Сатирический животный эпос

РОМАН О ЛИСЕ.

В основе «Романа о лисе» (Котап ае Кепаг!), который составлялся рядом авторов на протяжении почти полутора веков (XII—XIII вв), лежат народ ные сказки о животных, с древнейших пор бытовавшие среди европейские народов Примерно с середины XII в. эти сказки начали объединяться в об ширный эпический цикл, как об этом свидетельствует немецкий пересказ Генриха Лицемера (около 1180). Одновременно авторы романа использо­вали также различные книжные источники, восходящие к греко-римскоп басенной традиции На это указывает хотя бы наличие в романе экзотиче ской фигуры царя зверей льва, отсутствующей в европейских народных сказках о животных Еще в IX—Х вв ученые поэты обнаруживали инт^рс, к животному эпосу. К IX в. относится латинская «Басня о Льве и Лисице», разрабатывающая сюжет из Эзопа (см. раздел «Латинская литература») С Эзопом связана также латинская поэма (Бегство пленника» (X в), в ко торой повествуется о том, как хитроумный лис излечил льва с почощью шкуры, содранной с волка. С отражением местных народных сказаний ветре чаемся мы в латинской поэме «Изснгрим» (около 1150).

Подъем городской культуры в XII—XIII вв создал бчагопршпнью ус­ловия дчя дальнейшего развития животного эпоса. Вокруг фигуры смыт леного лиса (во многом родственной героям фабяио и шваньоч) гр\пппру ются многочисленные эпизоды, в которых в иносказательной фор\ю изобра жена жизнь тогдашней средневековой Европы Так возникает французский «Роман о лисе», состоящий из двадцати шгсти эпизодов, или «вотвсц» (ЬгапсНев).

Основной темой романа является успешная борьба лиса Ренара, оли петворяющего собой находчивость, ловкость и лукавство, с тупым, ьро вожадным волком И тигрином. Роман изобилует яркими бытовыми дета лями Его действие протекает то при королевском дворе, то в монастыре, то в рыцарском аамке. По мере развития событий в романе все громче

начинают звучать сатирические мотивы Авторы «Репара», выражая инте­ресы поднимающегося третьего сословия, обрушиваются главным образом на феодально-клерикальные круги Они насмехаются над различными сред невековьши предрассудками, обличают феодальные порядки как царство грубого насилия и произвола Их симпатии всецело на стороне умного, на­ходчивого лиса, торжествующего над крупными хищниками. Когда же Ре нар сам превращается в хищника, когда он посягает на жизнь и достояние «меньшей братии» (куры, синицы, зайцы и пр), то удача нередко его по кидает Испытанный хитрец попадает впросак. Врожденная смекалка и энергия какой-нибудь мирной синицы помогает ей избежать пасти лукавого Ренара В этом очень ярко проявляется лежащая в основе романа народная мудрость, осуждающая алчность и кровожадность больших господ, какими бы личинами они ни прикрывались

Роман имел огромный успех. Он вызвал ряд подражаний. Им зачиты­вались не только миряне, но и Клирики. Недаром клирик Готье де Куанси (начало XIII в) жаловался на то, что монахи читают побасенки о Ренаре охотнее, чем библию В XV в. в Германии возник немецкий вариант живот­ного эпоса—поэма «Рейнеке лис», обработанная впоследствии Гете (1793).

ВСТУПЛЕНИЕ.

Вы, сударь, слышали не раз От нас, сказителей, рассказ, Как похищал Парис Елену, Но был наказан за измену. Вы часто слышали от нас Печальный, трогательный сказ О славном рыцаре Тристане И о его смертельной ране. Сегодня я для вас начну Рассказ веселый про войну, Что продолжалась сотни лет (Конца ей и доселе нет). Ренар и волк ее вели,

И примирить их не могли Другие звери. Лис прослыл Отменным плутом. Да и был Он вправду хитрым, что

скрывать, И волка он одолевать Привык не силой, а умом. Я много расскажу потом Историй разных, а сейчас Позвольте позабавить вас Рассказом первым. Я готов Начать его без лишних слов...

РЕНАР И СИНИЧКА.

Синичка, выводя птенцов, В дупле сидела и была С утра свежа и весела. Ренар тропинкою бежал И, видя птичку, закричал:

«Привет вам, кумушка моя! Давненько вас не видел я. Спуститесь, дайте вас обнять!»

«К чему, Ренар? Пора бы знать, Что никакой вам веры нет, — Синичка молвила в ответ. — Вы столько всем чинили зла, Что, верно б, дурой я была, Когда бы ласковым словам Я вашим верила. Нет, вам Меня никак не обмануть,

 

Так продолжайте же свой

путь!» «Помилуйте! — воскликнул

лис. — Не бойтесь и спускайтесь вниз, Ведь вам всегда я другом был, Не правда ль?.. Да! Совсем

забыл Сказать вам новость! Потому, Должно быть, к нраву моему Вы недоверчивы... Со львом, Великим нашим королем, Я мир недавно заключил. Неужто вам не сообщил Никто о том? Не ожидал. Так вот послушайте. Я дал Недавно клятву мир хранить, Чтоб меж зверями устранить Вражду навеки. Если ж я Нарушу клятву, то меня Пусть судит Нобль ^а, король

зверей, Верховной властию своей». Смеясь, синичка говорит:

«Признаться честно, весь ваш

вид Внушит доверье хоть кому, Да непонятно мне, к чему Мир мне-то с вами затевать, — Чтоб только вас поцеловать?..» «Да, вижу я, мне веры нет;

Я натворил немало бед, — Сказал Ренар, потупя взор.— Но изменился я с тех пор, Как отпущенье получил И мир великий заключил... Спуститесь же, кума моя, Свои глаза закрою я, Чтоб убедились вы вполне, Что нынче можно верить мне». «Ну что ж, согласна я, скорей Глаза закройте-ка плотней!» «Пожалуйста!»—ответил лис. Тогда синичка камнем вниз

^а Побль — царг. знерей, лев.

Слетела. Веточкой слегка Она коснулась волоска Усов Ренара и легко Опять вспорхнула высоко. (Теперь мы видим, кто хитрей, Но дальше слушайте скорей.)

Ренар разинул было пасть, Чтоб насладиться птичкой

всласть, Да промахнулся. «Вот так

раз! — Раздался голос.— Вы сейчас Клялись, что мир оберегать Решили вы... Зачем же лгать? К чему?..» Ренар решил

схитрить, И так он начал говорить:

«Да я хотел вас напугать, Зачем же, кумушка, мне лгать? Спуститесь! Я на этот раз Не испугаю больше вас». «Что ж, я согласна!» — и

стремглав Слетела птичка вниз, не дав Ренару точно рассчитать Удара, и тотчас опять Взвилась и села на сучок. И снова лис ее не смог Схватить, он только пасть

раскрыл, Но вновь хитро обманут был. «Поверь я вам, мой кум

Ренар,— Услышал он, — и адский жар Меня теперь бы охватил!..» «Кума, да я опять шутил! Как вы трусливы, боже мой! Да я клянусь вам головой, Что в мыслях даже не имел Зла причинить вам; я посмел Лишь попугать вас, и вина Моя, ей-богу, не страшна. Во имя бога вас молю:

Простите шуточку мою!»

Сатирический животный»пог

• 337

Но был у хитрой птички

вид, Что лис наскучил ей, что спит Она, уткнув свой клюв в пушок.

Тут вдруг охотничий рожок Оповестил охоты час, И раздались в лесу тотчас Свист, лай собачий, топот,

крик... Обманщик-лис мгновенно

сник, Поджал свой хвост и поскорей Решил исчезнуть меж ветвей. Тут птичка крикнула ему:

«Идти решили? Почему? Пе торопитесь, я сейчас Вас поцелую в третий раз!..»

Но лис хитер был и умен И знал, что должен скрыться он. Заврался, что тут возражать, Теперь бы только убежать! «Вас, милый кум, не проведешь,

Вы так хитры, умны, а все ж Уж предки прадедов моих Ум раскусили лисгзй; их Не удавалось обмануть, Как и меня вам. Грешный путь Привел вас, видите, к тому, Что вот теперь и самому Спасаться надо вам. За ложь В конце концов и пропадешь! Не торопитесь, кум, сейчас Я прилечу к вам в третий раз!?)...Ренар бежал, поджавши хвост, Боясь во весь подняться рост. «Да нет, — бросал он на ходу, — Прощайте! Я уж побреду Домой. Устал. Хочу соснуть...» «Что ж, ваша светлость, в

добрый путь, Коль страшно стало!..» В лес

густой Ренар бежал теперь стрелой, Насмешки слыша за собой.

ВОЛК-СВЯЩЕННИК.

Случилось так, что сбросил

в ров Поп ящичек святых даров, Когда он плелся полупьян В свою обитель от крестьян.

