Карл Густав ЮНГ, Мишель ФУКО. Из Найроби мы на маленьком форде выехали к равнине Атхи, где раскинулся огромный заповедник

Из Найроби мы на маленьком форде выехали к равнине Атхи, где раскинулся огромный заповедник. С невысокого холма открывался величественный вид на саванну, протя­нувшуюся до самого горизонта; все покрывали бесчислен­ные стада животных — зебр, антилоп, газелей и т.д. Жуя траву и медленно покачивая головами, они беззвучно текли вперед, как спокойные реки; это мерное течение лишь иног­да прерывалось однотонным криком какой-нибудь хищной птицы. Здесь царил покой извечного начала, это был такой мир, каким он был всегда, до бытия, до человека, до кого-нибудь, кто мог сказать, что этот мир — «этот мир». Потеряв из виду своих попутчиков, я оказался в полном одиночестве и чувствовал себя первым человеком, который узнал этот мир и знанием своим сотворил его для себя.

В этот миг мне во всей полноте открылся космологичес­кий смысл сознания. «Quod natura relinquit imperfectum, ars perncit»",—говорили алхимики. Невидимым актом творения человек придает миру завершенность, делая его существо­вание объективным. Мы считаем это заслугой одного лишь Создателя, даже не предполагая, что тем самым превраща­ем жизнь и собственное бытие в некий часовой механизм, а психологию человеческую — в нечто бессмысленное, развивающееся по заранее предопределенным и известным правилам. Эта утопия часового механизма — совершенно безнадежная — не знает драмы человека и мира, человека и Бога. Ей не ведомо, что есть «новый день» и «новая зем­ля», она подвластна лишь монотонному раскачиванию ма­ятника. Я подумал о своем приятеле, индейце пуэблос: он видел, что смысл его существования в том, чтобы каждый день помогать отцу — Солнцу совершать свой путь по небу. Я не мог избавиться от чувства зависти к нему — ведь его жизнь была полна смысла, а я все еще без всякой надежды искал свой собственный миф. Теперь я его нашел, и более того — осознал, что человек есть тот, кто завершает творе­ние, что он — тот же создатель, что только он один вносит

Что природа оставляет незавершенным, завершает искусство (лат.}

объективный смысл в существование этого мира; без него все это, неуслышанное и неувиденное, молча поглощающее пищу, рождающее детенышей и умирающее, бессмыслен­ной тенью сотни миллионов лет пребывало в глубокой тьме небытия, двигаясь к своему неведомому концу. Только чело­веческое сознание придает всему этому смысл и значение, и в этом великом акте творения человек обрел свое неотъем­лемое место.

* * *

Мое путешествие в Индию в 1938 году произошло не по моей инициативе. Этим я обязан британскому правитель­ству Индии, которое пригласило меня принять участие в торжествах по случаю 25-летия университета в Калькутте.

Я много читал об индийской философии и религиозной ис­тории и был убежден, что восточная мудрость — настоящая сокровищница знаний о человеке. Но я должен был увидеть вес собственными глазами и остаться самим собой подобно некоему гомункулусу в колбе. Индия явилась мне как сон, ведь я всегда искал себя, свою правду. Путешествие оказа­лось своего рода прелюдией к напряженным занятиям ал­химической философией, они целиком меня поглотили, я даже захватил с собой первый том «Theatrum Chemicum» с основными работами Герхарда Дорна. За время путешес­твия книга была проштудирована от корки до корки. Так идеи европейской философии соприкоснулись с впечатле­ниями от чуждой мне культуры и образа мышления. Но и та и другая основываются на изначальном духовом опы­те бессознательного — отсюда единство, подобие или, по крайней мере, возможность уподобления... В Индии меня в основном интересовала проблема психологической при­роды зла. В сравнении с духовной жизнью Европы меня по­разило здесь совершенное отсутствие противоречий, и эта проблема представилась мне в новом свете. В беседе с об­разованным китайцем я был снова потрясен способностью этих людей принимать так называемое «зло», не теряя лица.

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР