Перестройка и разрушение логического мышления

В гл. 6 мы говорили, что рациональное логическое мышление уязвимо, посредством манипуляции в него можно внедрять «программы-вирусы», так что люди, отталкиваясь от очевидных фактов, приходят к ложному, а иногда и абсурдному умозаключению. Когда этот процесс захватывает значительную часть интеллигенции, весь народ в целом становится беззащитным против манипуляции- его поводыри бросаются за любым блуждающим огоньком.

Массированная программа по разрушению логического мышления началась в СССР сразу после того, как новая интеллектуальная бригада Горбачева приступила к реализации доктрины перестройки. Уже первые шаги делались под прикрытием дымовой завесы новояза, эпитеты интеллигентный, компетентный, научный стали высшей похвалой. Уж как потешались над Брежневым и всей «геронто­кра­тией» за их примитивные силлогизмы. На политической трибуне прочно утвердились академики - Примакова сменял Велихов, Сахарова Лихачев, и так бесконечной вереницей. Тесный альянс об­щест­воведов (типа Г.Попова и Т.За­слав­ской), партийных идеологов (типа Г.Бурбулиса и А.Яков­лева) и уче­ных-естественников (типа А.Мурашева и C.Ковалева) выра­бо­тал совершенно небывалый стиль политических деба­тов. Благодаря мощным средствам массовой информации он был навязан общественному сознанию и стал ин­стру­ментом для его шизофренизации.

Рассуждения стали настолько бессвяз­ными и вну­тренне противоречивыми, что многие всерьез поверили, будто жи­телей крупных городов кто-то облучал неведомыми «психо­тропными» лучами. Вспомним, как бывший многолетний декан экономического факультета МГУ Г.Попов убеждал народ, что приватизация торговли приведет к изобилию товаров. И ладно бы только идеолог-экономист говорил такое. То же самое пов­то­рял человек с явно научным образова­нием на одном митинге. Когда я спросил его, на чем основана его убе­ж­денность - ведь продукты не производятся в магазине - он без тени сомнения ответил: «На Западе магазины частные - и там все есть!».

Массовая утpата здpавого смысла, способности кpитически оце­нивать утвеpждения, довеpие к са­мым абсуpдным обещаниям - все это под­твеpждается множеством фактов. Вот видный деятель пишет в pеспектабельном жуpнале «Ме­ж­­ду­наpодная жизнь» о необходимости «pеально оценить наш pубль, его покупательную способность на сегодняшний день» (в начале 1991 г.). Пpед­лагаемый им метод до пpедела пpост и столь же аб­суp­ден: «Если за него (pубль) дают 5 центов в Нью-Йоpке, значит он и стоит 5 центов. Дpугого пути нет, ведь должен же быть какой-то pеальный кpитеpий». Ясно, что сознание этого деятеля расщеплено. Почему «дpугого пути нет», кpоме как попы­таться пpодать pублевую бумажку в Нью-Йоpке? Кому нужен pубль в Нью-Йоpке? А pеальная цен­ность pубля на той теppитоpии, где он выполняет функции де­нег, была известна - 20 поездок на метpо. То есть, рубль был эквивалентом количества строй­материалов, энергии, машин, рабочей силы и других реальных средств, достаточного чтобы построить и со­дер­жать «частицу» московского метро, «производящую» 20 поездок. В Нью-Йоpке потpебная для обес­печения такого числа поездок сумма pесуpсов стоила 30 доллаpов[227].

А вспомним первые выборы народных депутатов СССР! Однажды целой группе конкурентов был задан один вопрос: «Считаете ли вы, что гласность должна иметь какие-то пределы?». И с телеэкрана все они до одного (а это были весьма почтенные интеллигентные люди) заявили совершенно безумную вещь: гласность должна быть абсолютной, никаких ее ограничений они, буду­чи депутатами, не допустят. И это - вопреки здравому смыслу, вопреки всем антиутопиям Набокова, Замятина, Оруэлла, которых они уже начитались. Ведь полная «прозрачность» (а слово глас­ность так и переводится на западные языки) и означает тоталита­ризм. О каких правах человека может идти речь при «неограни­чен­ной гласности», когда не может укрыться ни одно твое движение, ни одна мысль? Заметим, что эта болезнь демократической интеллигенции - расщепление логики - вызревала довольно давно. Бациллы для создания массовой эпидемии выращивались в идеологических лабораториях два десятилетия[228].

Не лучше и мышление «прагматиков». Так получилось, что с 1990 г. меня неоднократно привлекали к экспертизе важных законо­проектов. Каждый раз ознакомление с документом вызывало шок. Поражали даже не идеи с людоедским оскалом. Шок вызывала странность утверждений, явная шизофреничность логики. И когда видишь авторов этих документов - образованных людей в пиджаках и галстуках, имеющих семьи, - охватывает ощущение чего-то нереального. В каком мы театре находимся? Когда же такое бывало!

Вот проект Закона о предпринимательстве (1990 г.). Подготовлен научно-промышленной группой депутатов, стоят подписи Владиславлева, Велихова, дру­гих пред­ставителей интеллектуальной элиты. И совершенно несовместимые друг с другом бредовые утверждения и заклинания­. «В нашем обществе практически отсутствует иннова­ционная активность!». Ну подумали бы, может ли в принципе су­щест­вовать такое общество. Инновационная активность про­ни­зывает жизнь буквально каждого человека, это - его биоло­ги­ческое свойство. Да если говорить об экономике: сами же утверждают, что она в основном работала на оборону, но в производстве воору­жений инновационный потенциал советской промышленности был безусловно и вне всяких сомнений исключительно высок. То есть, наша экономика в основной своей части была высоко инновационной.

Или еще тезис: «Госу­дар­ство не должно юридически запрещать никаких форм собст­венности!» - и это после стольких веков борьбы за запрет рабства или крепостного права (а ведь возрождение рабства - реальность конца ХХ века). «Государство должно воздейст­вовать на хозяйственных субъектов только экономическими метода­ми!» - во всем мире «хозяйственные субъекты» весьма часто ока­зы­ваются в тюрьме, а у нас, значит, бей их только рублем. «Основным кри­терием и мерой общественного признания общественной полезности деятельности является прибыль!» - но тогда да здравствует нарко­бизнес, норма прибыли у него наивысшая. Ну не бред ли за подписью академиков?

В выступлениях идеологов, особенно из ученых, бросалось в глаза принципиальное (как бы наивное) отрицание накопленного человечеством навыка логического мышления. Сами став первой жертвой операции по расщеплению сознания, они заражали этой искусственной шизофренией массу. В их выступлениях была чуть ли не мистическая тяга сказать нечто прямо противоположное знанию и опыту - причем сказать в связи с очень важным положением, на котором они и выстраивали свою идеологию.

Вот передача «Момент истины». На экране Святослав Федоров требует «полной свободы» предпри­ни­ма­те­лям и доказывает, что частная собственность - естественное право человека. Что питекантроп пре­вра­тился в человека именно тогда, когда получил собственность, а без нее человек превращается обратно в питекантропа. И при этом наш знаток «естественной истории» постоянно обращает внимание на то, что он - профессор. А надо бы про­фес­сору вспомнить, что при общинном строе люди (похожие на пите­кан­тропов не больше, чем самый цивилизованный предприниматель) жили в 2 тысячи раз дольше, чем при частной собственности. Но кульминацией рассуждений С.Федорова был убийственный аргумент против вмешательства государства в хозяйственную деятельность. «Экономика, - говорит С.Федоров, - это организм. А в организм вме­шиваться нельзя - он сам знает, что ему лучше. Мы вот сидим, разговариваем, а печень себе работает, как надо». От кого же мы это слышим? От профессора медицины! Да не просто врача, а хирур­га! Он всю свою жизнь только и делает, что вмешивается в деятельность организма, да не с лекарствами (хотя и это - очень сильное вмешательство), а со скальпелем, и прямо в глаз. Каким же расщепленным должно быть сознание человека, чтобы выбрать именно ту аналогию, которая действует прямо против его собственного тезиса.

