Глава 20. О том, что не должно домогаться бесед с мирскими родственниками или заботиться о делах их

От родственников, друзей и родителей надо столько же отдаляться своим расположением, сколько видим далекими между собою мертвых и живых. Ибо кто действительно приуготовил себя к подвигам добродетели, отрекся от целого мира и от всего, что в мире, и, скажу полнее, распялся миру, тот умер для мира и для всего, что в мире, будут ли это родители или братья, или родственники, состоящие в третьем, четвертом и далее колене. Поэтому если родители удаляются от мира и приступят к тому же роду жизни, какой ведет сын, то подлинно они сродники и стоят на степени не родителей, а братий. Ибо первый, самый истинный, отец есть Отец всех, а второй после Него — наставник в духовном житии.

Если же сродники продолжают любить прежнюю жизнь, то составляют они часть мира, от которого мы удалились, и ни в каком родстве не состоят с тем, кто отложил плотского человека и совлекся свойства с ними. А кто вполне любит дружбу с людьми мирскими и желает непрестанно с ними беседовать, тот вследствие частых бесед поселяет в душе своей их расположения. И опять, кто наполнил ум мирскими понятиями, тот отстал от благого предприятия, удалился от духовного образа мыслей, снова собрал в душу извергнутое им прежде и уязвлен врагом, который плотским сродством возмущает духовное житие.

Поэтому пожелаем сродникам наилучшего, то есть правды и благочестия и того, что мы признали для себя досточестным. Ибо и нам прилично желать сего, и им полезно получить от нас такой плод. А сами освободим свои помыслы от заботы и беспокойства о них, потому что диавол, как скоро видит, что совлеклись мы всякого житейского попечения и с легкостью течем к небу, внушив нам мысль о родственниках и настроив нас заботиться об их делах, делает, что рассудок наш обеспокоивается житейскими заботами о том, каково имущество у близких нам, достаточное или скудное; какая прибыль получена от сделанных ими оборотов и насколько от сего возросло их богатство; какие потери понесены ими от встретившихся несчастных обстоятельств и насколько от этого уменьшилось настоящее их имущество.

Он делает также, что как радуемся их успехам и приходим в уныние от их неудач, так и враждуем с ними на их врагов (тогда как нам велено никого не считать врагом — Мф. 5, 44), и радуемся с друзьями, которые часто бывают недостойны духовного сближения, радуемся неправедным и безрасчетным их прибыткам. Диавол снова вводит в наши помыслы все лукавые расположения к предметам житейским, которых совлеклись мы, чтобы поселить в себе духовные понятия. И опять внеся в душу вещественный и мирской образ мыслей, уничтожает в нас внутреннего подвижника, делает же из нас какой–то истукан, который носит на себе наружность подвижника, но нимало не одушевлен добродетелями. А нередко бывало, что от сильного расположения к родственникам подвижник осмеливался учинить святотатство, чтобы избавить от нужды родственников. Ибо сберегаемое для святых, посвятивших себя Богу, священно, признается и приемлется за истинное приношение Богу, а потому похищающий что–либо из этого принадлежит к числу отважившихся на святотатство.

Посему, познав несносный вред сего расположения к своим, будем избегать заботы о них, как диавольского оружия. Ибо и Сам Господь запретил таковую привязанность и привычку, не дозволив одному из учеников даже проститься с домашними, а другому — предать земле тело умершего отца. Тому, кто хочет проститься с домашними, Господь говорит: никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Небесном (Лк. 9, 62). А тому, кто просит погребсти отца, ответствует: ходи вслед Мене и остави мертвыя погребсти своя мертвецы (59–60). Хотя по–видимому тот и другой предлагают весьма благовидные и справедливые прошения, однако же Спаситель не дал на них соизволения и на короткое время не позволил отлучиться от Него питомцам Небесного Царствия, чтобы они по увлечению в земные и плотские расположения, не сделали или не помыслили чего–либо такого, что ниже возвышенного и небесного образа мыслей. Посему помышляющим о небесном, как уже переселенным отселе и мысленно сделавшимся премирными, непозволительно иметь какое–либо уважение к земному.

Если же кто скажет: «Как же закон повелевает заботиться о своих, говоря: и от свойственных племене твоего не презри (Ис. 58, 7), а подобно сему и Апостол: Аще же кто о своих, паче же о присных не промышляет, веры отверглся есть и невернаго горший есть (1 Тим. 5, 8)», — то дадим ему краткий ответ, что божественный Апостол сказал сие людям мирским, имеющим у себя вещественное богатство и возможность облегчить нужду родственников; а подобно и закон говорит сие (скажу короче) живым, а не мертвым, потому что последние не подлежат никакой подобной сему обязанности. А ты умер и распялся целому миру. Ибо, отказавшись от вещественного богатства, возлюбил ты нестяжательность, посвятив себя Богу, соделался Божией драгоценностью. Как умерший свободен ты от всякого вклада в пользу сродников, а как нестяжательный ничего у себя не имеешь, что мог бы подать им. Поелику же ты плодопринес Богу и самое тело и над ним, как над принесенным в дар Богу, не имеешь уже власти, то непозволительно тебе обращать себя на употребление людям и надобно иметь дело с одними единонравными, которые и сами все посвятили Богу. Посему как могут быть прилагаемы к тебе упомянутые изречения Святого Писания? Или не погрешишь ли, отказываясь от обета своего касательно подвижничества?