Г. Излечение против улучшения

Герберт О. Ярдли описывает длительную, затянувшуюся и мучительную процедуру расшифровки японского шифра во время первой мировой войны — без знания японского языка. Одному из его помощников приснился такой сон:

«Я иду по берегу с тяжелым мешком камешков; я его должен нести, и мне это очень трудно. Облегчение я могу получить только в одном случае: если найду на берегу камешек, который точно соответствует камешку в мешке, тогда я освобождаюсь от одного камешка из своего груза».

Этот замечательный сон показывает, как трудоемкая задача — расшифровка текста слово за словом — переводится в зрительные образы. Это также иносказательное изображение «улучшения» состояния пациента. Сценарный анализ пытается перерезать лямки, чтобы пациент мог сбросить всю тяжесть и как можно скорее почувствовать себя свободным. Несомненно, более медленная система «камешек за камешком» придает терапевту большое чувство уверенности в том, что он знает, что делает, но сценарные аналитики постепенно тоже приобретают уверенность — и тем вернее, чем чаще перерезают лямки и сразу освобождают пациента. При этом ничего не утрачивается: можно подобрать мешок и перебрать его камешек за камешком, то есть выполнить работу обычного психоаналитика, — после того, как пациенту станет лучше. Лозунг терапии улучшения: «Вам не станет лучше, прежде чем не проведен полный анализ», в то время как лозунг терапии излечения: «Сначала вам станет лучше, а потом проведем полный анализ, если захотите». Это аналогично проблеме гордиева узла. Многие пытались развязать узел, поскольку было предсказано, что тот, кто это сделает, станет повелителем Азии. Александр Македонский разрубил узел мечом. Многие говорили, что это неправильно, не так нужно было поступить, что он выбрал слишком легкий путь, упростив проблему. Но он выполнил задание и получил награду.

Говоря иными словами, терапевт может быть либо ботаником, либо инженером. Ботаник забирается в заросли и осматривает каждый листок, цветок и стебелек травы, чтобы понять, что здесь происходит. А тем временем голодный фермер говорит: «Мне нужна эта земля для выращивания зерна». «На это потребуется время, — отвечает ботаник. — В таком проекте не следует торопиться». Инженер говорит: «Почему здесь возникли все эти заросли? Давайте переделаем систему орошения, и это изменит всю местность. Нужно только отыскать ручей и построить дамбу, и все ваши неприятности кончатся. Никакой проблемы». Но если «голодный фермер» — это пациент, привыкший к своей болезни, он может ответить: «Да, но мне нравятся эти заросли. Я предпочту скорее умереть с голоду, чем потерять хоть один листик, цветок или стебелек». Ботаник добивается улучшения, а инженер сразу решает проблему — если пациент это ему позволяет. Поэтому ботаника — это наука, а инженерия — способ изменения мира.

Глава Двадцатая ТРИ ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ

А. Клуни

Клуни — домохозяйка тридцати одного года; доктор Кью познакомился с ней, когда ей было восемнадцать; тогда он еще ничего не знал о сценарном анализе. Когда она впервые обратилась к нему, это была испуганная, одинокая, неловкая и постоянно краснеющая девушка. Она походила на ангела, который спустился с небес, поискал тело, в котором смог бы поселиться, нашел тело Клуни и только тогда понял, что слегка ошибся адресом. У Клуни было мало знакомых и совсем не было подруг. К мальчикам-одноклассникам она относилась с высокомерием и сарказмом, чем распугивала их без труда. К тому же у нее был лишний вес.

Ее первый курс терапии основывался преимущественно на структурном анализе, с зачатками изучения игр и сценария. Но курс оказался эффективным: Клуни вышла замуж, и у нее родилось двое детей. Клуни снова обратилась к врачу через пять лет. Она жаловалась на трудности в общении и говорила, что это несправедливо по отношению к ее мужу. Ее очень беспокоило, что на вечеринках она много пьет, чтобы расслабиться, а потом совершает безумные поступки, например раздевается на пари. На этот раз снова наступило улучшение, и Клуни смогла посещать вечеринки и не напиваться. Хотя в таких случаях она по-прежнему чувствовала себя неловко, она могла поговорить с людьми и считала, что это уже хорошо.