Элементарный акт мышления всегда связан с диалогом, с оппози­цией утверждений. Мы же наблюдаем полный разрыв с диалогичностью, полный отказ демократической интеллигенции от ответа оппонентам. Это делается с помощью самых тупых приемов - молчания или идеоло­гических штампов (вроде «мы это уже проходили»). Все помнят, как писатель Юрий Бондарев задал Горбачеву вопрос: «Вы подняли в воздух самолет, а куда садиться-то будете?». Что здесь обидного или реакционного? Вполне естественный вопрос разумного человека. Об ответе и речи не было, но какую же ненависть вызвал Ю.Бондарев у всей либеральной интеллиген­ции! И ведь эта ненависть нисколько на утихла сегодня, когда мы все убедились, насколько прозорлив был вопрошающий.

Отключение от рациональных критериев стало общим, массовым явлением прежде всего в среде интеллигенции. Так, интеллигенция, в общем, поддержала удушение колхозов как якобы неэффективной формы производства. И ей не показалось странным: в 1992 г. пра­ви­тель­ство Гайдара купило у рос­сий­ско­го села 21 млн. т зерна по 12 тыс. руб. (около 10 долл.) за тон­ну, а у западных фермеров 24,3 млн. т по 100 долл. за тонну. Почему же «неэффективен» хозяин, поставляющий тебе товар в десять раз дешевле «эффективного»? То же с молоком. Се­бе­сто­имость его в колхозах до реформы была 330 руб. за тонну, а у фермеров США 331 долл. - при фантастических дотациях на фуражное зерно, 8,8 млрд. долл. в год (136 долл. на каждую тонну молока)!

Как шел процесс иррационализации, навязанный службами «архитекторов перестройки»? Не будем лезть в дебри логики и теории доказательства. Рассмотрим структуру простых логических построений, которую используют политики и средства массовой информа­ции. Аристотель называл их энти­ме­мами (риторическими силлогизмами) - неполно выраженными рас­суж­дениями, пропущенные элементы которых подразумеваются. Вот схема разумного, хотя и упрощенного, рассуждения:

 

Данные (Д)--------- Квалификация (К) ------ Заключение (З)

¦ ¦

Поскольку (Г) ----- Оговорки (О)

¦

Ведь (П)

В популярной книге А.Моля читаем: «Аргументация определяется как движение мысли от принятых исходных данных (Д) через посредство основания, гарантии (Г) к некоторому тезису, составляющему заключение (З)». Подкрепление (П) служит для усиления «гарантии» и со­дер­жит обычно хорошо известные факты или надежные аналогии. Квалификация (К) служит количественной мерой заключения (типа «в 9 случаях из 10»). Оговорки (О) очерчивают условия, при ко­то­рых справедливо заключение («если только не...»).

В митин­го­вых, крайне упрощенных рассуждениях обычно остаются лишь глав­ные три элемента: Д-Г-З. Но это - абсолютный минимум. Аргументация ответственных политических дебатов намного сложнее, в них требуется, напри­мер, отдельно обосновывать и выбор данных, и надежность гаран­тии, и методы квалификации. Что же мы наблюдали в процессе перестройки и реформы? Из аргумента­ции были сначала полностью исключены подкрепления, оговорки и квалификации. А затем была разрушена и минимальная триада - была изъята или чудовищно искажена гарантия.

Вот уже упомянутый пример с приватизацией торговли:

Д: в государственных магазинах нет товаров;

Г: в частных магазинах США и ФРГ изобилие товаров;

З: если приватизируем магазины, наступит изобилие.

Достаточно ввести в этот силлогизм мало-мальски честную ого­вор­ку: «если только дело не в доступности цен для широких масс населения», как становится очевидной несостоя­тельность самой гарантии: в США полки магази­нов ломятся не потому, что магазины частные, а потому, что цена ограничивает покупательную спо­собность населения. Потому и в России достигнуто «изобилие на прилавках», что резко повышены цены и снижены доходы, а вовсе не вследствие приватизации магазинов.

Но оговорка не вводится, а ква­ли­фикация заменяется просьбой поверить в абсолютную надеж­ность заключения (на этот счет А.Моль замечает: «Как показано в исследованиях массовой пропаганды, ложь должна сообщаться без всяких оговорок, лишь истина может позволить се­бе роскошь быть спорной»). И подготовленная таким образом пуб­ли­ка спокойно воспринимает даже в августе 1992 г. уверения Ель­цина, что с осени «начнется наполнение потребительского рынка товарами». Хотя всем было известно, каков спад производства и на­сколь­ко меньше товаров поступало в розничную сеть (в 1992 г. наполнение товарами упало на 40 процентов, после того как этот показатель упал уже в 1991 г.). Сегодня правительство не может выплачивать зарплату и пенсии уже и потому, что сразу обнаружится страшный дефицит товаров и продовольствия (летом 1996 г. в Воронеже «резко» выплатили долги по зарплате и пенсиям, и в два дня полки магазинов опустели).

Утрата навыка умозаключений подтверждается поразительным нежеланием среднего гражданина вникнуть в вопрос, даже когда информация вполне доступна. Вот, политики-демократы перед выборами и 1993, и 1995 годов создавали устойчивое мнение, что высокие цены на хлеб вызваны «диктатом аграрного лобби». Но ведь структура цены буханки известна, и нужные для рассуждений данные просты и доступны. Из центральных газет осенью 1995 г. можно было узнать: на четвертый квартал 1995 г. была установлена закупочная цена на пшеницу III класса твердую 600 тыс. руб. за тонну и на пшеницу мягкую ценную 550 тыс. руб. Рожь закупалась по государственной цене 350 тыс., а на рынке (бирже) по 550 тыс. за тонну.

Таким образом, хлебозаводы Москвы до Нового 1996 года платили за килограмм лучшей пшеницы 600 руб. Этого килограмма хватает, чтобы испечь две буханки, значит, на одну буханку уходило пшеницы на 300 руб. То есть, «аграрное лобби» имеет касательство только к той части цены буханки хлеба, которая составляет 300 рублей. Именно внутри этой суммы сколько-то рублей может быть обусловлено давлением этого «лобби» - сумма по сравнению с ценой буханки на прилавке (3 тыс. руб.) в любом случае ничтожная.

Расходы на помол, выпечку и торговые издержки при советской системе составляли 1,1 от стоимости пшеницы. Говорят, рынок эффективнее (да и зарплата по сравнению с советским временем ничтожна). Ну пусть даже эти издержки не уменьшились. Все равно, реальная себестоимость буханки хлеба на московском прилавке равна двукратной стоимости пшеницы, пошедшей на эту буханку. Значит, в конце 1995 г. эта себестоимость была равна 600 рублей. А цена-то была 3 тысячи рублей! «Накрутки» созданный Чубайсом невиданный в истории рынок может, разумеется, сделать сколь угодно большими - никакого отношения к ним ни колхозники, ни совхозы, ни фермеры не имеют.

То же в декабре 1993 г. Батон хлеба в Мо­с­кве стоил 230 руб. Он был испечен из 330 г. пшеницы уро­жая 1992 года. За это количество пшеницы правительство обещало селу заплатить 4 рубля. Выпечка хле­­­ба не мо­жет быть дороже муки. Куда пошли 222 рубля из 230? Но об этом думать никто не желает - легче испугаться «аграрного лобби». И ведь положение не меняется. Сейчас, весной 2000 г., батон белого хлеба весом 380 г. стоит в Москве 6 руб. Он выпечен из 200 г. пшеницы. Такое количество пшеницы стоило в декабре 1999 г. на рынке 34 коп. (1725 руб. за тонну). Себестоимость превращения пшеницы в хлеб с доставкой его к прилавку равна 110% от стоимости пшеницы, то есть для одного батона 38 коп. Итого реальная себестоимость батона равна 72 коп. А на прилавке его цена 6 руб. Таков масштаб «накруток» на пути от пшеницы до хлеба - 733%!

