Геополитика современного мира и Россия полис 1995 №1-2

К. Э. Сорокин

В последнее время в России геополитика (геостратегия, "геоглобалистика") стала модным увлечением государственных особ, периодических изданий и солидных учреждений. Но, похоже, мало кто толком знает, чем должна заниматься данная дисциплина и является ли она вообще наукой. Это закономерный результат отношения, сложившегося к ней в СССР.

Геополитика в качестве науки — систематического рассуждения, касающегося действительности, которое повышает способность людей влиять на мир, но вместе с тем конструирует относительное и пересматриваемое знание (этим определением я обязан Ж.-M. Данкэну) — на протяжении десятилетий совершенно не воспринималась советскими политиками и обществоведами. Они видели в ней исключительно идеологическое обеспечение агрессивных интересов своего противника — империализма. Ее дефиниция, сложенная еще при "отце народов", как "фашистской лженаучной теории", которая якобы затем стала одним из основных элементов идеологии создания сверхимперии во главе с американской "расой господ" (1), почти буквально воспроизводилась более, чем через 30 лет. В "окультуренном" варианте — авторами научного справочника, назвавшими геополитикой "извращенное толкование" данных экономической, политической и физической географии как "объективных факторов", идеологически мотивирующих агрессивную внешнюю политику империалистов (2)*, а в "популярном" виде она определялась как "политическая концепция, использующая географические данные... для обоснования империалистической экспансии. Геополитика связана с расизмом, мальтузианством, социал-дарвинизмом" (4).

Собственно говоря, именно в качестве идеологии пытаются сейчас воспользоваться геополитикой поборники "русской национальной идеи" в ее крайних проявлениях, которые, всерьез поверив в ее "империалистическую сущность", хотят обернуть ее на пользу восстановления великодержавного статуса России. Даже в более взвешенных рассуждениях в лучшем случае просматривается отрицательное отношение к геополитике, которую сводят к "презумпции государственного одиночества", противопоставляя "агрессивно-комплексующее геополитическое сознание" как "сознание незаслуженной обиды" цивилизационному (5). На Западе, для которого традиционная геополитика была как бы "родной", отчасти утрачено к ней доверие из-за неспособности адекватно объяснить недавние пертурбации в политической модели мира и предсказывать будущие события. Поэтому там геополитику нередко просто понимают как науку, изучающую глобальную политику, т. е. стратегические направления развития международных политических отношений, либо сводят ее только к военным и военно-политическим исследованиям (последней точки зрения придерживается у нас Академия естественных наук). Существует вероятность того, что геополитика станет маргинальной дисциплиной или же будет окончательно дискредитирована теми однобокими и зачастую невысокого качества исследованиями, которым присваивается ее имя. Конечно, геополитика нуждается в качественном реформировании, пересмотре научных оснований для приближения ее к реальности мировой обстановки конца XX — начала XXI в. Поскольку она развивалась западными учеными и обслуживала прежде всего западные интересы, бесспорно и то, что прикладное использование ее методов и достижений в нашей стране требует внесения "национально-цивилизационных" поправок. Но при соблюдении этих двух условий геополитика способна стать "системным обеспечением" внешне- и внутриполитической стратегий России, при дать им ту гибкость, которая позволит оперировать при необходимости сразу не сколькими продуманными вариантами. Кроме того, национальная идея все настойчивее претендует на бывшее место коммунистической идеологии, и геополитика может также оказаться рациональным ограничителем данной идеи, если она будет воспринята обществом в экстремистском варианте. В статье не ставятся задачи дать историографию вопроса, тем более изложить основы различных школ традиционной (западной) геополитической науки, хотя определить, чем она, в общем, занималась, все же нужно. Однако цели работы — другие: выяснить, в чем данная наука устарела и какие поправки на современность ей необходимы; как данная дисциплина могла бы быть использована для удовлетворения конкретных российских государственных потребностей. Можно сформулировать эти цели и по-другому, учитывая, что на практике существуют два раздела в этой науке — геополитика "фундаментальная", изучающая развитие геополитического пространства планеты со своей, разумеется, точки обзора, и "прикладная", вырабатывающая принципиальные рекомендации относительно генеральной линии поведения государства или группы государств на мировой сцене. Прикладная геополитика может именоваться иначе — геостратегией*. Проведя это разграничение, можно сказать, что в статье предлагаются пути модернизации фундаментальной геополитики (которая в отличие от геостратегии — наука всеобщая, "интерна циональная"), дается анализ явления многополярности современного мироустройства, а также излагается видение автором российской геостратегии.

1. ПРЕДМЕТ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ ГЕОПОЛИТИКИ

Прежде всего, необходимо определиться с главным — предметом исследования. На Западе геополитику по старинке иногда именуют политической географией, что дает общее представление о том, чем ранее занималась данная наука, — влиянием физических условий окружающей среды на развитие человеческой истории, в т. ч. и на мировую политику. Узкое определение геополитики как "географии, подразумевающей политику" (Ж. Брюне) было особенно в ходу на начальных этапах ее существования. Оно проистекало из понимания сути государства как пространственно географического организма**. Впоследствии были предприняты попытки более полно учесть, в частности, изменяющие природу многочисленные результаты антропогенной деятельности и субъективное восприятие различными народами и их правителями окружающей действительности. Так, известный специалист К. Грей в середине 70-х годов назвал геополитику наукой о "взаимосвязи между физической средой в том виде, как она воспринимается, изменяется и используется людьми, и мировой политикой" (6, с. 5). Такая подвижка в определении предмета исследования сделала данную дисциплину менее детерминистичной и более приближенной к реальности. Но на этом реформаторская мысль западных ученых несколько иссякла, хотя жизнь шла вперед. Углубляющийся разрыв между быстро меняющейся действительностью и обнаружившейся косностью традиционной геополитики вызвал уже её внутренний кризис во второй половине 80-х годов — с наступлением времени "нового мышления", "перестройки", реанимацией идеи "Европы от Атлантики до Урала". Несмоделированный геополитиками распад соцлагеря и самого СССР заставил усомниться в научности их знания, поскольку им "по штату" полагалось предвидеть или по край ней мере объяснить данные феномены. Оставаясь на позициях 70-х годов, сделать это, они не могли, поскольку основные причины краха соцлагеря оказались за пределами предмета их исследований. Не было у них и комплексной методики прогнозирования эволюции посткоммунистического мира в условиях резкого ослабления России.

