Социально-политические взгляды Герцена

А.И. Герцен

А. И. Герцен начал свою публицистическую деятельность в “Отечественных записках» Краевского. 19 января 1847г. он навсегда покидает Россию, становится “политическим” эмигрантом. Делает он это легко и радостно: «да и ка было не веселиться, вырвавшись из николаевской россии, после двух ссылок и одного полицейского надзора, …переступить рубеж этого царства мглы, произвола, молчаливого замирания… мучений с платком во рту…”. Герцен оказался в Париже во время революции 1848 г. До этого он считал, что европейская революция выведет Россию на путь прогресса. В этом смыле Герцен был западником. Он стал свидетелем поражения французкой революции, жестокой расправы над восставшими. Расстрелы, казни восставших рабочих без суда, бойня на улицах, продолжавшаяся несколько дней. Жестокость, с какой победившие лавочники мстили рабочим, - потрясли Герцена. Герцен пережил «духовную драму”, духовный кризис.

Разочарование в западной революции обернулось страстной верой в то, что именно России суждено дать пример в решении социального вопроса. Теперь Герцен поверил, что Россия раньше других стран прийдет к социализму. Социализм Герцен понимал по-своему. В основе русского социализма, по мнению Герцена, будет стоять русская земельная община. Поэтому так важно освободить крестьян от крепостного права, наделив их землей. Взгляды Герцена в советский период было принято называть «утопическим социализмом”. В.И. Ленин по этому поводу сказал: “Герцен видел социализм в освобождении крестьян с землей, в общинном землевладении и в крестьянской идее права на землю…. На деле в этом учении Герцена... нет ни грана социализма».

До издания “ Полярной звезды” (1855г) и “Колокола” (1857г) Герцен не сидел “сложа руки” он печатает брошюры “Россия”, “Русский народ и социализм” и книгу “О развитии революционных идей в России”.

В это время одним из больных вопросов был вопрос о Польше. Большое возмушение Герцена вызвала публикация берлинского бульварного журнала «Берлинский крикун” “Русские идут” (1848г). Этот крик стал сигналом для развязывания в прессе антирусской кампании. С большим огорчением прочитал Герцен в статье французского либерального ученого Мишле, посвященной Костюшко, такие рассуждения о русском народе: «Россия не существует, русские не люди, они лишены нравственного смысла ”. В своей статье «Русский народ и социализм” Герцен пытался объяснить всему западному миру, что не все русские люди одинаковые, что в России есть демократы и демократическая пресса. Он приводит многочисленные факты, подтверждающие симпатии русских демократов к Польше. Перу Герцена принадлежит прокламация «Поляки прощают нас”. Польша должна стать независимой и демократической в братской семье славянских народов.

В 1853г. Герцен создает первую вольную русскую типографию в Лондоне. 4 марта 1855г. Умер Николай I. Это известие было с радостью воспринято Герценом:…”Несколько лет свалилось у меня с плеч и я это почувствовал…На улицах, на бирже, в трактирах только и речи было о смерти Николая; я не видел ни одного человека, который бы легче не дышал, узнав, что бельмо снято с глаз человечества, и не радовался бы, что этот тяжелый тиран в ботфортах, наконец, зачислен по химии”.

В России многие не могли скрыть чувства облегчения. Историк С.Соловьев встретил на крыльце университетской церкви Грановского: «Первое мое слово было: “Умер”. Он отвечал: «Нет ничего удивительного, что он умер; удивительно то, что мы с вами живы”.

Все занялись прогнозами относительно нового царствования. На лучшее надеялся Герцен, объявляя о начале выпуска знаменитого альманаха «Полярная звезда”. Новое периодическое издание предназначалось для распространения в России «свободолюбивого образа мысли”. Сам Герцен вел родословную своего нового издания от декабристской «Полярной звезды”. Первый номер появился в годовщину гибели декабристов (день казни Пестеля). Даже в оформлении видна была связь с памятью о них, об этом говорил рисунок с профилями пятерых казненных в июле 1828г. и эпиграф из стихотворения Рылеева, обращенного к великомцу князю Александру Николаевичу:

Быть может, отрок мой, корона

Тебе назначена творцом.

