В 18 в. был задан двойной аспект смерти: есть смерть изображающая (реальность смертного и смертью структурированного мира) и смерть изображенная (в образе: символе, эмблеме). В естественных агрегатах натуры жизнь и смерть взаимно изображают друг друга. Чувство заброшенности в бытии и в истории для просыпающегося личностного самосознания позапрошлого века компенсируется идеями метемпсихоза и палингенеза. Жизнь, изображаемая смертью, явлена мыслителям Просвещения в феномене человека как Божьей твари: бессмертная душа, оплотненная (означенная, изображенная) смертным телом. Поэтому тело (изображающая смерть) может быть понято у Радищева как часть натурального ландшафта. Любопытство к смерти мотивировалось и масонской концепцией необратимого во времени поступка. Любовь к ближнему оказалась сублиматом страха смерти, а созерцание тленных футляров существования принудило к идеям нравств. самосовершенствования. Первая смерть изображенной смерти состоялась на Руси в форме юродства: юрод презрел свое тело и тем “выпал” из сплошь детерминированного смертью состава смертного мира. В 19 в. смерть рассматривается как угроза мирового Ничто; активно обсуждается “смерть вторая” и Судьба как школа смерти. В худож. лит-ре запрет на исследование судьбы и смерти снял Пушкин: жизнь и смерть образуют в его порядке бытия единство. Романтич. Танатос у Тютчева осложнен темами смертельной любви поэта-небожителя и эротич. суицида. В Гоголе рус. культура 19 в. почти исчерпала возможности позитивного осмысления смерти в пределах эмпирии. У Достоевского смерть предстает трансцендентной загадкой и насмешкой над человеком. В его картине мира линии Эроса и Танатоса прочерчены во взаимно сопряженных объемах: это мировые оси бытия, острия к-рых смыкаются в метаистории — в соборе лиц ангельского жития. Внутри истории смерть неодолима, а попытки прижизненного подражания Христу могут оказаться смертоносными для ближнего; таков кн. Мышкин в “Идиоте” — герой трагич. вины и источник гибели для других. Л. Толстой создал философию смертной телесности и религию смерти; им был издан своего рода учебник смерти (О смерти. Мысли разных писателей; О значении религии жизни и религии смерти). Альтернативой страху смерти Вл. Соловьев считал катарсис, который ждет Я на пути сочувственного внимания к ближнему (Философия смерти). Если для Л. Шестова смерть есть прямое издевательство над здравым смыслом (Откровения смерти), а для Н. Бердяева — линия дуального раскола бытия и человека на манихейски враждебные ипостаси, то Н. Федоров прямо призвал к онтологич. реформе: следует, по его мысли, изъять смерть из мира и тем устранить гл. ущерб бытия, чтобы осуществилось тотальное воскрешение почивших поколений. В глазах человека 20 в., влюбленного в смерть, космос изображающей смерти неотвратимо преобразовался в трагедию вселенского самоубийства. Новая эпоха пытается приручить смерть, эстетизировать ее и сделать маленькой. Объекты философско-эстетич. Т. обретают пластику скульптуры, возникает скульптурика смерти: успокоенная в “своем” пространстве, смерть позволяет обойти ее кругом, разглядеть с разных дистанций. Кардинальное переосмысление смерти связалось с признанием за природой свойств уровневого взаимоозначенья. Странное занятие героев “Течения времени” Платонова (изготовление деревянных копий железных предметов) утверждает мировое единство “вещества существования” и способность предметов к ино-бытийным воплощениям: в клетчатке воплощена ино-вещная тяжкая весомость металла. Смерть пропадает в онтологич. дружбе

вещей. Другой герой, собирающий комья земляного праха и обрывки забытых предметов, отстаивает завет онтологии, неодиночества под осиротевшими небесами. В “Софиологии смерти” С.Булгакова одоление смерти как наследия падшего бытия уясняется в диалектике взаимоозначающей тварно-нетварной Софии. Игра уровнями бытия — предмет мистерии Карсавина “Поэма о Смерти” (1932). Здесь новый Адам берет на себя роль искупителя Бога как “своего Другого”. Вопрос:

“Умру ли я Божьей смертью?” (т.е. “Не будет ли напрасным мое жертвенное сораспятие Господу?”) решается “Симфонич. Личностью” Карсавина в травестированных интонациях надежды. Сходная картина едино-множественной мистерии многих Я, поднявшихся к Богу (целокупного Организма наследников спасения), построена А. Мейером в “Заметках о смысле мистерии (Жертва)”, 1933. Изображенная смерть в лит-ре связалась с темами апокалипсиса культуры и конца времен. Эстетич. Т. развернута М. Бахтиным в трудах 20-х гг.: моя смерть может быть понята лишь Другим, в видении к-рого Я получает смысловое завершение и возможность спасения. По Бахтину, в мире Достоевского “смерть ничего не завершает, потому что не задевает <...> сознания для себя”, а у Толстого “обладает завершающей и разрешающей силой” (сходные мысли — у Н. Бахтина). Православная дидактика Танатоса у В. Ильина строится в традиц. аспекте достоинства личности. Абсолютно посюсторонней альтернативой смерти для рус. традиции стала метафизика детства. Дети — черновики бессмертных существ. Мифология детства освящает витальную достоверность человекоявленья в бытии и весь человеч. план Божьего Домостроительства. По Булгакову, “онтологич. раскрытие природы и предназначения <...> детского мира <...> переходит за грань этого века”. Святоотеч. образ человечества как Детского Собора чад Божьих закреплен в рус. словесности символом “детской Церкви” (М. Бахтин): клятвой детей на могиле в финале “Братья Карамазовы”. В. Розанов, Пришвин, Вяч. Иванов, Блок, Пастернак, Мандельштам, Цветаева осмыслили “вечное детство” как творч. бессмертие мира и человека. У Платонова встречаются две модели смерти: смерть ломает внешние тела полулюдей-полупокойников (это напоминает механич. саморазрушение: тело как бы обрушивается вовнутрь собственного каркаса). Смерть у Платонова снята в мифологемах “рождение=соитие=смерть”, “колыбель=гроб”, “мать=невеста=сестра”. В мире Платонова рушится мироздание, если в нем погибает его центр, ценность и предмет культа — ребенок. Совр. внимание к проблеме смерти обострилось детективно окрашенным интересом к т.н. “жизни после смерти” (а по существу — “жизни вместо смерти”, поскольку в популярных сочинениях на эту тему обобщен клинич. опыт самонаблюдения над агонией, а не кончиной). Теперешняя иммортология пытается быть не только мифологичной в духе идей Н. Федорова, но и научной — в культурно-истор. аспекте, в планах практич. геронтологии и вопросов эвтаназии.

Лит.: Розанов В.В. В своем углу: Святость и смерть // Новый путь. 1902, № 7; Сологуб Ф. Жало смерти. М., 1904; Трубецкой Е.Н. Свобода и бессмертие! 1916 // Русская мысль. Прага, 1922; Андреевский С.А. Книга о смерти. Кн. 1-2. Ревель-Берлин, 1922; Горский А.К. Перед лицом смерти. Б.м., 1928; Карсавин Л.П. Поэма о смерти. Kaunas, 1932. Л., 1991; Булгаков С.Н. Софиология смерти // Вестник РХД. № 127. 1978; Сабиров В.Ш. Проблема страха смерти в современной танатологии // Философский анализ явлений духовной культуры: (Теоретический и исторический аспекты). М., 1984; Давыдов Ю.Н. Миф о “танатосе”, или Диалектика субстантивированного “нет” // Идеалистич. диалектика в XX столетии. М., 1987; Седов Л. Типология культур по критерию отношения к смерти // Синтаксис. № 26. Париж, 1989; Гуревич А.Я. Смерть как проблема исторической антропологии: о новом направлении в зарубежной историографии // Одиссей. Человек в истории. Альманах. М., 1989; Трубников Н.И. Проблема смерти, времени и цели человеческой жизни: (Через смерть и время к вечности) // Философские науки. М., 1990. № 2; Дубровский Д.И. Смысл смерти и достоинство личности // Философские науки. М., 1990. № 5; Жизнь земная и последующая. М., 1991; Руднев В. Культура и смерть//Даугава. Рига, 1991. № 3/4; МеньА. Бессмертие // Перспективы. М., 1991. № 4; Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992; Тема смерти в духовном опыте человечества. СПб., 1993; Исупов К.Г. Русская филос. танатология // ВФ. М., 1994. № 3; Демичев А. Дискурсы смерти: Введ. в философскую танатологию. СПб., 1997.

К.Г. Исупов

ТАРТУСКО-МОСКОВСКАЯ ШКОЛА - направле ние в отеч. (русскоязычной) семиотике, лингвистике, лит-ведении, культурологии. На основании того, что в рамках данной школы осуществлялось применение структурно-семиотич. методов к анализу языков культуры и культурных текстов, ее принято относить к структурализму. Т.-м.ш. возникла в нач. 60-х гг. как следствие объединения двух исследоват. групп — преподавателей и студентов кафедры рус. лит-ры ун-та г. Тарту (Эстония) (Б.Ф. Егоров, Лотман, З.Г. Минц, А.И. Чернов и др.) и группы моск. лингвистов и филологов (Б.А. Успенский, В.Н. Топоров, Вяч. Вс. Иванов, Ю.К. Лекомцев и др.), возникшего как следствие общего исследоват. интереса к проблематике строения и функционирования знаковых систем в человеч. сооб-ве. Рез-том деятельности школы, вдохновителем к-рой был Лотман, стала организация регулярных конференций (летних школ) и издание сб. научных трудов по проблемам знаковых (“вторичных моделирующих” — внутр. термин Т.-м.ш.) систем.

