Как парень к попу в работники нанялся 4 страница

Андрей Платонов 180

 

Морока

 

Служил один солдат на службе двадцать пять лет. Службу свою вел он честно и верно, а с товарищами любил шутки шутить: скажет чего – незнаемо чего, а на правду похоже, другой-то и верит, пока не опомнится. Солдатская служба хоть и долгой была, да не все время солдат службу несет: и солдату надо себя потешить. Семейства у солдата нету, об обеде с ночлегом старшой заботится; отстоял солдат время на часах – и сказки рассказывает. Чего ему!

Такой и этот был, Иван-солдат. Получил он отставку вчистую, пора ему домой к родным идти, а дом его далеко где, и от родных Иван давно отвык.

Вздохнул солдат.

– Эх! – говорит. – Вся жизнь, считай, на солдатскую службу ушла: двадцать пять лет отслужил, а царя не видел! Спросит у меня родня в деревне, каков-таков царь, а чего я скажу?

Пошел Иван к царю. А в том государстве царем был Агей, и любил Агей сказки слушать. Покуда царь сказки не послушает, он и весел не бывал. Сам Агей-царь тоже любил сказки и загадки говорить; и любил он, чтобы слушали его, а еще больше любил, чтобы в сказки его верили, а загадки не разгадывали.

Приходит Иван к Агею-царю.

Агей говорит:

– Чего тебе, земляк?

– А лицо ваше царское поглядеть! Я двадцать пять лет прослужил, а вас в лицо не видал!

Царь Агей велел солдату на стул сесть из резного дерева, что против царя стоял.

– Гляди! – говорит. – Посиди, солдат, на стуле, покуда тебя черти не вздули, – а сам тут смеется.

Ну, Иван сидит на стуле, робеет перед царским лицом и думает: «Уж не дурной ли царь Агей? Чего такое радуется – неужто тому, что черти солдата вздуют!»

– А что, солдат, загану я тебе загадку! – Агей-царь говорит: – Сколько свет велик, как ты думаешь?

Иван с лица сурьезным стал.

– А не дюже велик, государь, ваше царское величество! В двадцать пять часов без малого солнышко кругом всего света обходит.

Царь сказал Ивану:

– И то, солдат! А сколько от земли до неба вышины будет? Много ли, мало?

– Да тоже, государь, не дюже: там стучит – здесь слышно.

Видит царь Агей, правду говорит солдат, да обидно ему, что солдат на ум скорый такой, не скорее ли самого царя будет.

– А теперь скажи, служба: сколь морская глубина глубока?

– А чего глубока! Про то неизвестно! Служил на море мой дед, утонул в воду, тому уж сорок лет, и теперь его нет.

Понимает Агей-царь, простою загадкой старого солдата не одолеть. Велел ему денег дать на домашнее обзаведение и за стол его посадил чай пить.

– Представь себе, служивый, теперь историю, а потом я домой тебя отпущу.

А солдат богатым не бывает, он куда как деньгам обрадовался. Стало Ивану и у царя скучно, и чаю ему не надо.

– Дозволь мне, государь, погулять пойти. Двадцать пять лет я службу служил, дозволь своевольно пожить. А историю я тебе после представлю.

Ушел Иван от царя и пошел в трактир. Сутки солдат гулял, все царские деньги прогулял, остался у него один старый грош. Выпил он вина на последний грош, да своего, видно, не допил, и еще ему захотелось.

– Подавай, – говорит, – еще мне вина и угощенья, купец!

А купец обмана боится, он и спрашивает:

– А у тебя золото либо серебро?

– Золото: серебро солдату носить тяжело.

Дает купец солдату угощенья, а сам садится против него.

– Куда, служба, идешь теперь? – спрашивает. – Родня-то жива иль умершая?

– От царя иду, – солдат говорит, – откуда же! А родня солдату не нужна, ему и так все свойственники. Пей, купец, я тебя угощаю!

Выпил купец с отставным солдатом.

– Я тебе, – говорит, – сбавку сделаю, дешевле возьму.

А солдат Иван ему:

– Сочтемся! Пей еще, купец, угощайся!

