VI. Оправданность прощения

1. Н ет оправданий гневу. Н ет оснований для атаки. Именно здесь начнется избавление от страха и здесь оно закончится. И здесь — в обмен на леденящие душу сновидения — даруется реальный мир. Ибо только на этом и зиждется прощение и только это для него естественно. Тебя не просят прощать заслуженную и, следовательно, оправданную атаку. Ведь это означало бы, что ты прощаешь грех, пренебрегаешь тем, что есть в действительности. Подобное не есть прощение. Оно предполагает, что, отвечая неоправданным образом, твое прощение явится ответом на совершенную в реальности атаку. Тогда прощение станет неуместным, пожалованное не там, где надо.

2. Прощение всегда оправдано. Оно имеет прочное обоснование. Ты не прощаешь непростительное и не пренебрегаешь реальною атакой, заслуживающей наказания. Спасение не лжет, когда от него требуют неестественных ответов, не соответствующих реальности. Взамен оно лишь просит тебя ответить должным образом нереальности, не воспринимая того, чего не происходило. Будь неоправданным прощение, ты, отвечая прощеньем на атаку, принес бы в жертву собственные права. Тебя же просят видеть в прощении естественную реакцию на страдания, рожденные ошибкой и, следовательно, взывающие о помощи. Прощение — единственно разумный ответ. Оно хранит тебя от жертвы собственными правами.

3. Понимание этого и есть единственная перемена, дающая возможность реальному миру подняться на месте кошмарных снов. Страх не возникнет, покуда не оправдана атака, но если бы она имела реальное обоснование, прощение лишилось бы его. Реальный мир достигнут, когда обоснование прощения воспринимается тобой реальным и полностью оправданным. Покуда ты считаешь прощение необоснованным подарком, оно будет поддерживать вину, которую тебе и предстоит "простить". Необоснованное прощение есть атака. И это всё, что предлагает мир. Он иногда прощает "грешников", но остается убежденным в их греховности. Поэтому-то они и не стоят подаренного им прощения.

4. Таково лжепрощение, которым пользуется мир, чтобы поддерживать чувство греховности. Признавая Божью праведность, нельзя даже представить себе, что Его прощение может быть реальным. Поэтому страх перед Богом есть откровенный результат восприятия прощения как незаслуженного. Считающий себя виновным страшится Бога. Прощая же, от подобной дилеммы он спасен. Глядя на самое себя, разуму нужно мыслить о своем Творце. Видя брата своего достойным прощения, ты постигаешь, что оно — в той же мере твое право, в какой — право его. Ты не боишься, что Бог тебе готовит страшный суд, которого не заслужил твой брат. Ведь правда в том, что ты заслуживаешь не более и не менее, чем он.

5. Прощение, признанное заслуженным, исцелит. Оно дает чуду силу не замечать иллюзии. Вот как ты постигаешь, что тоже должен быть прощен. Не существует видимости, которой невозможно пренебречь. Ибо иначе должен существовать какой-то грех, стоящий вне прощения. Существовала бы ошибка большая, нежели сама ошибка, особая форма заблуждения, остающаяся неизменной, вечной, не поддающаяся ни исправлению, ни избавлению от нее. Существовала бы одна ошибка, достаточно могущественная, чтобы упразднить творение и создать мир, способный заместить его, разрушить Божью Волю. Только в том случае, если бы это произошло, возможны были бы некие формы видимости, способные выстоять против чуда и не исцелиться им.

6. Нет лучшего доказательства тому, что идолопоклонство тебе желанно, чем убеждение в существовании неких форм уныния и недуга, которые прощение не в силах исцелить. Имеется в виду, что ты предпочитаешь сохранить некие идолы и не готов избавиться от них всех. И таким образом ты принимаешь некую видимость за реальность и не считаешь ее пустою видимостью. Да не обманет тебя навязчивое убеждение в том, что какую-то видимость труднее не заметить, нежели остальные. Это всегда говорит о том, что ты считаешь прощенье ограниченным. И ты избрал своею целью частичное прощение и ограниченное избавленье от своей вины. Что ж это, если не лжепрощение себя и каждого, кто кажется отъединенным от тебя?

7. Должно быть правдой, что чудо исцеляет любой недуг, либо не исцеляет вовсе. Суждение о том, какие из форм реальны, какие представления истинны, не может быть целью чуда. Если какое-либо представление должно остаться вне исцеления, тогда какая-то иллюзия должна быть частью истины. И от вины не освободиться полностью, только частично. Ты должен полностью простить Божьего Сына. Иначе твой образ не будет цельным в собственных глазах, ты побоишься заглянуть вовнутрь и там найти освобождение от всех идолов. Спасенье зиждется на вере, что нет такой вины, которую ты бы не мог простить. И следовательно нет такой видимости, которая бы заместила правду о Божьем Сыне,

8. Гляди на брата своего с желанием увидеть в нем того, кто он есть. И часть его не отстраняй от своего желания исцелить его. Исцелить значит — сделать полным. А в полном нет недостающих звеньев, хранящихся снаружи от него. Прощение зиждется на понимании этого и радостном осознании, что не бывает форм недуга, которых чуду не под силу исцелить.

9. Божий Сын совершенен, иначе он бы не был Божьим Сыном. Но тебе не познать его, если ты видишь его недостойным избавления от вины, от всех ее последствий и всех форм. Возможно только одно воззрение на него, если ты пожелаешь знать истину о самом себе:

Я славлю Тебя, Отче, за Твоего совершенного Сына, и в его славе я увижу собственную славу.

