Архитектура эмоциональных расстройств 7 страница

Клинические наблюдения позволяют предположить, что с началом беременности у женщин активизируется бессознательная память о собственном зачатии. Когда плод развивается в матке, бессознательное матери как бы воспроизводит историю ее собственного эмбрионального развития. Процесс родов, в свою очередь, активизирует память о ее рождении, и в момент, когда она дает жизнь своему ребенку, происходит связывание с бессознательной записью о моменте ее собственного рождения. Вскармливая ребенка, женщина в каком-то смысле повторно проигрывает собственную историю раннего детства.

Близость памяти об агонии рождения осложняет женщине понимание репродуктивной функции и принятие своей женственности, так как для нее это связано с причинением боли и мучений. В таких случаях необходимо повторно прожить и проработать перинатальные муки, чтобы с энтузиазмом принять роль матери. Актуальный страх материнства уже после рождения ребенка обычно соединяет в себе различные насильственные побуждения причинить вред ребенку, паническую боязнь этого и беспричинную озабоченность, что с ним произойдет что-нибудь плохое. Какими бы ни были биологические основания этой проблемы, ее всегда можно проследить до момента рождения. Глубинные корни лежат в ситуации, где мать и ребенок находятся в состоянии биологического антагонизма, причиняя мучения друг другу и обмениваясь огромными зарядами деструктивной энергии. Эта ситуация способна активизировать память матери о своем собственном рождении и высвободить агрессивный потенциал перинатальных матриц.

Глубинная связь между переживанием родов и эмпирическим доступом к перинатальной динамике дает только что родившей женщине ценную возможность проделать необычайно глубокую психологическую работу. С другой стороны, если к ситуации подойти без настоящего понимания, эта связь может стать причиной будущих депрессий, неврозов или даже психозов.

Нозофобия, патологическая боязнь заболеть, тесно связана с ипохондрией - беспочвенным, иллюзорным убеждением о якобы уже начавшейся тяжелой болезни. Существуют мягкие переходные формы и взаимоналожения нозофобии, ипохондрии и танатофобии. Пациенты, озабоченные возможностью тяжелого телесного недуга, испытывают странные телесные ощущения и, не умея их объяснить, склонны интерпретировать свое состояние в терминах актуальной соматической патологии. Это могут быть боли, давления и судороги в разных частях тела, странные энергетические потоки, парестезия и другие формы необычных явлений. Бывают у них и признаки дисфункции различных органов - трудности с дыханием, мышечный тремор, диспепсия, тошнота и рвота, запоры и понос, общее недомогание, слабость и утомление. Повторные медицинские обследования не обнаруживают в случаях нозофобии и ипохондрии никаких объективных показаний реального заболевания. Пациенты с такой проблематикой часто требуют клинических и лабораторных проверок, так что рано или поздно становятся настоящим бедствием в приемных врачей и госпиталях. Многие заканчивают свой поход по-врачам у психиатра, который быстро размещает их где-то среди симулянтов и истериков. Во многих случаях они продолжают состоять под наблюдением у терапевтов, неврологов и других специалистов. По некоторым статистическим данным и оценкам, пациенты такого рода могут составлять до 30% клиентуры терапевта.

Согласно моей концепции, к жалобам таких пациентов следует относиться очень серьезно, несмотря на отрицательные медицинские заключения. Их жалобы вполне реальны, но отражают они не настоящую медицинскую проблему, а поверхностную память организма о серьезных физиологических трудностях в прошлом - о болезнях, операциях или повреждениях, особенно о травме рождения.

Три специфические формы нозофобии заслуживают особого внимания: патологический страх ракового заболевания (канцерофобия), страх микроорганизмов и инфекции (бациллофобия) и страх грязи (мизофобия). Глубокие корни всех этих проблем - перинатальные, а специфическая форма определяется биографией. При канцерофобии важным элементом является сходство между раком и беременностью; из психоаналитической литературы хорошо известно, что рост злокачественной опухоли бессознательно отождествляется с эмбриональным развитием. Подобие это не просто воображаемое, его подтверждают анатомические, физиологические и биохимические исследования. Еще одна глубокая связь между раком, беременностью и рождением - соединение всех этих процессов со смертью. При бациллофобии и мизофобии патологический страх сосредоточивается на продуктах жизнедеятельности, запахах тела и нечистотах. Среди биографических детерминант выделяются воспоминания времен приучения к туалету, а самые глубокие корни уходят в скатологический аспект перинатального процесса. Органическое сцепление в БПМ-III смерти, агрессии, сексуального возбуждения и биологических отходов является ключом к пониманию этих фобий.

Пациенты, страдающие этими расстройствами, боятся не только биологического загрязнения, часто они озабочены возможностью заразить других. Поэтому их страх перед биологическими веществами тесно связан с агрессией, направленной как внутрь, так и вовне что в точности совпадает с ситуацией финальных стадий рождения. Глубокое переплетение и отождествление с биологическими нечистотами служит также основанием для низкой самооценки, самоуничижения и отвращения к себе, о чем обычно говорится как о "неустойчивой самооценке". Часто это сопровождается определенным поведением, связывающим проблему с неврозами навязчивости. Речь идет о ритуалах, заключающихся в попытках удалить или нейтрализовать ощущение биологического загрязнения.

Самым распространенным из этих ритуалов является компульсивное мытье рук и других частей тела, хотя существует много других сложных и изощренных форм. В повторяющемся характере этих маневров отражается их полная неэффективность в устранении бессознательной тревоги, поскольку они не достигают уровня, на котором она реально возникает, т. е. уровня перинатальных матриц. Не понимая, что имеет дело с памятью о биологических нечистотах, индивид верит, что борется с реальной гигиенической проблемой в настоящем. Подобно этому, страх смерти, представляющий собой память о реальной биологической опасности, ошибочно воспринимается как присутствующая в данный момент угроза, якобы связанная с инфекцией. Таким образом, неудача всех символических маневров в конечном итоге основана на том, что индивид пойман в сеть самообмана и страдает из-за отсутствия подлинного самопонимания. Необходимо добавить, что на более поверхностном уровне страх инфекции и бактерий бессознательно соотносится со спермой и зачатием, тем самым опять же с беременностью и рождением. Наиболее важные СКО, касающиеся упомянутых выше фобий, включают воспоминания анально-садистской стадии развития либидо и конфликты по поводу приучения к туалету и опрятности. Добавочный биографический материал представлен воспоминаниями, в которых секс и беременность предстают грязными и потому опасными.

Страх езды на поезде и в метро (сидеродромофобия) основан, судя по всему, на некотором формальном и эмпирическом сходстве между отдельными стадиями перинатального процесса и путешествием в закрытых средствах передвижения. Наиболее важные общие черты этих ситуаций - ощущение закрытости или пойманности, огромные силы и энергии, приведенные в движение, быстрая смена переживаний, невозможность контроля над процессом и потенциальная опасность разрушения. Добавочными элементами являются страх перед туннелями и подземными переходами, перед темнотой. Во времена старых паровых двигателей элементы огня, давления пара и громких гудков служили, видимо, сопутствующими факторами. Недостаток контроля является моментом исключительной важности: у пациентов, страдающих фобией поездов, часто не бывает проблем с вождением автомобиля, где они могут по своему усмотрению изменить или прекратить движение.

Близки к этим фобиям страх путешествия в самолете и страх пользования лифтом. Интересно в этой связи, что некоторые случаи морской и воздушной болезней связаны с перинатальной динамикой - они могут исчезать после того, как индивид полностью завершит процесс смерти-возрождения. Существенным элементом здесь по-видимому является умение отказаться от контроля и подчиниться потоку событий, вне зависимости от того, к чему они приведут. Трудности начинаются, когда индивид пытается навязать свой порядок процессу, который лежит вне человеческого контроля.