Геополитике недоставало и философского базиса, что отдельные ученые спешно восполняли тоже после мировых событий середины 80-х (7). Если не считать отдельных и не слишком последовательных попыток более основательно пересмотреть устоявшиеся каноны*, традиционная западная геополитика так и не ответила на брошенный ей новой реальностью вызов. А ведь сохранение геополитики чуть ли не в первозданном виде (это относится и к объекту изучения данной науки) неизбежно ведет к ограничению ее рефлексивной и практической полезности, маргинализации как "частной" отрасли знания, хотя в ней заложен огромный потенциал сознательного влияния на действительность. Воспрепятствовать вполне реальному "закату" традиционной геополитики способно расширение предмета се исследований с тем, чтобы в конечном итоге создать комплексную дисциплину о современной и перспективной "многослойной" и много уровневой глобальной политике, многомерном и многополярном мире, интегрировав слабо связанные сегодня между собой рассуждения о различных их аспектах. Исходя из такого определения, новая фундаментальная геополитика могла бы анализировать развитие событий не только на глобальном, но и на региональном, субрегиональном и даже внутригосударственном (в ключевых районах планеты) уровнях. Геополитика Современности — это совокупность десятков, даже сотен одно- и разнонаправленных, параллельных и пересекающихся процессов с отличающимися свойствами, положительная сумма (если иметь в виду благоприятную для человечества эволюцию) игры интересов государств. Вариант "санации" геополитики путем осуществления ряда последовательных, как при решении математической задачи, либо параллельных действий заинтересованных ученых предпочтителен, думается, и для западных геополитиков, и для западной науки в целом**. Но особенно он важен для России, в которой после отказа от марксизма-ленинизма была утрачена системность и комплексность исследований в сфере общественных наук. ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ, значит, — это обогащение предмета исследований геополитики. * Так, английский ученый переопределил геополитику в качестве науки, изучающей поведение государств "на фоне таких их характеристик, как территория, местоположение в мире, наличие природных ресурсов, размещение населения, экономическая деятельность и политическая структура (выделено мной. — К.С.)" (8, с. 168). Налицо заявка на дальнейшую универсализацию предмета геополитики, правда, сделанная лишь в завершающем книгу глоссарии и не нашедшая никакого обоснования и разработки в тексте монографии ** Дело не только в "шкурных" интересах отдельных ученых. Западные общественные науки (политология, социология, футурология, экономика и пр.) теряются в догадках относительно даже близкого будущего и дают самые противоречивые рекомендации практикам. Модные же ныне, особенно в США, "междисциплинарные исследования" проблемы не решают, так как междисциплинарность эта, как правило, формально-показушная, реализуемая в узких пределах. 10 Геополитика

2. ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ СОСТАВЛЯЮЩИЕ СОВРЕМЕННОГО МИРА

Очертив новый предмет исследований геополитики, мы подошли к следующей принципиальной проблеме. В кризисное для данной науки десятилетие обнаружилось, что в мировой политике возрастает значение тех факторов, которые к физической среде могут и не иметь прямого отношения. Наоборот, она сама и ее отдельные компоненты нередко оказывают иное по объему, смыслу и последствиям воздействие на ход событий в мире, чем раньше. Соответственно, нуждается в уточнении набор представлений и концепций, которыми оперировала традиционная геополитика. Другими словами, необходимо привести в соответствие с обновленным определением предмета геополитики ее содержание. Решение этой проблемы имеет не только теоретическое, но и не менее важное прикладное значение, ибо такая ревизия вынуждает заново рассмотреть элементную базу, параметры современного мира и на основе этого анализа нарисовать его общую геополитическую картину или, точнее, его эскиз, понимая, что мир обязательно, как в "Портрете Дориана Грея", будет меняться под действием все новых и новых обстоятельств. Обновленческая ревизия геополитики вовсе не означает, что географическими факторами отныне можно пренебречь — без их полного учета по-прежнему трудно правильно оценивать мировые события. Речь идет лишь о том, чтобы добавить к географическим другие значимые сегодня критерии, формирующие геополитическую модель современного мира*, а также, вероятно, изменить их иерархию. ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ, таким образом, в рамках модернизации геополитики — учет новых факторов при анализе нынешней и перспективной геополитической структуры мира и ее содержания, а также при оценке геополитического авторитета государств и их группировок. Прежде всего, к таким новым обстоятельствам необходимо отнести резко возрос шее влияние экономических процессов на эволюцию геополитической ситуации на планете. Связано это со скачкообразным повышением роли экономики в жизни, как отдельных стран, так и всего мирового сообщества, значительным внутренним усложнением и реальной глобализацией экономических процессов (международной торговли, валютного регулирования, трансгосударственного движения капиталов и инвестиций, перемещения рабочей силы, передачи информации и высоких технологий), их растущим проникновением в неэкономические сферы международной жизни. К этому нужно добавить выдвижение экономических конфликтов на первое место среди групп потенциальных противоречий (9). Влияние экономических обстоятельств на мировую политику будет возрастать и далее, поэтому некоторые специалисты прогнозируют скорое наступление эры "реалэкономики", т. е. исторического периода, суть которого составят жесткие конфронтационные экономические действия для достижения широких государственных интересов** (по аналогии с "Realpolitik", немецким термином, указывающим, что для достижения поставленных целей на мировой арене, как правило, требуется использование силовых методов, преимущественно военных и военно-политических). К тому же именно состояние экономики все больше определяет военный потенциал многих стран, что в последнее время с силой подтверждает и Россия. * 15-20 лет тому назад подобный пересмотр геополитических показателей наметили американские ученые, добавившие к традиционным данные по научно-техническому потенциалу страны, ее политической системе, национальной психологии, но их цель была вполне прагматична. Уже тогда обозначился экономический "откат" социализма и, напротив, явственно выросла мощь ЕЭС и Японии, так что ревизия им понадобилась, дабы "научно" подтвердить мировое лидерство США, о чем можно судить по их основный идеям и выводам. **

Директор научных программ Центра стратегических и международных исследований Массачусетского технологического института пишет: "Ускорение глобальной экономической интеграции вызывает обострение конкуренции национальных экономических стратегий... Ход этой конкуренции окажет глубочайшее воздействие не только на мировую экономику, но в более широком контексте и на международную безопасность и политические отношения. Есть опасность, что становящиеся все более националистическими экономические стратегии... приведут основные державы и весь мир в эпоху "реалэкономики", в которой эгоистические экономические интересы будут вынуждать правительства добиваться односторонних преимуществ даже в рамках международной системы, характеризуемой растущими взаимозависимостями (10). 11 Присвоение экономическим индикаторам статуса важнейших геополитических факторов, как представляется, не противоречит более узким традиционным определениям геополитики, зато приводит ее в соответствие с реальностью. Во-первых, экономические процессы всегда учитывались мировой политикой, но если раньше еще как-то можно было абстрагироваться от них (ссылаясь на примат военно—стратегических соображений, идеологии, политики, во имя которых целые народы работали на армию), то сегодня любой анализ международной ситуации немыслим без самого тщательного изучения экономической подоплеки событий. Во-вторых, на современном уровне развития науки и техники не только физическая среда воздействует на ход мировой политики, включая экономические процессы. Растет и обратная зависимость, когда экономические процессы во все большей степени определяют облик окружающей человека "физической реальности", самого общества, его этнокультурных сегментов как в структурном, так и в территориально-организационном плане (размещение и развитие производств, связанных с ними городов, перемещение трудовых ресурсов и т. д.). В-третьих, именно экономические расчеты получают приоритет при балансировке соотношения политического суверенитета и открытости экономического пространства для внешних влияний (или проницаемости границ). В-четвертых, поскольку экономическая деятельность приобретает по-настоящему глобальный характер и все более автономную логику развития, она становится столь важной для всего человечества, что имеет смысл говорить о возникновении — как о реальности — экономической среды обитания, являющейся составной частью окружающей человека физической среды. Признание экономической жизни человечества ведущим (наряду с географическими условиями) геополитическим феноменом неизбежно приводит к выводу о нестабильности и переменчивости современной геополитической ситуации из-за высокой динамики глобальных экономических процессов*, о способности ее к быстрым (не только по историческим масштабам) и крутым переменам. География и экономика вместе все же не способны исчерпать геополитические оценки состояния современного мира, определить место страны или группы стран в мировой политике и динамику отношений между ними. (Я здесь оставляю в стороне рассмотрение цивилизационных факторов, все сильнее снова влияющих на ориентацию политики, экономики, военного дела, на специфику этнонациональной психологии или состав коалиций, выборочную поддержку тех или иных государств, чем занимаются в последнее время С. Хантингтон и его последователи, а также ограни чения, накладываемые международными соглашениями, в т.ч. еще и по итогам второй мировой войны, и послевоенными конституциями на некоторые государства, — ФРГ, Японию, а в отношении России — по ОСВ-1.)