Методически Т.-м.ш. опиралась на традиции советской структурной лингвистики (П.Г. Богатырев, Жирмунский, Пропп), а также на совр. зарубежные работы по структурно-семиотич. анализу (применение математич.

моделирования, стат. методов, элементов теории информации). Т.-м.ш. практически отказалась от методол. исследований, сосредоточившись на прикладных вопросах семиотич. анализа. Взяв за основу предложенный еще де Соссюром тезис о структурном единстве всех языков, представители Т.-м.ш. на уровне прикладных исследований попытались выявить структурные элементы и принципы их применения в локальных знаковых системах и группах текстов. При этом текст понимался как последовательность знаков, определенная нормами языка, и анализировался с позиций семиотики, а не семантики.

Если в 60-е гг. для Т.-м.ш. характерна работа со знаковым и текстовым (прежде всего лит.) материалом вербальных естеств. языков, то в последующие два десятилетия исследоват. акцент, во многом под влиянием зарубежного структурализма, постепенно смещается. Происходит экстраполяция структурно-семиотич. анализа на все более широкий круг знаковых систем (иконич., графич., образные системы). В поле зрения представителей Т.-м.ш. попадает культура, к-рая понимается как сфера коммуникации индивида с социумом, осуществляемой знаковыми средствами (“семиосфера”), т.е. как сфера языковая. Предметом исследования становится “семиотика культуры” — структурное описание знаковых средств культуры (прежде всего искусства). Однако попытки применить структурные методы к анализу искусства (кино, живописи и т.д.) показывают сложность, неоднозначность, а то и просто невозможность выделения структурных элементов и знаковых последовательностей в “текстах искусства”, что заставляет обратиться к анализу самой возможности выявления языковых отношений в искусстве; это выводит на еще более широкий контекст функционирования искусства в культуре, вопросы типологии культуры и т.п. (этот путь характерен для Лотмана — крупнейшего представителя Т.-м.ш.).

Исследование широкого культурного контекста подразумевало анализ динамич. процессов, для к-рого структурно-семиотич. методы были низкоэвристичны. В этих условиях приходилось либо отказываться от анализа динамики в пользу синхронного описания знаковых средств культуры, либо постепенно отказываться от структурного метода в пользу сравнительно-истор., сравнительно-типол., функционального, генетич. анализа.

Т.-м.ш. не ставила перед собой таких глобальных задач, как франц. структурализм, а потому методол. кризис, пережитый ею в 80-е гг., был менее глубоким и во многом объяснялся чисто социальными причинами (падение актуальности социально-значимого поведения ученых в условиях “застоя”). Социальные изменения рубежа 80-90-х гг. обусловили резкий всплеск научной активности школы, несмотря на отделение Эстонии и смерть Лотмана (28 окт. 1993).

Ныне осн. содержанием работ представителей Т.-м.ш. остается анализ локальных аспектов знаковой деятельности в культуре на прикладном уровне с позиций структурно-семиотич. анализа, а также постановка типологич. проблем знаковой деятельности в культуре (прежде всего русской) и общетипологич. проблем культуры на фундаментальном уровне (работы В.Н. Топорова, Б.А. Успенского и др.) с использованием элементов структурного анализа в сочетании с другими (прежде всего функциональным и диффузионным), принятыми в культурологии.

Т.-м.ш. стала ведущей (по существу — единственной) отеч. школой, разрабатывавшей проблематику структурного анализа в культуре, и продемонстрировала высокую эвристичность этого метода в изучении прикладных проблем знаковой деятельности и функционирования знаковых систем в культуре, оказав значит. влияние на облик совр. отеч. культурологии.

Лит.: Труды по знаковым системам. В. 1-25. Тарту, 1964-92; Лингвистич. семантика и семиотика. В. 1-11. Тарту, 1978-79; В честь 70-летия профессора Ю.М. Лотмана. Сб. ст. Тарту, 1992; Лотман Ю.М. Избр. статьи. Т. 1-3. Таллинн, 1992-93; Успенский Б.А. Избр. труды. Т. 1-2. М., 1994; Ю.М. Лотман и тартуско-моск. семиотич. школа. М., 1994; ShukmanA. Literature and Semiotics: A Study of the Writings ofYu.M. Lotman. Amst.; N.Y., 1977.