Предоставляю самому читателю применить простую методи­ку логической проверки и к другим известным лозунгам и силлогизмам (например, тому, который был положен в основу президентского указа о землепользовании конца 1991 г.: «В Голландии один фермер кормит 150 человек - Надо не позже первого квартала 1992 г. ликвидировать колхозы - Тогда у нас будет изобилие продуктов»).

Важным средством отключения здравого смысла был крайний тоталитаризм утверждений, которые были обрушены на головы слушателей, читателей и зрителей. Сначала из рассуждений была устранена необходимая часть энтимемы - квалификация, количественная мера утверждения. А потом мало-помалу перешли к жестким тотальным, абсолютным выводам, которые уже не допускали полутонов и поиска меры, а расщепляли реальность на черное и белое.

Когда в конституционном суде адвокат Макаров и сподвижник Сахарова С.Ковалев утверждали, что все (!) действия КПСС были преступными и настаивали на этом, то дальнейший разговор был бесполезен - никакой разумной дискуссии при таком обращении с логикой быть не может. Помню, что когда на том суде С.Ковалев заявил: «Все действия КПСС были преступны», Зорькин так и подпрыгнул: неужели все до единого? Ну признай, что сказал ради красного словца. Нет, все до единого! Прошло два года - нисколько С.Ковалев не подрос. «Все сообщения о вой­не в Чечне - ложь! Все фразы, а часто и все слова до единого!». Опять недоумение у собеседника: как же такое может быть? «Да, все слова до единого - ложь!».

Но попробуйте препарировать в виде энтимемы лю­бое крупное утверждение «архитекторов» - почти во всех видна эта логи­ка. «Иного не дано», «Так жить нельзя», «Конституционный порядок в Чечне должен быть установлен любой ценой». Вдумались бы в смысл этих тоталитарных утверждений! Ведь они определили сам тип мыслительного аппарата этих десяти лет. Как это любой ценой? Как это иного не дано?

Конечно, это сильно действовало на массовое сознание - ведь всех этих людей нам представляли как цвет интеллектуальной элиты. Вот, известный автор, «историк» А.С.Ципко заявляет: «Не было в истоpии человечества более патологической ситуации для человека, занимающегося умственным тpудом, чем у советской интеллигенции. Судите сами. Заниматься умственным тpудом и не обладать ни одним условием, необходимым для постижения истины». Представляете, в СССР человек умственного труда не обладал ни одним условием для постижения истины. Ни одним! Ну разве это умозаключение человека с нормальной логикой и здравым смыслом?

А вот другой известный активист и советник президента Ельцина, А.Мигранян: «Разрушая все органические связи, отчуждая всех от собственности и власти, данный режим... Вот почему никогда в истории не было такого бессилия отдельного человека перед властью». Ну как можно вести диалог с человеком, который в одном абзаце утверждает, что при советском строе был многомиллионный класс бюрократии, которая захватила собственность и власть, а в другом - что этот режим всех отчуждал от собственности и власти. И что не было во всей истории, включая правление царя Ирода и Пол Пота, большего бесправия, чем в СССР вплоть до прихода демократов. И ведь все это - без психотропных лучей.

Там, где средства массовой информации выполняют мощную и концентрированную программу манипуляции сознанием, возможности отключения здравого смысла действительно впечатляют. Сегодня мы можем довольно полно восстановить две таких программы - антисоветскую и националистическую (во многих местах они совпадали). Высказывания Ципко и Миграняна - плод антисоветской программы.

На Украине антисоветская и антирусская программа расколола общество, но свои следы оставила на массовом сознании в целом. В октябре 1997 г. я был в Киеве, и меня повели на экскурсию в Киевско-Печерскую Лавру. В центре ее - руины старейшего на Руси Успенского собора. Он был взорван в конце 1941 г. Всегда считалось, что он был взорван занявшими Киев немцами, это зафиксировано на Нюрнбергском процессе. Но теперь, на волне перестройки, возникла новая «истина» - собор взорвали коммунисты, следуя приказам из Москвы. Эту версию излагают экскурсоводы, а посетители стоят и кивают. Насколько я знаю, интеллигенция Киева это проглотила и никто не воззвал к здравому смыслу и не попытался построить логическое рассуждение.

Во-первых, зачем Москве было уничтожать христианскую святыню, если еще до начала войны в идеологии был сделан упор на патриотизм и Церковь была привлечена к организации Отечественной войны? Такие крупные несовместимости главной стратегии и практических дел встречаются редко и требуют объяснения. Тут же никакого объяснения никто не дал и не потребовал.

Во-вторых, и еще более очевидно: не могут подпольщики в центре оккупированного города, да еще на этапе сокрушительных поражений своей армии, проникнуть в обнесенный стеной монастырь и заложить под стены огромного собора несколько тонн взрывчатки, а потом каким-то образом взорвать ее. Это мог бы совершить только такой герой, как малолетний Борис Ельцин, который украл гранату и бил по ней молотком, но его в Киеве в то время не было.

На этот довод отвечают: взрывчатку русские могли заложить перед отступлением из Киева. Но в самом же музее Лавры висят большие фотографии: монастырь занят немцами, на экскурсию прибыла пышная процессия, рейхсминистр Розенберг в сопровождении наместника Украины гауляйтера Коха осматривает Успенский собор. Нелепо думать, что иерархи Рейха такого ранга придут на экскурсию в собор без того, чтобы помещение сначала осмотрели минеры. А ведь речь идет об огромных количествах тола. Поразительно, что экскурсоводы старательно тычут указкой в фотографии - вот Розенберг, вот Кох, вот вся пышная свита. А потом переходят к несуразице о русских подрывниках.

Архитектор Гитлера А.Шпеер поехал осмотреть Успенский собор и был очень раздосадован, что его уже взорвали. Он пишет в мемуарах: «На месте одной из самых знаменитых церквей Киева я обнаружил груду развалин. Мне рассказали, что при Советах здесь находился склад боеприпасов, который затем по неизвестной причине взлетел на воздух. Позднее Геббельс рассказал мне, что на самом деле рейхскомиссар Украины Эрих Кох решил уничтожить символ ее национальной гордости и приказал взорвать церковь. Геббельс был крайне недоволен его поведением».

Объяснение самих фашистов (Геббельса) вполне логично и не противоречит здравому смыслу. А пущенная версия о складе боеприпасов неубедительна. Никто бы не привез министра на экскурсию в собор, заваленный ящиками с боеприпасами (даже если бы «Советы» были такими идиотами, чтобы устраивать склад в центре Киева и именно в Успенском соборе). Кроме того, взорван именно собор, причем квалифицированно, так что стоящие рядом строения монастыря (колокольня, церкви, палаты) не пострадали. Так не может быть при взрыве склада боеприпасов. Все эти доводы сразу приходят на ум посетителю, которого предварительно не полоскали в потоке антирусской пропаганды. А люди, в этом потоке живущие, нелепостей «новой истины» не замечают. Странно, что и церковные власти (а Лавра принадлежит Московской Патриархии) молчаливо потакают своим экскурсоводам.

Регресс в качестве рассуждений был вызван и тем, что реформаторы и их интеллектуальные службы стали грубо нарушать критерии подо­бия, согласно которым выбираются факты и ана­ло­гии для аргументации. Если эти критерии не соблюда­ют­ся, то силлогизм вообще остается без основания, то есть вы­рож­дается в иррациональное утверждение. Еще раз вспомним метафору рыночников: «нельзя быть немножко беременной». Мол, надо полностью разрушить плановую систему и перейти к стихии рынка. Но ведь никакого подобия между беременностью и экономикой нет. Более того, реальная экономика и не признает «или - или», она, если хотите, именно «немножко беременна» многими хозяйственными укладами. Поскольку все указания спе­циа­лис­тов на постоянные ошибки такого рода были реформаторами проигнорированы, речь идет о сознательных акциях по разрушению логики.

