Глава VII. СТЭПЛТОНЫ ИЗ МЕРРИПИТ-ХАУС

Свежая прелесть утра стерла из нашей памяти гнетущее впечатление,которое осталось у нас обоих после первого знакомства с Баскервиль-холлом.Когда мы с сэром Генри сели завтракать, яркий солнечный свет уже лился вузкие окна с цветными гербами на стеклах, разбрасывая по полу пестрыеблики. Темная дубовая обшивка отливала бронзой в золотых лучах, и теперьнам трудно было представить, что всего лишь накануне вечером эта комнатанавевала на нас такое уныние. - Дом тут ни при чем, мы, вероятно, сами во всем виноваты, - сказалбаронет. - Устали с дороги, прозябли, вот нам и представилось все вмрачном свете. А за ночь мы отдохнули, чувствуем себя прекрасно, и вокругтоже повеселело. - Однако нельзя приписывать все только нашему настроению, - ответиля. - Скажите мне, например, неужели вы не слышали среди ночи чей-то плач,по-моему, женский? - А вы знаете, мне тоже почудилось что-то подобное сквозь дремоту. Ядолго прислушивался и потом решил, что это было во сне. - Нет, я совершенно ясно все слышал и уверен, что плакала женщина. - Надо сейчас же поговорить с Бэрримором. Он вызвал дворецкого звонком и обратился к нему за разъяснениями. Мнепоказалось, что бледное лицо Бэрримора побледнело еще больше, когда онуслышал вопрос хозяина. - В доме всего две женщины, сэр Генри, - ответил Бэрримор. - Одна изних судомойка, которая спит в другом крыле, вторая - моя жена, но я уверяювас, что она не плакала. И все же он сказал нам неправду, потому что после завтрака мнепришлось столкнуться с миссис Бэрримор в коридоре, на ярком свету. Яувидел высокую, очень спокойно державшуюся женщину с крупными чертами лицаи со строго сжатыми губами. Но глаза - красные, с припухшими веками, -выдали ее. Значит, она-то и плакала ночью, а если так, муж не мог не знатьоб этом. И все же он шел даже на то, что его могут уличить во лжи. Зачем?И почему она так горько рыдала? Чем-то таинственным и мрачным веяло от этого бледного благообразногочеловека с черной бородой. Он первый обнаружил тело сэра Чарльза, иобстоятельства смерти старика Баскервиля были известны нам только с егослов. Неужели же мы видели Бэрримора в кэбе на Риджент-стрит? Во всякомслучае, борода была точно такая. Кэбмен говорил о человеке среднего роста,но это впечатление могло быть ошибочным. Как же мне установить истину?Прежде всего надо, конечно, повидать начальника почтовой конторы вГримпене и узнать у него, была ли наша телеграмма передана Бэрримору всобственные руки. И в том и в другом случае у меня, по крайней мере, будетчто сообщить Шерлоку Холмсу. Сэр Генри занялся после завтрака просмотром деловых бумаг, и я вполнемог располагать своим временем. Пройдя четыре мили по хорошей дороге вдольболот, я вышел к маленькой, невзрачной деревушке, в которой мне преждевсего бросились в глаза два более солидных, чем остальные, строения -гостиница и дом доктора Мортимера. Начальник почтовой конторы, оказавшийсятакже и здешним лавочником, запомнил нашу телеграмму. - Конечно, сэр, - сказал он, - я доставил ее мистеру Бэрримору, как ибыло указано. - А кто ее относил? - Мой сынишка. Джеймс, ведь ты доставил телеграмму в Баскервиль-холл,мистеру Бэрримору? - Да, папа. - И вручил ему самому? - спросил я. - Нет, мистер Бэрримор был где-то на чердаке, и я отдал телеграммуего жене, а она обещала тотчас же передать ему. - А самого мистера Бэрримора ты видел? - Нет, сэр, я же говорю, что он был на чердаке. - Откуда же ты знаешь, где он был, если сам его не видел? - Ну, жена-то должна была знать, где он, - раздраженно сказалпочтмейстер. - Ведь телеграмма доставлена? А если произошла