При решении этой задачи необходимо учитывать еще целый ряд обстоятельств, которые в целом или игнорировала, или отодвигала традиционная геополитика**. Среди них: — Военно-технические достижения последнего времени — появление региональных и глобальных средств обнаружения и поражения, систем контроля и управления, межрегиональных и межконтинентальных средств переброски войск; развитие оружия массового поражения, в т.ч. и обычных вооружений, приближающихся по своим боевым свойствам к ядерным, и распространение их — вкупе с дальнодействующими средствами доставки — среди растущего числа стран. Уже сегодня состояние дел в военной области окончательно дискредитирует один из базовых тезисов классической гео(граф)политики: неуязвимость основных держав "внешнего полумесяца" (Северной Атлантики) и "осевого региона" или "хартленда". Теперь они досягаемы не только друг для друга (причем с помощью и ядерного, и обычного оружия), но и для периферийных держав. * Характеризуя движение капиталов и инвестиций, директор школы международных отношений Технологического института (Джорджия) пишет: "Из-за высокой мобильности средств финансовые рынки могут становиться крайне подвижными, когда падение и рост котировок зависят чуть ли не от слухов и первых реакций на события. С течением времени такая нестабильность создает у потенциальных инвесторов чувство неуверенности, которое в конечном итоге отражается на темпах экономического развития" (11). ** Один из основоположников геополитики X. Маккиндер к державам "внешнего полумесяца" (Outer Crescent) относил США, Великобританию и Японию. "Осевым регионом" (Pivot Area) в 1904 г. он назвал территорию бассейнов рек, впадающих в Северный Ледовитый океан и Каспийское море, а в работе 1919 г. несколько расширил этот регион, включив в него Дальний Восток и часть Восточной Европы и переименовав его в "хартленд" (Heartland). В своей третьей крупной работе (1943) Маккиндер прямо указал, что понятия "хартленд" и СССР взаимозаменяемы. В ней он также по сути отказывался от концепции "внешнего полумесяца", заменив ее на понятие зоны "внутреннего океана" (Midland Ocean area), т. е. Северной Атлантики (12). 12 Геополитика — "Информационная революция", опирающаяся на развитие электронных средств связи.

Новые возможности в этой области меняют облик планеты, формируя "коммуникативное" мировое сообщество. Удаленные регионы с развитой инфраструктурой связи становятся ближе друг к другу, чем соседствующие, но не обладающие передовыми средствами коммуникации. Кроме того, от надежной и быстрой работы коммуникации зависит течение экономических процессов. Таким образом, наличие или отсутствие в данной стране развитых средств общения с внешним миром может содействовать более тесной ее интеграции в глобальные события или вести к "выпадению" из мировой политики. — Уровень и темпы развития естественных и технических наук (включая разработку новых технологий), которые имеют прямой выход на экономику и военное дело. — Состояние общественно-политических наук, обеспечивающих определение оптимальной — с учетом имеющихся внутренних ресурсов и с применением современных методик — стратегии национального развития и линию рационального геополитического поведения страны (и групп стран) на международной сцене. — Культурно-образовательное качество населения, от которого зависит развитие науки и экономики (применение на практике высоких технологий); модернизация вооруженных сил; способность личного состава овладеть сложной боевой техникой; наконец, динамика количественного состава и физического состояния самого населения. — Актуализация влияния мировых религий, прежде всего ислама. Данное обстоятельство — не только социальный и политический феномен*. Оно также способно по крайней мере размывать, а то и менять геополитические очертания или ориентацию отдельных стран и регионов**. При окончательном выборе религиозная близость может и не быть решающим обстоятельством, но в условиях крепких культур но-исторических традиций она все же будет иметь немалое значение (14). — Эффективность политического режима страны, ее внутренняя стабильность и уважение к законам со стороны общества и государства, а также устойчивая легитимность ее руководства, компетентность правящей элиты. Внимание к данным факторам вызвано резким усложнением проблем, возникающих при разработке и осуществлении оптимальной внутренней и внешней политики государства в последние десятилетия. ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ в модернизации геополитики — выявление тех ее факто ров, которые утрачивают былое значение или изменяют свое содержание. Вследствие научно-технического прогресса, в т.ч. и в военной области, снизилось значение отдельных характеристик ландшафта (больших пространств, лесов, гор, степей, рек, морей) для расселения и хозяйственной деятельности наций, защиты от нападений и осуществления собственной экспансии; очевидной стала неадекватность нынешним условиям абсолютизации геополитикой отдельных видов коммуникаций — железных дорог для "хартленда" и водных путей для морских держав (роль этих транспортных артерий нельзя недооценивать, но теперь важные и срочные грузы перевозятся по воздуху; нефть и газ перекачиваются по трубопроводу, иногда даже по морскому дну; на суше возрастает роль автотранспорта; наконец, после открытия евротоннеля можно ожидать снижения морских перевозок между Великобританией — типичной морской державой — и континентальной Европой). Напротив, возрастает геополитический "вес" малых стран, лишенных обширного жизненного пространства и больших ресурсов, но обладающих серьезным научным потенциалом и финансами, являющихся собственниками уникальных технологий. * Директор программ изучения проблем международной безопасности Колумбийского университета пишет по этому поводу: "Я считаю идеологию элементом реальной силы, а не просто системой ценностей, поскольку она содействует социальной мобилизации, готовности платить высокую цену стратегического соперничества, а также служит стимулом для заключения союзов между странами.