Диверсия против логики - во всех ссылках на За­пад как на последний аргумент, которому все должны безого­во­рочно верить (не будем даже придираться к тому, что и сама за­падная действительность при этом представлена ложно). Постоянно повторялось рассуждение о том, что СССР не должен произ­во­дить стали больше, чем США. Смешно даже говорить о каких-то кри­териях подобия, дающих основание для привлечения США в ка­честве образца. Или, вспомним, мы слышали и слышим такое: «Бри­тан­ская Империя распалась - значит, и СССР должен был рас­пасть­ся!». И никаких обоснований. А почему сравнивают с Британской им­пе­рией, а не с Китаем и не с Соединенными Штатами? Или и они должны распасться и именно сегодня? А главное, из тезиса о правомерности распада СССР с неизбежностью следует, что и Российская Федерация должна распасться - ведь она точно такая же империя, какой был СССР. Ну, чуть поменьше, но это дела не меняет.

Критерии подобия нарушаются во всех смыслах - и когда в качестве аналогии привлекают совершенно несопоставимые явления, и когда с разными мерками подходят к событиям одного порядка (как в случае суда над Хонеккером). Огромное значение для подрыва СССР имели события в Тбилиси в 1989 г. Предположим даже, что они не были провокацией и что действительно кто-то погиб от саперных лопаток десантников, которым приказали очистить площадь от митингующих. Возмущение либеральной публики просто не имело предела - армию заклеймили до всякого разбирательства. И вот организаторы того митинга, как бесстрастно сообщило телевидение, «наносят ракетно-бомбовые удары по городу Гагра». Ракетно-бомбовые! По курорту, жемчужине Кавказа! По площадям, не надеясь попасть конкретно в своих врагов-абхазов, а просто уничтожая все живое и систему жизнеобеспечения города. И никакой реакции со стороны демократов! И что поразительно - сопоставляя сегодня бомбардировку Гагры с событиями в Тбилиси, демократ опять искренне уверен, что разгон митинга был несравненно более тяжким преступлением (так и говорил А.Н.Яковлев в беседе с Карауловым в августе 1996 г.).

Демонстративно игнорируются крите­рии подобия и в главной социально-философской идее перестройки: отказе от патерналистского государства и переходе к государству либеральному. Основанием для этого опять берется аналогия с западной цивилизацией (и даже именно с ее англо-саксонским крылом). Надо заметить, что в этом своем ли­беральном экстремизме наши демократы отметают даже концепцию (тоже западную) «социального государства», то есть такой ответственности государства перед граждана­ми, которая диктуется хотя бы соображениями безопасности. Разве не удивительно: во всей демократической прессе ни разу не дали слова таким либеральным социал-демократам, как Улоф Пальме, Вилли Брандт или Оскар Лафонтен.

Впрочем, требо­ва­ние изложить критерии подобия сопряжено хоть с какой-то интеллекту­альной изощренностью, а наша публика легко принимает даже такие вульгарные подтасовки в силлогизмах идеологов, как т.н. «бабий аргумент». Это - предложение ложных, абсурдных альтернатив (вот классический пример спора: «Вы несправедливы к N» - «Что же, я на него молиться должна?»). Ведь на протяжении дессяти лет мы видели, как любому критику проек­та перестройки или реформ Гайда­ра-Чубайса рот затыкали именно таким аргументом: «А, так вы, значит, хотите вернуться к сталинским репрессиям!».

Вспоминая сегодня все то, что пришлось слышать и читать за последние десять лет у наших новых идеологов, можно утверждать, что они сознательно и злонамеренно подорвали существовавшую в Рос­сии культуру рассуждений и привели к тяжелой деградации общественной мысли. Ее способность противостоять манипуляции была резко снижена.

Аутизм интеллигенции

В гл. 8 говорилось о том, какое место в манипуляция сознанием занимает воображение. Особое значение приобретает создание фантастических образов для того, чтобы увлечь массы людей, на время превращенных в толпу и потерявших чувство ответственности. В этом состоянии они обретают особый тип мышления - аутистического. Именно этого сумела достичь в годы перестройки идеологическая машина, и выйти из этого состояния оказалось очень нелегко.

Цель реалистического мышления - создать правильные представления о действительности, цель аутистического мышления - создать приятные представления и вытеснить неприятные, преградить доступ всякой информации, связанной с неудовольствием (крайний случай - грезы наяву). Двум типам мышления соответствуют два типа удовлетворения потребностей. Реалистическое - через действие и разумный выбор лучшего варианта, с учетом всех доступных познанию «за» и «против». Тот, кто находится во власти аутистического мышления, избегает действия и не желает слышать трезвых рассуждений. Он готов даже голодать, пережевывая свои приятные фантазии.

Для манипуляции сознанием важен тот факт, что два типа мышления не только взаимодействуют (в норме), но и находятся в конфликте. И если каким-то способом удается отключить или подавить реалистическое мышление, то аутистическое мышление доделывает эту работу, тормозя здравый смысл и получая абсолютный перевес. Это в мягкой форме отражено в солдатской песне: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить».

Аутистическое мышление - не «бредовый хаос», не случайное нагромождение фантазий. Оно тенденциозно, в нем всегда доминирует та или иная тенденция, тот или иной образ - а все, что ему противоречит, подавляется. Для того, чтобы манипулировать сознанием путем усиления аутистического мышления, необходимо хорошо знать структуру желаний в разных слоях общества, особенно желаний навязчивых. В основном, конечно, навязчивые желания, становящиеся аутистическими тенденциями, специально культивируются в обществе с помощью всех средств культурного воздействия (в СССР, например, большую роль играли анекдоты и популярные юмористы - Жванецкий, Хазанов и др.; они недаром оказались впоследствии важными идеологическими кадрами реформы).

Главное в аутистическом мышлении то, что оно, обостряя до предела какое-либо стремление, нисколько не считается с действительностью. Поэтому в глазах людей, которые сохраняют здравый смысл, подверженные припадку аутизма люди кажутся почти помешанными. В главе 6 уже приведен хорошо изученный случай массовой приверженности аутистическому мышлению - вера в получение огромных дивидендов от фирмы «МММ». Но ведь это был типичный случай. Просто манипуляторы в разных случаях эксплуатировали разные тенденции и стремления.

Вот простой пример того, как в массовое сознание накачивался аутизм. Летом 1991 г. несколько научных групп провели расчет последствий «либерализации цен», которую осуществил уже Ельцин в январе 1992 г. Расчет проводился по нескольким вариантам, но общий вывод дал надежное предсказание, оно полностью сбылось в январе. Результаты расчетов были сведены в докладе Госкомцен СССР, доклад этот в печать допущен не был, специалисты были с ним ознакомлены «для служебного пользования». Но дело не ограничилось умолчанием. Одновременно с появлением этого доклада в массовую печать дали заключения «ведущих экономистов», которые успокаивали людей.

Так, популярный «Огонек» дал такой прогноз корифея рыночной экономики Л.Пияшевой: «Если все цены на все мясо сделать свободными, то оно будет стоить, я полагаю, 4-5 руб. за кг, но появится на всех прилавках и во всех районах. Масло будет стоить также рублей 5, яйца - не выше полутора. Молоко будет парным, без химии, во всех молочных, в течение дня и по полтиннику» - и так далее по всему спектру товаров. Молоко парное (!) в течение всего дня - не чудеса ли. Ведь не может быть парного молока в московском магазине, тем более «в течение дня». Парное молоко - это только что надоенное, еще не остывшее, из-под коровы.

Разумеется, весь этот прогноз - чистейшей воды манипуляция. Она вопиюще груба, казалось, ни один здравомыслящий человек не должен был поверить этому «прогнозу». Но сознание людей было уже настолько подготовлено к тому чтобы верить в самые нелепые приятные фантастические образы, что читатели «Огонька» действительно верили Л.Пияшевой. И даже сама жестокая реальность либерализации цен, при которой мясо быстро поднялось в цене до 20 тысяч (!) рублей, нисколько эту веру не поколебала. Л.Пияшева уже после 1992 г. стала доктором экономических наук и признанным «экспертом» в области российской экономики.