какая-тоошибка, пусть мистер Бэрримор сам пожалуется. Продолжать расспросы было бессмысленно, но мне стало ясно, что хитраяуловка Холмса ни к чему не привела и мы так и не узнаем, уезжал Бэрримор вЛондон или нет. Допустим, что уезжал. Допустим, что он - последний, ктовидел сэра Чарльза в живых, - первый выследил его наследника, как толькотот приехал в Англию. Что из этого следует? Действует ли Бэрримор почьему-то наущению, или у него есть свои собственные коварные планы? Какойему смысл преследовать Баскервилей? Я вспомнил странное предостережение,составленное из газетных вырезок. Неужели это дело рук Бэрримора? А можетбыть, оно послано кем-то другим, кто старается помешать ему? Единственноеправдоподобное объяснение дал всему этому сэр Генри, сказав, что еслиБаскервилей удастся отпугнуть от родового поместья, то чета Бэрриморовобеспечит себе безмятежное существование до конца дней своих. Но разве этов какой-то мере оправдывает ту глубокую и тонкую интригу, котораяневидимой сетью оплетает молодого баронета? Холмс сам признал, что средивсех его сенсационных расследований это дело наиболее запутанное исложное. Возвращаясь безлюдной, сумрачной дорогой, я молил бога, чтобы мойдруг освободился как можно скорее и, приехав сюда, снял с меня тяжелуюответственность. Мои размышления были внезапно прерваны звуком быстрых шагов позади.Чей-то голос окликнул меня по имени. Я оглянулся, ожидая увидеть доктораМортимера, но, к моему удивлению, за мной спешил какой-то невысокий,худощавый блондин лет тридцати пяти - сорока, с чисто выбритой, несколькопостной физиономией и узким длинным подбородком. На нем был серый костюм исоломенная шляпа. Через плечо у него висела жестяная ботаническая коробка,а в руках он держал зеленый сачок для ловли бабочек. - Простите мне мою смелость, доктор Уотсон, - еще не отдышавшись какследует, заговорил незнакомец. - Мы здесь народ нецеремонный и недожидаемся официальных представлений. Вы, может быть, слышали обо мне отнашего общего друга, Мортимера. Я Стэплтон из Меррипит-хаус. - Вас нетрудно узнать по коробке и сачку, - сказал я, так как мнебыло известно, что мистер Стэплтон натуралист. - Но как вы-то догадались,кто я такой? - Я сидел у Мортимера, и он показал мне вас из окна своей приемной,когда вы проходили мимо. Нам с вами по дороге, и я решил догнать вас ипредставиться вам самолично. Надеюсь, сэр Генри не очень утомился последолгого путешествия? - Нет, он хорошо себя чувствует, благодарю вас. - Мы все боялись, что после печальной кончины сэра Чарльза новыйбаронет не захочет жить здесь. Трудно требовать от состоятельногочеловека, чтобы он заживо похоронил себя в такой глуши, но ведь вы самипонимаете, как много будет значить его присутствие для всей нашей округи.Я полагаю, эта история не внушила сэру Генри суеверного страха? - Нет, не думаю. - Вы, конечно, знаете легенду про чудовищную собаку, которая будто быпреследует род Баскервилей. - Да, знаю. - До чего же здешние фермеры суеверный народ! Просто поразительно!Ведь они чуть ли не все готовы поклясться, что видели на болотах эточудовище. - Стэплтон говорил с улыбкой, но я прочел в его глазах, что онотносится к своим словам гораздо серьезнее. - Легенда совершенно овладелавоображением сэра Чарльза, и она-то и привела его к трагическому концу. - Каким образом? - Когда у человека так натянуты нервы, появление любой собаки можетгибельно сказаться на его больном сердце. Мне думается, что в тот вечерсэр Чарльз действительно увидел нечто подобное в тисовой аллее. Я оченьлюбил старика и, зная о его болезни, так и ждал какого-нибудь несчастья. - Откуда вы знали, что