Купец к угощенью привык, он сыто живет, а беседу он любит!

– Скажи мне, – говорит, – служивый, быль какую ни есть.

– А какую тебе быль сказать, купец?

– А скажи, что хошь: где ты жил, куда по земле ходил…

– А чего я тебе скажу: был я до службы в медведях да в лесу жил – и теперь медведь и тож в лес иду.

Купец услыхал такое и по первости оробел: у него ведь свое заведенье, в заведенье добра-товару много, а от медведя убыток может быть – чего с него спросишь?

– Ну, – говорит купец, – аль правда?

– А нет ли? – отставной говорит. – Погляди-ко, кто мы? Я-то медведь, да и ты-то медведь!

Купец и вовсе обомлел: с кем, дескать, это я торговать стану, в медведях-то будучи.

Поглядел купец на отставного солдата, ощупал себя и видит: солдат-то медведь, да и сам-то он, купец, тоже теперь медведь.

– Чего будем делать, служивый? Неужто нам в лес бежать?

А отставной Иван отвечает:

– Не надобно. Смотри-ка, в лесу нас охотники побьют. В лес мы успеем.

– А чего ж нам ныне надобно? Головушка наша горькая! Медведи мы!

Отставной не оробел:

– А чего нам надобно? Медведей в купцах не бывает! Зови гостей со всех волостей, гулять будем, не пропадать твоему товару-добру!

Видит купец: правду говорит Иван отставной. Велел он слуге позвать гостей со всех волостей.

Явились гости – и те, кого звали, и те, кто про зов издалека услыхали. Поели гости, попили, ни крошки, ни капли в трактире не оставили и чашки-ложки домой подобрали: к чему медведю посуда?

Остался купец без добра, без товара. Залез он с отставным солдатом на полати.

– Как мне быть? – говорит.

– А мы ночью в лес уйдем, – говорит отставной. – В городе, в посаде ли медведям жить не полагается, закону нет, штраф будет.

Проснулся ночью Иван и велит купцу:

– Прыгай, медведь! Нам в лес пора. А я за тобой побегу, а то ты отстанешь от меня.

Купец наладился, прыгнул с полатей и ушибся животом об пол. Полежал он, очнулся, видит – ничего нету в трактире, всю торговлю гости даром проели, и того отставного солдата нету, и сам он не медведь, а опять купец, да победнее, чем был.

Стал купец искать по суду отставного Ивана. А где его сыскать, когда Иван на волю ушел! Да и народ солдата везде привечает, в наказанье его не отдаст.

Пожаловался тогда купец царю Агею. Царь позвал купца и спрашивает его:

– За что ты в обиде на старого солдата?

– За что, государь, – купец говорит, – ведь он меня в медведя обратил! Я сглупу-то и поверил, а солдат твой весь товар мой, и снедь и напиток, как есть все гостям даром скормил и сам досыта ел.

Царь Агей посмеялся над купцом.

– Ступай, – говорит, – наживай добро сначала, противу ума закону нету, а от глупости всегда убыток.

И захотелось тут царю – пусть солдат представит ему историю, чтобы то, чего нету, было бы как по правде. Царь-то думал: «Авось солдат не умнее меня! Раз я царь, сказкой он меня не одолеет, а я над ним посмеюсь».

Велел царь Агей найти отставного солдата Ивана, где он ни есть, где попусту ни гуляет.

Услышал Иван – царь его кличет, и сей же час явился.

– Я вот он, государь! – говорит. – Чего тебе?

Царь сперва велел самовар на стол поставить и чай пить велел Ивану. Налил Иван чаю в серебряную кружку, отлил из нее в блюдце и хотел было опять сесть на стул из резного дерева, да сел на тубаретку. Царь тогда говорит ему:

– Ты, Иван, молодец. Слыхал я: ты купца в медведя обратил. А может, ты и мне штуку представишь, мороку какую.

– Могу, государь, я привыкши, да боюсь.

– Не бойся, служба, я люблю сказку-мороку.