А. Г. Шейкин

ТЕЙЯР ДЕ ШАРДЕН (Teilhard de Chardin) Мари Жозеф Пьер — франц. антрополог, палеонтолог и теолог-космист, объединивший в своем учении христианство и эволюционизм, автор теории ноосферы (наряду с Э. Ле Руа и В.Вернадским). По окончании иезуитского коллежа принимает монашеский обет и становится членом ордена. В 1913 начинает работать в Париж, ин-те палеонтологии человека. В 1920, защитив докт. дис., становится проф. кафедры геологии Париж, католич. ун-та. Вынужденный уйти из ун-та из-за своего понимания нек-рых догматов, Т. отправляется в палеонтол. и геол. экспедицию в Китай (1923). За долгие годы работы в Китае и Монголии Т. опубликовал массу работ, выдвинувших его в ряд ведущих палеонтологов мира. Во время Второй мир. войны Т. написал вышедшую посмертно (орден препятствовал публикации) книгу “Феномен человека”. В этой книге, а также в “Избр. мыслях” и теол. работе “Божественная Среда” (1926-1927) Т. изложил свои взгляды на значение человека в эволюции Вселенной с т. зр. христ. пантеизма и панпсихизма.

Культурологич. концепция Т. основывается на сочетании Божественной и эволюц. теорий происхождения и развития культуры. Вслед за Фомой Аквинским он утверждает, что между религией и наукой не может и не должно быть противоречий, ибо истина одна и природа ее Божественна. Более того, наука без религии не способна качественно изменить человеч. об-во.

Подход Т. связан с идеями неоплатоников об эманации и Николая Кузанского о развертывании Бога в мир и свертывании мира в Боге. Исходный пункт его культурологич. концепции — свобода воли, дарованная Бо-

гом всем своим творениям вообще и человеку в частности. На Земле создателем и носителем культуры стал человек. Он выиграл право и обязанность реализации Божественного замысла в ходе долгой эволюц. борьбы, к-рую вели его далекие предки с представителями др. видов. Культура воспринимается Т. как процесс одушевления, а затем и “обожения” материи. Лишь благодаря культуре становится возможным усовершенствовать человеч. природу, возвысить тварный дух и “привести его в глубины Божественной среды”.

По Т., истоки телеологичности нашей культуры уходят в бездонное прошлое. Мы наследуем жизнь, “уже поразительно разработанную всей совокупностью земных энергий” и пронизанную потоком космич. влияний. Несмотря на то что культурогенез у Т. практически сливается с космогенезом, развитие культуры проходит ряд закономерных стадий и имеет вполне опр. цель: несколько миллиардов лет назад, “вследствие какого-то невероятного случая”, из части материи, оторвавшейся от Солнца, начала формироваться наша планета. Ее вещество, пройдя ряд последоват. трансформаций по пути усложнения собств. организации (кристаллизация, полимеризация и др.), образовало на своей поверхности сначала предбиосферу, а затем биосферу. Возникновение на Земле микроорганизмов и мегамолекул приводит к “клеточной революции” и, затем, к появлению растит, и животного многообразия. “Разветвления живой массы”, определяемые конкуренцией отд. особей и целых видов между собой, преследуют цель формирования существ, способных наиболее полно воплотить замысел Бога. Этот замысел заключается в создании вида, к-рый осознал бы свое предназначение. Т.к. решение этой задачи требует большой концентрации душевных и мыслительных усилий, наиболее полно этим принципам стал в опр. момент отвечать отряд приматов и, в особенности, выделившийся из него род человека.

С появлением человека Земля “меняет кожу” и, более того, — обретает душу. Но на этом эволюция не заканчивается. Т. выделяет четыре ступени Божественного промысла: преджизнь, жизнь, мысль, сверхжизнь. В наст. время человечество находится на третьей стадии развития и его задачей является поиск путей вхождения в четвертую, заключит, фазу, к-рая должна привести его к единению с Богом. Используя апокалиптич. терминологию, Т. обозначает Бога как Альфу и Омегу космич. (и человеч., в частности) развития. Культурологич. концепция Т. эсхатологична: истоки культуры берут начало от Альфы и завершаются в Омеге. Культура является единств, сферой проявления человеч. души и мысли. Она фиксирует, закрепляет все духовные искания и умств. достижения человечества; дает возможность новым поколениям, используя предшествующий опыт, осуществлять движение навстречу Богу. Понимая Омегу (точку слияния человечества с Богом) как высшую цель человеч. культуры, Т. не считает, что ее достижение произойдет автоматически. Свобода воли, предоставленная человеку, должна быть осознанно на это направлена. В противном случае человечество осуществит эволюц. шаг, к-рый снова погрузит людей в сверхматерию, т.е. заведет в эволюц. тупик. Бог не нуждается в плодах созидат. деятельности людей, его интересует лишь, правильно ли воспользуется человек дарованной ему свободой и отдаст ли он Богу свое предпочтение. Земля в этом смысле уподоблена “испытат. площадке, где смотрят, можем ли мы быть перенесенными на Небо”.