у него больное сердце? - От моего друга, Мортимера. - Следовательно, вы думаете, что на сэра Чарльза бросилась какая-тособака и он умер от страха? - Может быть, вы располагаете более достоверными сведениями? - Нет, я еще не успел прийти к определенным выводам. - А мистер Шерлок Холмс? На секунду у меня занялось дыхание от этих слов, но спокойное лицо итвердый взгляд моего собеседника говорили о том, что он и не думалзастигнуть меня врасплох своим вопросом. - Доктор Уотсон, зачем нам прикидываться, будто мы не знаем вас? -сказал он. - Слухи о знаменитом сыщике проникли и в наши края, а разве выможете прославлять его, сами оставаясь в тени? Мортимер не стал отрицать,что вы и есть тот самый доктор Уотсон. А если вы появились здесь, значит,мистер Шерлок Холмс заинтересовался этим делом, и мне, разумеется,любопытно знать его точку зрения. - Увы, я не могу ответить на ваш вопрос. - Тогда разрешите спросить: не удостоит ли он нас своим посещением? - Сейчас он не может уехать из Лондона. У него есть другие дела. - Какая жалость! Он мог бы пролить свет на то, что скрывается во тьмедля всех нас. Но вы тоже ведете расследование, доктор Уотсон, и если я всостоянии хоть чем-нибудь содействовать вам, располагайте мной как угодно.Мне было бы достаточно одного намека, кого вы подозреваете, как намереныприступить к делу, и, может статься, я уже сейчас помог бы вам советом илиуказанием. - Уверяю вас, я просто приехал погостить у своего друга, сэра Генри,и никакой помощи мне не нужно. - Великолепно! - воскликнул Стэплтон. - Вы поступаете совершенноправильно: осторожность прежде всего! Я вполне заслужил такую отповедь засвою навязчивость и обещаю вам больше не касаться этого вопроса. Мы подошли к тому месту, где справа от дороги начиналась заросшаятропинка, узкой лентой вьющаяся среди болот. Левее стоял крутой, усеянныйвалунами холм, на котором в древние времена велись разработки гранита.Обращенная к нам сторона этого холма представляла собой отвесный откос,густо заросший папоротником и ежевикой. Вдали, на горизонте, поднималисьсерые клубы дыма. - По этой тропинке отсюда не так уж далеко до Меррипит-хаус, - сказалСтэплтон. - Пожертвуйте часом времени, и я буду иметь удовольствиепредставить вас своей сестре. В первую минуту я подумал, что мне следует быть возле сэра Генри, нопотом вспомнил счета и бумаги, грудой лежавшие у него на столе. Уж тут яничем не мог ему помочь. А Холмс просил меня познакомиться с людьми,живущими по соседству с Баскервиль-холлом. Я принял приглашение Стэплтона,и мы свернули вправо. - Замечательные здесь места! - сказал он, глядя на волнистую линиюзеленых холмов, над которыми морскими валами поднимались фантастическиеочертания гранитной гряды. - Эти болота никогда вам не примелькаются. Асколько тайн они хранят - бескрайние, пустынные, загадочные! - Вы хорошо их знаете? - Я ведь здесь всего второй год. Местные старожилы, пожалуй, назовутменя новичком. Мы перебрались сюда вскоре после приезда сэра Чарльза, ноя, по своему призванию, уже успел обследовать здесь каждый уголок. Смеюдумать, что теперь мало кто знает торфяные болота лучше меня. - А разве это такое нелегкое дело? - Весьма нелегкое. Вот, например, присмотритесь к той равнине споднимающимися кое-где причудливыми холмами. Чем она, по-вашему,замечательна? - По ней хорошо скакать галопом. - Всякий так сказал бы на вашем месте, а между тем эта ошибка ужемногим стоила жизни. Видите, сколько на ней ярко-зеленых лужаек? - Да, это, вероятно, те места, где почва лучше? Стэплтон рассмеялся. - Перед вами огромная Гримпенская трясина, - сказал он. - Попади вэту