Единственным кандидатом на замену марксизма-ленинизма как соперничающей идеологии является радикальный ислам, который гипотетически способен благоприятствовать сплочению с Ираном таких различающихся районов, как Ближний Восток и Северная Африка, Нигерия, Пакистан, Индонезия и некоторые республики бывшей советской Средней Азии" (13, с. 43). К примеру, по всем канонам экс-Югославия относится к Европе, южноевропейскому субрегиону. Однако проживание на ее территории мусульманского населения вызывает острую заинтересованность исламских стран • благоприятном для него развитии ситуации в Боснии, откуда не так далеко до попыток включить эту республику в сферу исламского влияния (как плацдарм?). Другой пример. Регион Центральной Азии в геополитическом смысле не самодостаточен, и в обозримой перспективе ему придется ориентироваться на более мощные страны или группировки государств — Россию/СНГ, Китай, ЕС или на этнорелигиозных "родственников" на Юге. 13 В то же время можно назвать по крайней мере два типа факторов, геополитическое значение которых способно меняться либо с течением времени, либо в зависимости от конкретного объекта приложения. В первом случае речь идет о роли военной силы при распутывании геополитических коллизий. Обычно считается, что в настоящее время сфера ее применения существенно сократилась. Но к такой оценке следует подходить с осторожностью, помня о целой серии вооруженных акций последнего времени (самой крупной после завершения холодной войны была операция коалиционной группировки против Ирака; многочисленные миротворческие опера ции, нередко имеющие геополитическую подоплеку; чуть ли не ежемесячные угрозы применения силы для давления на Ирак, Северную Корею, республики бывшей Югославии). Если в будущем, как предполагает и автор этой статьи, возрастет напряженность экономических и иных противоречий (политических, этнорелигиозных, экологических) между ведущими глобальными и региональными державами мира и их союзами, то геополитическое значение военной силы неизбежно увеличится, даже если ей и будет отводиться преимущественно роль "силы за троном". Другими словами, количество и особенно качество (обученность + техническое оснащение) вооруженных сил, их боеспособность и эффективность, размер ядерных арсеналов (в условиях потенциального расширения ядерного "клуба") вновь станут предметом первостепенной государственной заботы.

Нужно вовремя осмыслить и верно оценить перспективы развития такого сравнительно нового военно-силового "инструмента", как расширяющееся использование — в качестве своего рода геополитического арбитра в региональных и даже внутригосударственных конфликтах — международных вооруженных соединений, военных наблюдателей или сил НАТО (по мандату ООН), а также — в предположении их создания — военных "департаментов" ОБСЕ, СНГ, других соглашений и коалиций. Переменным фактором второго типа является население (точнее, его количество, поскольку с качеством все достаточно ясно). В последние годы во многих западных публикациях наметилась тенденция оценивать его увеличение со знаком минус, поскольку прогресс производительности труда в сельском хозяйстве и обшей экономической мощи развивающихся стран отстает от роста числа едоков в них. С геополитической точки зрения не все так просто.

Особняком здесь стоит Китай. Колоссальная численность его жителей создает серьезные проблемы (перенаселенность территории, ущерб экологии, постоянная опасность недопроизводства продуктов питания, сложности с управлением), но в то же время является и весомейшим аргументом в общении с ближними и дальними соседями, в т.ч. заинтересованными в рынках сбыта, служит неиссякаемым источником, питающим укрепляющуюся экономику и тихую миграционную экспансию в другие страны (концепция XXI в. как века китайской цивилизации, очевидно, делает ставку прежде всего на этот мощнейший геополитический ресурс). Для Индии численность ее населения, с одной стороны, — также обуза (помимо всего прочего, вклад в развитие страны многочисленных мелких крестьянских хозяйств минимален), но, с другой — она создает противовес огромной людской массе в соседнем не слишком дружественном Китае. В России, аналогично многим странам Запада, отмечается растущий дефицит населения, особенно к востоку от Урала, что ухудшает ее шансы не только освоить, но и сохранить за собой этот богатейший регион.

3. ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ СОВРЕМЕННОЙ ГЕОПОЛИТИКИ

ЧЕТВЕРТОЕ ДЕЙСТВИЕ по модернизации фундаментальной геополитики — уточнение и обновление категорий и понятий. Остановлюсь лишь на наиболее важных. Прежде всего это категория интереса. Раньше речь в основном шла о 14 Геополитика национальных, ранее — государственных интересах, лишь в отдельных случаях — о наднациональных (в период образования военно-политических коалиций). Сегодня каждая страна по-прежнему имеет собственные уникальные интересы, кроме того, может разделять интересы коалиционные (постоянного или временного характера в зависимости от типа группировки), региональные и глобальные (например, недопущение экологической катастрофы). При этом коалиция способна не просто продвигать общие для ее участников устремления (как было раньше), но также иметь более широкий спектр целей, не обязательно во всем поддерживаемых входящими в нее государствами (споры в ЕС о путях реализации соглашений по интеграции). Основу государственных интересов традиционно составляли физическое выживание и политическая независимость данной страны, сохранение в неприкосновенности ее территории и границ, а впоследствии еще и обеспечение безопасности и благосостояния граждан. Бесчисленные территориальные споры и войны с соседями (в Европе, Америке, на Дальнем и Ближнем Востоке), борьба за колонии и, как итог, постоянное изменение геополитических карт регионов, да и в глобальном масштабе, наводят на мысль, что осуществление "географической" экспансии тоже относилось к базовым интересам государств прошлого (по крайней мере, крупных). Как основа, этот набор госинтересов, по-видимому, сохранится и в будущем, несмотря на интеграционные процессы, сужающие государственный суверенитет**. Может быть, с той поправкой, что экспансия теперь приобретает преимущественно экономический и культурный характер. Но этим не исчерпывается весь спектр интересов. Пожалуй, впервые появляется задача целенаправленного укрепления совокупной (геополитической) мощи государства. С учетом растущей роли экономики и развития интеграции крайне актуальными становятся также контроль за принятием важнейших решений на различных наднациональных уровнях (например, в рамках экономических альянсов с тем, чтобы они не противоречили государственным интересам), обеспечение доступа к источникам сырья и энергии, новым рынкам, защита важнейших ноу-хау, сохранение национально-культурной самобытности (прежде всего это относится к небольшим странам). Важная категория — способ реализации государственных интересов. Здесь первоначально (XVIII в.) преобладала концепция государственного расчета (raison d'etat), согласно которой "страна должна продвигать свои интересы, если необходимо, то силой, без учета требований морали и учета интересов других стран" (16). Она фактически обосновывала претензии на доминирование в Европе и, следовательно, во всем мире. Позже, примерно с начала XIX в. и до первой мировой войны, в связи с развитием реальной многополярности (сначала в Европе, но к концу периода и за ее пределами — США, Япония) геополитическое усиление государства мыслилось за счет получения частных преимуществ в Европе путем создания там благоприятного для себя многостороннего соотношения сил и захвата максимального числа неосвоенных заморских территорий. В эру холодной войны получился своеобразный симбиоз двух подходов: с одной стороны. Восток и Запад вроде бы стремились к тотальной победе друг над другом; с другой — инстинкт самосохранения вынуждал их соблюдать какие-то правила игры, поэтому реальная борьба велась в основном за частичные преимущества, в первую очередь на геополитической периферии. В будущем государственные интересы, по-видимому, будут реализовываться через укрепление совокупной геополитической силы (мощи) государства, создание все новых коалиций, соперничество внутри них за лидерство (подобно трехстороннему "перетягиванию каната" в ЕС между Германией, Францией и Англией) и конкуренцию за дополнительные частные преимущества как непосредственно в отношениях между ведущими странами и коалициями государств, так и в ключевых районах мира (спор за дележ "советского наследства", ближневосточную нефть). Периферия же (например, Африка) теряет свое значение, в т. ч. и как основное место межгосударственных и межкоалиционных "разборок". * Подробнее о понимании автором современной категории интересов см. в материале: Сорокин К. Э. "Государственные интересы как обобщение национальных ", который опубликован в рамках заочного круглого стола Национальный интерес" в этом номере "Полиса". ** Профессор политологии Йельского университета отмечает: "Не только г-жа Тэтчер считает, что государства не должны отзываться от политического суверенитета. Когда дело доходит до принципиальных вопросов, ливеры других государств ЕС ведут себя точно так же, как она, если не по стилю, то по содержанию. Даже немцы, которые находятся на пути к экономическому доминированию в Европе, не очень-то готовы предпринимать шаги, прописанные в злосчастном Маастрихтском договоре" (15). 15 Оборотной стороной проблем выявления, классификации и методов реализации государственных (национальных) интересов всегда был вопрос о мотивации поведения государств, которым долго занималась западная политология. Сложилось две школы подходов к его решению. Первая — либеральная, утверждавшая примат субъективной "воли человека". Ее представитель писал в известной книге: "...Если существует первооснова человеческих конфликтов и поведения государств, то это не экономические чаяния, силы истории или результат баланса сил, а будничные на дежды и тревоги человеческого ума" (17). Школа реалистов, к которой в данном случае можно отнести и марксизм, и традиционную западную геополитику, видела движущие мотивы в работе материальных факторов — экономики (межгосударственные противоречия, классовая борьба на мировой арене), географических условий, вооруженной силы*.