Меж тем знакомою тропой Плут лис Ренар бежал домой. И вот во рву, среди ветвей И прошлогодних желудей, Тот ящичек увидел оп. Ренар его со всех сторон Обнюхал, раз-другой лизнул, Тихонько лапой ковырнул И наконец открыл. Внутри, Обернутое раза три В салфетку белую с крестом, Лежало что-то. Лис хвостом От нетерпения вильнул, Салфетку быстро развернул

И в ней облатки³ увидал. (Зачем их поп с собой таскал, Секрет для нас.) Ренар тотчас Съел сотню добрую зараз, А что осталось, завернул, Ларец закрыл, с трудом втянул Его наверх и па спине Понес домой. Но в тишине Раздался шум. Наперерез, Пути не разбирая, лез Примо, что Изенгрину был Родимым братом; он прослыл Обжорой страшным, и, что дуб, Как говорится, был он глуп. «Как жизнь?»—«Эх, черт бы

всех побрал,— Прпмо в ответ,— весь день не жрал! Проклятый лес! С утра брожу

³ Облатки для причастия.

12 Заруосн!»ая литература

Французская литература

И ничего не нахожу!» «А вот не хочешь ли поесть Святых даров? Я их отнесть К себе домой хотел, да что ж, Берн, коль хочешь, их.

Берешь?» «Спасибо, кум, спасибо,

брат!» — Примо был несказанно рад. Он разом все сожрал.—«Пока Хоть заморил я червячка». «Давай, Примо, с тобой

в/гвоем К монастырю сейчас пойдем. Дыру в стене я видел там, Через нее мы в божий храм Проникнем; у монахов есть Всегда, что выпеть и поесть».

Примо был счастлив. «О,

идем! — Воскликнул он. — С тобой

вдвоем

Хоть прямо в пекло, к черту в ад Пойти пожрать я буду рад:

С тобой нигде не пропадешь!..»

Уже совсем стемнело, все ж Ренар окольный выбрал путь, Чтоб ненароком где-нибудь Не напороться на крестьян. У церкви лис и волк, в бурьян Забравшись, стали выжидать И из-за листьев наблюдать...

Вот заскрипела дверь...

Замок Пружиной взвизгнул и

замолк... Поп ключ засунул под полу И зашагал, крсстясь, к селу.

Путь в церковь бь'л теперь

открыт. В стене действительно пробыт Был кем-то преЕссходгый лаз. Должно быть, лис уже ке раз Бывал здесь: волк был поражен, Как хорошо все знал здесь он.

оби забрались на алтарь, И здесь Примо увидел ларь Точь-в-точь как тот, что был

во рву, Побольше только. «Дай

сорву,— Сказал Прпмо, — с пего замок. Облаток этих я бы мог, Ей-Согу, съесть хоть г.лтъ

пудов!» «Дурак, ты думал у попов Тут тесто пресное одно? Эх ты!.. На кой им черт оно! Скорей срывай замок, чудак! Сильнее дергай! Ну! Вот так...» «Ого! — вскричал Примо. —

Ну, брат,

Да тут, я вижу, целый склад! Поп, знать, запасливый мужик!» «Да, любит сытно есть старик! Мирянам эти кругляши Из теста — только для души, Но падок ведь на них народ, И оттого растет доход У церкь-и. Дурпи и глупцы! Попы, обжоры-подлецы, Крестьян доверчивых всегда В церквях проводят без труда».

И вот уже извлечены Хлеб из ларя и ветчины Изрядный окорок, вино... А чтобы не было темно, Ренар лампадки сяял с ст;он И поместил их на амсон. Сказать по правде, вгик

давно Ужи отпробовал епбо, I! пе замедлил результат Сказаться сразу. (Ешю^ат жолудок был его пустой.) Что за беда!.. Все ж пе?

горой Они устропли. Волк пел, Плясал... (Ну, сло^о^, <: пьянея Он через есоколько ь.п^ут.)

Сатирический животный эпос

«Пей, Друг Реиар, пей, нас

ведь тут Немного... трое... Ничего! (В глазах двоилось у него.) Вина нам хватит всем! Да

что ж, Я вижу, ты немного пьешь?..» «Я вдоволь пью... (Реиар не

лгал:

Он на закуску налегал, Но пил умеренно.) — Ты врешь, Ты сам, Примо, немного

пьешь!» «Я мало пью? — воскликнул

волк.— Ха-ха! В вине я знаю толк, И не тебе меня учить, Как надо пить... как надо и...

пить... Однако, слушай-ка, Ренар, Ведь я не так, чтоб очень

стар... А ноги, черт их побери, Меня не держат... посмотри... А, может, лечь теперь поспать? Нет! Вот еще... глоточков

пять... Так!.. Нет, постой... еще

глоток! Что ж, будет, а?..» — «Эх ты,

дружок, Не думал я, что слаб ты

пить. Не надо было и ходить Сюда, ей-богу: только сел, Отпил глоток—и охмелел!» «Кто ох... хмелел? Я?.. Нет,

постой,

С кем, с кем, да только не со мной

Тебе тягаться...» — «Эко вдруг! Ты впрямь, я вижу, выпил,

„ друг, Не по силенкам!..» — «Что ж,

давай,

Кто больше выпьет?» — 12*

«Наливай!..»

И снова чокнулись друзья. Волк залпом выпил. «Да... твоя Затея славно удалась,— Сказал он, — здесь мы сможем

всласть С тобой, мой друг,

попировать...» «Ты забываешь подливать», — Ответил лис, и сам налил Себе и волку, но отпил Всего глоток. Примо вздохнул, Поморщился, с трудом глотнул Напиток раз, потом другой... И начал пить, перед собой Ужо пе видя ничего. А лис в большой стакан его Все наливал и наливал......Ренар давно уже мечтал Над глупым волком подшутить, Чтобы достойно проучить Его за жадность и за то... Ну, словом, мало ли за что. Примо был Изенгрину брат, Так за одно за это рад Был подложить ему свинью Проказник лис: всю жизнь свою Он с Изентрином враждовал, А почему, и сам не знал. Скорей всего лишь потому Волк ненавистен был ему, Что алчной тупостью своей Он выделялся средь зверей.

Примо меж тем все пил

и пил, Пока еще хватало сил (Лишь бы пощады не просить) На то, чтоб лапу подносить К губам с тяжелым, в сто

пудов, Стаканом. Он давно готов Был задремать, по лис мешал:

За плечи тряс, в лицо дышал И даже окатил его Водой холодною всего.

ураи1{уаская литература

В котором были бритва, таз и ножницы. «Ну, словно пас Все дожидалось здесь, Примо! Я знаю, сам святой Ремо Тебе сопутствует, ей-еп! Быстрей за дело, будь смелей! Все это мелочи одни, Ведь ждут тебя иные д^г, Когда ты сделаешься вдр,', г Самим епископом, мой друэ Ты по природе наделен Всем тем, чем обладает ог Ты честен, бескорыстен, ты Умен... Все это не мечты, Поверь, я знаю, что синод Тебя главою изберет!»

Примо был очень возбужден. С большим трудом ступая, он Поднялся на алтарь, где лег, Чтобы Ренар намылить мог Ему макушку. Лис тотчас Намылил от ушей до глаз Всю волчью голову и стал Скоблить ее. Он так устал, Окончив свой великий труд, Что после нескольких минут, Весь потный, он едва дышал;

Зато в душе он ликовал.

Волк молча боль переносил, И лишь в конце концов спросил:

— «Ну, все в п...

порядке?» — «Да, поверь, Ты стал священником теперь! И знай, Примо, духовный сан Тебе заслуженно был дан. Ну кто бы мог из нас другой О чести помышлять такоь?» «Ты прав... Я к ризнице пойду... Должно быть, ризу я найду, Епитрахиль и прочий хлам, Необходимый только там... Я спел бы так, да ведь народ, Сам понимаешь, заорет, Чего, мол, голый он залез,

^а Го/<зура—выс1риженное на макушке место у качолцчсскчл дуловных лиц.

ГГрпмо сп.р' а забормотал, П»то'ч скулить протяжно стал... Еще немного погодя, Почти совсем в себя придя, Оп попытался всгать и вдруг На радость лису начал: «Друг! Ти это?.. Да?.. Тогда... Что?..

Вот!.. Ступай, зови сюда народ! Обедню буду я служить... Х')чу народ я п... просветить... Чем не священник я, скажи?.. Стой, друг, меня ты поддержи Ссерва... О чем, бишь, я? Ах, да! Я помню, в юные года Умел я петь... Ты не слыхал? Эх, как я прежде распевал... Сегодня я хочу для всех Исполнить мессу...» — «Это

грех! Ведь ты еще не посвящен В духовный сан, не пострижен В монахи, а чтоб мессу петь, Тонзуру ^л надобно иметь...» «Тонзуру?» — «Символ есть

такой, Чтоб знали все, что ты святой». «Ты прав, Ренар, но как же

быть, Кто б мог в монахи посвятить Меня, чтоб раз и навсегда?» «Да я бы мог!» — «Ты мог

бы?» — «Да, Что ж тут мудреного: раз,

два— И все. Да, надобно сперва Найти, чем брить, вот в чем

секрет, Других препятствий вроде нет. Идем, поищем бритву». —

«Что ж, Неужто бритвы на найдешь?»