трясину человек или животное - один неосторожный шаг, и все кончено. Ятолько вчера видел, как туда забрел чей-то пони и, разумеется, погиб. Егоголова долго виднелась над трясиной. Он все вытягивал шею, старалсявыбраться, но в конце концов засосало бедняжку. Там даже в засуху опасноходить, а после осенних дождей это совсем гиблое место. И тем не менее яне раз пробирался в самое сердце Гримпенской трясины и возвращался оттудаживым. Смотрите, еще один несчастный пони! В зеленой осоке перекатывалось и билось что-то темное. Потом надзарослями мелькнула мучительно вытянутая шея, и болота огласились страшнымкриком. Я похолодел от ужаса, но у моего спутника были, по-видимому, болеекрепкие нервы. - Кончено! - сказал он. - Засосало. Второй за два дня, только у меняна глазах. А сколько их еще погибло! Они как повадятся туда в засуху, таки ходят до самой осени. И часто гибнут. Да, Гримпенская трясина - страшноеместо. - И вы все-таки пробираетесь туда? - Да, там есть две-три тропинки, по которым ловкий человек можетпройти. Я отыскал их. - Но зачем вам ходить в такое опасное место? - А вон видите те холмы вдалеке? Это настоящие островки срединепролазной топи, которая мало-помалу окружила их со всех сторон. Сумейтена них пробраться, и какие там редкостные растения, какие бабочки! - Что ж, когда-нибудь попробую. Стэплтон с удивлением посмотрел на меня. - Ради бога, выкиньте эту мысль из головы! - сказал он. - Ваша гибельбудет на моей совести. Назад вам не вернуться, поверьте мне. Я сам толькопотому и осмеливаюсь туда ходить, что у меня есть сложная система примет. - Стойте! - крикнул я. - Что это? Негромкий, протяжный и невыразимо тоскливый вой пронесся надболотами. Воздух наполнился им, но откуда он шел, определить былоневозможно. Начавшись с невнятного стона, этот звук постепенно перешел вглухой рев и опять сник до щемящего сердце стенания. Стэплтон как-тостранно посмотрел на меня. - Таинственные места эти болота, - сказал он. - Что это такое? - Фермеры говорят, что так воет собака Баскервилей, когда ищет своюжертву. Мне и раньше приходилось ее слышать, но сегодня что-то уж оченьгромко. Похолодев от страха, я оглядел широкую, поднимающуюся к горизонтуравнину, покрытую зелеными зарослями осоки. Ни шороха, ни малейшихпризнаков жизни на ней - только два ворона громко каркали, сидя накаменном столбе позади нас. - Вы же образованный человек, вас такой чепухой не проведешь, -сказал я. - Как вы объясняете этот вой? - Трясина иной раз издает очень странные звуки. То ли это ил оседает,то ли вода поднимается на поверхность, то ли еще что, кто знает? - Нет, нет! Это был голос живого существа. - Может быть. Вам никогда не приходилось слышать, как кричит выпь? - Нет, не приходилось. - В Англии эта птица попадается теперь очень редко, в сущности онапочти вымерла, но на таких болотах все возможно. Я бы нисколько неудивился, если б оказалось, что до нас донесся голос одной из последнихпредставительниц этого вида. - В жизни не слышал более странных и жутких звуков! - Что и говорить, места таинственные. Посмотрите на тот холм. Что этотакое, по-вашему? Крутой склон был покрыт как бы кольцами из серого камня. Я насчиталих около двадцати. - Что это? Овчарни? - Нет, это жилища наших почтенных пращуров. Доисторический человекгусто заселял торфяные болота, и так как после него здесь никто не жил, товесь этот домашний уют остался в целости и неприкосновенности. Толькокрыши сняты. При желании можно пойти туда и увидеть очаг и ложе. - Да это целый городок! Когда же он был обитаем? - Неолитический человек[10] - точный период не установлен. - А чем этот человек