Вспомним один из фундаментальных лозунгов перестройки, который противоречит элементарной логике, но был с восторгом воспринят интеллигенцией. А.Н.Яковлев выкинул его в августе 1988 г.: «Нужен поистине тектонический сдвиг в сторону производства предметов потребления». Этот лозунг, который прямо взывал к аутистическому мышлению, обосновывал начавшееся разрушение хозяйства (советский строй подрывался прежде всего с этого края). Лозунг А.Н.Яковлева сразу претворился в резкое сокращение капиталовложений. Была остановлена наполовину выполненная Энергетическая программа, которая надежно выводила СССР на уровень самых развитых стран по энергооснащенности (сегодня Россия по обеспеченности этим необходимым для любого хозяйства ресурсом быстро опускается ниже стран третьего мира). А ведь простейшие вык­лад­ки показали бы неразумный, с точки зрения интересов населения, ха­рак­тер лозунга А.Яковлева.

Человек с реалистическим со­з­нанием спросил бы себя: каково назначение экономики? И ответил бы: создать на­деж­ное производство ос­нов­ных условий жизнеобеспечения, а затем уже наращивать произ­водство «приятных» вещей. Что касается жизнеобеспечения, то, например, в производ­стве стройматериалов (для жилищ) или энергии (для тепла) у нас не толь­­­ко не было избыточных мощностей, но надвигался острейший го­лод. Да и вся теплосеть страны была в ужасном состоянии, а это - металл. Проблема продовольствия прежде всего была связана с большими потерями из-за бездорожья и острой нехватки мощностей для хранения и переработки. Закрыть эту дыру - значило бросить в нее массу металла, стройматериалов и машин. Транспорт захлебывался, героиче­ским трудом железнодорожники в СССР обес­пе­чивали провоз через километр пути в шесть раз больше гру­зов, чем в США и в 25 раз больше, чем в Италии. Но близился срыв - не было металла даже для замены изношенных рельсов и костылей. И на этом фоне «архитектор» призывал к «тектоническому» изъятию ресурсов из базовых от­ра­слей, гарантирующих и выживание, и возможность производства товаров потребления. Еще поразительнее та легкость, с которой был проглочен сов­сем уж нелепый тезис: надо сократить производство стали, ибо СССР производит ее больше, чем США.

Аутизм нашей интеллигенции достиг в перестройке небывалого уровня. Ведь действительно она всерьез поверила в фантазию «возвращения в цивилизацию», в «наш общий европейский дом». Думаю, сам Горбачев не мог ожидать такого эффекта от совершенно нелепого обещания. Ведь на Западе никто и никогда ни словом не обмолвился, не дал оснований считать, будто Россию в этот «дом» приглашают. Эта фантазия «братания с Западом» не согласовывалась ни с какими реальными признаками, сейчас даже трудно представить себе, что в 1989-1990 гг. множество умных и образованных людей в нее верили.

Моя знакомая испанская журналистка, хорошо знающая русский язык, получила работу в одном международном информационном агентстве и объехала много областей России и страны СНГ, беря интервью у губернаторов и президентов. Когда она уезжала, я спросил ее о впечатлениях. Больше всего ее поразила одна вещь: буквально все до одного «региональные и национальные лидера» спрашивали ее с обидой: «Почему Запад нам не помогает? Когда хлынут западные инвестиции?». Она не могла понять, откуда взялась сама эта иллюзия и спрашивала меня: «Сергей, ты ведь помнишь, что никто на Западе никогда не обещал никакой помощи?». Да, никто и никогда. Более того, были ясные предупреждения, что никаких надежд русские питать не должны: Рим предателям не платит! В 1990 г. я не раз слышал эту фразу со всяких круглых столов высокого ранга на Западе.

Сейчас нам уже не говоpят, что Запад любит pусских, но ведь еще недавно говорили. Пеpестpойка, действительно, была пpинята на Западе с востоpгом, но длился он недолго. Запад быстpо понял, что цель (пусть пpимитивно понятая) достигнута, а с пеpестpойкой занесло не туда - и в янваpе 1990 года как по команде (а скоpее всего, по команде) западные пpесса и телевидение сменили пластинку. Сам этот маневp наводил ужас: как можно изменить напpавление такой махины, как сpедства инфоpмации целой цивилизации, буквально за неделю! Русская тема была «снята с экpана». СССР пpосто пеpестал существовать. Инфоpмация пошла исключительно негативная, как будто куда-то исчезли обычный балет, наука, демокpатия и даже пейзажи. Остались только образы пустых пpилавков, пpеступность, пpоституция и консеpватоpы. Одновpеменно пошла волна антисоветских (на деле антиpусских) фильмов. И опять поpажает динамизм - волна фильмов уже 1990 го­да.

И возникла паpадоксальная ситуация: в pезультате ликвидации социализма отношение к pусским на Западе в целом pезко ухудшилось. Дело в том, что сpедний класс Запада (а именно он и виден на повеpхности) делится на две гpуппы: тяготеющих к социал-демокpатии и буpжуазных консеpватоpов. Во вpемена СССР пеpвые любили pусских как «стpоителей социализма», а втоpые жалели pусских как жеpтв тоталитаpного pежима. Напpимеp, на всех научных конгpессах деньги на пpебывание советских ученых давали как пpавые, так и левые, каждый по своим мотивам. Сегодня левые ненавидят pусских как «пpедателей социализма». А пpавые уже не обязаны жалеть освободившихся от тоталитаpизма pусских и видят в них попpошаек, скpытых номенклатуpщиков или мафиози. Но разве наша интеллигенция подвергла анализу свои грезы наяву?

Плодом аутистического мышления был и созданный воображением интеллигентов образ той свободы, которая наступит, как только будет сломан «тоталитарный» советский строй. Никаких предупреждений о возможных при такой ломке неприятностях и слышать не хотели. Между тем любой реалистично мыслящий человек знает, что любая конкретная свобода возможна лишь при условии наличия целого ряда «несвобод». Абсолютной свободы не существует, в любом обществе человек ограничен струк­ту­рами, нормами - просто они в разных культурах различны.

Но эти вопросы не вставали - интеллигенция буквально мечтала о свободе червяка, не огра­ни­ченного никаким скелетом. Напомню, что в статье «Патология цивилизации и свобода культу­ры» (1974) Конрад Лоренц писал: «Функция всех структур - сохра­нять форму и служить опорой - требует, по определению, в из­вест­ной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой при­мер: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где поже­ла­ет, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встав на ноги - а червяк не может».

Представления нашей интеллигенции о свободе оказались предельно аутистическими. Никаких размышлений о структуре несвободы, о ее фундаментальных и вторичных элементах не было. Ломая советский порядок и создавая хаос, интеллигенция, как кролик, лезла в ловушку самой примитивной и хамской несвободы.

Вспомним, что в 1988 г. большая часть интеллигенции посчитала самым важным событием года акт свободы - «снятие лимитов на подписку». Этому мелкому акту было придано эпохальное значение. Что же получил средний интеллигент в итоге? Напомню молодым: при дешевых ценах в СССР были лимиты на подписку газет и журналов, квоты давались по предприятиям, иногда люди тянули жребий. Для интеллигенции это было символом тоталитарного гнета. Она просто не желала видеть: сама вошедшая в традицию потребность выписывать газеты и толстые журналы была порождением советского «тоталитаризма». И средняя культурная семья выписывала 3-4 газеты и 2-3 толстых журнала - ничего похожего и быть не может на свободном Западе[229]. «Литературная газета» выходила тиражом в 5 млн. экземпляров!

Убив «тоталитаризм», интеллигенция доверила новому режиму чисто рыночными средствами наложить такие лимиты на подписку, что на 1997 г. «Литературная газета» имела лишь 30 тыс. подписчиков! Демократические журналы выходят лишь благодаря фонду Сороса, тираж «Нового мира» упал с 2,7 млн. в советское время до 15 тыс. в 1997 г.

Из этого мелкого факта видно, что важным истоком кризиса было расщепление сознания интеллигенции и господство аутистического мышления, созданное перестройкой: строя в воображении приятный образ свободы на определенном поле («свободная подписка»), интеллигенция здесь же и моментально «производила» несвободу колоссальных масштабов.