Лис рыскать стал, и наконец Он отыскал в шкафу ларец,

^,ш иричгс/-ии. животный упрс

Ведь божий храм тут, а не

л<"с.» «Тн рассуждаешь, ка«

»1\'ДрСЦ, ——

Сказал Ренар, — ты ь^^доц! Идем, тебе я, че'1 сг^п,, И в ггим дел? ноуог^о.

11 вот Примо одет: га гем Вся "кшитая серебро*! Надета риза кое-как, Крест, червип баруатш^п

I у так, II в доврршсш.е рс^го Ренар напялпл га пего Епитрахиль. <<Ну, я гото", — Сказал Примо, — без дал? нпх

слов Я начинаю службу...» — «Стоп! Не торопись так, бог с тобой. А как же звон?» — «Звон?..»

«Да. Так сот, Ударить надо нам вперед В церковный колокол... Затем Тьт сможешь по законам всем И к службе сразу приступить». «Ну, значит, так тому и быть... Люблю, когда в церквях

звонят!..» Он ухватился за канат, Который сверху спущен бьтч От колокола; что есть сил Рванул его, и дивный звон Услышал над собою он. Лис ликовал. «Сильней!

Сильней!— Кричал он. — Так! Теперь

скорей Ступай петь мессу на алтарь! — А про себя подумал: — Шпарь, Мой друг! Пускай теперь народ Тобя послушает придет! По крайней мере, черт

возьчи, Впервые будет пред людьми

Петь не об,1?,.»рс1 лчт.^ср. Как их стя^ гчшиг, напри v "¹, 11е хптрч г 1п\т, а пр''сю 1.1, дорольто искреикгп дур^ >

Ренар однаьо как гь^ ь Решил теперь улепетну тт. Покуда гс" ', шдч^аясо, п^рл?^ть на алтрр-., Ронар раасл В стечр свод.^аз, в пого

г у ^г), Но прэжт,е ч.ул умчаться в с, Дыру зсг.^ы з палил. Послушал, кок Пркмо воррл, Воображая, ч-^о поет, П про срРя с; азал: «Ну вот, Сейчас сюда придут, дурак, Ты запоешь тогда не так!') И он умчался в лес стрелог

Звон колокола, волчий вой Попа, конечно, разбудил. Босой, он тут же соскочил С постели и, крестя, живот, Стал, весь дрожа, сзывать

народ. На зов сбежались клерк Гплаи, Жена попа и капеллан. Вооружившись кто чем мог, Они со всех постились ног Туда, откуда солчгй вой Гремел надтреснутой трубой.

Дрожа, госясь по сторонам, Они т цыпочках к двегям Церковным робко подошли... Прислушались... По что могли Они со сна сообразить? Кого решили поразить Они в стенах монас1ыря С душою в пятках?.. Видио, чря Они с бесстрашием такпм Сразиться вздумали с самим... С самим!..'¹ О, боже! Кто ж иной Посмел бы в церковь в час

ночной Забраться, как не он... И поп

^а С самим Сат-шои,

Французская литература

На зсилю грохнулся, как сноп, Лишившись чувств... Да,

с Сатапой Страшней сразиться, чем

с женой...

Тут попадья давай визжать. Вот дура! Как ее сдержать, Как замолчать заставить? Нет! С ней наберешься больших

бед... Ну, дай бог ноги! И стремглав Клерк с капелланом, крик

подняв, К селу пустились, что есть сил. И каждый дико голосил:

«Спасите!.. Дьявол!.. О!..

Скорей! О! Сатана убил кюре!.. И всех нас та же участь ждёт!.. Спасите!.. Час наш настает!..»

Село проснулось... Шум,

галдеж... Что? Где? Да разве разберешь! Такая паника кругом!.. Один с заржавленным копьем Бежит куда-то; впопыхах Другой, превозмогая страх, Шлем и кольчугу кое-как Напялил па себя. Собак С цепи спустили тут и там... Крик. Топот. Визг. Шум.

Вопли. Гам...

Примчались к церкви все

гурьбой. Поп ослабевшею рукой Перекрестил всех и сказал, Что за грехи, мол, ниспослал В великой милости своей Бог испытанье на людей;

Что Сатана залез во храм, Что Сатана поныне там, Что все должны идти на бой С врагом заклятым — Сатаной.

Но он не долго говорил И дверь, крестясь, приотворил. Вилланы бросились вперед...

...Волк покосился на народ, Запнулся, рявкнул, и экстаз Сменился ужасом тотчас. Он к лазу бросился стрелой, Но лаз заделан был землей. В безумном страхе начал он Метаться, по со всех сторон Он видел множество людей, Пил, кольев, палок и жердей... Он с ревом врезался в толпу, Но тут же был прижат к столбу И весь изранен. Прыгнув вбок, Он сшиб кого-то разом с пог, Кого-то злобно укусил, Рванулся из последних сил И, оглушенный, чуть живой, С окровавленной головой В окно раскрытое нырнул II так от смерти ускользнул. Дорогой он ворчал под нос:

«Фу, слава богу, хоть унес Свою я шкуру, черт возьми! Ну, ничего! Сведу с людьми Свои я счеты как-нибудь! Ведь к стаду их я знаю путь, И с Эрмангарою, женой, Мы не оставим ни одной Живой коровы и овцы В их стаде!.. Злобные глупцы!.. Да!.. Но каков предатель лис! Ну, ладно! Только попадись Ты мне! Я к Ноблю не пойду, Попроще способ я найду, Чтоб проучить тебя; я сам Себя в обиду, брат, не дам!» Вдруг, видит он, сидит

в кустах Лис со слезами па глазах. «О, наконец-то милый кум! — Вскричал Ренар. — Ты так

угрюм, О, что с тобой, скажи скорей...» «Пошел отсюда прочь,

злодей! — Примо сквозь зубы процедил. — Ты мне, предатель, изменил!

Аллегорический эпос

Ты завалил землею лаз, И я был вынужден сейчас Сразиться с множеством врагов. Я уцелел, но я готов Теперь свести с тобою счет! Так знай же, злобный ты урод, Что если я не первым был, Кому ты, изверг, досадил, То буду я, проклятый лис, ПоследЕгим! Да! Теперь

держись! Я проучу тебя, бандит!» «О, стой, Прнмо! Так ты

избит? Ах, боже мой, не может быть!.. Кто б это мог предположить!.. Ты в заблуждении большом:

Ведь лаз заделан был... попом! Да, да, нопом. Я умолял Оставить лаз. По поп не внял, Да, да, не внял мольбе моей! Меня убить хотел, злодей! И я был вынужден сбежать. Однако здесь я обождать Решил тебя. За жизнь твою, Тебе я слово в том даю, Я но боялся. Я был рад, Что совершили мы обряд, Что ты был нынче посвящен В духовный сан: я знал, что он

Не мог с попом вас не сродпнть,

Пе мог вас не объединить

Друг с другом, кум. И вдруг!..

О, нет! Какой-то в этом есть секрет! Быть может, поп тебя

впотьмах Не опознал, и дикий страх Его толкнул на этот шаг? Нет, верь мне, он тебе пе враг!»

Ренар умолк и так вздохнул, Так сокрушенно вдруг взглянул На волка, что Прпмо опять Не смог пред лисом устоять. «Быть может, ты, Ренар, и

прав... Конечно, поп, не разобрав, Что я был так же, как и он, В попы сегодня посвящен, Созвал людей. Ну, ничего, Я все же проучу его!» «Да, проучи! Всегда ведь так:

Коль ты тупица и дурак, То на себя, брат, и пеняй! Пусть помнит это... Ну,

прощай!»

На этом мы прервем сейчас О хитром лисе наш рассказ.

АЛЛЕГОРИЧ ЕС КИЙ ЭПОС.

Наиболее значительное произведение аллегорической поэзии средних веков, «Роман о Рове» (Кошап ае 1а Козе), состоит из двух разнородных и разновременных частей. Первая часть романа (около четырех тысяч стихов), написанная около 1230 г. рано умершим рыцарем Гильомом до Лорисом, представляет собой куртуазно-любовную аллегорию. Всо здесь очень изы­сканно и нарядно. Юный поэт во сне влюбляется в прекрасную Розу. Это дает автору возможность проследить самые различные оттенки любовного чувства. И он делает это с большим аналитическим мастерством. С не мень­шим мастерством описывает он также чудесный сад, в котором произраста­ет дивная Роза. Его плсянют многоцветный наряд весны, журчание ручья, зкош.пе голоса птиц. Он любуется чувственным великолепием природы, ее

Французская литература

г-к-матамп, звука?гн, красками. Даже аллегорические фигуры под пером 1'1".:;1.о:-1а 11риобрст„;от живописные очертания.