Люби народ, чти власть закона,

Учись заране быть царем.

Люби глас истины свободной,

Для пользы собственной люби,

И рабства дух неблагородный,

Неправосудье истреби...

Далее следовало письмо Герцена Александру II, где конкретизировалась программа нового лондонского издания. (Текст есть в хрестоматии Есина). На передний план Герцен выдвинул три вопроса: освобождение крестьян, требование свободы слова и освобождение податного сословия (крестьн) от побоев. “…Я стыжусь, как малым мы готовы довольствоваться; мы хотим вещей, в справедливости которых вы так же мало сомневаетесь, как и все”.

В первом номере «полярной звезды” были опубликованы “Письмо Белинского к Гоголю”, запрещенные стихи Пушкина “Вольность”, “Деревня”, стихотворение Лермонтова “На смерть поэта”, стихи и воспоминания декабристов. В этом же номере Герцен опубликовал статью «К нашим ”, пытаясь объединить вокруг своей программы разнородные силы: западников и славянофилов, либералов и демократов, всех, кто жаждал перемен в жизни страны. Герцен пытается привлечь к участию в своем издании как можно больше авторов: “У нас нет никакой с истемы, никакого учения. Мы равно приглашаем и европейцев и наших панславенистов, умеренных и неусмеренных, осторожных и неосторожных». К чести Герцена следует сказать, что он всегда следовал этому правилу, публикуя в своем журнале статьи, идущие вразрез со многими его собственными убеждениями, публикуя даже критические замечания в свой адрес, высказанные оппонентами, правда, оставляя за собой право ответа.

По началу Александр всех разочаровал, он не рвался реформировать. Первый его указ был об изменениях в военной форме, генералам были предписаны брюки красного цвета. “Ожидали законы, а вышли только панталоны”, – острили тогда.

Всего вышло семь номеров «Полярной звезды”.

В 1856г. В Лондон приезжает Огарев. Друзья решают издавать новую -газету «Колокол” (1857г), которая выходила два раза в месяц.

Первый номер знаменитого «Колокола” открывался програмной статьей Герцена, объяснявшей цель и направление издания: “Полярная звезда” выходит слишком редко, мы не имеем средств издавать ее чаще. Между тем события в России несутся быстро, их надобно ловить на лету.

Снова выдвигаются три основных т ребования: Освобождение слова от цензуры! Освобождение крестьян от помещиков! Освобождение податного сословия от побоев!

“Колокол”, - заявляли издатели, - будет зонить, чем бы он ни был затронут, нелепым указом или гонениями раскольников, воровством сановников или невежеством сената. “ VIVO VOCO”, т. е. “Зову живых ” провозгласили Герцен и Огарев в эпиграфе своей газеты. Позднее к нему присоединился еще один «Земля и воля”, который выражал главное требование Колокола по крестьянскому вопросу.

Это издание вызвало горячий отклик по всей России. Из него узнавали новости, о которых нельзя было говорить вслух, его читали все – сановники и студенты, министры и сам царь, гимназисты и барышни. Несмотря на все цензурные запреты «Колокол” был чрезвычайно распространен в России. Относительно способов доставки «Колокола” очень интересен рассказ кн Юсупова, который приводит Лемке: “В Берлине покупал я в книжном магазине кое-какие немецкие книги. А не хотите ли вы русских, - спросил меня услужливый книгопродавец. – Каких же? – Да вот, например, герценовских; у меня есть все возможные его сочинения6 и прежние и совершенно новые. – Нет, - отвечал я, - у нас ныне очень строго преследуют эти вещи, и я боюсь, что не довезу их до Петербурга: у меня отберут на границе. – Вот пустяки! Я вам доставлю в Петербург, сколько угодно, прямо на дом, в ваш кабинет”. Гр. Корф писал по этому поводу Валуеву: «Всякому известно, что при постоянном у нас существовании иностранной цензуры, нет и не было запрещенной книги, которую нельзя было бы достать.”

“Колокол” был настолько авторитетным изданием,что многие боялись попасться ему “на зубок”, пытались заслужить уважение Герцена, действовать в его духе. “Колокол» - власть”, - говорил мне в Лондоне Катков, и прибавил, что он у Ростовцева лежит на столе для справок по крестьянскому вопросу…”, - писал в “Былом и думах” Герцен.