Страх высоты и мостов (акрофобия) в чистой форме не встречается; он всегда соединен с побуждениями спрыгнуть или выброситься - с башни, из окна, с обрыва или моста. В ощущении падения с одновременным страхом разбиться типично проявляются финальные стадии БПМ-III[49]. Люди, пережившие элементы этой матрицы, часто сообщают об ощущении падения, акробатических прыжков в воду или спуска на парашюте. Компульсивный интерес к тем видам спорта, где есть падения, близко связан с суицидом второго типа - в нем отражается желание растворить во внешнем действии падения чувство неминуемой беды, а также реакция, направленная против существующего страха, и стремление к контролю, который может предотвратить несчастье (рывок кольца парашюта), и к уверенности, что гибели не произойдет (завершение падения в воде). СКО, ответственные за проявление этой грани родовой травмы, включают воспоминания об играх, когда взрослые подбрасывали ребенка в воздух, нечаянные падения в детстве и различные формы гимнастики и акробатики.

При фобии улиц и открытых пространств (агорафобии), которая противоположна клаустрофобии, связь с биологическим рождением проистекает из контраста между субъективным ощущением замкнутости, зажатости и последующим огромным расширением пространства и эмпирической экспансией. Агорафобия, таким образом, относится к самому концу процесса рождения, к моменту появления на свет. ЛСД-испытатели, проживавшие этот момент в своих психоделических сеансах, характерно описывают глубокий страх перед неминуемой катастрофой и гибелью, который связан с этим финальным переходом. Опыт смерти Эго, одно из самых сложных и тяжелых переживаний в трансформативном процессе, психогенетически принадлежит к этой категории. Для уличной фобии также типичны элементы либидозного напряжения, сексуального искушения, амбивалентных чувств относительно возможности промискуитета и озабоченность импульсивными эксгибиционистскими проявлениями. Многие из этих характеристик отражают специфические биографические моменты, связанные с конкретными аспектами родовой травмы самой логикой переживания. Сексуальный компонент рождения уже обсуждался достаточно подробно, а элемент обнажения на виду у всего мира имеет возвышенный смысл как анахроничное напоминание о первом явлении миру обнаженного тела. Если на первом месте стоит страх перехода через улицу, то здесь мощные и опасные силы уличного движения бессознательно отождествляются с родовыми силами. На более поверхностном уровне эта ситуация воспроизводит элементы детской зависимости, когда пересекать улицу без помощи взрослых было запрещено.

Соотношение боязни различных животных (зоофобии) и родовой травмы подробно обсудил и ясно показал О. Ранк в "Травме рождения" (Rank, 1929). Если объектом фобии является большое животное, то важны темы, связанные с возможностью быть проглоченным и инкорпорированным (волк) или с беременностью (корова). Ранее уже отмечалось, что архетипическое переживание начала процесса смерти-возрождения - это ощущения проглоченности и инкорпорированности. В случае мелких животных важным фактором по-видимому является их способность проникать в маленькие отверстия в земле и снова выходить из них (мыши, змеи).

Вдобавок, некоторые животные имеют особое символическое значение для процесса рождения. Так, образы гигантских тарантулов часто появляются в начальной фазе БПМ-II как символы всепожирающей женской стихии. Это, похоже, отражает тот факт, что пауки ловят свободно летающие жертвы в свою паутину, обездвиживают их, опутывают и сковывают, высасывают из них жизнь. Нетрудно увидеть глубокое сходство между такой последовательностью событий и переживанием ребенка в ходе биологического рождения. Связь эта кажется существенной для развития боязни пауков (арахнофобии).

Образы змей, которые на более поверхностном уровне имеют явно фаллическое значение, на перинатальном уровне передают бессознательно обобщенные символы родовой агонии и, следовательно, разрушительного и пожирающего женского начала. Ядовитые гадюки обычно представляют угрозу для жизни и страх смерти, а большие удавы символизируют сдавливание и удушение, сопутствующие рождению. То, что после усмирения и проглатывания жертвы тело удава поразительно раздувается, делает его также символом беременности. Однако, каким бы важным не был перинатальный компонент в развитии фобии змей, змеиная символика простирается глубоко в трансперсональные области, где эти животные играют основополагающую роль во многих архетипических формах, мифических темах и космологиях.