Примерно через пять лет после этого она снова вернулась, на этот раз решив выздороветь окончательно, а не просто добиться улучшения. После пяти групповых встреч и двух индивидуальных сессий она попросила еще об одной индивидуальной встрече. На этот раз она вошла в кабинет, оставив дверь приоткрытой, и села. Доктор Кью закрыл дверь и тоже сел. Последовал такой разговор.

К. Я думала о том, что вы сказали мне на прошлой неделе. Вы сказали, что я должна вырасти. Вы это говорили мне и раньше, но тогда я не могла вас слушать. Муж тоже дал мне разрешение стать взрослой.

Кью. Я не говорил, что вы должны вырасти. Не думаю, чтобы я вообще кому-нибудь так говорил. Я сказал, что у вас есть разрешение стать женщиной, а это совсем другое дело. Вырастать значит добиваться улучшения, а стать женщиной означает, что ваш Взрослый берет верх и вы выздоравливаете.

К. Ну, муж сказал мне, что когда женился, я ему понадобилась, чтобы кто-то от него зависел, но сейчас он больше в этом не нуждается, поэтому он дал мне разрешение стать женщиной.

Кью. Откуда ваш муж все это знает?

К. Он бывал здесь, по крайней мере духовно. Я ему рассказываю обо всем, что здесь происходит, и он многое узнал и понял.

Кью. Ваша мать похожа на вашего мужа. Она тоже в вас нуждается.

К. Совершенно верно. Она хочет, чтобы я зависела от нее.

Это удивило доктора Кью, потому что директиву Клуни давал Родитель матери, говоря, что Клуни должна зависеть от матери, и эту директиву Клуни перенесла на свой брак. Но если сценарная теория верна, должен осуществляться. строгий контроль со стороны Ребенка матери. Пока доктор Кью раздумывал над этим, Клуни сменила тему.

К. Потом вы всегда говорили о моем заде, и мы знаем, что что-то произошло в уборной, но я никак не могу это вспомнить.

Кью. Ну, мне кажется, такая сцена довольно распространена. Маленькая девочка оказывается в комнате, где сидит её мать со своими подругами, и пеленки падают, и все говорят: «Какая она миленькая!»

К. Да, такое со мной случалось.

Кью. Девочка очень смущается и краснеет, и, может быть, краснеет и ее зад, и от этого ей становится еще хуже, потому что все сразу интересуются и говорят: «Вы только посмотрите на это! Какая она миленькая, хо-хо-хо».

К. Именно так я себя чувствовала.

Кью. Это имеет какое-то отношение к тому случаю, когда вы раздевались на пирушке. Вы научились таким образом устанавливать контакт с людьми.

В этот момент доктор Кью начертил на доске рисунок 19 А (у транзакционных аналитиков принято иметь на стене доску, чтобы чертить такие диаграммы, когда возникает необходимость).

Рис. 19 А

Кью. Диаграмма показывает отношения между вашим Ребенком и Родителем вашего мужа. Так было и в вашем детстве. Родитель вашей матери хотел, чтобы вы зависели от нее, а ваш Ребенок соглашался с этим. Так что, как видите, в этой части брака муж занял место вашей матери.

К. Верно, я вышла за него замуж, потому что он похож на мою мать.

Кью. Но каким-то образом здесь должен проявиться и Ребенок вашей матери.

К. О, да. Она всегда улыбалась, когда происходило что-нибудь неловкое или когда кто-то из девочек плохо себя вел. А потом говорила: «Ну, разве это не ужасно?»

Кью. Очень важно знать, улыбалась ли она или смеялась и потом говорила «Ну, разве это не ужасно?» или наоборот.

К. О, вы хотите знать, выпускала ли она вначале Ребенка, а потом давала возможность Родителю извиниться, или сначала выпускала Родителя, а потом Ребенка?

Кью. Совершенно верно.

К. Я понимаю, что вы имеете в виду. Ну, она сначала улыбалась.