– Знаем, – сказал Иван. – Да тут я тебе буду сказку рассказывать, а не ты мне… А который нынче час, государь?

Царь ответил:

– К чему тебе час? А первый будто.

– Стало быть, время! – сказал отставной солдат.

Сказал он так и вдруг воскликнул еще:

– Вода, государь, потопление! Бежим отсюдова скорей, а сказку я после тебе скажу, где сухо будет! Видишь, водополье во дворец нашло!

Не видит царь потопления и воды нигде нету, а видит: отставной солдат тонет, захлебывается и ртом воздух поверху хватает.

Кричит ему царь:

– Опомнись, служба!

Глядь, а и самому дышать уже нечем: в грудь воды набралось, и в желудке полно ее, в кишках переливается.

– Спасай меня, солдат!

Иван-солдат схватил царя.

– Агей, плыви бодрей!

Поплыл царь Агей. Видит он – спереди его рыба плывет. Рыба обернулась к нему.

– Не бойся, – рыба говорит. – Агей, это я, служба твоя!

Глянул царь на себя: и он рыбой стал.

Обрадовался царь:

– Теперь не утонем!

– Нет, никак нет! – отвечает ему рыба Иван. – Живы будем!

Плывут они далее. Из дворца уплыли, по вольной воде плывут. И вдруг перед царем прочь пропала рыба Иван. Слышит только царь: кричит ему со стороны отставной солдат.

– Эй, Агей, плыви левей, а то спереди сеть, будут в ух е тебя есть!

Услышал царь солдата, а подумать не успел – и попал он в рыбацкую сеть. Глянул царь – и рыба Иван тут же.

– Чего теперь, служба, делать будем? – спрашивает царь.

– Помирать, государь, будем.

А царю жить охота. Забился он в сети, выскочить захотел, да сеть крепка.

Вытащили рыбаки сеть наружу. Увидел царь Агей, как один рыбак схватил Ивана-рыбу, ободрал с нее ножом чешую и в котел бросил. «Ну, – подумал царь, – с меня чешую драть не будут».

Схватил рыбак царя-рыбу, отсек ей голову и ту голову прочь забросил, а туловище в котел положил. И слышит тогда царь голос отставного солдата:

– Государь ты наш батюшка, а где же твоя голова?

Захотел царь Агей ответить солдату: «А кожа твоя где? С тебя чешую всю содрали! Чего же ты не спас меня, окаянный?» – да ни сказать, ни крикнуть царь не мог: вспомнил он – головы у него нету.

Ухватил царь руками свою голову. Тут опомнился он и озираться начал. Видит царь – сидит он во дворце, как всегда бывало, сидит он на мягком стуле, а против него на тубаретке отставной солдат Иван сидит и чай из блюдца пьет.

– Это ты, Иван, рыбой был?

– Я, государь, кто же еще?

– А кто думал, когда у меня головы не было?

Иван говорит:

– Опять же я, государь. Некому было.

Вскричал тут царь на Ивана:

– Вон из моего царства иди! И чтоб духу твоего слышно не было, и чтоб люди мои не помнили тебя, а забыли!

Ушел от царя отставной солдат и чаю только полблюдца выпил. А царь Агей тотчас по всему своему царству приказал, чтоб никто не смел принимать в свой дом Ивана, отставного солдата.

Пошел Иван ходить. Куда ни пойдет, куда ни попросится: «Царь пускать тебя не велел!» – говорят и ворот ему не отпирают.

Оплошал сперва Иван. Дошел он до своей родни, и родня его не признает: царь, дескать, не велел тебя привечать. Пошел Иван далее. Что же там?

Просится Иван в избу ночевать:

– Пусти, добрый человек!

– Пустил бы, да не велено! – хозяин говорит. – А коли пущу, так разве за сказку. Умеешь ты, нет ли сказки рассказывать?

Подумал Иван:

– Умею, пожалуй!

Пустил его крестьянин ночевать.