Совсем иной хара'>'гс'р имеет вторая часть романа (около 18 тысяч сти­хов;, иаписапна;' чсрс; сорок лет поело смерти Гильома ученым горожани­не?,; Жаном Клоииш.'л<.'м, обычно называемым /Каном де Мен. Заканчивая сюжетную линию, оборванную смертью Гильома, Жан де Мен в то же время далеко отходит от гуртуазных традиции своего предшественника. Он прежде всего дидактик и сатирик. Выражая освободительные искаеия поднимающе­гося третьего сословия, он решительно обрушивайте;! на феодально-церков­ные порядки, а также пропагандирует новые философские и социальные идеи. Любовная фабула отходит на второй план. В романе появляется ряд новых персонажей (Разум, Природа, Лицемерие), которые произносят про­странные тирады, отражающий заветные взгляды самого автора. 'Жан до Мен ополчается против духовенства и не щадит даже самого папу. Он смо-ет.-п над теми, кто приписывает королевской власти божественное проис­хождение и тем самым оправдывает самодержавный деспотизм. Он влагает в уста Природы речи против феодальных прерогатив, основанных на знат­ности происхождения.

Предвосхищая взгляды гуманистов эпохи Возрождения, автор развивает мысль, что истинное благородство заключается не в знатных предках, но в личных достоинствах человека (см. приводимый отрывок). Не менее ради­кальны взгляды Жана де Мен и по ряду других вопросов. Так, он полагает, что сущность религии состоит в честной жизни, а не в пышных обрядах либо теологических хитросплетениях. Подлинным источником бытия явля­ется Природа, которая в своей дивной мастерской создает псе многообразие гкивых существ, которая в человека вкладывает стремление к продолжению рода и, таким образом, несовместима с принципами аскетизма. Нет ничего выше природы, поэтому задача искусства заключается в том, чтобы следо­вать за ней. Природа создает всех равными. Однако люди, одержимые алчностью и властолюбием, извращают ее мудрые законы. Алчность откры­ла путь угнетению, обману и коварству. Власть имущие и богатые присвои­ли себе богатства, которые по законам природы должны были бы принад­лежать всем. Многие взгляды Жана де Мена отличались необычной для того времени остротой. Недаром средневекового вольнодумца некоторые исследователи называли «Вольтером средневековья».

РОМАН О РОЗЕ.

[Сюжет вкратце следующий. Во сне юный герой романа находит удиви­тельный сад, за расписными стенами которого ведет хоровод Веселье. Празд­ность впускает его в этот Сад Наслаждений, где в Источнике Любви, у которого погребен Нарцисс, герой видит отражение Розы. Тотчас его пора­жает стрелами бог Амур и, обратив в своего вассала, поучает его, как до­биться цели. Приветливость, Дружба, Жалость, Искренность помогают ге­рою. Злоязычие, Страх, Стыд и другие охраняют от него Розу. Ему удается

Аллегорический эпос ^-

 

добиться поцелуя от Розы, но Злоязычие пускает об этом слух, II Ревность воздвигает башню вокруг розового куста, в которую запирает и Приветли­вость. Жалобой Влюбленного заканчивается часть, написанная Гпльомом. В части, написанной Жаном, появляются новые действующие лица: Ли­цемерие, Природа, Разум,— поучают Влюбленного. Лицемерие душит Зло­язычие, Щедрость и Вежество стараются освободить Приветливость, кото­рую Стыд и Страх вновь.'включают в башню. Перед башней разыгрывает­ся решительный бой, и победе Влюбленного помогает Природа. Он срывает Розу и просыпается.]

Гильом де Лорис.

НАЧАЛО РОМАНА.

Нам говорят, что сны —

туманы, Миражи, сказки и обманы;

Но сопный часто нам туман Покажет правду, не обман.

Заключены в Романе Розы Любви искусство, сны и греаы.

Иные смело утверждают, Что, кто по снам своим

гадают, — Предпринимают вздорный

труд...

Французская литература

Пускай безумцем назовут, Но мне мой опыт говорит, Что сон предчувствие таит;

Сны — предсказанье благ иль

бед, Что спят во мгле грядущих лет, И часто все, что кажет ночь, Узрим при свете мы

точь-в-точь... Мне было двадцать лет, года, Когда вся радость, вся беда Для нас в любви одной; и раз Сомкнувши крепко веки. глаз, Я спал, в виденья погружен, И пидел чудный, дивный сон. Хочу теперь я услужить, В стихи тот сон переложить, — Амур так сам мне поручил. И если б кто-нибудь спросил, Как называется роман, Где будет реять снов туман, Тому скажу: роман здесь Розы, Любви искусство в нем и грезы. Мой труд, в котором все так

ново, Пускай же примет не сурово Та, для которой я нишу. К ней все желанья возношу. Так хороша, добра! Должна Быть Розой названа она.

Мне кажется, лет пять назад Я увидал во сне тот сад;

Цветущий май узрел во сне, Когда все радо так весне, Когда в восторге все и вся:

И ксе пичужки, пух нося, С листвою новой все дубравы, И все сады, кусты и травы. Стоял сухим зимою лес, — Как пышен в нем теперь навес;

Гордится новою красою Земля под вешнею росою,

Забыв, что, бедная, зимой Была одета мглой и тьмой... Земля столь жалкой в зиму

стала, Что обновить наряд взалкала:

Ей скоро был наряд готов, Горящий тысячью цветов, — Май платье сшил ей, подобрав Живой узор цветов и трав;

Зазеленели все поля, Закрасовалася земля. Молчали птицы все, когда В лесах царили холода И ветер дул зимы ненастной, — Теперь же, в дни весны 1

прекрасной, Все песням предались невольно;

Уж соловей в лощине дольной з Всю ночь звучащий бисер;

мечет,^ И ласточка, виясь, щебечет, ^ И молодежь с огнем в крови;

Сгорает грезами любви. Но есть жестокие, — в дни мая, ' Тревог любви не понимая, Они не внемлют птичек хору.

В блаженную такую пору, Когда покорно все весне, Раз спал я ночью; снилось мне, Когда я спал в тиши ночной, Что встало утро над страной;

Поднявшись, я (сон рисовал) Лицо и руки умывал, И весел был и рад, как

школьник;

Открыл узорный я игольник И нить потом, присев к столу, В серебряную вдел иглу, Хотел я за город идти, Послушать птичек на пути И посмотреть на дерева;

И, расшивая рукава",

³ В модном наряде XI 11 в. рукав платья ниспадал пигке кисти руки;

отсюда — распространенная среди молодых щеголей забава, описанная ав­тором.

Аллегорический эпос

Я весело тогда один

Пошел бродить среди равнин,

Где почва вся озеленилась;

И радость в грудь мою

теснилась;

И направлялся я к реке, Чей ток журчал невдалеке. Я знал, — лик вешний самый

нежный Там, где простерся луг

прибрежный;

И вниз спустился я с холма, Где вкруг реки кустов кайма;

Свежее, чем вода колодца, Блистающая, вижу, льется Широкой лентою вода,— Такой не видел никогда. Налюбовавшись видом, стал В лицо плескать себе кристалл;

Потом смотрел я вглубь реки:

Песок, цветные камешки Лежали в ясной глубине, И наблюдал я там, на дне, И блеск, и нити перламутра;

Кругом сиянье было утра;

И вдоль реки пошел я той Тогда с подругою-мечтой.

Здесь автор скажет, как во сне Он семь портретов на стене Узрел садовой—без движений Семь, как живых, изображений, В великой созданных красе;

Он имена их скажет все, — Он ряд тех образов постиг. Лик первый—Ненависти лик.

Вдруг я увидел: со стеной Зелэпой сад передо мной. В стопе II на стене фигуры;

&1СЩ;! жпвониси и скульптуры Дала изображекпй ряд •^::"^ /^^о—будто говорят. ^: со":, что еедсл и том саду, ^.'•ссг:аз подробно поводу, ¹-'^, лько ште лрстп сказанье ^^:-^кпосгь длс';

шсБог.^цаы.ьс...

[Поэт подробно перечисляет семь образов на стене: Ненависти, Пре­дательства, Жадности, Скупости, За­висти, Почали и Старости.)

И рядом с Жадностью другое Изображенье роковое Узрел я: Скупости то лик. Пред ней мой ужас был велик:

О, как страшна, как непригожа! Худая, кости лишь да кожа;

Грязна, и нет лица старей, И зелена вся, как порей. Питаясь хлебом и водой, Она казалась столь худой И бледной, как бы уж мертва;

Лохмотьем стан прикрыт едва, Как будто платье вес в клочки Ей растерзали псов клыки;

На ней вся юбка, боже мои, Висела грязной бахромой;

Поверх накинуто манто, Как будто с нищего снято. И не куница, просто смех, Был выпущен овечий мох, И той одежде двадцать лет. Считает худшею из бед Ведь Скупость платье сшить

свое. До смерти носит все старье. Мешок зажат у ней в руке, Она умрет на том мешке, Измучена стяжанья злом;

Завязан он таким узлом, Что если надо вынуть грош, Концов и в час не разберешь.

