Русские летописи о нашествии Батыя на Русь (Ипатьевская, Лаврентьевская и Новгородская Первая)

Наиболее надежным источником знаний об этом периоде в истории Руси остаются ранние летописи, составленные вскоре или некоторое время спустя после нашествия: Лаврентьевская, Ипатьевская и Новгородская первая летопись (НПЛ) старшего и младшего изводов.

В Лаврентьевской и НПЛ тексты о нашествии Батыя имеют вид вставных «Повестей», обособленных в летописном окружении. Как самостоятельные варианты они зафиксировали различные этапы обработки практически одной группы источников, представляющих ядро повествований о нашествии в ростовском и владимирском летописании. Новгородский вариант «Повести» содержится во второй части Синодального списка летописи, написанной почерком первой половины XIV века. По мнению А.Ю. Бородихина, он был составлен около 1255 года. В состав НПЛ вошли особое «Сказание о разорении Рязани Батыем», сведения из владимирского и ростовского источников (рассказ о взятии Владимира) и из устных рассказов современников событий. В «Сказании» сохранилась наиболее древняя версия рассказа рязанской летописи. Лаврентьевская версия рассказа о нашествии также имеет сводный характер. В его основе лежат два летописных источника: ростовский «свод Константина и его сыновей» и владимирский «свод великого князя Юрия Всеволодовича». В повествовании отмечается наличие некоторых «огрехов» в этой части летописания. Но она точнее отражает ход событий и пути передвижения батыева войска. Южный вариант повести о нашествии первоначально входил в текст «Летописца Даниила Галицкого», одной из составных частей Ипатьевской летописи. Бородихин датирует его составление 1245—1249 годами6. О событиях на далеком для него северо-востоке летописец пишет кратко, в протокольном стиле. Только рассказ об осаде Владимира и Козельска дан более подробно.

Лаврентьевская летопись повествует о том, что татары пришли войной на Рязанскую землю, «и пленоваху и до Проньска попленивше Рязань весь и пожгоша», после чего пошли на Коломну. По Новгородской, татары после битвы с рязанцами на р. Воронеж сразу двинулись на Рязань, а после ее взятия — на Коломну; о Пронске пропущено. И в Лаврентьевской, и в НПЛ сообщаются подробности: на подходе к рязанским пределам татары взяли город Нузлу на р. Воронеж — Воронаж8 и отправили послов к рязанским князьям с требованием безусловного повиновения и уплаты дани в виде десятины от всего достояния. В Ипатьевской сообщаются только факты без подробностей: татары сразу взяли Рязань «копьем», затем пошли на Пронск и только после этого — на Коломну.

В данном случае преимущества достоверности за более последовательной версией лучше осведомленных летописей Лаврентьевской и НПЛ. По Ипатьевской, татарское войско якобы совершило нелепый зигзагообразный маневр: на север на Рязань, на юг на Пронск и снова на север на Рязань и Коломну. По сообщению же венгерского монаха Юлиана, в походе на Русь татары специально ждали наступления зимы, чтобы передвигаться естественными путями по руслам замерзших рек. Таким образом, их путь пролегал по р. Проне на Рязань, по р. Оке на Коломну, по р. Москве на Москву, по р. Клязьме на Владимир.

Только Лаврентьевская и НПЛ рассказывают о татарских послах к рязанским князьям. Совет князей рязанских (Юрия, Олега, и Романа Ингворовичей), муромского и пронского ответил: «Коли нас не будеть всех, то все товаше будеть»11. После такого ответа крайне нелогичным представляется посольство князя Федора, сына князя Юрия Рязанского, с дарами к Батыю, о котором повествует «Повесть о разорении Рязани Батыем». Эта легенда является составной частью цикла Повестей о Николе Заразском, который сложился не ранее XVI века12. Позднейшей вставкой сюда является и рассказ о Евпатии Коловрате. Основой этих частей «Повести» были местные легенды и фольклорные данные13. Относительно эпоса о Коловрате А.Г. Кузьмин отмечал отсутствие всяких связей с реальными событиями. Сведения о нем не нашли отражения ни в одной ранней летописи, включая и Никоновскую. «В летописях современных нет о том ни слова: последуем их достовернейшим известиям», — писал Н.М. Карамзин.