Рассказал ему Иван сказку. Сначала хозяин слушал без охоты: «Чего, – думает, – скажет солдат! Солжет да каши попросит». Глядь – в середине сказки хозяин улыбнулся, потом задумался, а под конец сказки и вовсе себя забыл, кто он такой, – думает, что и сам он уж не мужик, а разбойник, мало того: и царь он морской, а не просто бедный, да премудрый прохожий человек либо дурак. А ведь и нет будто ничего: сидит один отставной солдат, губами шевелит и слова бормочет. Опамятовался хозяин и просит еще сказку у солдата. Тот еще рассказал, другую сказку. На дворе уже светить начало, а солдат с хозяином спать еще не ложились. Иван-солдат уж которую сказку говорит, а хозяин сидит против него и плачет отрадными слезами.

– Будет! – сказал тут Иван. – Ведь я тебе всего дела – сказку сложил. Чего зря слезы тратишь?

– Да от сказки от твоей, – отвечает хозяин, – душе счастье и уму раздумье.

– А вот царь Агей рассерчал на меня, – вспомнил Иван, – прочь велел мне уйти куда глаза глядят.

– Так тому быть и полагается, – сказал хозяин, – что царю в обиду, то народу в поученье.

Поднялся Иван с места, стал прощаться с хозяином, а тот ему говорит:

– Бери в избе что хочешь. Мне ничего теперь не жалко, а тебе в дороге, гляди, понадобится что.

– А у меня все есть, хозяин, мне ничего не надобно. Спасибо тебе!

– А не видать того, что есть у тебя!

Отставной солдат ухмыльнулся:

– А вот же и нет ничего у меня, а ты любое добро свое отдаешь. Значит, есть на что со мной меняться!

– И правда твоя, – согласился хозяин. – Ну, прощай. Да впредь заходи, гостем будешь.

И пошел с той поры Иван по дворам, по чужим деревням. Повсюду его за обещанье, что сказку скажет, и ночевать пускали и ужином кормили: сказка-то оказалась сильнее царя. Только, бывало, если до ужина он сказку начнет, то ужинать уж некогда было, и люди, кто слушал его, есть не хотели, поэтому отставной солдат прежде сказки всегда щи хлебал.

Так оно было вернее. С одной-то сказки, не евши, тоже не проживешь.

 

 

Ефим Честняков 181

 

Чудесное яблоко Сказка

 

Жили-были дедушко да бабушка, мужик да баба, и у них много ребят, – парнёков и девонек.

Пошел дедушко в лес дрова рубить и видит: стоит старая-старая яблоня, а на ней большущее яблоко.

«Мне не унести», – подумал дедушко. Яблоко росло не совсем высоко, – дедку по плечи, – а сучок, на котором оно выросло, был очень толст. Упирается дедушко обеими руками в яблоко, хочет покачнуть и плечами старается приподнять хоть немножко: нет, – тяжело…

– Ха-ха! – ровно что в лесу засмеялось.

– Мне не унести, – говорит сам себе дедушко, – лучше и не отшибать: пожалуй, на земле и мыши огложут или другие какие зверьки. Домой пойду, запрягу лошадь да и приеду сюда за яблоком. А созрело хорошо, – гляди, какое румяное, особливо с полуденной стороны.

И ходит кругом, любуется, осматривает.

– Ха-ха-ха! – опять захохотало в лесу.

– Да что это? ровно кто засмеялся, и давеча послышалось мне, – говорит дедушко. Глядит: стоит старая дуплистая осина, а в дупле сидит птица сова, и глаза круглые светятся.

– Не ты ли это подшучиваешь? – спрашивает старичок.

– Ха-ха! – засмеялась сова.

А тетерев на березе:

– Кво-кво, не унести тебе яблока.

– Я на лошади приеду, – говорит дедушко.

– И на лошади не увезти, – говорит тетерев.

А дедушко:

– Н а вот, али на паре приезжать мне?

– Хоть на тройке, на четверке; сколь хочешь запрягай лошадей – не увезти тебе яблока… кво-кво…

– Али уж такое тяжелое?

– А так… кво-кво… впрягайтесь сами все, до-выгреба, сколь вас найдется в избе.

– Ха-ха! – засмеялась сова.

Дедушко не поверил, ушел домой, запряг лошадь, никому не сказал и домашним – разбрякают-де все раньше времени, соберется народ. Приехал и подъезжает близко под яблоню, чтобы яблоко упало прямо в ондрец^[39]. Привязал лошадь, взял ядреную дубину отшибать яблоко и ходит, любуется, со всех сторон рассматривает: уж больно румяно да красиво, жаль потревожить… И захотелось дедушку потрогать его рукой. И только прикоснулся лишь пальцем, – яблоко упало прямо в ондрец. «Созрело, видно, свалилось чуть не само», – думает дедушко. Отвязал лошадь и нукает: не трогает. Сам подсобляет, и лошадь старается – ни с места ондрец.

– Ха-ха-ха! – засмеялось в дупле.

– Я тебе говорил, – квохчет тетерев.

– В самом деле, на лошади не увезти, – сказал себе дедушко, – лошадь неплохая, есть сено хорошее, ставь тут хошь колоколо, – увезла бы не хуже пары… здесь дело не в том.

Закрыл яблоко ветками на ондрец, чтобы не так приметно было, ежели бы кому случилось мимо идти, выпряг лошадь, сел верхом и поехал без ондреца домой. Приехал и говорит старухе да сыну с женой:

– Пойдемте со мной в лес, нашел диковину, сами увидите.

Пришли и не могут тронуть, как ни стараются.

– Ха-ха-ха! – засмеялось в дупле…

– Я говорил, все-де до-выгреба, – квохчет тетерев.

– Мы и то все пришли, дома только ребята остались.

– Нужно и их… кво-кво…

И пошла баба в деревню, привела всех ребят – парнёков и девонек. И только нянька с самым маленьким дома осталась… Все запряглись и стараются… Но ондрец не идет.

– Ха-ха! – сова засмеялась.

А тетерев квохчет:

– Кто дома остался?

– Да маленький с нянькой там.

– Нужно и их.

Ушли за теми. И нянька пришла в лес, на руках держит маленькаго. Сама наваливается на ондрец и свободной рукой помогает везти, и маленький ручонками прикасается. Все подсобляют, – и поехал ондрец…

– Ха-ха-ха, – засмеялось в дупле…

А тетерев на березе:

– Кво-кво…

Привезли домой яблоко, и вся деревня сбежалась, глядит:

– Кто вам дал? – спрашивают.

– Бог дал, – отвечает дедушко.

Почали. Стали пробовать: сладкое, душистое, рассыпчатое. «И мне, – просят, – и мне!» Дедушко дает всем. Вся деревня наелись, похваливают: такого-де дива не слыхивали. И ели дедушко и бабушка, мужик и баба и ихние ребята – парнёки и девоньки… Кушали сырым, и печеным, и в киселе, и перемерзлым, когда пришли холода. Соседям всем завсегда давали, особенно кто захворает. И хватило им яблока на всю осень и зиму до самого Христова дня.

 

Иванушко
(Сказка)

 

Вышел Иванушко на крылечко красной весной. Сияет солнышко… травки зеленеют, цветочки цветут, пташки поют. И слышит: «Кирлы-мурлы, кирлы-мурлы…» – высоко в небесах летят веревки гусей-лебедей.

– Гуси-лебеди! Спуститесь на землю к нашей избушке… унесите меня, куда желаю.

Услыхали гуси-лебеди; ниже и ниже, ближе и ближе подлетают к Иванову дому… и опустились у самаго крыльца.

– Ка-ка-ке… садись к нам на спину… куда тебе надо?

– Да охота побывать, где вы живете…

– Садись, унесем.

Сел Иванушко на гусей-лебедей, и полетели…

Выше и выше… Прощай, деревня!.. все дальше и из виду вон пропала. Летят высоко, а внизу видно деревни, поля, горки-пригорки, речки-ручьи и река широкая в зеленых берегах. Идут плоты по реке, греби скрипят, огоньки горят, плотовики меж собой перекликаются. И сидят у шалашек девицы да бабы, песенки распевают. И видят гусей-лебедей, а не знают, что гуси-лебеди несут парнёка: далеко – не различить, ровно точка какая темнеет; и не догадаются, что такое, незнаючи.