Вблизи был Зависти портрет. Веселья доброго ей нет. Она смеется, лишь когда Падет па ближнего беда;

Дает ей радость только ш'сть, Что у того погибла честь, А у другого псе богатство;

В пей загорается злорадство, Когда пред нею на глазах Страдает кто-нибудь в слезах;

Ей радость, если знатный род

Погубит счастья поворот. Но коль удачи кто достиг, Стал иля знатен, иль велик, Тогда ей горе и тоска;

Так Зависть зла и так жестка, Что коротает жизнь без друга;

Нет у нее отца, супруга;

Отец достигнет коль венца," Возненавидит и отца.

И скоро взоры повстречали Там на стене портрет Печали. Судя гю бледности ланит, Тоска дйвео ее томит;

В лице заметна желтизна;

Подобна Скупости она По бледности и худобе, В своей безрадостной судьбе. Тоскуя ночь, тоскуя день, Как будто обратилась в тень И потеряла цвет лица В скорбях, что длятся

без конца. Такого нет нигде страданья, Такого нет негодованья, Которым мучилась она, И никакая не властна Развеселить ее удача. Она отвергла б, горько плача, Все, что утешить бы могло;

И так ей было тяжело, Что лик она терзала свой;

Томясь от муки роковой, Как будто в гневе иль со зла Она одежду порвала. Власы, запутанные ею, Космами падали на шею, И лился горьких слез поток. Никто без жалости б не мог Зреть, как, исполненная муки, Бьет в грудь она, ломая руки. Вблизи был Старости

портрет:

Кто стар, уж тот анахорет. Она в своем уединенье В таком томилась расслабленье, Что пищу взять могла едва.

Вся без волос почти глава;

Былой давно нет красоты, И безобразны все черты. Потери б не было большой, Когда бы, мертвая душой, Она и телом умерла:

Жизнь прожитая извела. А было время — щеки рдели, И очи пламенно глядели, Свежи, как вишни, были губке, Сверкали ровным рядом зубы. Теперь их нет; висит губа;

И не прошла бы, так слаба, Кряхтя, вздыхая и скуля, И двух шагов без костыля.

Проходит время, день и ночь И без стоянки мчится прочь, Но столь украдчиво стремится Оно от нас, что людям мнится Оно стоящим недвижимо, Меж тем как мчится, мчится

мимо. Струится время, как вода, Не возвращая никогда Ни капли ни одной назад. Немыслим прошлого возврат! Ничто, ничто не пребывает, — Утесы время вывевает, И всем оно овладевает;

Оно питает, одевает, И всех растит, и всех живит, И всех и портит, и мертвит;

Оно отцов похоронило, Оно царям грозит могилой, И всех схоронит в свои черед, Навек в могилу подберет. Вот злые времени дары:

Мы так со временем стары, Что нам не в мочь себе помочь, И мы становимся точь-в-точь, Как дети; время очищает И вновь нас в детство

возвращает, Затем что в возрасте мы хилом, По чувству, разуму и силам

Аллегорический эпос

Становимся детьми вполне. Таков был образ на стене;

То Старость дряхлая сама, Уже лишенная ума, Согбенная, полуживая;

На ней одежда меховая Была накинута, — ив ней Она продрогнет до костей:

Ужасно зябки старики И часто дуют в кулаки.

[Рассмотрев начертанные на стене картины, поэт входит в сад; его встречает Праздность и объявляет ему, что сад принадлежит Наслаж­денью. Миновав хоровод, который ведет Веселье и где Амур пляшет с Красотой, Щедростью и другими прекрасными дамами, поэт подходит к фонтану Любви.]

Когда сказала надпись мне, Что здесь в кристальной

глубине Нарцисс, себе на гибель, лик Свою увидал, — так был велик. Мой страх, что долго

над фонтаном Боялся я нагнуться станом;

Но наконец я превозмог Свой страх и у фонтана лег... И стал смотреть я в водоем И на песок столь чистый

в нем, Что был светлой он серебра;

Дивился, как была игра Отображенья в нем чиста. Все повторялось; все места, И все, что близ, что вдалеке, Легло в сияющей реке, — Была, прозрачная до дна, Портретом сада глубина. Передо мной воды стекло Опасным зеркалом текло. В нем, в нем когда-то, жизнь

сгубя, Гордоц Нарцисс узрел себя, Г.:; оо чело, скси глаза;

То — роковая бирюза, И гибель в ней себе пагил!;

Немало Ю1:сшек зе^яи, Немало мудрых, сдобных,

свлышх, Затем что силой чар обильных Здесь изменяются сердца;

Ни ум, ни слово мудреца Предела страсти но полоягит, К лучший врач уж не поможет;

Любви здесь воля п закон;

И сын Воперы, Купидон, Здесь вкруг бассейна издавна Любви рассеял семена;

На то зерно Амур не птец Влечет, а юношей, девшт. И тот фонтан заворожен, Любви фонтаном назван он;

В романах всяческих не раз Уже вели об нем рассказ. Нет в мире лучшего бассейна, Над ним прохлада тыховейна. И день, и ночь течет вода, Не иссякая никогда, Отрада взору и губам, По двум широким желобам;

И вечно зелен, свеж вокруг Водою той поимый луг;

Он и зимой не увядает, Вода ж и летом не спадает. Во глубинах же водоемных Лежат кристалла два огромных. И с восхищением большим Я долго дивовался им. Лишь солнце встанет в высоте И свет прольет в кристаллы те, Тогда зажгутся в них цвета, И всех цветов там больше

ста;

Зеленый, красный, голубой, — Окраскою тогда любой Кристалл потопленный

сквогпт, II, как зерцало, отразит Он ясно в светлой глубине Бсе, что свершается вовне...

Французская литература

Я пролежал всю жизнь бы там, Дивясь волшебным красотам;

И жадным взором бы держал Все, что кристалл отображал. По в час недобрый (я потом Не раз, не раз жалел о том, Так много причинили зла Волшебные те зеркала, II если б только знать я мог, Бежал, бежал со всех бы ног!), В недобрый час я в лоне вод, Среди других живых красот, Куст розовый заметил вдруг. В шипах вся изгородь вокруг, Но г; ней приблизиться

поближе За все сокровища в Париже

Не мог бы отказаться я. И вот, дыханье аатая, Я подошел, и в этот миг Волшебный запах роз проник В ненарушаемой тиши До самых недр моей души... Я, наконец, дрожа, дерзнул;

Тихонько руку протянул, Но уколол тут, как иглой, Меня волчец, так больно,

злой, Что руку я отдернул живо. Колючим тернием, крапивой Все заросло вокруг куртины. Везде заострены щетины, И к Розе не было тропы, Где б не грозили мне шипы...

Жан де Мен. ИСТИННОЕ БЛАГОРОДСТВО.

Привычно слушать от людей, Надутых важностью своей, Что человек, чей знатен род (Как говорит о нем народ), По праву самого рожденья Заслуживает предпочтенья Пред тем, кто на земле корпит И, не трудясь, не будет сыт. По мне же благороден тот, Кто добродетелью живет, А подлым я б назвать могла Того лишь, чьи дурны дела. Все благородство — в поведенье, А знатное происхожденье Не стоит ровно ничего, Коль сердце подло и черство! Чтоб благородство сохранить, Достойным предков надо быть,

Вот поучает как Природа Тех, кто кичится славой рода, И вот как мудро говорит, В чем благородство состоит.

Что славное снискали имя В свой век заслугами своими. Но предки, век окончив свой, Заслуги унесли с собой, Оставив лишь богатство детям. Они ж довольствуются этим, И, кроме этого, у них Заслуг нет вовсе никаких, Когда достойными делами Они не вознесутся сами.

Кто ищет благородства, тот Пусть лень и гордость отметет;

Пусть будет грамотей иль воин, Пусть будет честен и достоин;

Пусть будет скромен, не кичлив, Со всеми и всегда учтив,

аллегорический эпос

Но только не с врагом, когда Еще не кончена вражда;

Пусть дам прекрасных уважает, Но пм не слишком доверяет, Чтоб уберечь себя от бед, Которых полон этот свет. Такому человеку надо Почтенье воздавать в награду;

Он всех превыше вознесен, И благороден только он.

А кто делами не своими Свое украсить хочет имя, А подвигов не совершил — Тот почести не заслужил. Его я подлым и негодным Считаю, а не благородным, И сын бродяги больше чтим Быть должен по сравненью

с ним.