Думается, что ни та, ни другая школа самостоятельно (тем более отдельные их направления) не может претендовать на правильную трактовку (геополитических) мотиваций, особенно сегодня, в условиях многомерной мировой политики. Очевидно, разумен некий синтез выделяемых обеими школами мотивационных факторов — как объективных (материальных), так и субъективных. Разумеется, каждому госу дарству и группе государств свойствен свой набор тех и других мотиваций. Мощь или могущество государства. Ранее эта категория определялась прежде всего как мощь военная (первоначально — сухопутная либо морская, затем были сделаны поправки на появление новых средств вооруженной борьбы, сначала воз душных средств нападения, затем ядерного оружия** и т.д.) в сочетании с выгодами (или наоборот) географического положения. И тот, и другой фактор в принципе поддавались математическому "обсчету". Все остальные природные, демографические и воспроизводимые ресурсы государства рассматривались прежде всего в плане наращивания военной силы, максимизации выгод и возможностей компенсации недостатков месторасположения государства или их коалиций.

Объяснялось это тем, что в прошлом геополитические конфликты возникали вокруг физического и военно-политического раздела и передела мира, отдельных его регионов (длившиеся веками войны европейских держав за спорные территории, борьба империалистических держав за захват и передел колоний, соперничество "соц- и "каплагерей" за расширение сфер влияния) и, соответственно, принимали форму вооруженной, во енно-политической или идеологической с военными приготовлениями конфронтации. Поскольку в нынешних условиях основная схватка за сферы влияния, достигающая размаха борьбы за передел мира, ведется в первую очередь экономическими средствами, то экономическая мощь и комплекс обеспечивающих ее условий (сюда следует причислить и культурное проникновение, благоприятствующее экономическому, а главное — военную силу, применение или угроза использования которой может оказаться необходимым средством для разрешения экономических конфлик тов, облегчения доступа к источникам сырья и энергии, защиты торгового судоходства и национальных инвестиций за рубежом и т. д.) становятся одним из важнейших, но отнюдь не единственным показателем геополитического влияния государства. Разумеется, вооруженная сила способна помогать и достижению неэкономических целей, и даже играть — в условиях, например, острого кризиса — самостоятельную роль***. (Разработанный автором перечень наиболее важных факторов оценки геополитической силы государства — на примере России — см. ниже в таблице).

Поэтому сейчас геополитическая мощь страны — это комплексный показатель взаимодействующих в системе факторов. Другими словами, это величина не абсолютная, измеряемая какими-то единицами, а относительная, т. е. проявляющаяся в процессе интеракций государств в международных отношениях и оцениваемая по их результатам. Наконец, комплексность данного показателя означает, что до определенной степени элементы мощи государства взаимозаменяемы (что немало важно для России). * Дж. Паркер отмечает, что геополитическое поведение России, в частности, расширение ее территории с времен Московского княжества, определялось отсутствием естественных преград, стремлением к организации безопасных границ, желаниями контролировать речные пути на Центрально-Европейской равнине и к востоку от Урала и добиться свободного доступа к максимальному числу морей и океанов (8, ** О концепции "воздушной мощи", разработанной между двумя мировыми войнами, см. 18; о воздушно-ядерной мощи в приложении к мировой политике см. 19. *** О самостоятельной геополитической роли военной силы (если она есть) пишет, например, Р. Бэгтс. Намекая на отставание военного развития Японии от экономического и несопоставимость военных потенциалов США и Японии, он отмечает: "Причиной того, что недавние торговые коллизии между Токио и Вашингтоном не превратились из экономической проблемы в проблему национальной безопасности (для США) является то, что Япония — однобоко развитая великая держава (13, с. 55).

С точки зрения автора, одна из главных и характерных именно для геополитики — это категория экспансии, являющаяся производной от категории государственных интересов. По сути дела большинство, если не все работы по геополитике вращаются вокруг экспансия того или иного вида или, наоборот, вынужденной "контракции" (от contraction — сжатие), хотя само явление — и особенно его нынешнее содержание и формы — недостаточно подвергалось серьезному рассмотрению.

Традиционно под экспансией в геополитике, да и не только в ней, понимались прежде всего территориальные приобретения и установление военно-политических сфер влияния*, а также деятельность в данном направлении (политика экспансии). Нельзя сказать, чтобы такая экспансия сошла на нет, поскольку территория по прежнему является выгодным долгосрочным приобретением — как "жизненное пространство", носитель сырьевых, энергетических материалов и людских ресурсов, военно-стратегический и экономический (вспомним войну за Фолкленды с их 200 мильной рыболовной зоной и близостью к богатой полезными ископаемыми Антар ктиде) плацдарм, пространство для размещения промышленных мощностей или технических отходов, сельскохозяйственные угодья. Сегодня в мире имеется немало реальных и потенциальных конфликтов, квалифицируемых как пограничные и территориальные споры, ряд иных проблем с определением статуса территорий, проливов, каналов (одностороннее изменение Турцией толкования соглашений 1936 г. о черноморских проливах, возникающее напряжение интересов вокруг богатств Антарктиды, откуда, несмотря на соглашения, исподволь вытесняется Россия), отвечающих экспансии в ее традиционном понимании. Правда, они носят сейчас "мягкий характер", что в немалой степени объясняется невыгодным на сегодняшний день соотношением: а) возможных приобретений с учетом сопротивления обороняющейся стороны и мирового сообщества; б) рисков, связанных с характером современных вооружений и все более широким их распространением по планете; в) кратко- и среднесрочных социально-экономических перегрузок, ложащихся на территориально расширившееся государство**. В будущем по мере развития ресурсного кризиса (истощение сырьевых запасов, сокращение плодородия почв, рост населения, усиление экологических претензий государств друг к другу и т. д.) (20), т. е. значительного повышения стоимости "приза за успешную агрессию" (вплоть до обеспечения выживаемости собственного государства), вероятно возвращение в мировую политику жесткого варианта территориальной экспансии. Но сегодня экспансия имеет и другие измерения: информационное, культурное и цивилизационное ***, религиозное и этнорелигиозное****, политическое (сюда следует отнести и целенаправленное политическое давление вплоть до международных санкций, изоляции) и особенно экономическое (во всех его видах — финансовом, товарном, технологическом и т.д.), которое и является стержнем современной экспансии. Понимаемая широко, она сильно отличается от своей узкотерриториальной разновидности. Во-первых, если территориальная экспансия имела, как правило, ступенчатый (пространственное расширение США в XIX в.) и нередко однонаправленный характер (знаменитое правило Бисмарка: не воевать на два фронта), то сегодня экспансия — это непрерывный многолинейный процесс, нацеленный на множество объектов и потому порождающий в результате столкновения интересов целый комплекс разноплановых конфликтов. Во-вторых, сегодня "мирная" экспансия осуществляется многими государствами и их группировками в отношении друг друга одновременно, поэтому можно говорить об их "взаимопроникновении" или, иными словами, образовании комплекса взаимозависимостей и противоречий. В третьих, ранее экспансию вовне осуществляла в основном одна держава или недолговечный (НАТО, пожалуй, исключение) союз государств. Ныне сосуществуют постоянная внешняя экспансия устоявшихся и новых экономических и экономико- политических группировок, а также экспансия вовне и внутри таких группировок самых мощных их участников. В-четвертых, внутрикоалиционная экспансия периодически сопровождается "добровольными" взаимными уступками сторон, хотя общий их баланс, конечно, благоприятствует сильнейшей из них. * При комплексном анализе процессов недавнего прошлого следует, наверное, признать экспансией также и идеологическое проникновение, которое обеспечивало даже "монополизацию" духовной сферы. ** Нагляден пример ФРГ, мощная экономим которой с натугой "переваривает восточные земли не случайно Южная Корея, надеющаяся на мирное воссоединение с КНДР, внимательнейше изучает германский опыт. В прошлом, когда "экспансионисты" действовали огнем и мечом, такого рола трудностей было куда меньше *** Включая экспансию лингвистическую, внедрение иных бытовых и поведенческих стандартов. унифицированной масс-культуры, которые предваряют или сопутствуют экспансии экономической, особенно благоприятствуя ей, а также помогая удержать целые суверенные территории в орбите геополитического влияния какого-либо центра силы в целом или его лидера (американская стандартизация европейского региона, экспансия английского языка как основного носителя информации и т.д.) * Имеете» в виду распространение религий за счет миграции их- носителей, например, жителей Северной Африки и арабского Востока в государства Южной Европы. 17 Требует уточнения принципиальное положение традиционной геополитики о глубоко разделенном мире, для которого постоянные изменения и конфликты более характерны, чем стабильность и сотрудничество (21, с. 25). Нынешняя картина бытия мирового сообщества гораздо сложнее: конфликты и противоречия сосуществуют с координацией действий и сотрудничеством, находясь в диалектическом единстве.

Дело не сводится к тому, что одна крупная группа противоречий (например, экономических) между странами или группами стран уравновешивается настоятель ной необходимостью кооперации в другой сфере (безопасности). Имеются одновременно противоречия и кооперация внутри отдельных направлений общения государств. Так, в сфере экономики существуют как широкое совпадение позиций и интересов многих государств (это ведет к укреплению экономических и экономико-политических группировок и зон интеграции — Европейский союз, НАФТА, "Большая китайская экономика"), частичное соответствие намерений экономических блоков (что делает возможным прогресс на переговорах типа "уругвайского раунда" под эгидой ГАТТ), так и противостояние на обоих уровнях (в ЕС экономическая интеграция испытывает постоянные изломы, а в ГАТТ — переговоры перемежаются обострением отношений, торговыми войнами и т. д.)*. При этом необходимо учесть, что такие одновременные сотрудничество и соперничество внутренне противоречивы хотя бы потому, что первое нередко является попыткой примирения несовпадающих интересов на максимально выгодных для себя условиях, а второе — конкуренцией однопорядковых интересов, направленных на один и тот же объект**. Подобная диалектика справедлива и для других областей общения государств, а в целом — для их геополитического балансирования.

Взаимодействие различных по направленности и силе (в зависимости от мощи стран и их группировок) потоков экспансий, с одной стороны, и результаты разно уровневого и разнопланового сотрудничества — с другой, в совокупности определяют состояние такого геополитического феномена, как баланс сил участников мировой политики. Важно подчеркнуть, что баланс не есть равновесие, а лишь соотношение сил, причем соотношение динамическое, зависящее от игры всех определяющих его элементов. Динамичность баланса означает, что любые перемены во взаимодействии его слагаемых (вызванные геополитической переориентацией — от "западоцентризма" на Восток, к примеру, даже ослабленной ныне России) способны существенно повлиять на расстановку сил и очертания геополитической карты планеты. * Здесь будет уместно отметить, что по сравнению с периодом холодной войны произошло упрощение качества экономического соперничества. Тогда их было по сути два типа. Первый — тот. о котором говорил, например, Г. Маленков: "Советское правительство стало и стоит на той позиции, что капиталистическая и социалистическая системы вполне могут мирно сосуществовать, экономически соревнуясь между собой" (22). Это было "состязание на расстоянии" при минимуме экономического взаимодействия между его участниками. Второй тип — соперничество между странами Запала, которое реализовывалось через экономическое сотрудничество. Сегодня остался только этот тип, и в него постепенно включается весь бывший соцлагерь. Правда, первый тип соперничества может вновь вернуться к жизни в условиях международной изоляции России и особенно при возобновлении конфронтации между нею и основными центрами силы. ** Неудивительно поэтому, что сотрудничество нередко порождает новые противоречия (в процессе интеграции стран ЕС возникли серьезные споры по введению обшей валюты, созданию наднациональных банковских структур, выработке трудового законодательства), а соперничество при сопоставимых силах сторон приводит хотя бы к временным компромиссам (в таком ключе протекают, например, экономические отношения США и Японии). 18 Геополитика

4. МНОГОПОЛЯРНОСТЬ КАК НОВАЯ ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ МИРА

Переосмысление и анализ основных современных геополитических характеристик международной системы позволяют попытку создания синтетической модели мира в конце XX — начале XXI в. Ее основная структурная особенность, на мой взгляд, — многополярность, отличающаяся не только от биполярности периода холодной войны, но и от более ранних видов многополярности. Я не обсуждаю здесь умозрительные конструкции вроде идеи "балансирующего контроля" США над ми ром, выдвинутой их же школой геополитиков в конце 70-х годов, или нынешней утопии американоцентристов — "униполярной модели". Альтернатива неопатерналистского контроля со стороны одной сверхдержавы над миром, упорядочивающей по своему разумению все международные процессы, а значит — влияющей и на внутригосударственные дела, вряд ли устроит мировое сообщество даже с ценностной или философской точек зрения, не говоря уже об экономике.

Моноцентризм любого толка слишком отдает тоталитарностью, отвергнутой, я надеюсь, окончательно в качестве принципа социальной организации. Мир явно движется к разнообразию интересов. В основе современного полицентризма, идущего на смену геополитического (преимущественно военно-политическо го и идеологического по своему содержанию) противостояния Восток-Запад, лежит прежде всего распадение мира на соперничающие зоны преимущественной внутренней экономической интеграции, значительно более тесной, чем между зонами, как глобального (на сегодня к ним относятся Европейский союз, НАФТА — Североамериканская зона свободной торговли, зона "Большой китайской экономики", японоцентристский "ареал" интеграции и, с известным допуском, группа стран АСЕАН), так и регионального (как АТЭС) уровня. Не случайно западные исследователи нередко говорят о возрождении после холодной войны феномена "экономического национализма" вопреки всем рациональным соображениям*. Конечно, экономические интересы не только разъединяют, но — в случае их совпадения — и соединяют, максимизируя общую пользу, вынуждают идти на пере говоры, уступки, более-менее широкое сотрудничество на двусторонней основе и в рамках международных организаций. Происходит также, как отмечалось, и частичное взаимопроникновение экономик различных зон, в т. ч. в результате встречных потоков инвестиций. Именно поэтому нельзя говорить об автаркии экономических зон и объединений по интересам, их нацеленности исключительно на конкуренцию и борьбу друг с другом. Особый случай — создание многочисленных межрегиональных и межзональных объединений. С одной стороны, они группируют страны, при надлежащие к различным геополитическим зонам, с другой — создают новые линии размежевания (примером подобных структур могут быть объединения по интересам и контринтересам стран-экспортеров нефти, кофе, производителей и потребителей какао и т. д.). Сказанное не означает, что экономика является единственным структурообразующим фактором геополитического облика современного мира. Нетрудно заметить, что для каждой из глобальных и, естественно, региональных экономических зон характерны географическая близость входящих в нее стран, большая или меньшая удаленность данных зон от других. Это обстоятельство лишний раз доказывает, что география по-прежнему активно участвует в формировании геополитического облика мира. Вместе с тем географические факторы оказывают не только прямое, но и в не меньшей степени опосредованное воздействие, влияя на характер и течение экономических процессов. Имеется в виду значение таких обстоятельств, как удобство промышленной кооперации через "прозрачную" границу, невысокая стоимость перемещения товаров, относительная гомогенность физической среды, в которой разворачивается экономическая деятельность (сходные уровни обеспеченности полезными ископаемыми и энергетическим сырьем, развития коммуникаций, примерно равные условия ведения сельского хозяйства).

Любопытно, что географическая "отстраненность" в рамках зоны способна оказывать влияние на геополитическое поведение государства внутри и вне ее. Так, вряд ли можно считать простым совпадением островное положение Великобритании и ее нередко отдельную позицию в европейской интеграции, а также сохранявшиеся до недавнего времени "особые отношения" Лондона с США. * В 1990 г. • США был проведен опрос высокопоставленных сотрудников компаний и банков, официальных лиц госдепартамента, студентов, рядовых граждан, а также экономистов. Им был задан вопрос, что они предпочли бы: 25% экономический рост США и 75% — Японии в наступающем десятилетии, либо рост в 10% для США и 10,3 % для Японии? За исключением экономистов все остальные почти единодушно предпочли худший для Японии вариант, несмотря на то, что за это (по условиям) опроса нужно было расплачиваться" существенной потерей темпов экономического развития самих США (23). 19 В формировании многополярности участвуют и другие геополитические факторы. Каждая глобальная экономическая зона (за исключением АСЕАН) составляет также этноцивилизационную либо культурную общность*. Такая общность, среди прочего, означает сопоставимость правовых условий и методов организации экономической деятельности в странах-партнерах, в то же время она является предпосылкой для выхода процесса интеграции за экономические рамки (ЕС). Наоборот, когда общий экономический интерес сводит "под одну крышу" представителей разных культур и цивилизаций (трансрегиональные объединения), долгосрочное экономическое взаимодействие нередко оказывается затрудненным — вспомним постоянный разброд в стане ОПЕК, периодически доводящий это объединение по интересам почти до паралича. Здесь, видимо, нельзя все сводить лишь к эгоизму участников, который вряд ли больше, чем у европейских или североамериканских государств. Не столь отчетливо прослеживается "разделяюще-объединяющее" воздействие религиозного фактора. Скрепляя экономические зоны и объединения в единую многополярную систему, действуют транспортные, электронные и информационные коммуникации; глобальная общность укрепляется транснациональным характером научного и технологического прогресса. В некоторых ситуациях эти факторы могут выполнять и раздели тельную функцию: при информационной и транспортной блокаде (организация "санитарного кордона" вокруг Кубы в ходе Карибского кризиса, блокирование транс портных путей в экс-Югославию и Ирак), закрытии для внешнего мира собственных научных достижений (например, из соображений конкуренции). Наконец, необходимо отметить немалое влияние на эволюцию геополитической картины мира совокупности исторических традиций, представлений и оценок. Воз действие это двоякое. С одной стороны, историческая память мешает быстрому переходу международных отношений в новое качество, консервирует прежнюю раз делительную систему и ее институты (такие, как Североатлантический альянс). С другой — эти субъективные факторы вполне реально "окрашивают" эволюцию международных отношений, либо препятствуя формированию новых геополитических реалий (к примеру, образованию еще одного глобального центра силы на Ближнем Востоке), либо подталкивая к интеграции (набирающая вес идея Евразийского союза Н.Назарбаева). Геополитическая модель современного мира, таким образом, представляется многослойной и полицентрической. Над экономическим (точнее, экономико-геогра фическим) многополюсным базисом (такой базис составляют, разумеется, не только центры силы глобального и регионального уровня, но и трансрегиональные объединения по интересам, а также крупные государства, не принадлежащие — пока? — ни к тем, ни к другим — Индия, Пакистан, ЮАР) высится многоэтажная и столь же многополюсная надстройка, где каждый полюс являет собой сосредоточение совокупной геополитической (с учетом "надстроечных" силовых факторов) мощи. Лишь все это "мироздание" в целом и образует сложную систему многополярности с присущими ей тенденциями к одновременному соперничеству и сотрудничеству участников современной геополитической игры, к постоянному изменению ситуации внутри полюсов концентрации геополитической мощи и в отношениях между ними. Предложенное видение многополярности приводит нас к нескольким важным выводам. Во-первых, хотя внутри большинства полюсов явно выделяются "центры притяжения" (Япония, США, Китай, Германия), между самими полюсами нет четких конфронтационных разграничительных полос. Это не военно-политические коалиции недавнего прошлого, когда состав участников был жестко определен и какие-либо сношения с противной стороной квалифицировались как измена. Сегодня возможно, например, одновременное участие западноевропейских стран как в ЗЕС, являющимся военным "отделом" ЕС, так и в НАТО, в которой привилегированное место занимают США—лидер соперничающей геополитической зоны НАФТА. Еще парадоксальнее ситуация в ЮВА, где целые сектора национальных экономик (Малайзии, Индонезии) являются одновременно составными частями "Большой китайской экономики". * Несмотря на то, что входящие в НАФТА США, Канада и Мексика были образованы усилиями выходцев из стран, по терминологии Н. Данилевского, романо-германской цивилизации, за время независимого существования в Северной Америке возникла во многом отличная от европейской культура. 20 Геополитика Во-вторых, двойственный характер отношений между мировыми участниками геополитических игр не оставляет надежд на то, что с прекращением холодной войны и уходом от прежней биполярной модели международных отношений была ликвидирована всякая основа для конфронтации. В мировой политике сохраняется немалый конфликтный потенциал, генерируемый непрекращающейся геополитической конкуренцией. Вероятно, в обозримом будущем не существует риска вооруженных конфликтов высокого уровня (таких как глобальная ядерная или обычная война с территориально-экспансионистскими целями), зато с увеличением числа самостоятельных участников международных отношений, умножением индивидуальных интересов государств, удовлетворение которых возможно только в глобальном или региональном масштабе, существенно возрастает количество потенциальных коллизий меньшего размаха, но по большему кругу вопросов. В-третьих, "многоярусность" геополитического мироустройства, необходимость рационального и комплексного подхода к оценке геополитической мощи той или иной страны или группировки государств способны привести к переоценке собственных сил и недооценке другой стороны при возникновении конфликтных ситуаций, что чревато труднопрогнозируемыми поворотами международных отношений (в частности, неожиданными на первый взгляд кризисами и конфликтами, с быстрой эскалацией) или, наоборот, недооценкой своих возможностей. В-четвертых, наличие в системе отношений центров силы оснований для углубления и сотрудничества, и соперничества делает возможным сближение и даже блокирование до известных пределов двух и более геополюсов, если их интересы ущемляют один или несколько других центров силы (в частности, Россию с ее вероятной зоной влияния). В-пятых, образование сложной многополярной структуры международных от ношений; существование многих равноценных осей геополитического соперничества вместо прежних двух-трех (среди которых особое место занимало противостояние между континентальной Россией и морскими державами Запада); резкое ослабление России-хартленда и прекращение ее односторонне-конфронтационных отношений с внешним миром; расширение спектра геополитических критериев, влияющих на мировую политику, на фоне относительного снижения веса чисто географических параметров — все ныне ставит под вопрос справедливость геополитических моде лей мироустройства, основанных на противостоянии хартленда всему миру, какими бы схемами ни представляли различные геополитические школы этот остальной мир, и, по логике вещей, дискредитирует их ведущие концепции (может быть, за исключением "плюралистической" (21, с. 27-28) и их центральные термины (Heartland, Pivot Area, Rimlands, Outer/Inner Crescends и т.д.). Тем более, что хартленд-центристская картографическая проекция и ранее не считалась единственно возможной*. Понимание сущности мировой политики как многоаспектного процесса взаимодействия полюсов силы различных уровней позволяет определить модернизированную фундаментальную геополитику еще и как науку о современной многополярности. Разумеется, предложенный комплексный подход применим и для анализа геополитических ситуаций прошлого. * По этому поводу К. Грэй писал: "Выбрав желаемую картографическую проекцию, можно доказать, что Евразия-Африка окружают обе Америки, что Америки окружают Евразию-Африку или что Америки вообще являются удаленным (от Евразии) островом" (6, с. 54). 21 Именно полицентрическая модель способствует образованию единого геополитического пространства в масштабах всей планеты (по аналогии с рынком, как бы ни менялся он в ходе эволюции), формирующим интегрированное экономическое пространство.

