Поиск фемининной духовности

сов плакала, когда проснулась! Моя первая женщина-анали­тик, женщина, которую я любила больше всего на свете и которая была для меня матерью и примером, - в моем сне она умерла. Но перед смертью она послала мне с женщиной-курьером из Евро­пы три подарка. Главным из них был огромный, ручной ра­боты, золотой унитаз, который напоминал кубок или потир¹²⁰. Этот изысканный дар должен был стоять у меня в гостиной. Еще она прислала мне несколько фотографий, сделанных в то время, когда я впервые пришла на анализ. Третьим подарком были несколько газетных вырезок. Я рыдала и не могла поверить, что это правда. Моя аналитик, которую я любила и которой доверя­ла больше всех на свете, не могла умереть. Я хотела позвонить в Швейцарию и узнать, так ли это. Однако сон повторялся снова и снова.

Испытав первый шок, вызванный этим сном, позже я осозна­ла его внутренний символический смысл. Смерть женщины-ана­литика, которая стала для меня и матерью, и примером феминин-ности, оставила меня в одиночестве, наедине с собой. Но у меня были ее подарки. Фотографии напоминали мне о том, как я выг­лядела, когда только начинала процесс анализа. Вырезки газетных новостей были отчетами о том, что происходило. А прекрасная чаша-унитаз ручной работы была самым величайшим даром, кото­рый она могла мне передать, так как он является символом един­ства «высшего и низшего». Аналитик своим личным примером дала мне возможность выявить, оценить и сохранить ранее отвер­гнутые части моей личности.- ярость и слезы, а также подавлен­ную мной тоску по положительной, духовной стороне личности моего отца. В сновидении этот подарок играл важную роль в моей жизни; его следовало поместить в центре дома, в гостиной, а не убирать в самый дальний угол, чтобы о нем забыть. Это сновиде­ние создало для меня образ, позволяющий сформировать и сохра­нить мою фемининную духовность.

Второй сон приснился мне в день рождения, буквально через несколько дней после того, как я закончила писать главу «Внут­реннее прощение и освобождение отца». В этом сновидении я про­сила женщину-аналитика, у которой я постоянно проходила ана­лиз, подстричь меня и сделать мне такую прическу, чтобы она дол-

го держалась, шла мне и подчеркивала пышность и красоту волос. Для меня это означало сформировать фемининную идентичность, придав ей особые качества вещественности, долговечности и при­влекательности.

Внутреннее прощение и освобождение отца не было заверша­ющим актом в процессе исцеления эмоциональной травмы. Сно­видения дали мне понять, что тайна находится не в маскулиннос­ти, а в фемининности. Парадоксальность освобождения отца зак­лючалась в том, что в конечном счете мне следовало избавиться от проекции духовности на отца и найти духовность внутри феми­нинности. Освободить отца означало найти фемининную духов­ность у себя внутри.

Мне пришло в голову, что моя первоначальная модель исце­ления травмы была в какой-то степени маскулинной: я представ­ляла его себе как поступательное движение к цели, без отклоне­ний в стороны, от начала до самого конца. При этом мой собствен­ный опыт всегда говорил о том, что путь трансформации больше похож на винтовую лестницу или спираль. Я каждый раз неизбеж­но возвращалась к тем же травмам и конфликтам, и каждый раз их переживание казалось мне даже более сильным и мучительным, чем прежде. Разница заключалась в том, что боль продолжалась уже не так долго и в конечном счете я становилась более сильной, мужественной и способной справиться с этими неприятными и болезненными переживаниями.

То, что страдание может быть ценным, прекрасно выразил Роберт Блай в стихотворении «Грусть - это что?»:

Грусть - это что? Это - амбар, полный пшеницы, ячменя, кукурузы и слез. Они ссыпаются в отверстие в жернове. Амбар кормит грустью всех птиц. И я себе говорю: «Неужели тебе будет грустно в конце? Давай, радуйся осени, будь стойким, да, будь безмятежным, спокойным, или же расправь свои крылья в долине грусти.¹²¹

Моя скорбь в самом деле была хранилищем и сокровищни­цей, так как раз от раза переживания становились не только более

¹²⁰ Потир - использующийся в литургии сосуд для освящения вина и со­вершения причастия в виде чаши на высокой ножке. - Примеч. ред.

¹²¹ Robert Bly, "What is the Sorrow for?" (Неопубликованное стихотворение.)

212

Глава 10