Господство аутистического мышления при глубоком расщеплении логики («шизофренизация сознания») породили небывалый в истории проект разрушения народного хозяйства огромной страны под условным названием реформа. Этот проект был бы невозможен, если бы его не поддержал с энтузиазмом чуть не весь культурный слой, на время увлекший за собой большинство городских жителей.

Перестройка средствами идеологи­ческого воздействия внушила массам идею ликвидировать советский тип хозяйства и пообещала взамен обеспечить народу благоденствие. Интеллигенция приложила огромные усилия, чтобы эта идея «овла­де­ла массами», и она добилась своего. И при этом сразу же проя­ви­лась родовая болезнь русской интеллигенции - в своих фило­софско-экономических воззрениях она придает гипертро­фи­рованное значение распределе­нию в ущерб производству.

С.Л.Франк видит корни «распределительного» мировоззрения радикальной интеллигенции в метафизи­ке, в утрате религиозного чувства и увлечении западным механицизмом. Но, как мы уже отмечали в главе 6, говоря об уязвимости рационального мышления, это и создает предрасположенность к скатыванию в аутизм. С.Л.Франк пишет: «Социальный оптимизм [интелли­ген­ции] опирается на механико-рационалисти­ческую теорию счастья. Проблема человеческого счастья есть, с этой точки зрения, проблема внешнего устроения общества; а так как счастье обеспечивается материальными благами, то это есть проблема распределения. Стоит отнять эти блага у несправедливо владеющего ими меньшинства и навсегда лишить его возможности овладевать ими, чтобы обеспечить человеческое благополу­чие... Если из двух форм человеческой деятельности - раз­ру­шения и созидания, или борьбы и производи­тельного труда - интеллигенция всецело отдается только первой, то из двух ос­нов­ных средств со­циального приобретения благ (материальных и духовных) - имен­но распределения и производства - она также признает исключи­тельно первое. Подобно разрушению, распределе­ние, в качестве механического перемещения уже готовых элемен­тов, также противо­сто­ит производству, в смысле творческого созидания нового».

Это и есть крайний аутизм в хозяйственной сфере: распределять (а тем более прихватывая себе побольше) легко и приятно, производить - трудно и хлопотно. И стали фантазировать о распределении, подавляя всякое производство. Фетишизация рынка (механизма распре­де­ления) началась с 1988 года, но уже и раньше состоялась фи­лос­офская атака на саму идею жизнеобеспечения как единой про­из­водительно-распределительной системы. Можно даже сказать, что здесь речь идет уже даже не о мышлении, а целом аутистическом мироощущении.

C точностью патологоанатома отразил это мироощущение в «Этике ни­гилизма» С.Л.Франк. Для радикальной интел­лигенции «работа над устроением человеческого счастья... сводится к расчистке, устранению помех, т.е. к разрушению. Эта теория - которая, кстати ска­зать, обыкновенно не формулируется отчетливо, а живет в умах как бессознательная, самоочевидная и молчаливо подразумеваемая истина, предполагает, что прогресс не требует собственно никакого твор­чества или положительного построения, а требует лишь ломки, раз­ру­шения противодействующих внешних преград».

Парадоксальность аутистического мышления в том, что оно делает возможным веру в противоположные, несовместимые и взаимоисключающие фантазии. Перестройка дала тому чистые, прямо для учебника, примеры. Желание устроить в СССР капитализм удивительным образом совмещалось с мечтой о «лишении привилегий», полной социальной справедливости и даже уравнительстве. Иногда отрицающие друг друга тезисы следовали друг за другом буквально в одном абзаце. Бывало, что в статье на экологические темы автор возмущался тем, что высыхает Аральское море - и одновременно проклинал проект переброса в Среднюю Азию части стока северных рек.

Создатель учения об аутизме Э.Блейлер пишет: «Нас не должно удивлять, что аутизм пользуется первым попавшимся материалом мыслей, даже ошибочным, что он постоянно оперирует с недостаточно продуманными понятиями и ставит на место одного понятия другое, имеющее при объективном рассмотрении лишь второстепенные общие компоненты с первым, так что идеи выражаются в самых рискованных символах».

Продираться через эти ловушки рискованных символов людям трудно. Читаешь программы партий - чего только не накручено. Вот «Конгресс русских общин». Каковы его цели? Создание гражданского общества! Но ведь это - антипод общины, тем более русской. Гражданское общество и община несовместимы, как лед и пламень. Эта программа - плод аутистического мышления.

А взять такие «рискованные символы», как рынок или демократия. У массы людей идеологи создали самые превратные, внутренне противоречивые представления об этих понятиях, совершенно несовместимые ни с реальностью тех обществ, откуда они были взяты, ни с реальностью России. Почему же они привились на нашей почве, разрушив всякую связную общественную мысль? Потому, что сначала людей смогли загнать в такой мыслительный коридор, в котором структуры аутистического мышления господствуют над здравым смыслом. И люди строят в своем воображении фантастические образы и рынка, и демократии.

Э.Блейлер продолжает: «Поразительно также, насколько аутизм может игнорировать временные соотношения. Он перемешивает бесцеремонно настоящее, прошедшее и будущее. В нем живут еще стремления, ликвидированные для сознания десятки лет тому назад; воспоминания, которые давно уже стали недоступны реалистическому мышлению, используются им как недавние, может быть, им даже отдается предпочтение, так как они меньше наталкиваются на противоречие с актуальностью... Само собой разумеется, что аутизм, который изображает наши желания осуществленными, должен приводить к конфликтам с окружающей средой».

Наблюдая, что происходило последние десять лет в сфере общественного сознания, иногда приходишь к дикой мысли, что являешься свидетелем огромной злонамеренной государственной кампании, направленной на помрачение разума большой части граждан. Людей убедили, что для преодоления накатывающей катастрофы нужны были не усилия ума, души и тела, а несколько магических слов, которые бы вызвали из исторического небытия мистические силы, разом дающие большие блага для настоящего и будущего. Причем блага, просто отнятые у других современников.

Одной из самых нелепых фантазий такого рода было бурное и утопическое возрождение сословных притязаний. Откуда ни возьмись, Москва наполнилась дворянами, а то и потомками графов и князей. Возникли конкурирующие дворянские собрания, поиски родословных, певцы загнусавили о каких-то поручиках Голицыных - все это под флагом демократии. И под стенания о том, что большевики поголовно уничтожили дворян, а остатки их («два миллиона!») уехали за границу. И даже как-то стесняешься напомнить этим большим детям, что в 1917 г. всех дворян, включая обитателей ночлежек, в России было 1,4 миллиона человек. И что большинство из тех, кто уцелел, - нормальные люди, и им в голову не приходит тащить в наше время эти оставшиеся в прошлом сословные атрибуты.

Но это движение «новых дворян» хоть и выглядит гротеском, все же безобидно. Вряд ли они всерьез будут требовать восстановления крепостного права (хотя бы потому, что тогда, глядишь, таким антикоммунистам как А.Н.Яковлев или Михаил Ульянов придется идти в псари к коммунисту родом из аристократии Севенарду). А вот раздутая кучкой интеллигентов вкупе с политиками и бандитами кампания в защиту прав «репрессированных народов» породила большую кровь. Тридцать лет мирно жили вернувшиеся из ссылки ингуши бок о бок с осетинами. И вдруг их начали всей мощью идеологической машины убеждать, что они - народ-жертва и имеют право на какие-то немыслимые компенсации за счет соседей. И ущерб, который уже понесли оба народа из-за абсурдного столкновения, в тысячи раз превзошел тот ожидаемый выигрыш, что нарисовало воображение.