Сокрушительное поражение соединенных сил Всеволода и Романа предопределило судьбу княжества. Всеволод прибежал во Владимир «в мале дружине». Гибель войска под Коломной усилила панические настроения в городе, возникшие ввиду трагических известий из Рязани: «Недоумение и грозу истрах и трепеть вложи в нас». Великий князь оставил стольный Владимир на сыновей Всеволода и Мстислава и воеводу Петра, а сам ушел на р. Сить. Во Владимире Батый встретил совершенно деморализованное войско и взял город штурмом. По Новгородской летописи, это произошло 5 февраля, «в пяток преже мясопустныя недели», по Лаврентьевской — 7 февраля, «в неделю мясопустную... на память Федора Стратилата». По Бородихину, составитель Лаврентьевской старался соединить в сознании читателя два события: «Страшный суд и "наказание Божие" земле Русской с нашествием татар». Двухдневная пауза в организации штурма монголами не выглядит достоверной и по Лаврентьевской летописи. Монголы подошли к Владимиру 3 февраля. Судя по всему, они были осведомлены о планах Юрия. Первое, что они спросили у владимирцев: здесь ли князь? Убедившись в его отсутствии в городе, они отрядили погоню по его следу на Суздаль, с ходу взяли его и возвратились под Владимир, где уже урядили свои станы. На следующий день, 4 февраля, они окружили город тыном, а 5 февраля «до обеда» взяли его штурмом.

Взятие столицы практически завершило разгром княжества, после чего войско Батыя разделилось на тумены, которые стали действовать на разных направлениях. Война вступила в фазу добивания. Летописи единогласно повествуют о взятии 14 городов, не считая слобод и погостов, за один февраль. «И нет места, ни веси, ни сел тацех редко идеже не воеваша на Суждальскои земли».

По общепринятому мнению, Юрий на Сити деятельно готовился к обороне: строил укрепления, собирал («совокуплял») войска и т.п. Но было ли у него время для всего этого? Он покинул Владимир 2 февраля, а уже 5 февраля город был взят монголами. По смыслу записи в НПЛ, Бурундай был направлен в погоню в тот же день, когда основное войско штурмовало город: «Погании же, отбившее двери, зажгоша церковь, наволочившее леса и их двошивши вся... инии же погнашася по Юрьи князи на Ярославль»44. Бурундай шел по его следу налегке, Юрий же был к тому же отягощен обозом, пусть и небольшим. В лучшем случае князь успел только расположить дружины подручных князей станом. Но тут сразу разведка и обнаружила, что монголы обошли его с фланга. Даже наиболее лояльная Юрию Лаврентьевекая летопись утверждает, что монголы подошли внезапно. Изготовить свое войско к бою он не успел, и битва обернулась бегством русских дружин: «Побегоша наши пред иноплеменникы»45. Возможно, пленение ростовского князя Василька свидетельствует о его попытке своей дружиной противостоять натиску монголов. Может быть, такую попытку и отражает летописная фраза: «Ростовъ же и Суздаль разидошася розно».

Лаврентьевская летопись говорит о стойком сопротивлении русских и жестокой битве, в которой они потерпели поражение, — дань придворного летописца своему князю. Эту версию повторил Карамзин: «Россияне бились мужественно и долго; наконец обратили тыл»46. Ипатьевская же заключает описание с протокольной четкостью: Юрий «изъеханъ бысть безаконьнымъ Боурундаема»47, то есть настигнут погоней. Новгородская: «И нача князь полкъ ставити около себе, и се внезапу Татарове приспеша; князь же не успевъ ничтоже, побеже. Богь же весть, како скончася: много бо глаголють о немь инии».

3. «Повесть о разорении Рязани Батыем».

Памятник русской литературы, рассказывающий о разгроме Рязани монголо-татарами в 1237. Повесть создана в сер. XIV в. (по мнению А.Г. Кузьмина - в н. XVI в.). Дошла до нас в списках не ранее XVI в. в составе свода рязанских произведений, посвященных легендарной истории иконы Николы Заразского и рассказам о борьбе Рязани с монголо-татарами. В своде, носящем условное название "Повести о Николе Заразском", отразились некоторые исторические факты, отсутствующие в др. источниках. Наибольшее значение имеет центральная часть свода - "Повесть о разорении Рязани Батыем". Входящий в нее рассказ о богатыре Евпатии Коловрате расценивается многими исследователями как книжная переработка народной песни.