Они надменно полагают, Что их над всеми возвышают Их предков славные дела, А также псы и сокола. В том их дворянское отличье, Чтоб рыскать целый день

за дичью В лесной глуши и по лугам, И по возделанным полям. А между тем они подлы

И по своей природе злы, Чужою доблестью богаты, От предков по наследству

взятой, И этим краденым добром Кичатся, лжп не видя в том, Людей я равными рождаю И всем возможность открываю К тому, чтоб благородства

честь Себе по праву приобресть. Все от рожденья благородны И все по естеству свободны, И разумом наделены От бога все его сыны. Людей их разум возвышает И ангелам уподобляет. И только смертностью одной От них отличен род людской. Лишь тот, кто подвиг совершил, Впрямь благородство заслужил. Но быть тот подвиг должен

свой, Им совершенный, не чужой. И герцогам, и королям Честь воздают по их делам. И если отпрыск королей Исполнен низменных

страстей, — В том больший стыд, чем

если б он От свинопаса был рожден.

МИРАКЛЬ. Рютбёф»

Горожанин (вероятно, родом из Парижа), принимавший деятельное участие в политических событиях своего времени, в частности в знамени­том споре университета с монашескими орденами в 50-х годах XIII в., Рютбёф (около 1230—1285 гг.) разрабатывает почти все жанры литературы своего времени, за исключением героического и куртуазного эпоса. Ярый противник духовенства, для разоблачения которого он не жалеет красен (ср. приводимое выше «Завещание осла»), Рютбёф использует в целях анти­клерикальной пропаганды и форму духовной драмы — миракля, противо-

'Французская литература

поставляя (как это тиди-ию для критических выступлений того времени, идущих под прикрытпем мистических, а иногда и еретических исканий) бо-жествггтоа начало его грешным служителям.

Лйггида о Теофило-управитела, несправедливо отстраненном от своей доля.ности [т продавшем за власть свою душу дьяволу, а затем спасенном заступничеством бого;>!атери, твестка в ряде разработок, начиная с латин­ской поэмы Хротсвиты Гандерсгеймской (X в.). Но разработка Рютбёфа на­сыщает старый сюжот новы?.; социальным содержанием. Обращает на себя также- внимание стремление Рютбёфа преодолеть примитивизм более ран­ней духовной драмы, в которой характеры людей изображались обычно достаточно плоскими и внутренне пе раскрытыми. Рютбёф делает попытку блпжс подойти к жизненной правде. Его Тсофил — фигура более сложная. В нем подчас борются различные чувства. Одно настроение сменяется дру­гим. То он готов впасть в отчаяние, то исполняется надежды, то он иад-монея и зол, то охвачен глубоким раскаянием. Отдельные сценки миракля окрашены в бытовые тона. Сквозь старинную восточную легенду очень ясно проступают очертания французской жизни XIII в.

Текст миракля несколько сокращен.

ЧУДО О ТЕОФИЛЕ.

Т е о ф и л.

Мой господин ^а! В моей мольбе Я столько помнил о тебе! Все роздал, раздарил, что мог, И стал — совсем пустой мешок, Мой кардинал сказал мне:

«Мат». Король мой загнан в угол, ваят, А я вот — нищенствую сам... Подрясник свой к ростовщикам Снесу, иль жизни я лишусь... И как с прислугой разочтусь? И кто теперь прокормит их? А кардинал? Ему до них Нет дела... Новым господам Пусть служат... Он к моим

мольбам Не снизойдет... Чтоб он издох! Ну, хорошо! Я сам неплох! Будь проклят верящий врагу:

Сам провести его могу. Чтобы свое вернуть, готов

_ ^а В подлиннике ясао, что Теофш о боже, царь славы»).

Пойти на все, без дальних

слов. Его угроз нс побоюсь... Повешусь, что ли? Утоплюсь? Отныне с ним я вовсе квит, Путь для меня к нему закрыт... Эх, славный бы провел часок Тот, кто его бы подстерег, Чтобы посечь, пообтесать! Вот только как его достатт.? Он забрался так высоко, Что нам добраться нелегко. Его нельзя и палкой вздуть Сумеет быстро улизнуть... Ах, если б только удалось, Ему бы солоно пришлось... Смеется он моим скорбям... Разбилась скрипка пополам, И я совсем безумным стал! Смотри, что слух пойдет,—

скандал! Меня прогопят от людей,

обращает свои упреки к богу («Увы!

Аллегорический эпос

Запрут, не пустят к ним, ей-ей! И всякий словом попрекнет, Укажет пальцем, скажет: «Вот Как с ним хозяин поступил».

Здесь идет Теофил к Салядину, который говорил с дьяволом, когда хотел.

Саладин.

Эге! Что с вами, Теофил? Во имя господа! Ваш лик Печален, гневен... Я привык Всегда веселым видеть вас...

Теофил.

Ты знаешь сам: в стране у нас Я господином был всегда. Теисрь — богатства нет следа, Всего ж грустней мне, Саладин, Что я, как верный паладин, Не забывал латинских слов И по-фраппузски был готов, Без всякой устали, хвалить Того, кто по миру ходить Заставил нагишом меня. И потому решаюсь я По непривычному пути К делам неслыханным идти, Затем, чтоб только как-нибудь Свое достоинство вернуть. Его терять — позор и стыд.

Саладин.

Честь ваша мудро говорит:

Тому, кто злата видел свет, Ввдь ничего ужасней нет, Ч ом к людям в рабство

поступить, Чтоб только сладко есть и пнть И слушать грубые слова...

Теофил.

Совсем кружится голова... О Саладин, мой друг и брат! Еще немного, и навряд Не лопнет сердце у меня!

Саладин.

Мученья ваши зижу я,

Кто столько заслужен, как вы,

В таких делах и головы

Своей лишиться может вдруг.

Теофил.

Увы! Все так, мой верный друг! И потому прошу тебя, Не скажешь ли, меня любя, Какие в свете средства есть, Чтобы вернуть богатство, честь И милость? Я на все готов.

Саладин.

Угодно ль вам, без лишних

слов, В борьбу с хозяином вступить? Тогда вы будете служить Вассалом у того, чья власть Воротит вам не только часть, Но больше, чем хотели вы, Богатства, почестей, молвы, Поверьте мне, не стоит ждать, Пора вам дельно поступать. Я вашего решенья жду.

Теофил.

На это с радостью иду. Исполню твой совет благой.

Саладин.

Идите с миром вы домой. Как ни грусти, придется им Вернуть вас к почестям былым. Я завтра утром здесь вас жду.

Теофил.

Приду, брат Саладин, приду! Да сохранит тебя твой бог, Когда б ты все исполнить мог.

Тогда уходит Теофил от Саладина. и Эумает, что отречься от бога— дело не шуточное.

Французская литература

Он го вори т:

Увы, что станется со мной! Я плоть предам болезни злой, Прибегнув к крайности такой...

Несчастный: знай, Тебя не примет светлый рай, Иван, Фома и Николай,

И Дева Дев. И ад откроет страшный зев, Обнимет душу адский гнев,

Сгорит она, В горниле черного огня Расплавив бедного меня,

Ведь это — так! Там каждый дьявол — злеиший

враг. Ты поверни и так, и сяк — Не сыщешь чистого никак!

Их щель темна, Их яма нечистот полна, И оттого — мутна, мрачна, И солнцу не пройти до дна,—

Вот где помру! Плохую я завел игру! Лишь с тем, чтоб сытым быть

нутру, Пойду в их черную дыру,

И без труда Господь прогонит навсегда... Кто был в отчаянье когда,

Как я теперь? Но Саладин сказал мне: «Верь, Не будешь больше знать

потерь»,— И обещал к богатству дверь

Открыть сейчас, Да будет так. Теперь как раз Хозяин мой меня не спас,

И я ль не зол? Богат я буду, нынче гол. Отныне спор я с ним завел, И с ним я квит. Мне сильный Саладин велит Так поступить.

Здесь Саладин обращается к дья­волу и говорит:

Саладин.

Христианин пришел просить

Меня с тобой поговорить.

Ты можешь двери мне открыть?

Мы не враги. Я обещал — ты помоги. Заслышишь поутру шаги —

Он будет ждать. И надо мне тебе сказать — Любил он бедным помогать, Тебе — прямая благодать,

Ты слышишь, черт? Что ж ты молчишь? Не будь

так горд,

Быстрей, чем в миг, Сюда ты явишься, блудник:

Я знаки тайные постиг. Здесь Саладин заклинает дьявола:

Багаги лака башаге Ламак каги ашабаге

Каррелиос. Ламак ламек башалиос, Кабагаги сабалиос,

Бариолас. Лагозатха кабиолас, Самагак эт фрамиолас

Гаррагиа!

Тогда заклятый дьявол появляет­ся и говорит:

Дьявол.

Вы правильно сказали речь. Она, как самый острый меч, Мне ранит слух.

Саладин.