Ряд фактов, которые Герцен использовал на страницах “Колокола” ему сообщил И. Тургенев. К Герцену в Лондон приезжали И. Аксаков, Лев Толстой, художник Иванов. Специально для встречи с ним в Лондон приезжал Некрасов, но Герцен не принял его (какая-то темная история с растратой Некрасовым денег первой жены Огарева). Письма к Герцену приходили со всех уголков Росии, это был живой материал.

Вплоть до начала 1860г. Герцен еще верил в возможность повлиять на политику правительства. “ Самодержавная революция могла вести Россию к великому развитию всех ее неистощимых сил, неведомых возможностей, не проливши не единой капли крови, не поставивши ни одной виселицы и делая из сибирского тракта путь богатства и обмена – вместо пути слез и скрежета зубов”. В конце пятидесятых годов Герцен пишет ряд открытых писем к царю, чем вызывает бурю негодования демократической журналистики. Реформа 1861 г. сначала обрадовала Герцена. Но затем в 1861г. в «Колоколе» он пишет: «Народ царем обманут” “Русская кровь льется ”.

На страницах «Колокола” часто публиковались письма читателей. Герцену необходимо было знать мнение мыслящих людей о своей пропаганде. Так появляется знаменитое «Письмо из провинции ” (есть в хрестоматии Есина), подписанное Русский человек. Это был голос наиболее решительной части революционной молодежи, принадлежащей к окружению Чернышевского:

“Вы все сделали, что могли, - обращался неизвестный к Герцену, -чтобы содействовать мирному решению дела, перемените же тон, и пусть ваш “Колокол” благовестит не к молебну, а звонит в набат! К топору зовите Русь”.

Герцен не оставил этот упрек без ответа. “Мы расходимся с вами не в идее, а в средствах; не в началах, а в образе действования”. Однако он отвергает призыв к топору «Но к топору… мы звать не будем до тех пор, пока останется хоть одна разумная надежда на развязку без топора. Чем глубже мы всматриваемся в западный мир,..... тем больше растет у нас отвращение от кровавых переворотов».

Не оставил Герцен своим вниманием и позицию церкви в вопросе об освобождении крестьян. На переломе 50-х – 60-х годов он создал ряд статей – “Ископаемый епископ, допотопное правительство и обманутый народ ”, (есть в хрестоматии Есина) “Богокрицы и богосаранча”, “Секущее православие”, “Распространение иезуитства в Петербурге”, “Цензурный бред” и др.

В самый канун освобождения крестьян Герцен обратился со страниц “Колокола” прямо к народу со страстным призывом. Касаясь представления Синода о причислении воронежского епископа Тихона к лику святых, на что выразил согласие и Александр II, Герцен писал:

“О, если б слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской…., как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобою петербургским сенодом и немецким царем. Ты их не знаешь, ты обманут их облачением, ты смущен их евангельским словом – пора их вывести на чистую воду”.

Статья «Ископаемый епископ” написана в неуважительном тоне. Оплевана вера народа в чудо, в святые мощи. Тело Тихона шесть лет оставалось нетленным. Издеваясь над православными святынями, Герцен пишет: “Эта палеонтологическая работа была поручена Исидору киевскому, какому-то Паисии и другим экспертам. Думать надобно, что известный читателям «Колокола” крепостник и во Христе сапер Игнатий заведовал земляными работами.

Высшие иерархи церкви предложили отлучить Герцена, предать его анафеме, но августейшего согласия не получили – царь не желал привлекать внимания к изгнанннику.

 

Герцен и Чернышевский

В 1859 г. наметились существенные разногласия между лондонскими изданиями Герцена и «Современником”. Зачинщиком этого столкновения можно считать Герцена. В июне 1859 г. он выступил со статьей, направленной против Современника» - “Veru dangerous” (“Очень опасно ”) В сущности это был выпад против всей линии органа революционной демократии. Гнев Герцена вызвало слишком «свойское ” отношение “Современника” к русской литературе. Статья Герцена – реакция на статью Добролюбова “Когда же придет настоящий день ”, которая по мнению И. Тургенева исказила идейную подоплеку романа «Накануне”. Статья критиковала молодых публицистов “Современника” за прямолинейную, антиисторическую позицию по отношению к либералам 40-х годов.

“Журналисты, сделавшие себе пьедистал из благородных негодований и чуть не ремесло из мрачных сочуствий со страждущими, писал он, намекая на Некрасова, - катаются со смеху над обличительной литературой, над неудачными опытами гласности. И это не то чтоб случайно, но при большом театре ставят себе балаганчики для освистывания первых опытов свободного слова литературы, у которой еще не заросли волосы на полголове, так она недавно сидела в остроге».. И далее «Истощая смех свой на обличительную литературу, милые паяцы забывают, что по этой скользкой дороге можно досвистаться не только до Булгарина и Греча, но (чего боже сохрани) до Станислава на шею!”. Революционной демократией этот выпад Герцена был воспринят как намек на сотрудничесство с III Отделением. Чернышевский помчался в Лондон. 6-7 июля 1859 г. состоялась встреча Герцена с Чернышевским.

Чернышевский встречей остался недоволен.Он писал Добролюбову: «оставаться здесь долее было бы скучно”. Чернышевский решил, что Герцен слишком отстал от русской жизни: «Какой умница! И как отстал...». Герцен посчитал, что Чернышевский слишком уж уверен в своей продвинутости: “Удивительно умный человек и тем более при таком уме поразительно его самомнение”.

Спустя год Герцен выступил с новыми нападками против «Современника» в статье “Лишние люди или желчевики”. К 1860 г. недавние сторонники и друзья Герцена – от Анненкова и Тургенева до Кавелина – заняли довольно враждебную позицию по отношению к шестидесятникам. Полемика с “лишними людьми” заняла видное место в критике Добролюбова, а до него и Чернышевского(ст “Русский человек на rendez vous”) Шестидесятники из всех сил обличали дряблость и нерешительность людей 40-ч. Полемику с «неудавшимися Рудиными”, “почтенными и умными фразерами” обострил Добролюбов. “Хоть бы веслами работать умели – на Неву или Волгу перевозчиками нанялись, или …поступили бы в дворники, а то мостовую мостить, с шарманкой ходить, раек показывать пошли, когда уж так больно тошно приходилось в своей среде.Такое намеренное снижение образа лишнего человека Герцен не мог оставить без возражения, ттем более что подобную трагедию пережил он сам. Герцен вступился за само понятие «лишние люди”, отмечая, что тогда, в его время они были столь же необходимы, ка “необходимо теперь, чтоб их не было”.

После ареста и ссылки Чернышевского Герцен опубликовал статью «Н.Г. Чернышевский” (“Колокол” 1864г.)( есть в хрестоматии Есина): «Чернышевский осужден на семь лет каторжной работы и на вечное поселение. Да падет проклятием это безмерное злодейство на правительство...и.т.д.»

В 1869г в альманахе “Полярная звезда” Герцен публикует статью “Еще раз Базаров”. Когда-то до этого он писал Тургеневу: «Ты несправедлив к серьезному, реалистическому, опытному направлению и смешиваешь с каким-то грубым, хвастливым материализмом”. Герцен тогда считал, что нигилизм – не типичная черта передовой молодежи. А в 1869 г. Герцену пришлось пережить много конфликтов с представителями «молодой эмиграции”, у которых оказалось немало “базаровских “черт, в том числе и критическое отношение к «старшему поколению”. Статья построена как ряд писем к другу Огареву. Пафос статьи – реабилитация “отцов”: “Мы не Кирсановы”. Отстаивая отцов, Герцен излагает свой взгляд на историю России, начиная с 20-х г. XIX в.

 

Социально-политические взгляды Герцена

Как считает В.В. Зеньковский (кн.: “Русские мыслители и Европа”), до поездки на Запад Герцен был западником. В 1848 он пережил духовный кризис. Герцен приходит к печальному для себя выводу: Запад идет к торжеству мещанства. Он отворачивает свой взгляд от Запада и с надеждой смотрит на Россию: «Я чую сердцем и умом, что история толкается именно в наши русские ворота...Народ русский для нас больше, чем родина”. Эти формулы дают право говорить о Герцене как о родоначальнике народничества (см.: Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. – М., республика, 1997.). Народничество Герцена выросло на почве западничества и славянофильства. Народничество Герцена - это прежде всего: а)отрицательное отношение к современному политико-экономическому развитию Европы; б) требование примата социальных реформ над политическими, чтобы избежать мещанского пути развития Запада; в)вера в возможность особого пути развития России, основанная на убеждении в “антимещанстве и небуржуазности крестьянского тулупа”, на признании общинного устройства краеугольным камнем русского быта; г) строгое разделение понятия нация и народ.

Позднее Герцен осознал фантастичность своих мечтаний о небуржуазности «крестьянского тулупа”. Он понял, насколько прав был Тургенев, доказывавший ему, что «крестьянский тулуп” буржуазен не менее, чем европейский пиджак. Герцен: «Народ – консерватор по инстинкту, его идол – буржуазное довольство (“Письмо старшему товарищу”). Итак, вера в антимещанство русского народа глубоко обманула Герцена.

 

К вопросу о Польше. Еще с начала 1861г усилилось брожение в Польше (польская революция 1861-1863г). Герцен связал польских революционеров с организацией «Земля и воля”. Он пишет воззвание к “Русским офицерам в Польше”. “Колокол” призывал офицеров вступить в союз с поляками, но их поддержка восстания должна зависеть от позиции польской стороны относительно освобождения крестьян с землей. Однака практика показала, что в польском движении победило все же правое, национально-шляхетское крыло, которое открыто выступало с притязаниями на исконно русские земли и обмануло ожидания крестьян на землю.

В марте 1863 г в Петербурге появилась прокламация «Земли и воли”, открыто защищавшая свободную Польшу и призывавшая русских солдат повернуть оружие против царизма. Герцен: «Мы с Польшей, потому что мы русские. Мы хотим независимости Польше, потому что мы хотим свободы России… Мы против империи, потому что мы за народ”.

Герцена не поняли в России. Например, прежний участник кружка Белинского В. Боткин пишет Тургеневу, что он всецело разделяет «ненависть к полякам”. “Внутри России страшные пожары, и нет никакого сомнения, что поджигают поляки” (образ врага).

Тираж «Колокола” упал в несколько раз. Порывают с Герценым его бывшие друзья. Так. например, Тургенев был вызван в начале 1863 г. по делу «О лицах, обвиняемых в сношениях с лондонскими пропагандистами”. Тургенев заявил, что он прекратил всякие сношения с Герценым. Герцен болезненно отреагировал в заметке «Сплетни, копоть, нагар и пр.” Упоминул “об одной седовласой Магдалене (мужского рода), писавшей государю, что она лишилась сна и аппетита, покоя, белых волос и зубов, мучаясь, что государь еще не знает о постигнувшем ее раскаянии, в силу которого “она прервала все связи с друзьями юности”…

Подводя итог случившемуся, Герцен, перефразируя название романа Тургенева сказал: «Придет время – не “отцы”, так “дети” оценят тех трезвых русских, которые одни протестовали против гунсного умиротворения (Польши). Наше дело, может кончено. Но память того, что не вся Россия стояла в разношерстном стаде Каткова, останется. Мы спасли честь имени русского – и за это пострадали от рабьего большинства”.

В 1865г. Герцен вместе с «Колоколом” переехал в Швейцарию. Отношения с новыми нигилистами, новой волной эмиграции у него не складываются. В 1868 г. “ Колокол» начинает издаваться на французском языке, но французам он не интересен. И в том же году “Колокол” прекращает свое существование. Огарев, находившийся в то время под влиянием Бакунина потребовал от Герцена выдачи ему своей «доли” – в пользу Нечаева (того самого Нечаева, который стал прототипом Петруши Верховенского из “Бесов” Достоевского). Такая злая ирония.

Последние годы жизни Герцена пришлись на спад революционного движения. Объявив о прекращении «Колокола”, Герцен с горечью писал Огареву, что “не услышал в ответ ни одного русского голоса … Колокол умер никем не оплакан. А мы лезли из шкуры для этой милой сволочи”.