Таково радостное заверение, что нету формы зла, способной одолеть Господню Волю, счастливое признание, что вине не удалось, согласно твоему желанию, сделать иллюзии реальными. И что же это, если не простое подтверждение истины?

10. Смотри на брата своего с подобною надеждой, и ты поймешь, что он не совершил такой ошибки, которая изменила бы в нем истину. Совсем не трудно пренебречь ошибками, если не наделять их следствиями. Но то, что ты увидишь достаточно могущественным, чтобы создать кумира Сыну Божьему, ты не простишь. Ибо он стал для тебя идолом, символом смерти. И это — твой спаситель? Разве во мнении о Сыне Отец неправ? Или ты обманулся в том, кто дан тебе для исцеления, для собственного твоего спасения и свободы?

VII. Новое толкование

1. Разве Предвечный оставит смысл мира твоей интерпретации? Будь так, мир не имел бы смысла. Ведь невозможно, чтобы смысл менялся постоянно, при этом неизменно оставаясь истинным. Святой Дух видит в мире единственную неизменную цель. И никакая ситуация ее не изменяет, напротив, она должна быть в полном согласии с ней. Ведь если бы цель мира менялась с каждой ситуацией, то она была бы открыта толкованию, иному всякий раз при размышлении о ней. Прибавишь новую деталь к сценарию, расписанному по минутам дня, и всё происходящее приобретает новое значение. А отними какую-то деталь, и смысл, соответственно, изменится.

2. Что отражается в твоих сценариях, если не планы того, каким должен быть твой день? На основании этого ты расцениваешь результаты как поражение или успех, движение вперед или же отступление, приобретение или потерю. Твои суждения обусловлены ролями в твоем же сценарии. Что сами по себе они бессмысленны, доказывает та легкость, с которой эти ярлыки меняются при иных суждениях в иных аспектах опыта. Тогда оглядываясь назад, ты думаешь, что видишь иное объяснение происшедшему. Что же на самом деле ты сделал, если не показал, что в происшедшем и ранее не было большого смысла? Ты же приписывал ему смысл в свете изменчивых целей, и с каждой переменой в цели менялся смысл.

3. Лишь неизменная цель может придать событиям стабильное значение. Но все события она должна наделить единым смыслом. Если им придается разный смысл, значит они отражают разные цели. И в этом всё их назначение. Но разве есть в этом смысл? Разве под смыслом понимают неразбериху? Восприятие, меняющееся непрестанно, не способствует стабильности. Страх есть суждение, ни в коей мере не оправданное. Присутствие его подтверждает, что ты создал пугающий сценарий и, следуя ему, испытываешь страх. И вовсе не потому, что смысл вещей пугает сам по себе.

4. Общая цель — единственное средство, дающее стабильность восприятию, а миру и всему мирскому опыту несущее единственное толкование. В этой разделяемой цели единое суждение принадлежит всему и всем увиденным. Не нужно более судить, ведь ты уже постиг единый смысл всего и рад увидеть его повсюду. Смысл не изменится, ибо ты будешь воспринимать его повсюду, вне зависимости от переменчивых обстоятельств. Таким образом, ты его предложишь всем событиям, позволив им предложить тебе стабильность.

5. Освобождение от суждения обусловлено следующим: всё сущее имеет одну цель, которую ты разделяешь с миром. В мире ничто ей не противостоит, ибо, как и тебе, она принадлежит всему. В единой цели — конец идеям жертвы, предполагающим разные цели для тех, кто обретает и кто теряет. А вне этой идеи мыслям о жертве не появиться. Только идея неодинаковых целей заставляет восприятие переключаться, а смысл меняться. В объединенной цели это становится немыслимым, ибо согласие — залог устойчивого, длительного восприятия.

6. Разве есть шанс установить взаимное общение, пользуясь символами, обозначающими совершенно разное? Цель Святого Духа дает одну интерпретацию, имеющую смысл для брата и для тебя. Таким путем ты можешь общаться с ним, а он с тобой. В символах, понятных вам обоим, жертва смыслом упразднена. Всякая жертва влечет за собой утрату способности

видеть взаимосвязь событий. А видимые no-отдельности события бессмысленны. Ибо нет света, в каком их можно было бы увидеть и понять. У них нет цели. И для чего они — не ясно. Любая идея потери бессмысленна. Никто с тобой не согласится в том, что она значит. Потеря есть часть искаженного сценария, которую нельзя осмысленно истолковать. Она должна остаться навсегда невнятной. И это исключает общение. А ужасающие сновидения — не более, чем бессмысленные, изолированные сценарии, написанные тобой во сне. Не обращайся к снам за смыслом. Лишь в снах прощения возможно соучастие. Для вас обоих они значат одно и то же. 7. Так не пытайся что-то толковать, будучи в полной изоляции, ибо то, что ты видишь ничего не значит. Оно изменит свое значение, и ты поверишь, будто мир есть место неопределенности, где ты бредешь через опасности наощупь. Это твоим интерпретациям присуща неустойчивость, ибо они не сообразны с тем, кто ты на самом деле есть. Подобное состояние воспринимается столь угрожающим, что моментально приходит страх. Мой брат, не продолжай в таком же духе. У всех нас есть только один Истолкователь. Через Его использование символов мы объединены, поэтому они для всех нас значат одно и то же. Единый наш язык нам позволяет говорить на нем со всеми братьями и вместе с ними понимать, что мы все вместе прощены и можем заново общаться.