И поделом, нечистый дух, Затем, что на ухо ты туг,

Когда я здесь. Я вот собью с тебя всю спесь, Не станешь больше спорить

здесь.

Эй, слушай весть:

I

Аллегорический эпос

У нас ведь клерк послушный

есть, Ты должен, черт, из шкуры

лезть, Чтоб залучить Его к себе чертям служить. Как полагаешь поступить?

Дьявол. Зовется как?

Саладин.

Зовется Теофил. Был враг Чертям— и вовсе не дурак В юдоли сей.

Дьявол.

Я с ним боролся много дней, Но он бежал моих сетей. Пусть он приходит без друзей

И без коня В сей дол, чтоб увидать меня На утре завтрашнего дня:

Не тяжек труд. И Сатана, и я — все тут Его охотно приберут

К своим рукам, Но только, чтоб святой свой

храм В пути к моим пустым местам

Не вспомнил вдруг, Не то — помочь мне недосуг, Со мной повежливей будь, друг, И больше не терзай мне слух.

Теперь прости, Хоть на недельку отпусти.

[По указаниям Саладина Теофил приходит к дьяволу.]

Дьявол.

Приблизься. Сделай два шага. Но будь похож на мужика, Который жертву в храм принес. Теперь ответь мне па вопрос:

Твой господин с тобой жесток?

Теофил.

Да, господин. Он слишком

строг. Он сам высокий сап приял, Меня же в нищету вогнал. Прошу вас, будьте мне оплот.

Дьявол. Меня ты просишь?

Теофил.

Да. Дьявол.

Так вот:

Тебя приму я, как слугу, Тогда и делом помогу.

Теофил.

Вот, кланяюсь я, господин, Но с тем, чтоб вновь высокий

чин Мне получить, владеть им мне.

Дьявол.

Тебе не снился и во сне Тот чин, который я, клянусь, Тебе добыть не откажусь. Но раз уж так, то слушай: я Беру расписку от тебя В умно расставленных словах. Не раз бывал я в дураках, Когда, расписок не беря, Я пользу приносил вам зря. Вот почему она нужна.

Теофил. Уже написана она.

Тогда Теофил вручает расписку дьяволу, и дьявол велит ему посту­пать так:

Дьявол.

Мой друг и брат мой, Теофил, Теперь, когда ты поступил Ко мне на службу, делай так:

Когда придет к тебе бедняк,

Французская литература

Ты спину поверни и знай — Своей дорогою ступай. Да берегись ему помочь. А кто заискивать не прочь Перед тобой — ты будь жесток:

Придет ли нищий на порог — Остерегись ему подать. Смиренье, кротость, благодать, Пост, покаянье, доброта — Все это мпо тошней креста. Что до молитв и благостьшь, То здесь ты лить умом раскипь, Чтоб знать, как это портит

кровь. Когда же честность и любовь Завижу,— издыхаю я И чрево мне сосет змея. Когда в больницу кто спешит Помочь больным,— меня мутит, Скребет под ложечкой —

да как! Делам я добрым — злейший

враг. Ступай. Ты будешь сенешал, Лишь делай то, что я сказал:

Оставь все добрые дела И делай только все для зла, Да в жизни прямо не суди, Не то примкнешь, того гляди, Безумец ты, к моим врагам!

Т е о ф и л.

Исполню долг, приятный вам. В том справедливость нахожу, Что этим сан свой заслужу.

Тогда кардинал посылает Теофила.

Кардинал.

Эй, ты, Задира, плут, вставай! За Теофилом поспешай! Ему вернуть решил я сап. Кто ввел меня в такой обман? Ведь он честнее всех других. Среди помощников моих Достоин сана он одна.

Задира. Святая правда, господин. Здесь Задира говорит с Теофилом. Кто здесь?

Т е о ф и л. Ты сам-то кто, злодей?

Задира. Я — клерк.

Теоф ил.

Ну, я-то поважней. Задира.

Мой господин высокий, я Прошу вас пе судить меня. Меня прислал мой господин, Он хочет возвратить вам чин, Богатство ваше и почет. Веселья вам пришел черед. Отлично заживется вам.

Т е о ф и л.

Чтоб черт побрал вас всех!

Я сам Давно хозяином бы стал, Когда б умнее поступал! Я сам его вам посадил, А он меня богатств лишил, Послал па улицу нагим. Прогнал меня, так черт же

с ним За ссоры, ненависть, вражду! А впрочем, так и быть, пойду, Послушаю, что скажет он.

Задира.

Отдаст с улыбкой вам поштон. Он думал вас лишь испытать, Теперь начнет вас награждать. Опять вы будете друзья.

Теоф ил.

Недавно сплетни про меня Мои друзья пустили тут! Пусть всех их черти.подерут!

Аллегорический эпос

Тогда кардинал встает навстречу Теофилу. Он возвращает ему сан и говорит:

Кардинал.

Привет мой вам, честнейший

клер!;. Т е о ф и л.

Я искушенью не подверг Своей души — и духом здрав.

Кардинал. Пред вами, друг, я был нэпраз. Моя к вам давняя любовь Загладит все. Примите вновь Ваш сан. За честность вашу —

мне Угодно наградить вдвойне:

Мы будем с вами все делить.

Теоф ил. Теперь мне выгодней твердить

Теперь десятками сюда Крестьяне будут притекать. Я их застаачю пострадать:

Теперь я кажу в этом прок, Дурак, кто с пюи! не жесток. Отиыпе буду черста и горд.

К а р д и п а л.

Мой друг, иль вас попутал

черт? Вам надо помнить, Теофил, Чтоб строгий долг исполнен

был. Итак, теперь и вы, и я Здесь поселимся, как друзья. Согласно дружбе, будем впредь Сообща поместьями владеть. Теперь я больше вам не враг.

Теофил.

Мой господин! Да будет так.

Свои молитвы, чем тогда............

Здесь раскаивается Теофил; он приходит в капеллу мадонны и говорит:

Безумец жалкий я! Куда теперь пришел? О, расступись, земля! Я в ад себя пизвел, Когда отрекся я и господином счел Того, кто был и есть источник всяких зол! Я знаю, согрешив, отверг святой состав. Я бузины хлебнул взамен целебных трав. Над хартией моей злой дьявол тешит нрав, Освободит меня, живую душу взяв. Меня не примет бог в свой светлый вертоград, Душа моя пойдет к чертям в кипучий ад. О расступись, земля! Там каждый дьявол рад, Там ждут они меня, клыки свои острят! Господь, что делать мне, безумцу, научи! Всем миром надо мной занесены бичи, Всех адских глаз в меня направлены лучи, Все двери предо мной закрылись на ключи! Сойду ль когда с пути моих безумных дел? За малое добро я господа презрел, Но радости земли, которых я хотел, Закинули меня в безрадостный предел! Семь лет иду тропой твоею, Сатана! Трудна моя вина от хмельного вина;

Расплата за грехи мне скоро суждена,

Плоть плотннкаы-плутам в аду обречена. Больной душо моей возлюбленной не стать, Мадонну за лее не смею умолять. Плохие семена прпптлось мне рассевать:

В аду придется пм расти в созревать. Безумец я, увы! Темпа судьба моя! В отчаяньи и я, и ты, душа моя! Когда бы смел просить святой защиты я, Тогда спаслись бы мы — моя душа и я. Я про1-:лят и нечист. В наваге место мне, Я знаю, что сгорю на медленном огне. Такой ужаской смерть не снилась к во сне! Я мукою своей обязан Сатане. Уже ни на земле, ни в небе места нот. Где чертп обдерут несчастный мой скелет? В кромешный ад идти совсем охоты нет, А господу я враг, — закрыт мне райский свет, Не смею умолять святых мужей и жен:

Я к дьяволам ходил нечистым на поклон;

Проклятый свиток мой моим кольцом скреплен! В несчастный день я был богатством искушен... Святых мужей и жен не смею я молить, Мадонну кроткую не смею я любить, Но чистоту ее осмелюсь восхвалить, Я знаю: за хвалу нельзя меня хулить.

Вот молитва, которую Теофил говорит перед мадонной:

д * -

Тебе моленье, Тебе служенье — Сердцу в усладу. Но искушенье Несет сомненье, Уносит отраду. Я предан аду, Но сердцу надо Твое утешенье. О дай в награду Жалкому гаду Твоэ прощенье!

Мадонна святая, Дева благая, Твоей защиты молю я, Тебя призывая, В нужде изнывая И сердце тебе даруя. Сойди, врачуя. Радости чуя Вечного рая, Тебя молю я,

О сыне тоскуя, Дева святая!

[Мадонна прощагт раскаявшегося Тоофила, отбирает собствежгопучпо у дьявола его рзс;,!п;ку п возвращает ему. Кардпнал возвещает о случившем­ся с Тгоопяоы чуде народу. Ыаракль закцачмается словами:]

Та Вйшп ^'Еа-штв. Ехч^ст^ гтг-с;!;;'!]'!'¹.