Массовый сдвиг от реалистического мышления к аутистическому заметить было непросто даже тем, кто этим сдвигом не был затронут. В отличие от шизофрении, которая оперирует явно оторванными от реальности образами и обнаруживает отсутствие логики, аутизм, как отмечает Э.Блейлер, «отнюдь не пренебрегает понятиями и связями, которые даны опытом, но он пользуется ими лишь постольку, поскольку они не противоречат его цели, т.е. изображению неосуществленных желаний как осуществленных; то, что ему не подходит, он игнорирует или отбрасывает». Иными словами, аутизм заменяет реальность моделью, но эта модель по-своему логична и даже респектабельна. Она напоминает построения ученого, и для интеллигенции она привлекательнее, чем реалистичное, охватывающее неприятные стороны действительности, мышление «кухарки». Кстати, типично аутистическим мышлением были проникнуты выступления в Верховном Совете СССР академика А.Д.Сахарова.

Сдвиг к аутистическому мышлению в нашем обществе был «организован» средствами манипуляции сознанием. Этому способствовал и общий кризис, всегда толкающий к аутизму как возможности спрятаться от страшной действительности. Психологи довольно хорошо изучили этапы становления, начиная с раннего детства, двух ветвей мышления и обнаружили, что начиная с некоторого возраста реалистическое мышление становится более развитой, более сложной структурой. При общем нарушении психики под воздействием кризисов и социальных катастроф реалистическая функция поражается, как правило, сильнее.

Э.Блейлер объясняет: «Реалистическое мышление работает не с одной только прирожденной способностью («интеллект»), но и с помощью функций, которые приобретены путем опыта и упражнения. Как показывает практика, такие функции могут быть гораздо легче нарушены, нежели те, которые заложены в организме. Совершенно иначе обстоит дело с механизмами, которыми пользуется аутизм. Они являются прирожденными. Аффекты, стремления оказывают с самого начала на нашу душевную жизнь такое же воздействие, какое управляет и аутистическим мышлением».

Таким образом, общественное сознание России под ударами кризиса страдает, переживает болезнь. Те политики и идеологи, которые в своих целях усугубляют болезнь, используют ее для манипуляции и обмана, берут на себя очень большой грех.

Для примера приведу, не пожалею места, красноречивый документ - интервью очень типичного активного деятеля перестройки и реформы, из среды технической интеллигенции, социалиста, влюбившегося в рынок и пошедшего в политику, чтобы разрушить ненавистную «систему». По мышлению революционер, он поразительным, почти гротескным образом подтверждает диагноз и С.Л.Франка, и Э.Блейлера. Аутизм его рассуждений поражает настолько, что становится страшно. Ведь это человек, который был близко к власти. Вчитайтесь в его высказывания о таких понятиях, как страна, народ, благосостояние. Вся беда России, оказывается, в том, что «торговых площадей мало». Текст взят из стенографической записи интервью с видными деятелями перестройки и реформы, собранными в 1994 г. Институтом социологии РАН[230]. Я сократил его, убрав длинноты, но нисколько не исказив смысл ответов.

 

«4 января 1994 г. Интервьюер - Лапина Г.П.

 

ФИЛИППОВ Петр Сергеевич - член Президентского Совета, руководитель Аналитического центра Администрации Президента РФ по социально-экономической политике, сопредседатель Республиканской партии России, вице-президент Всероссийской ассоциации приватизируемых и частных предприятий.

 

Краткие биографические сведения. Родился в 1945 г. в Одессе в семье военного моряка. В 1962 г. закончил среднюю школу и поступил в Ленинградский институт авиационного приборостроения, который закончил в 1967 г. по специальности инженер-радиотехник. Работал в объединении Ленэлектронмаш над созданием автоматизированных систем управления производством, возглавлял лабораторию на Кировском заводе в Ленинграде. В 1970 г. поступил в аспирантуру Ленинградского кораблестроительного института по специальности экономика и организация судостроительного производства. После ее окончания в 1974 г. возглавил отдел автоматизированных систем управления производством на заводе подъемно-транспортного оборудования им.С.М.Кирова.

С 1975 по 1985 гг. находился во «внутренней эмиграции» - работал механиком в грузовом автопарке, что позволяло в свободное время писать «в стол» статьи о путях радикального реформировани советской политической и экономической системы. В эти годы создал семинар по изучению возможных путей реформы. Участники семинара впоследствии объединились в товарищество по совместной обработке земли «Последняя надежда», часть доходов которого направили на финансовую поддержку реформаторов на выборах в 1989-90 гг.

После прихода к власти Горбачева в 1985 г. вышел из «тени» и занялся активной политической деятельностью. В 1987 г. начал работать в самом популярном экономическом журнале «ЭКО» (Сибирского отделения АН СССР) в качестве научного редактора, что позволило ему использовать сеть клубов «Друзей журнала ЭКО» для консолидации сторонников реформ. Петр Филиппов стал совместно с Е.Гайдаром и А.Чубайсом организатором клуба «Перестройка», ставшего alma mater для многих демократических организаций. Стоял у истоков движения «Демократическая Россия» и Республиканской партии РФ, а ныне - член их руководящих органов.

Одной из сторон деятельности Петра Филиппова является широкомасштабная пропаганда среди населения идей демократии и экономической реформы. Он создал первую в Санкт-Петербурге частную газету демократического направления «Невский курьер», издал серию популярных брошюр «Норма» по законодательству в области предпринимательской деятельности, приватизации, банковского дела. Накануне апрельского референдума 1993 г. Петр Филиппов стал автором и организатором грандиозной кампании по распространению среди жителей России 6 млн. экз. настенных иллюстрированных календарей, популяризирующих экономическую реформу, выступил продюссером и сценаристом 9 короткометражных телефильмов на тему рыночной реформы и демократии.

В 1990 г. избран народным депутатом РСФСР и депутатом Ленсовета. Он вошел в состав группы экономистов-рыночников, осуществляющих экономическую реформу в России. В 1991 г. принимал участие в разработке законов о собственности и предпринимательской деятельности, возглавлял рабочие группы по разработке законов о приватизации, об акционерных обществах, о товариществах. До 30 апреля 1993 г. был председателем подкомитета по приватизации Комитета по вопросам экономической реформы и собственности Верховного Совета России.

Осенью 1992 г. выступил инициатором создания Всероссийской ассоциации приватизируемых и частных предприятий, возглавил ее Оргкомитет. В феврале 1993 г. президентом этой ассоциации стал Е.Гайдар, а вице-президентом П.Филиппов. В феврале 1993 г. назначен руководителем Аналитического центра Администрации Президента РФ по социально-экономической политике.

* * *

Вопрос: Об исторической ситуации в России.

Ответ: Что было? Я имею ввиду, что для простого человека означала командно-административная система? Это были взаимоотношения по тезису: «Я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак». Экономика работала не на результат, а на рапорт, на отчет, на исполнение плана. Экономика напоминала человека, больного тяжелой формой склероза. Все экономические сосуды были «забиты» ресурсами. Но даже среди бюрократии теплилась надежда, что, может быть, можно перейти от этих государственно-распределительных отношений к отношениям, основанным на частной собственности, на собственности гражданина не только на свою дачу и машину, но и на что-то большее.

В: А зачем это бюрократии?

О: Директор государственного предприятия - всего лишь наемный работник и в любой момент может получить приказ об увольнении. И поэтому переход к отношениям частной собственности, когда никто не может лишить человека акций его предприятия или участка земли, на котором расположено его ранчо, казался привлекательным. И он действительно более привлекателен... Так вот, я не видел среди этих людей (директоров предприятий) больших революционеров, т.е. людей, которые были бы готовы жизнь положить ради изменения собственности в обществе. Это делали другие люди - разночинцы (я их так называю): инженеры, юристы, прочая интеллигенция...

В: А Вы почему?

О: А я? Это идейные соображения... Я понял, что дальше так жить нельзя, нужно что-то менять и сел писать книгу с традиционно русским названием «Что делать?», в которой попытался совместить несовместимое. Я все еще находился в плену социалистических идей: социализм, что называется, въелся в плоть и кровь. Но, с другой стороны, хотелось рынка! И в результате у меня получался некий социалистический рынок с человеческим лицом. Примером для меня была Югославия... Я ушел работать механиком в автопарк - «во внутреннюю эмиграцию» - и продолжал писать свою книжку,организовывал семинары, а также зарабатывал деньги для будущей революции. В 1975 г. мы создали кооператив, точнее товарищество по совместной обработке земли «Последняя надежда»: мы там выращивали рассаду и тюльпаны. Деньги нам были нужны для типографии и прочих нужд...