занимался? - Пас стада здесь же, на склонах, а когда каменный топор началуступать первенство бронзовой палице, научился добывать олово. Видите вонтот ров на противоположном холме? Это следы его работы. Да, доктор Уотсон,вы найдете много любопытных особенностей на наших болотах. А, простите,пожалуйста! Это, наверно, Cyclopides! Мимо нас пролетел маленький мотылек, и Стэплтон с поразительнойбыстротой и ловкостью кинулся за ним в погоню. Я с ужасом увидел, чтомотылек понесся прямо к трясине, но мой новый знакомый как ни в чем небывало прыгал с кочки на кочку и размахивал своим зеленым сачком. Серыйкостюм и порывистые движения придавали ему самому сходство с какой-тоогромной бабочкой. Я стоял, глядя на него со смешанным чувством восхищенияи страха, - мне все казалось, что он вот-вот оступится и уйдет впредательскую трясину. Вдруг позади меня послышались чьи-то шаги. Яоглянулся и увидел почти рядом с собой женщину. Она появилась с тойстороны, где виднелся дым, указывающий на близость Меррипит-хаус, нораньше я не мог ее заметить, ибо тропинка, по которой она шла, уходила подуклон. Я не сомневался, что это и есть мисс Стэплтон, так как вряд ли вздешних местах приходилось рассчитывать на встречу с другими дамами. Крометого, мне говорили о ней как о красавице, а идущая по тропинке женщинадействительно поражала своей красотой - красотой не совсем обычного типа.Большее несходство между сестрой и братом трудно было себе представить. Онбесцветный блондин с серыми глазами, она брюнетка - таких жгучих брюнетокмне еще не приходилось встречать в Англии, - изящная, стройная, высокая.Ее тонкие, горделивые черты были настолько правильны, что лицо могло быпоказаться безжизненным, если б не выразительный рот и быстрый взглядпрекрасных темных глаз. Идеальная фигура, нарядное платье - как страннобыло видеть такое существо на безлюдной тропинке, вьющейся среди торфяныхболот! Когда я оглянулся, взгляд этой женщины был устремлен на Стэплтона,но она тут же ускорила шаги и подошла ко мне. Я снял шляпу, ужеприготовившись объяснить свое присутствие здесь, как вдруг ее слованаправили мои мысли по совершенно иному пути. - Уезжайте отсюда! - сказала она. - Немедленно уезжайте в Лондон! В ответ на это я мог только с ошеломленным видом воззриться на нее.Она сверкнула глазами и нетерпеливо топнула ногой. - Зачем же мне уезжать? - спросил я. - Не требуйте объяснений. - Она говорила тихо, быстро и чуть-чутькартавила. - Ради бога, послушайтесь моего совета! Уезжайте, и чтоб ногивашей больше не было на этих болотах! - Но ведь я только что приехал! - Боже мой, - воскликнула она, - неужели вы не понимаете, что я желаювам добра? Уезжайте в Лондон! Сегодня же! Вам нельзя здесь оставаться.Тсс! Мой брат идет! Не говорите ему ни слова... Будьте так любезны,сорвите мне вон ту орхидею. У нас здесь очень много орхидей, но вы немногоопоздали: к осени они уже начинают отцветать, и здешняя природа несколькотеряет свою красоту. Стэплтон оставил погоню за мотыльком и подошел к нам, весь красный изапыхавшийся. - А, это ты, Бэрил! - сказал он, и я не почувствовал в этомприветствии особой сердечности. - Как ты разгорячился, Джек! - Да, я погнался за великолепным экземпляром Cyclopides. Их здесь нечасто увидишь поздней осенью. И подумай, какая жалость - не поймал! Он говорил спокойно-небрежным тоном, а сам все время переводил своималенькие серые глазки с сестры на меня. - Вы, кажется, успели познакомиться? - Да. Я говорила сэру Генри, что сейчас уже поздно любоватьсякрасотами наших болот - орхидеи отцветают. - Что? Как ты думаешь, кто перед тобой? - Сэр Генри Баскервиль. - Нет, нет, - сказал