Дальше и дальше летят. Лес пошел гуще: елки да сосны, березы, осины, деревья разные. Пролетели волок большой. Опять видит Иванушко избы с дворами… житницы, овины и бани, всякие лачуги, мякинницы, соломенники, погребушки… и церкви. Народ ходит. Малые ребята указывают пальцами на гусей-лебедей. А они тут летели не совсем высоко. И увидали люди Иванушка:

– Ай, ай!.. глядите-ка…

А гуси-лебеди скорехонько пронеслись над деревней, уже над лесом летят; и дальше все лес, кажется, и конца ему нет.

Долго так над лесами летели…

– Скоро ли ваши-то дома? – спрашивает Иванушко.

– Скоро… вон за этим перелеском большое озеро… там мы и живем…

Прилетели на озеро, – и видимо-невидимо плавает всякой водяной птицы: лебеди, утки, гуси, гагары:

– Ка-ка-ка… ке-ке… вот какого гостя к нам принесли…

И посадили парнёка на зеленый бережок, на сухие коч е чки…

Там ягодки растут – князеничинки^[40], морошинки да клюковки… И там гнезда гусей-лебедей и всяких птиц водяных.

Сидит Иванушко на хорёчке^[41] да ест ягодки-князеничинки… Его окружили мамушки-нянюшки птицыны, ягодками кормят, всяко забавляют, в красивых шапочках, шляпках, платочках… Мительки^[42] летают, коростели к е ркают, кулички куликуют… чайки кричат, соловейки поют. Ходят и летают пташки разряженные… в разных сарафанах, рубашках: в беленьких, сереньких, пестреньких, красненьких, синеньких, голубеньких, желтеньких, аленьких, зелененьких – всяких разноцветных… Походят и побегают, постоят и посидят и полетают… В тени и на солнышке… по земельке гуляют… На озере плавают… ныряют в воде, и на крыльях летают…

Играет Иванушко с ребятами-лебедятами да с девицами-лебедицами, гуляет по садам и цветочкам, в ягодках разных…

Забыл и про дом… А когда вспомнил – и говорит:

– Хорошо мне у вас, да стосковался по доме…

Простился со всеми, и понесли его домой гуси-лебеди.

Летят-летят: опять внизу леса да деревни.

И говорят гуси-лебеди:

– В тот раз мы забыли побывать у дедушка-медведушка – знакомый, тут живет в лесу… не желаешь ли к нему ночевать?

– Ладно… – говорит. И осередь дремучего леса опустились на землю. Елки и сосны стоят толщиной чуть не с избу.

А медведушко сидел в черничнике, ел ягоды.

– А… здор о во, здор о во… а это кто?

– Да вот носили к себе в гости… Ночевать не пустишь ли?

– Просим милости… ко мне залетайте во всякое время…

И повел в свою избушку, накормил-напоил, ягод нанес – потчует.

– А старуха твоя, медведица, где?

– Ушла по ягоды… скоро придет…

Пришла медведица, полный кузов ягод ставит на лавку:

– Ух, как устала… Али гости у нас?.. вот и ладно. Мы попотчуем сыроехой из свежих ягод да черничным киселем… и еще испеку пшеничных лепешек.

– Мы уже все пробовали, – сказал медведь, – только лепешек не пекли.

А медведица говорит:

– Я сейчас затоплю печку – живочко напеку – поедят горяченьких, в ягодках вареных.

Скоро затопилась печка, ясно загорелись дровца сухие. Напекла лепешек и всех накормила.

Ночевали у медведушков, а утром отправились в путь.

Прилетели в Иванову деревню, посадили его на крыльцо и сказали:

– Ежели будет нужно когда, выйди на крылечко, кликни нас: «гуси-лебеди», – мы и прилетим.

Иванушко стал останавливать:

– Останьтесь да погостите…

– Нет, пора нам…

Сказали и улетели. Увидали Иванушка домашние – все обрадовались.

А он стал рассказывать, где был.