Фобия мелких насекомых может быть легко прослежена до динамики перинатальных матриц. Так, например, пчелы соотносятся с воспроизводством и беременностью из-за их способности переносить пыльцу и оплодотворять растения, а также прокалывать кожу жалом, вызывая вздутие. Мухи из-за влечения к экскрементам и свойства разносить инфекцию связываются со скатологическим аспектом рождения. Как уже указывалось, это имеет тесное отношение к фобии грязи и микроорганизмов, к компульсивному мытью рук.

Поскольку рождение как базовый биологический процесс включает богатый спектр физиологических явлений, не удивительно, что корни многих эмоциональных нарушений с четко выраженными соматическими проявлениями и психосоматических заболеваний прослеживаются до перинатальных матриц. Самые общие и характерные органо-невротические симптомы оказываются производными от физиологических процессов и реакций, составляющих естественную и вполне понятную часть процесса рождения. Эта связь совершенно очевидна и не требует дальнейшего разъяснения в случае различных форм головной боли, особенно "опоясывающей", которую невротики часто описывают как сжатие лба железными обручами.

Легко объяснимы субъективное чувство нехватки кислорода и удушье, обычно переживаемые психиатрическими пациентами при стрессах. Сердцебиение, боль в груди, прилив крови, периферийная ишемия и другие формы сердечно-сосудистых расстройств, мышечное напряжение, тремор и судороги - все это также не представляет трудностей для интерпретации.

Некоторые другие симптомы, связь которых с процессом рождения не так очевидна, отражают, по всей видимости, сложные паттерны активации симпатической и парасимпатической нервной системы на различных стадиях родов. Запоры или спазматические поносы, тошнота и рвота, общее раздражение желудочно-кишечной системы, чрезмерное потение и слюноотделение или сухость во рту и озноб, перемежающийся с жаром, - вот примеры подобного рода симптомов.

Различные наборы вегетативных феноменов появляются во время и после сеансов у людей, уже прошедших фазу смерти-возрождения и столкнувшихся с различными пренатальными переживаниями. Некоторые из этих симптомов сходны с теми, что сопровождают вирусные заболевания (например грипп), - это общая слабость и недомогание, чувство внутреннего холода, чрезмерная нервозность и легкий тремор отдельных мышц и мышечных групп. Другие напоминают похмелье или пищевое отравление - чувство тошноты и отвращения, диспепсия, чрезмерные кишечные газы, общая вегетативная дистония. При такой симптоматике во время сеансов пациенты ощущают характерный плохой вкус во рту, некую смесь металлического или йодистого вкуса и чего-то органического, вроде прокисшего бульона. Весь синдром имеет странное, неуловимое и трудно описуемое качество - по контрасту с гораздо более отчетливыми телесными проявлениями перинатального происхождения. Многие клиенты независимо друг от друга заявляли, что это состояние имеет химическую подоснову. Они связывали его с возмущениями внутриутробного существования, передающимися плоду через химические изменения плацентарной крови. Эти телесные ощущения по-видимому лежат в основе некоторых невротических и пограничных психотических симптомов странной и плохо определяемой природы. В крайней форме они составляют известный тип ипохондрии с психотической интерпретацией.

Имеются надежные клинические свидетельства в литературе по ЛСД, позволяющие предположить, что перинатальные матрицы задействованы и в патогенезе серьезных психосоматических заболеваний - бронхиальной астмы, мигрени, головной боли, псориаза, желудочной язвы, язвенного колита и гипертонии. На то же указывают и материалы моих собственных психоделических исследований, и наблюдения в ходе немедикаментозной эмпирической работы. Первостепенная важность эмоциональных факторов в этих заболеваниях признана всеми и в традиционной медицине. Однако в свете работы с глубинными переживаниями любые психоаналитически ориентированные теории психосоматических заболеваний, объясняющие их только биографическими факторами, безусловно предстают неадекватными и поверхностными. Любой терапевт. применяющий эмпирический подход, не может не обратить внимание на стихийные энергии перинатального происхождения, лежащие в основе психосоматических нарушении.

Вполне обоснованными выглядят сомнения относительно того. что сравнительно легкие биографические травмы способны подавить гомеостатические механизмы тела и вызвать глубокие функциональные нарушения или даже серьезные анатомические повреждения органов, но вот в случаях прорыва врожденной и действительно стихийной деструктивной энергии из опыта рождения, такая возможность более чем просто вероятна. Нередко приходится видеть временные проявления астматических приступов, мигреней. различных экзем и даже псориазные кожные высыпания в ходе процесса смерти-возрождения при психоделической терапии или какой-то иной проработке опыта. Терапевты, использующие психоделическую терапию и другие эмпирические техники, сообщали о резком и устойчивом излечении большей части психосоматических заболеваний. И всякий раз в фактическом описании курса терапии они упоминали повторное проживание родовой травмы как наиболее значимое событие терапевтического свойства.

Вполне очевидная связь между психогенной астмой и переживанием рождения уже разбиралась. Мигрени характерно прослеживаются в той грани родовой травмы, когда плод испытывает непереносимую боль и давление на голову одновременно с тошнотой и другими желудочно-кишечными расстройствами. Частая при мигренях тяга найти среду, сходную с внутриматочным состоянием (темное место, тишина, мягкие одеяла и подушки), у пациентов. страдающих мигренями, может рассматриваться как попытка отменить процесс рождения и вернуться в пренатальное состояние Однако, как показывают многие успешные результаты эмпирической терапии, избавление от мигреней достигается прямо противоположной стратегией. В конечном итоге, головная боль должна усилиться до предельной, непереносимой степени сравнимой с болью, фактически пережитой во время рождения. Тогда это принесет внезапное взрывоподобное освобождение от мигрени; как правило за избавлением от нее следует экстатическое переживание трансцендентного характера.

При псориазе важным психогенетическим элементом является прохождение деструктивной перинатальной энергии через области кожи, которые в ходе рождения непосредственно соприкасались со стенками матки или родовыми путями и поэтому представляют собой среду мучительной конфронтации двух организмов. Речь идет о зонах предпочтительного распространения псориаза, а именно о затылочной части головы и лбе, спине, коленях и локтях. Как и в случае мигрени, серьезные улучшения тяжелого псориаза наблюдались после повторного проживания биологического рождения.

Важной составляющей сил, ответственных за язву желудка и язвенный колит, являются перинатальные энергии с очень четким осевым фокусом; их максимум обычно переживается на продольной оси тела. Конфликтная иннервация как верхней части желудочно-кишечной системы (оральная агрессия, боль в желудке. тошнота и рвота), так и ее нижней части (кишечная боль и спазмы. понос, спазматический запор), часто сопутствуют процессу рождения. Приведет ли этот аспект родового переживания к патологическим проявлениям в будущем, будет ли это связано с желудком плис кишечником, зависит, надо полагать, больше от цепочки последующих биографических событий, чем от особенностей механики родов. Характерно, что СКО пациентов с этими заболеваниями характерно включают воспоминания о событиях, связывающих пищеварение с тревогой. агрессией или сексуальностью; природа этих травм и их распределение по времени в целом согласуется с психоаналитической теорией.

Артериальная гипертония явно соотносится с историей крайних эмоциональных стрессов. Глубинная основа этого расстройства - запись в организме длительного эмоционального и физического стресса биологического рождения. Различные стрессы на протяжении жизни добавляются к этому первичному запасу, облегчают доступ перинатальных элементов в сознание, связывают их со специфическими событиями биографии и обеспечивают их конечное развитие и артикуляцию. В итоге артериальная гипертония является психосоматической реакцией на все незавершенные гештальты стрессовых ситуаций в жизни индивида, включая его перинатальную историю, а не отражением только ближайших по времени обстоятельств.

Неврастения и эмоционально-травматические неврозы занимают особое место среди психопатологических синдромов. В некотором смысле их можно считать наиболее "нормальной" реакцией человека на Тяжелые обстоятельства. Симптомы неврастении будут развиваться у тех, кто на длительное время попал в обязывающие и объективно стрессовые условия - такие, как избыток работы под давлением с разных сторон; нехватка отдыха, сна и средств восстановления сил; одновременное решение нескольких сложных задач; беспорядочный образ жизни. Неврастения характеризуется мышечным напряжением, треморами, чрезмерным потением, сердечными расстройствами и сбоями, нефиксированной тревогой, чувством подавленности, сильной головной болью и faiblesse irritable (раздражительная слабость - франц.), чувством общей слабости и потери энергии в сочетании с повышенной раздражительностью. Ее как правило сопровождают сексуальные нарушения, в частности импотенция, фригидность, изменения менструального цикла и преждевременная эякуляция.

Эмоционально-травматический невроз бывает у людей, которые оказались вовлеченными в природные катастрофы экстремальных размеров, массовые несчастные случаи и военные ситуации, или у тех, кто пережил какие-то другие события, представляющие потенциальную угрозу для жизни или телесной целостности. Следует отметить, что эти условия не подразумевают каких-либо физических повреждений организма, а только психологическую травму, связанную с возможностью вреда. И все же вытекающий отсюда травматический невроз типично включает не только интенсивные эмоциональные симптомы, но и определенные телесные проявления - боль, судороги, резкую дрожь или же паралич.

Неврастения и эмоционально-травматический невроз близко соотносятся психогенетически. И то, и другое - продукт БПМ-III в довольно чистой форме, т. е. не измененной и не окрашенной позднейшими биографическими событиями. Неврастения, являющаяся относительно нормальной реакцией на продолжительный стресс умеренной степени, проявляет существенные черты третьей перинатальной матрицы в несколько смягченной форме. А экстремальные обстоятельства, повергающие человека в эмоционально-травматический невроз, настолько близки ситуации рождения, что преодолевают его защитную систему и эмпирически связывают с самым ядром БПМ-III. Даже после того как непосредственная опасность миновала, невротик по-прежнему переполнен перинатальными энергиями, против которых у него уже нет никакой эффективной психологической защиты.

Эта ситуация представляет проблему, но она может стать и ценной возможностью для эмпирического столкновения с перинатальной энергетикой. Конечный исход будет зависеть от терапевтического подхода к этому состоянию. Кстати, попытки психологического или фармакологического подавления вырвавшейся на свободу перинатальной энергии будут совершенно бесполезны или же приведут к общему истощению пациента.

Терапевтическая стратегия, освобождающая перинатальную энергетику, может не только разрешить симптомы травматического невроза, но и способствовать процессу глубокого исцеления и трансформации. Лучшие из традиционных подходов в этих условиях - гипноанализ и наркоанализ, которые приводят пациента в соприкосновение с исходной угрожающей жизни ситуацией, позволяя прожить ее повторно. И все же идеальный терапевтический подход должен проводить дальше - к перинатальным матрицам, которые были вскрыты экстремальной ситуацией. Эти наблюдения особенно значимы с точки зрения того факта, что десятки тысяч ветеранов Вьетнама, страдающие от длительных эмоциональных нарушений, вызванных войной, представляют в США серьезную проблему ментального здоровья.