я, - не награждайте меня чужим титулом. Я всеголишь друг сэра Генри, доктор Уотсон. Краска досады разлилась по ее выразительному лицу. - Значит, мы говорили, не понимая друг друга, - сказала она. - Да, у вас было не так уж много времени на разговоры, - заметилСтэплтон, продолжая пытливо глядеть на сестру. - Я приняла доктора Уотсона за нашего соседа, - сказала она. - А ему,должно быть, совершенно безразлично, цветут сейчас орхидеи или нет. Но вывсе-таки зайдете к нам в Меррипит-хаус? Через несколько минут мы подошли к мрачной на вид ферме, которая,вероятно, в давние времена служила жильем какому-нибудь зажиточномускотоводу, а потом была перестроена на более современный лад. Фермуокружал садик; деревья в нем, как и повсюду на болотах, были низкорослые,чахлые. Убожеством и грустью веяло от этого места. Слуга, открывший намдверь, был под стать дому - старый, весь сморщенный, в порыжевшем сюртуке.Но самые комнаты удивили меня своими размерами и элегантностью убранства;последнее следовало, вероятно, приписать вкусу хозяйки. Я посмотрел в окнона бескрайние, усеянные гранитными валунами болота, которые тянулись доеле видной вдали линии горизонта, и не мог не подумать: "Что же привело втакую глушь этого образованного человека и его красавицу сестру?" - Странное мы выбрали место, где поселиться? - сказал Стэплтон, будтоотвечая на мои мысли. - И все-таки нам здесь хорошо. Правда, Бэрил? - Да, очень хорошо, - ответила она, но ее слова прозвучали как-тонеубедительно. - У меня была школа в одном из северных графств, - сказал Стэплтон. -Для человека с моим темпераментом такая работа суховата, неинтересна, ночто меня привлекало в ней, так это тесная близость с молодежью. Какоесчастье передавать им что-то от себя самого, от своих идей, видеть, как утебя на глазах формируются юные умы! Но судьба обернулась против нас. Вшколе вспыхнула эпидемия, трое мальчиков умерли. Нам так и не удалосьпоправить дела после такого удара, большая часть моего капитала былабезвозвратно потеряна. И все же, если б не разлука с моими дорогимимальчиками, я радовался бы этой неудаче, ибо для человека с моей страстьюк ботанике и зоологии здесь непочатый край работы, да и сестра моя - неменьшая любительница природы. Это признание, доктор Уотсон, вы навлекли насвою голову сами: вольно же вам было устремлять из окна такой грустныйвзгляд на наши болота! - Да, не отрицаю, мне действительно кажется, что жить здесь скучно нестолько вам, сколько вашей сестре. - Нет, я не скучаю, - быстро ответила она. - Мы заняты научной работой, у нас большая библиотека и оченьинтересные соседи. Доктор Мортимер - весьма начитанный человек в своейобласти. Несчастный сэр Чарльз тоже был прекрасным собеседником. Мы с нимбыли очень близки, и я даже не могу вам передать, как нам тяжела этаутрата. А что вы скажете, если я нанесу сегодня визит сэру Генри? Это емуне помешает? - Я уверен, что он будет очень рад познакомиться с вами. - Тогда будьте добры предупредить его. Может быть, нам удастся помочьему первое время, пока он еще не освоился на новом месте... А теперь,доктор Уотсон, давайте поднимемся наверх, я покажу вам свою коллекциючешуекрылых. Смею думать, что более полной коллекции вы не найдете в этойчасти Англии. А когда мы кончим, к тому времени и завтрак будет готов. Но я спешил к своему подопечному, сэру Генри. Унылость болот, гибельнесчастного пони, загадочный вой, который ставился в какую-то связь смрачной легендой, существовавшей в роду Баскервилей, - все это настроиломеня на грустный лад. А к этим более или менее смутным впечатлениямприбавились еще и совершенно