Кью. О, в таком случае она хотела, чтобы вы совершали поступки, на которые она не способна, и это доставляло удовольствие ее Ребенку, а потом она предоставляла Родителю извиняться. Именно так поступаете и вы: всегда извиняетесь от лица Родителя. Вы совершаете поступки, которые приятны вашей матери, а потом говорите: «Что мне делать с сознанием вины?» Точно так же Ребенок вашей матери подбивал вас что-нибудь сделать, а потом ее Родитель обрушивался на вас.

К. Да, знаю. Но что мне делать с сознанием вины?

Кью. Вы должны развестись с матерью. Сами решайте свои проблемы. Не будьте ее марионеткой. Пусть сама совершает глупости, и если это ее расстраивает, так это ее проблема.

К. Моя тетя была такой же.

Кью. Сейчас мы начертим на диаграмме стрелу, где Ребенок вашей матери побуждает действовать вашего ребенка (рис. 19 Б). Тогда ее Ребенок радуется и улыбается, а потом выходит ее Родитель со своим «Разве это не ужасно?» Но по-прежнему чего-то не хватает, потому что где-то должен появиться ваш отец.

Рис. 19 Б

К. Я знаю, как он появляется. Он всегда говорил, что я трусиха и не смогу это сделать. Он говорил также, что и он трус. Когда он болел и испытывал страдания, то говорил: «Я трус. Я не могу это выдержать».

Кью. Ага. В таком случае мы можем дополнить вашу диаграмму (рис. 19 В). Вверху ваш отец велит вам быть храброй, но внизу его Ребенок говорит, что в конце концов вы оба трусы. А что говорила вверху ваша мать?

К. Быть хорошей девочкой, и тогда все будут меня любить.

Сценарная матрица Клуни (объяснения см. в тексте)

Рис. 19 В

Клуни жаловалась главным образом на то, что боится людей. Поскольку она не умела разговаривать с незнакомыми людьми, она предпочитала оставаться дома с детьми и не ходить на вечеринки. Оба ее родителя тоже были неловкими и тревожными в общении. Сценарная матрица (рис. 19 В) учитывает все эти факторы.

РР: говорит Родитель матери: «Будь хорошей девочкой» (наставление).

РеРе: говорит Ребенок матери: «Совершай нехорошие, неприличные поступки» (провокация).

ВВ: Взрослый матери показывает, как быть неловкой и бояться общества (образец).

РРе: Родитель матери ругает Клуни за плохое поведение (запрет).

РР: Родитель отца говорит: «Будь храброй» (наставление).

РеРе: Ребенок отца говорит: «Мы оба трусы» (соблазнение).

ВВ: Взрослый отца показывает, как быть трусом (образец).

РРе: Родитель отца ругает ее за трусливость (запрет).

Здесь сценарные директивы кажутся поровну распределенными между родителями. Оба родителя показывают дочери, как быть трусом, и оба заставляют ее испытывать чувство вины. Так что когда она боится, ее никто не поддерживает, а когда она испытывает угрызения совести, ей не к кому обратиться. Поэтому она чувствует себя одинокой. Но Ребенок ее матери импульсивен, и поэтому Клуни получает разрешение действовать импульсивно, например, раздеваться на вечеринке, потому что понимает: на самом деле мать считает такое поведение забавным. И когда оба Родителя на нее обрушиваются, Клуни страдает.

К. Знаете, я впервые понимаю, какое участие в этой картине принимает мой отец, хотя мы говорили об этом и раньше. Но только сейчас до меня дошло.

Кью. Мы многого добились за одну сессию.

К. Да, часть я поняла, а об остальном буду думать.

Кью. Да, возможно, к следующей неделе вы не все поймете, но не волнуйтесь: мы все повторим снова.

Я хочу сказать еще одно. Мы видим теперь, как действует ваш Ребенок и почему Родитель заставляет вас испытывать чувство вины. И вы сами можете видеть, что мать держит вас в положении Ребенка, и ваш муж тоже, потому что им обоим нужно, чтобы вы были такой. Таким образом вы всего лишь марионетка в их сценариях. Но я думаю, что пятьдесят процентов вины за такие отношения на вас. Вопрос в том, где здесь ваш Взрослый.

Войдя сегодня в кабинет, вы оставили дверь приоткрытой. Не совсем открытой, чтобы я закрыл, и не закрыли сами.

К. Но это ваша дверь.

Кью. Но это ваше интервью. Зачем мне дверь?