хиц^им! Кончились

ОиГ

Зачатки светского театра

ЗАЧАТКИ СВЕТСКОГО ТЕАТРА.

Адам де ла Аль

Родом из богатого Арраса, горожанин Адам до ла Аль, цо прозвищу Горбун (около 1238—1286 гг.), человек бывалый, живший и в Париже (1262—1263 гг.), и при дворах графа д'Артуа (с 1272 г.) и Карла Анжуйско-го (с 1283 г.), является автором первых светских пьес на народном языг;е:

«Игры под листвой» (1еи ое 1а?еш1Пе) и «Игры о Рсбоне и Марион». Первая пьеска — сатирическое изображение горожан из родного поэту города — приближается к позднейшим фарсам и соти (зо^еэ); вторая, рассчитанная на музыкальное исполнение, является по существу драматизированной пастурелью. В этой пьесе, написанной очень просто и живо, довольно прав­диво изображаются обычаи и нравы французских поселяп. Автор с нескры­ваемым сочувствием относится к молодым простолюдинам, на счастье ко­торых посягает самонадеянный кичливый рыцарь.

Конец «игры», изображающей возвращение назойливого рыцаря, похи­щающего Марион, освобождение ее крестьянами и игры крестьян, нами опущен.

ИГРА О РОБЕНЕ И МАРИОН.

Марион.

Робен в меня, в меня влюблен, Ко мне уж сватается он. Меня всем сердцем полюбил Мой ненаглядный, мой дружок, Мне платье алое купил

И поясок.

Робен в меня, в меня влюблен. Ко мне уж сватается он.

Рыцарь.

Домой с турнира возвращаясь, Я здесь с прелестной Марион Наедине встречаюсь.

Марион.

Робен мой! если любишь,— Возьми меня к себе.

Р ы на р ь. Пастушка! бог тебя храни!

Марион. И ваши пусть продлит он дни!

Рыцарь.

Красотка-девушка! Ответь,— Ужель не надоело петь Все ту же песенку тебе:

«Робен мой,если

любишь —

Возьми меня к себе»?

Марион.

Я, сударь, оттого пою, Что я любима и люблю. Робен мой так со мною мил:

Он мне и ножик подарил,

И сумку, чтоб в ней хлеб носить,

И палку, чтоб овец хранить.

Рыцарь. Скажи, здесь водится ли птица?

Французская литература

М а р и о н.

Ну как же, сударь, не водиться? В кустах, что видите вы тут, Щеглы и зяблики поют Так восхитительно и мило.

Рыцарь.

Господь меня храпи и милуй! А ты, красавица моя, Пойми, что спрашиваю я:

На речке ты видела ль уток?

М а р и о н.

Они кричат, и крик их жуток, Вчера, я видела, мошки На них возили мужики". О них ли вы спросить хотели?

Рыцарь.

Ну, и подвинулся я к цели! Скажи, а цапли есть у вас?

М а р и о н.

Я видела в последний раз, Как цаплю ели за столом У бабушки моей постом⁶.

Рыцарь.

Клянуся честью! Надо мной Она смеяться захотела.

М а р и о н.

Скажите, что за птица села Вам на руку, как на насест?

Рыцарь. Мой это сокол.

М а р и о н.

Хлеб он ест?

Рыцарь.

Нет, только мясо.

М а р и о н.

Вот чудной!

Рыцарь. Смотри, он в шапочке какой.

М а р и о н. А едете сейчас куда вы?

Рыцарь. К реке.

М а р и о н.

Робен иного нрава. Забавнее и веселей, И тешит наших всех людей Он, на вольшочке играя.

Р ы царь.

Скажи, пастушка дорогая, Могла б ты рыцаря любить?

М а р и о н. Скромней прошу вас, сударь,

быть! Я вовсе рыцарей не знаю. Робена я предпочитаю Всем людям. Любит он меня. Ни одного не знаю дня, Чтоб он ко мне не приходил, Чтоб он мне сыру не носил. Вот и сейчас его сырок И хлеба небольшой кусок Держу за пазухою я.

Рыцарь. Пастушка милая моя! Не хочешь лч со мной вдвоем По той поляночке верхом Проехать па моем коне?

Марион Ваш конь, признаться

 

Зачатки светского театра

Рыцарь.

ы ц а р ь. Пришлось лесной опушкой

Пастушка, стань моей подругой, Мпр пылче проезжать

Не откажи моим мольбам. I! встретиться с пастушкой

М а р и о н.

Ах, сударь, здесь по место вам! Оставьте — вас прошу — меня, Боюсь я вашего коня. А имя ваше как?

Р ы ц а р ь.

М а р и I)!!. Ваш конь, признаться, страшен

М1:С:

Того гляди, меня лягнет. Районов копь ногой по бьет, Когда за пим иду у плуга.

М а р и о н.

Напрасно, господии Альберт, Вы трудитесь: мне мил Роберт.

Рыцарь.

Взаправду ли, пастушка?

М а р и о н.

Да. Рыцарь.

Ты что-то чересчур горда. Ведь рыцарь я, и почему б Не стал тебе я мил и люб?

М а рион.

Не полюблю вас никогда.

Ведь мой дружок,

Мой пастушок — И весел, и учтив всегда.

Р ы ц а р ь.

Пастушка! счастья жди от бога! Поеду я своей дорогой II больше слова не скажу.

М а р п о н.

Робен мой, эй! лёр-лёре-ва! Альберт. Идд ко мне! лёр-лёре-ва,

Пойдем играть в лёр-лёре-ва, В лёр-лёре-ва.

М а р и о н.

Тгопри, делюрьо, долюрьо,

ДСЛЮр!)СЛС,

Тррирн, делюрьо, долгорьо,

дслюро.

Что лучше не сыскать. Оп тройри, делюрьо, долюрьо,

делюрьеле, Трейри, делюрьо! делюрьо,

делюро.

Робен.

Эй, Мариоп! лбр-лёре-ва! Иду к тебе! лёр-лёре-ва! Пойдем играть в лёр-лёро-ва, В лёо-лёпе-вд!

М а р и о н. Робен!

Робен Марота!

М а р и о н.

Милый мой,

Где был?

Робен.

Я заходил домой, Чтоб войлочный кафтан

накинуть:

Боялся, как бы не простынуть. Тебе принес я яблок — вот!

М а р и о н.

Я угадала твой приход, Заслышав голос твой далече.

Р о б е и.

Мечтая о желанной встрече, Я шел сюда— на голос твой.

М а р и о н.

Робсн, ты знаешь, дорогой, Какой-то повстречался мне Тут незнакомец на коне, И у него на рукавице Сердитая сидела нтица. Со мной он долго говорил, Его любить — моля просил. Но я тебе ие изменила.

Робей.

Марота! Ты б меня убила. Поспел бы если раньше я Иль были б здесь мои друзья -Готье Упрямый и Бодон,— Без драки не ушел бы он, Отведал бы он наших рук.

М а р и о н.

Не горячись, мой милый друг! Давай-ка лучше пировать.

Робен. Мне сесть велишь или стоять?

М а р и о н.

Робей, сядь рядышком со мной. Покушаем.

Робен.

Сидеть с тобой Всегда, подруженька, я рад. Но пред тобой я виноват, Что не принес тебе поесть,

М а ри он.

Робен, не беспокойся. Есть За назухой моей сырок, И хлеба вот большой кусок, И яблок ты принес немного.

Робен.

Как вкусен этот сыр, ей-богу! Сестрица, кушай.

М а р и о н.

Кушай ты. Захочешь ежели воды, Так рядом здесь течет ручей.

Робен.

Нам сальца бабушки твоей Покушать бы: вот благодать!

М а р и о н.

Робен! его нам не достать:

Оно подвешено к стропилу. Но ведь позавтракать, мой

милый, Мы можем тем, что есть у нас.

Робен.

В лапту играя прошлый раз, Я видно надорвал живот.

М а рион.

Господь тебя пусть бережет! Так ты играл в лапту опять?

Робен.

Об этом все, красотка, знают, И как тебе не знать!

М а р и о н. Не хочешь больше есть,

дружок?

Робен.

Я сыт.

М а р н о гг.

Так спрячу я сырок II хлеб за иазуху опять, Чтобы им зря но прогадать.

Р о б е н. Их лучше в сумку положи.

М а р н о н.

Робен! что хочешь, прикажи,— Покорна воле я твоей.

Робей.

Марота! Докажи скорей, Что ты мло верная подружка,

Что."

Малая резвуип;а, Подари мне тсой взпон, Иодарп мне твой ьепок!

М а р п о н.

Робей! Позволь, чтоб ва тсбя Ьго падола я, любя.

Робе п.

Надень. А я, моя подружка, Тебе дарю мой поясок, II пряжку, и мой кошелек. Пастушка, Милая резвушка, Подари мне твой в