недвусмысленные слова мисс Стэплтон, которыебыли сказаны с такой силой убеждения, что мне не приходилось сомневаться всерьезности и глубине причин, их вызвавших. Я отказался от настойчивыхприглашений к завтраку и отправился домой по той же самой тропинке. Но, кроме этой тропинки, здесь был, очевидно, и другой, болеекороткий путь, ибо не успел я выйти на дорогу, как увидел перед собой миссСтэплтон. Румянец, горевший у нее на щеках, придавал ей еще большуюпрелесть; она сидела на придорожном камне, тяжело дыша и прижимая руку кгруди. - Мне хотелось опередить вас, доктор Уотсон, и я всю дорогу бежала, -проговорила она. - Даже шляпу не успела надеть. Я не стану задерживаться,а то брат может заметить мое отсутствие. Мне только хочется попросить увас извинения за свою глупую ошибку: ведь я приняла вас за сэра Генри.Прошу вас, забудьте все, что я говорила. К вам это не имеет никакогоотношения. - Как же я могу это забыть, мисс Стэплтон! Судьба моего друга, сэраГенри, меня очень интересует. Скажите мне, почему вы так настаивали на егоотъезде в Лондон? - Женский каприз, доктор Уотсон! Когда мы с вами познакомимсяпоближе, вы убедитесь, что я не всегда могу объяснить свои слова ипоступки. - Нет, нет! Я помню, какой у вас был взволнованный голос, я помнюваши глаза. Мисс Стэплтон, будьте откровенны со мной, прошу вас! Я, кактолько очутился здесь, сразу почувствовал, что вокруг меня собираютсякакие-то призраки. Ходишь словно по Гримпенской трясине: вот-вот увязнешьс головой на одной из этих зеленых лужаек, и никто не поможет тебевыбраться оттуда. Объясните, на что вы намекали, и я передам вашепредостережение сэру Генри. Тень нерешительности пробежала по лицу мисс Стэплтон, но не прошло исекунды, как взгляд ее стал снова суровым, и она ответила мне: - Вы придаете слишком большое значение моим словам, доктор Уотсон.Смерть сэра Чарльза потрясла нас с братом. Мы часто встречались спокойным, потому что его излюбленная прогулка была вот по этой тропинке,что ведет к нашему дому. Легенда о проклятии, тяготеющем над родомБаскервилей, угнетала сэра Чарльза, и когда катастрофа разразилась, японяла, что его опасения были обоснованны. Теперь меня очень беспокоитприезд наследника сэра Чарльза, и я считаю нужным предупредить его обопасности, которая ему угрожает. Вот и все, ничего другого я не хотеласказать. - Но в чем же, по-вашему, эта опасность? - Вы знаете предание о собаке? - Я не верю этому вздору! - А я верю. Если вы имеете хоть какое-нибудь влияние на сэра Генри,увезите его отсюда. Это роковое место для Баскервилей. Мир велик. Почемусэру Генри надо жить именно здесь, где ему грозит опасность? - Вот потому-то он и решил здесь жить. Таков характер этого человека,и, если вы не выскажетесь более определенно, вряд ли мне удастся увезтиего отсюда. - Я не могу дать вам более определенных сведений по той простойпричине, что у меня их нет. - Тогда, мисс Стэплтон, разрешите задать вам еще один вопрос. Еслиэто все, что вам нужно было сказать мне, почему же вы боялись, как бы васне услышал брат? По-моему, тут нет ничего такого, что могло бы непонравиться ему или кому-нибудь другому. - Мой брат очень не хочет, чтобы Баскервиль-холл пустовал: этоповредит бедному люду, который живет здесь на болотах. Он бы страшнорассердился на меня, если бы знал, что я стараюсь как-то повлиять на сэраГенри. Но я исполнила свой долг и больше ничего не скажу. А теперь мненадо идти, не то он хватится меня и заподозрит, что я говорила с вами.Прощайте! Она повернулась и вскоре исчезла среди валунов, а я, полный каких-тонеясных страхов, направил свои шаги к Баскервиль-холлу.