К. Чтобы тот, кто сидит в приемной, не подслушал меня.

Кью. Ну, а вы хотите, чтобы вас подслушали?

К. Хе-хе-хе. Может, и хочу.

Кью. Что ж, это ваша сессия, так что в некотором смысле и ваша дверь.

К. Да, но я на такое не решилась бы.

На это доктор Кью ничего не ответил. Он думал. Если бы она была уверена в себе, то либо закрыла бы за собой дверь, либо предоставила бы это ему. Но у нее полуВзрослый, поэтому она полуприкрыла дверь. На социальном уровне она не чувствовала себя достаточно леди, чтобы предоставить это ему, но боялась неловкого положения, если закроет сама, поэтому выработала компромисс. Как Хорошая Маленькая Девочка она сделала жест, а как почти женщина предоставила ему кончить дело. Но на психологическом уровне дело обстоит по-другому. Она стеснялась разговаривать в группе, но ее Ребенок хотел и надеялся, что ее «подслушают» через полуоткрытую дверь, особенно когда в приемной на самом деле никого не было. Это все подходило под игру «выставляться», но ею следовало заняться позже. На один день с нее хватит. Наконец доктор сказал:

Кью. Вот где появляется ваш Взрослый. Когда вы решаете, что делать: закрыть дверь или оставить ее открытой. Ну, до встречи на следующей неделе в то же время.

Это интервью было кульминацией многолетней работы. Когда Клуни впервые обратилась к доктору Кью, он очень мало знал о сценариях. Теперь он знал гораздо больше и очень интересовался этой темой. Клуни тоже знала больше и готова была выздороветь — с некоторой помощью мужа, психолога-любителя, но проницательного сценарного аналитика. Сессии с Клуни обычно бывали трудными и малопродуктивными. Она обычно была унылой, много жаловалась, требовала от доктора уверений, задавала вопросы, на которые невозможно ответить, раздражалась, когда он не отвечал, и играла в «Да, но…», если он пытался ответить. На этот раз она была оживлена, восприимчива и полна мыслей. Сидя в кресле, она не обвисла, как обычно, а наклонилась вперед, как и доктор. Говорили они оба быстро и оживленно. Ее Ребенок перестал жаловаться и стонать и готовился к выздоровлению, поэтому Взрослый мог свободно слушать и думать. Клуни готова была посмотреть на своего отца, вместо того чтобы видеть отца в докторе Кью. Это освободило ее и позволило прислушаться к собственному Взрослому, а не слушать критикующего Родителя. Она трансформировалась из пациента с «деревянным мозгом» в реальную личность с некоторыми проблемами (такими, как «проявление себя»), которые еще предстояло решить. Всю свою жизнь она провела в сценарии, но на этой неделе впервые «выскочила» из него.

Теперь она была готова к тому, чтобы рассмотреть телесный аспект своего сценария, в котором важную роль играли ее ягодицы. Через ее стыдливого Ребенка они контролировали то, как она сидит, как ходит, чего боится, чего хочет и как Ребенок в других людях реагирует на нее. Уровень был — Ребенок в ее Ребенке, то, что многие психологи называют «подсознательным». Оставалось, следовательно, докопаться до давно забытых транзакций с ее родителями, на которых сфокусировались ее страхи, желания и внимание к другим частям своего тела. И это нужно было делать под тщательным присмотром Взрослого и под терапевтическим контролем, чтобы Клуни могла справиться со смущающими и опасными чувствами, которые обычно связаны с краснеющими ягодицами.

Б. Виктор

Когда Виктор впервые обратился к терапевту, он участвовал в играх со своим боссом, стареющим великаном, который играл в «Вот ты и попался». Виктор отвечал ему играми «Посмотрите, как я старался», «Начинаю сначала» и «Пни меня». Когда Виктор собирался поступить на новую работу, его жена сказала подруге:

— Он хочет попробовать и посмотреть, получится ли.

— Я не собираюсь пробовать, — сказал Виктор. — Я сделаю.

— Так ты наконец отказался от бесконечных проб! — сказала подруга.

— Что ж, теперь у вас есть разрешение добиться успеха, — сказал доктор Кью, когда Виктор пересказал ему этот разговор.