В: А лозунг вашей революции?

О: Изменить этот мир! Переустроить страну.

В: Проект революции был оценен по достоинству?

О: Да, можно так выразиться. Но возвратимся к началу. В 1985 - начале 1986 гг. стало ясно, что происходят какие-то серьезные сдвиги в нашей стране. Поэтому я вышел из своей «внутренней эмиграции» и поехал по России устанавливать явки. Таким образом я перезнакомился с очень многими людьми... Когда, например, я убедился в том, что никто не собирается писать закон о приватизации, я написал его сам... и с великими трудностями протащил этот закон через Верховный Совет: так у нас началась приватизация. Провел я закон о частной собственности...

В: Ну, и действуют эти законы?

О: Закон о приватизации, слава Богу, действует! Это все видят, хотя бы по телевизору... Егор Гайдар - хороший человек, но он сел на ту лавку, которую мы для него сколотили из законов, принятых за полгода до того, как он стал исполняющим обязанности премьер-министра. Ну, и к кому отнести, например, меня? Я - разночинец, инженер-радиотехник, который увлекся экономикой. Вот такие, как я, делали эту реформу...

В: Они [разночинцы ], стало быть, и есть ведущее ядро?

О: Да. Ну, смотрите, Собчак - кто? Кандидат юридических наук, пришел и стал заниматься политической деятельностью. Полторанин (как бы Вы к нему ни относились) - кто? Обычный журналист, пришел и, в сущности, занялся разрушением коммунистической системы. Ведь его основная функция - не журналистская, а политическая, верно ведь?

В: Петр Сергеевич, а Ваша основная задача все-таки в чем состояла? В том лишь, чтобы разрушить советскую систему или что-то конкретное вместо нее построить?

О: Ну, что значит разрушить? Я перечислил, что сделал - разве это не строительство?

В: Отчасти, да. Вы как бы закладываете законодательный фундамент, который пока еще...

О: Работает, уже работает. А как же! Вот Вы - акционер? Нет? Удивительно, теперь все акционеры, все меняют: кто ваучеры, кто деньги, кто что... Люди на основании этого законодательного фундамента создавали, создают и будут создавать предприятия, повышать свой жизненный уровень, а также своих сограждан. Еще в 1991 г. я создал первую частную газету в Санкт-Петербурге - «Невский курьер». Все остальные газеты были тогда еще государственными, а у нас была частная, и нам с ее помощью удалось резко повлиять на развитие общественного мнения в городе (а позже и в Москве), создать предпосылки для большего развития демократии. Чтобы открыть газету, мы объединились в акционерное общество, которое существует до сих пор (там работают мои коллеги), выпускает книги, календари, брошюры и прочее... Другое дело, что конкуренции недостаточно, и наш товарный рынок не ломится, как в Гетеборге или других странах...

В: Если он и ломится временами, то только от импортных товаров...

О: Ну, а что тут удивительного, если страна 80% своих производственных мощностей тратила на изготовление танков и станков.... Другое дело, конечно, что деньги стали проблемой. Правда, наш народ - очень своеобразный народ: ему хочется, чтобы и деньги были, и товар. Такого не бывает!

В: По тому, что Вы говорите и как действуете, очевидно, что Вы представляете собой личность «западного склада» - индивидуальность, стремящуюся к самостоятельности, не склонную целиком подчиняться коллективным действиям. Вы, что называется, «сами по себе». Вы же не будете отрицать этот очевидный факт?

О: Я, конечно, никогда не буду представителем «стада баранов»!.. Но народ таков, каков он есть. Ничего страшного - переживем и одиночество... Но вот пацаны, слава Богу, растут и готовы стекла у машин мыть, но получать за это деньги! Другие - те, кто поумнее, - готовы корпеть над языком, наукой, но тоже - получать, жить достойно! Я не понимаю, как это - не хотеть иметь своей яхты, не хотеть путешествовать по миру, летать на самолетах, ездить на автомашинах? Женщина, которая не умеет водить автомашину, для меня уже не женщина!

В: Разве Вам не очевидно, что очень большая часть населения не за вас, она (эта часть) ищет какого-то другого пути, неважно, как его называют «национальный», «российский», «третий»?

О: Конечно, тогда надо продолжить разговор о чертах нашего общества. Мы пока упомянули такую черту, как «инертность», но есть еще и другие: «эгалитаризм», «ненависть к начальству, даже избираемому», «ненависть к богатым; убеждение, что богатый человек может быть богатым только путем хищений или каких-то других неблаговидных действий», «зависть - пусть у меня корова сдохнет, но и у моего соседа тоже»... Эта уравнительная система взглядов, в которой нет личной заинтересованности, конкуренции, обрекает народ на нищенское существование. Исторически ей на смену пришла другая этика, основанная на конкуренции, на частной собственности... И в России этот процесс шел. Были люди, которые вместе со своими семьями покидали род, племя - сами (и становились «извергами») или были принуждены соплеменниками (и становились «изгоями»), и обосновывались отдельно. Но старое цепляется, и человек, не привыкший, не умеющий работать («серятинка») хватается за уравнительный механизм и требует, чтобы все собирали и поровну делили. Старое цепляется, но его надо преодолевать.

В: Петр Сергеевич, нельзя же всерьез утверждать, что наше народонаселение не работает и никогда не работало. Ну, возьмите, к примеру, своих родителей- небось, они всю жизнь проработали...

О: Артель «напрасный труд»...

В: Однако люди, подчеркиваю, трудились, не покладая рук, и кое-что, осмелюсь заметить, построили.

О: Да, закапывали деньги в землю, закапывали... Построили БАМ, канал Волга-Чограй, никому не нужные.

В: Что бы Вы ни утверждали, но в стране много чего было, да и страна была большая...

О: Какой была, такой и осталась.

В: Нет, даже с этой стороны нет - уменьшилась.

О: Причем здесь это. Люди, жившие в Казахстане, по-прежнему там живут? Кто где жил, тот там и живет.

В: Однако, если вернуться к сегодняшнему дню, не все так однозначно, как Вы говорите. Если по ходу реформ стало бы ясно, что лучше становится именно лучшим работникам, это было бы одно. К сожалению, этого нельзя констатировать.

О: Это естественно. В нашей экономике узкое место - это торговля: у нас в три раза меньше торговых площадей, чем, например, в Японии. Нам здесь еще работать и работать. Хотите хорошо жить - займитесь торговлей. Это общественно-полезная деятельность. И так будет до тех пор, пока будет существовать дефицит торговых площадей, а, еще вернее, мы испытываем дефицит коммерсантов.

В: А как Вам кажется, можем ли мы рассчитывать на «мягкую» трансформацию общественных форм? Без каких-либо серьезных социальных потрясений?

О: А разве у нас они есть?

В: Ну, как же - все-таки октябрьские события имели место?

О: Да ничего там страшного не было...

В: Тогда я спрашиваю Вас, как обычный средний человек: можете ли Вы сказать, когда в стране все образуется?

О: А что это значит - образуется, на сколько градусов? И сейчас все образовано. У нас что - трамваи не ходят?

В: Ну, хорошо. Тогда договорим, все-таки, о группах в обществе, имеющих отношение к собственности и власти. Если проще, какая из этих групп сейчас сильнее: чиновники, директора, предприниматели?

О: Да мы все - чиновники. Просто есть чиновники, ориентированные на реформы - их мало, считанные единицы. А большинство, вся чиновничья структура живет за счет распределения... Да я их всех к стенке поставлю с великим удовольствием.

В: Ясно, в смысле интересно...»

К этому нечего добавить. Может, напомнить только, что не все надо принимать за чистую монету[231].

Сегодня никто уже почти не вспоминает про интеллигенцию, говорят теперь о «среднем классе». Он составляет около 15% населения и поглощает 70% всех доходов в России. Многочисленные исследования э