Нередко в ситуациях смертельной опасности люди теряют контроль над мочевым пузырем и кишечником. Это характерно для финальной стадии рождения и перехода от БПМ-III к БПМ-IV. Клинические наблюдения подтверждают, что в старых родильных домах, где не применяли клизм и катетеров, матери часто испражнялись и мочились в момент деторождения, и то же самое происходило с ребенком. Невротическая потеря контроля над мочевым пузырем (энурез) и более редкая потеря контроля над кишечником (энкопрес) могут быть прослежены до рефлекторного мочеиспускания и дефекации в момент рождения. У людей, переживающих элементы БПМ-III и БПМ-IV во время психоделических сеансов, часто возникает беспокойство относительно сфинктеров и их контролирования. Мочеиспускание довольно обычно, когда пациент эмпирической психотерапии достигает момента полной сдачи и отпускания себя. Непроизвольная дефекация встречается реже, возможно из-за гораздо более сильного культурного табу, но и она имела место в нескольких случаях. Как и при других расстройствах, только последующие биографические события сходной природы способны перевести этот потенциал, существующий на перинатальном уровне, в актуальную клиническую проблему. Материал относящихся к этим случаям СКО в основном согласуется с психоаналитической теорией. Однако, это только часть дела, а глубинные корни нарушений следует искать в рефлекторном освобождении сфинктеров при рождении, когда прекращаются боль, страх и удушье, и в восстановлении психологической связи с постнатальным и пренатальным состояниями, в которых нет ограничений необусловленной биологической свободы.

Психотический опыт: болезнь или трансперсональный кризис?

Так называемые эндогенные психозы (в частности, шизофрения) представляют одну из наибольших загадок для современной) психиатрии и медицины. Несмотря на огромные затраты времени, энергии и денег, проблемы, связанные с природой и этиологией психотических процессов, успешно сопротивляются усилиям целых поколений ученых. Психозы интерпретируются в чрезвычайно широком спектре концепций - от строго органических до чисто психологических и даже философских. Все эти точки зрения имеют своими представителями блестящих, искушенных и почитаемых ученых с солидной репутацией.

Согласно мнению исследователей, придерживающихся медицинской модели, психозы представляют собой настолько резкое искажение правильного восприятия реальности, что приходится постулировать серьезную патологию органов. которые отвечают за восприятие мира и интерпретацию сенсорных данных, - особенно патологию центральной нервной системы. Сторонники этой точки зрения настаивают на том, что причина психозов лежит в некоторых приобретенных или наследственных биохимических, физиологических и даже анатомических аномалиях мозга Приемлемая альтернатива предполагает возможность патологии других органов и систем, которая изменяет биохимию всего организма и влияет на мозг косвенно. И хотя поиски таких органических причин до сих пор были по большей части безуспешны, все случаи необычных состояний сознания по-прежнему диагностируются как болезни, этиологию которых якобы еще предстоит выяснить. Поскольку психиатрические исследования так и не обнаружили пока фактических причин психозов, определение "болезнь" характерно приравнивается к проявлению симптомов, и симптоматическое облегчение рассматривается как признак выздоровления.

Психологические теории психозов отчетливо распадаются на три категории. Самые крайние формулировки на противоположном относительно медицинской модели конце спектра рассматривают психозы как фундаментальные проблемы жизни или различные способы бытия в мире. Можно упомянуть здесь феноменологию, экзистенциальный анализ и Dasein-анализ (Dasein - здесь в переводе с нем.: бытие: человеческое бытие Термин М Хайдеггера. - Прим ред.) как важные примеры подходов, выделяющих скорее философское понимание, чем интерпретацию в терминах медицинской патологии. В большинстве психологических теорий психозы рассматриваются как патологические состояния с психологическими, а не органическими корнями. За небольшим исключением, ориентация этих теорий биографическая, и такая узкая точка зрения не позволяет им учитывать значимые психологические факторы, которые выходят за круг детских травм. Некоторые из этих подходов дополняют интрапсихическую динамику факторами социальной природы. Но наиболее интересной и многообещающей представляется третья категория психологических теорий психотических процессов, к которой относятся подходы, подчеркивающие их позитивное значение. Во многих необычных состояниях сознания, которые традиционно считаются психотическими и потому указывают якобы на серьезные ментальные заболевания, эти теории усматривают радикальные попытки разрешения проблем. Будучи правильно поняты и поддержаны, они могут перейти в психосоматическое излечение, личностную трансформацию и эволюцию сознания.