— Я получил разрешение не на успех, — возразил Виктор. — Я получил разрешение перестать пытаться.

— А как оно действует? — спросил доктор Кью.

— Моя мать часто говорила: «Пытайся, а если не получится, все равно ты прав». Теперь, изучив марсианский, я понимаю, что мой Ребенок переводил это в следующее: «Не добивайся успеха, лучше вернуться домой, к маме». Мне нужно освобождение от того, чтобы пытаться. Я уже большой мальчик. Не можете ли вы назвать мне имена специалистов в Нью-Йорке?

Что-то заставило доктора Кью колебаться, но поскольку обычно врач дает уезжающему пациенту фамилии других специалистов, чтобы тот мог к ним обратиться, он взял справочник и назвал Виктору имена двух врачей на востоке.

— Вы не направите им мою карту или ваши записи? На этот раз доктор Кью прислушался к своей интуиции и ответил:

— Только если они меня об этом попросят.

— Почему?

— Ну, теперь вы выздоровели и должны обо всем этом забыть. Если что-нибудь не так, вы сами сможете рассказать им о себе.

Теперь он знал, что здесь не так. Виктор освободился от своего великана, а заодно и от доктора Кью, но в сознании своего Ребенка он уже находился под защитой двух психиатров с востока, то есть уже в какой-то степени отказался от своей с таким трудом обретенной самостоятельности.

— Вот что я вам скажу. Сожгите листок с двумя фамилиями.

— Но я их все равно помню, так что могу и оставить у себя в бумажнике.

— Сожгите.

— Ритуал, — сказал Виктор.

— Совершенно верно. Это ваш Взрослый говорит вашему Ребенку: можешь принести их в жертву и действовать самостоятельно.

Виктор посмотрел на него, и доктор понял, о чем он думает («Я постараюсь»).

— Сожгите, — повторил он.

Виктор улыбнулся. Сессия кончилась. Они встали и обменялись рукопожатием, и это был конец лечения Виктора.

В. Джен и Билл

Джен и Билл обратились к доктору Кью с просьбой о групповой терапии. Они примерно с год посещали транзакционные аналитические группы (или «группы ТА», как они их называли) под руководством нескольких различных терапевтов, работавших вместе, а также участвовали в нескольких «марафонах». Оба они испытывали благодарность к этим опытам, которые сблизили их и имели другие благотворные последствия. Было очевидно, что после трех лет брака они влюблены друг в друга и очень любят своих двух малышей.

— Как давно вы не посещали группу? — спросил доктор Кью.

Билл посмотрел на Джен. Она улыбнулась ему и ответила:

— Перестали посещать примерно год назад.

— Почему же хотите начать снова?

— Многое можно усовершенствовать, — сказал Билл. — Большую часть времени я чувствую себя хорошо, но хотел бы так себя чувствовать постоянно.

— Нелегкое дело, — сказал доктор Кью.

— Ну, я могу уточнить, — продолжал Билл. — Моя работа — я продаю редкие книги, — по существу, заключается в общении с людьми. До посещения ТА я никогда не подумал бы, что смогу быть продавцом, но сейчас я продавец, и хороший продавец к тому же. Но я был бы еще лучшим продавцом, если бы мой Взрослый сохранял контроль и в ситуациях стресса. Например, я считаю, что заслуживаю повышения зарплаты. Теперь я зарабатываю восемьсот долларов в месяц — столько я никогда еще не зарабатывал, и впервые мы смогли купить то, что нам всегда хотелось, а не жить от получки до получки.

Но на небольшом предприятии нелегко попросить прибавки. У нас всего два или три работника, и мне кажется, босс не согласится на прибавку. Однако я хорошо владею делом, я работаю эффективно и заслуживаю прибавки. Ничего подобного два года назад я бы и не подумал сказать, но теперь я в это верю. Проблема в том, чтобы мяч оставался у Взрослого, чтобы Ребенок не перехватил его в критическую минуту и не начал свою игру. Мне нужно также знать, на что настроен босс, потому что он ведет свою игру. Так что я либо спрошу его о прибавке таким образом, чтобы ее не получить, и тогда рассержусь, а это опасно и не нужно, либо пробьюсь сквозь его игры и заставлю его сесть со мной и посчитать, чего я стою. Для этого дела мне нужна помощь.

Я считаю, что на самом деле мне нужна дополнительная работа над моим сценарием. Отец мой был алкоголиком, а мать мирилась с этим, поэтому у меня всегда был сценарий Неудачника. Поэтому я иногда срываюсь и хочу, чтобы это прекратилось. Мне нужно более глубокое понимание моего сценария и несколько хороших разрешений. Достаточно ли для нашего контракта?

— Не уверен, — ответил доктор Кью. — Может, есть еще что-то особое?

— Я по-прежнему многовато пью для того, чтобы работать лучше, — сказал Билл.

— А как насчет антиалкогольного контракта для начала? — предложил доктор Кью. — Это поможет разобраться в вашем сценарии и распрямить вашего Взрослого.

— Неплохо для начала, — сказал Билл.

— А вам что нужно, Джен?

— Я хочу, чтобы мой Ребенок стал свободнее и был способен на творчество. Я лаборантка и по-прежнему работаю неполный день. Но после посещения группы доктора X. я начала писать, и у меня неплохо получается. Я просто хочу делать это лучше. У меня такая инструкция от ведьмы-матери, что мой Ребенок все еще испуган, и это мешает мне. К тому же меня должны регулярно хвалить, чтобы я была счастлива, и я могла бы без этого обойтись.

— Расскажите мне сон, — попросил доктор Кью.

— У меня бывали ужасные кошмары. Понимаете, в детстве я провела несколько лет в Лондоне, когда город бомбили, и нам часто приходилось убегать в бомбоубежища. За все это время отца я видела только раз, когда он приезжал в отпуск. Но у меня бывают и прекрасные цветные сны, в которых я парю и летаю.

— Доктор X. как будто проделал с вами обоими отличную работу, — сказал доктор Кью. — Почему вы хотите заниматься в моей группе?

— Он действительно для нас много сделал, — согласился Билл. — Но к концу того периода мы как будто поднялись на плато, и мы считаем, что у вас могут быть для нас свежие идеи. Мы ведь еще далеки от совершенства. Начинали оба как Лягушки, и теперь Джен, несомненно, Принцесса, а я, как мне кажется, учусь быть Принцем.

Джен улыбнулась, услышав его слова, прекрасной улыбкой, которая, конечно, принадлежит Принцессе. Но военный невроз все еще беспокоил ее. Она больше не пугалась, когда слышала громкие звуки, но они мешали ей думать. Так что в ее случае согласились на контракт с целью лечения остатков страхов. Это еще больше освободило бы ее творческого Ребенка, что и было ее главной целью, а также позволило ей легче себя чувствовать с детьми, а им — с нею. Доктор Кью не сомневался, что доктор X. согласился бы с таким курсом, поэтому решил получить психиатрическую и общую историю болезни обоих, прежде чем направлять в свою группу.

Их истории болезней иллюстрируют удобство транзакционного анализа. Джен, Билл и все их терапевты говорят на одном языке, так что пара могла переходить от одного терапевта к другому, не замедляя темпа улучшения. Хотя доктор Кью был им обоим незнаком, они без труда объяснили ему, чего добились и на что надеются в будущем. Она знали также, какие трудности их ждут, и могли объяснить это на простом языке, понятном всем троим.

Когда они начали занятия в группе, то смогли это объяснить и остальным пациентам, и эти пациенты понимали, о чем они говорят. А слушая остальных, Джен и Билл поняли, насколько далеко зашел каждый и куда направляется. Это произошло на первой же встрече. После этого они были готовы к более личным транзакциям с другими пациентами, которые вскоре сумели отыскать следы алкоголика Родителя отца Билла и ведьмы-матери Джен и другие очень важные обстоятельства. Все это стало возможно, потому что все они говорили на одном простом языке, и когда один из них употреблял слово, все воспринимали его в одном и том же значении. А самые важные слова — это основные слова английского языка, которые понятны любому малышу по его собственному опыту: родитель, взрослый, ребенок, игры, разрешение и сценарий. (Дети, которые не понимают слово «сценарий», легко понимают выражение: «Что вы собираетесь сделать со своей жизнью».)