5. ГЕОПОЛИТИКА КАК НАУКА ДЛЯ РОССИИ

Фундаментальная геополитика, по-новому систематизированная, с пересмотренным и обогащенным концептуальным и терминологическим аппаратом, вскоре, надеюсь, и в России окончательно будет признана в статусе "вненациональной", лишенной идеологического окраса отрасли знания, как всякая другая наука. Правда, это произойдет не раньше, чем люди, занявшиеся столь популярным сейчас у нас предметом, начнут уважать элементарные правила рационального мышления. В то же время прикладная геополитика, или геостратегия, готовящая принципиальные рекомендации относительно линии поведения государства, может быть построена на отечественной почве, т. с. исходя из совокупных интересов России. И только тогда она будет полезна, ибо позволит эффективнее использовать сегодняшние позиции страны и максимизировать ее геополитические преимущества в будущем. Строго говоря, строить придется не совсем на пустом месте. Ведь еще до оформления традиционной западной геополитики в России велись геополитические по своей сути споры (вспомнить хотя бы многолетнюю тяжбу западников и славянофилов о генезисе и судьбах русской нации) и исследования*. После октябрьской революции российская геополитика "эмигрировала" за границу** и закончила свою жизнь незадолго до второй мировой воины. Но на смену ей пришла геополитика — если не по названию, то по смыслу — советского образца. Мне уже приходилось писать, что по мере угасания большевистских надежд на способность Москвы подтолкнуть развитие мировой революции наступательная мар ксистско-ленинская идеология, являвшаяся первоначально стержнем внешней политики Советской России***, стала понемногу замещаться не менее экспансионистскими и изощренными геополитическими расчетами, сохранившими, правда, идеологическую оболочку****. В предвоенные годы поистерлась даже она, что обеспечило Сталину широкий простор для маневров между державами "оси", Англией и Францией и привело к необъяснимым — с идеологической точки зрения — его призывам к народу сплотиться на основе национальной — в противовес официальному пролетарскому интернационализму — идеи ("Отечество в опасности!"), а также к анти германскому союзу с ведущими империалистическими государствами и роспуску Коминтерна. И после войны какое-то время большевистская верхушка продолжала судить о международных делах в сурово-реалистичных тонах, действуя соответственно, а идеологическая трескотня вернулась лишь после воцарения в Кремле Н. Хрущева. Эта хрущевско-брежневская традиция "принимать одно за другое'' просматривается в нашем руководстве и теперь: из рациональной геополитики успешно делается идеологический жупел России*****. * Особо отмечу опубликованный в 1871 г. "Манифест славянофильства", давший геополитический анализ тогдашней ситуации и предложивший решения чисто геополитических проблем (24). ** Имеется я виду прежде всего евразийство, возникшее в среде русских эмигрантов в начале 20-х годов (см. 25). *** Справедливости ради надо отметить, что даже в тот начальный период высокая идеологизированность — не только по форме, но и по содержанию — внешнеполитической активности Москвы не мешала ее руководителям применять геополитические приемы для достижения своих целей. Чего стоит один ленинский тезис об использовании противоречий между империалистическими странами для обеспечения выживания Советской России. **** Начало замещения интернационалистской политики на национально-ориентированную сразу отметил Л. Троцкий. Обращаясь к VI Конгрессу Коминтерна, он писал, что из-за ошибок ИККИ в Германии, Англии. Китае в 1923-27 гг. произошли откат мировой революции и стабилизация капитализма. В этих условиях курс Сталина на построение социализма в отельной стране "есть соииал-патриотическая установка", "проявление национальной ограниченности" и в конечном тоге предательство дела революции в России, ибо "из доведенной до чрезвычайности напряжения взаимозависимости различных стран вытекает не только политическая, но и экономическая невозможность построения социализма в одной стране". Чуть позже Троцкий писал о "грубоэмпирическом (т.е. неидеологизированном — К.С.) характере сталинской политики" (26). С большим временным разрывом то же отмечал тогда еще верный марксист—ленинец А.Н. Яковлев: "И.В. Сталин придал теории узкопрагмагический смысл, а нередко и вульгарный характер" (27). ***** "Третье лицо" в государстве, спикер Совета Федерации В. Шумейко, без тени сомнения cпутав совершенно разные понятия, заявил, что "демократия не заменит геополитику" (28, 18.XI. 1994). 22 Геополитика

Каковы бы, однако, ни были предшественники и традиции, многие геополитические, кажу