Часть третья. Испытание и торжество 22 страница

После этого они встречались в ближайшем убежище.

Оседланный был сильнее Тито, но она была образованнее и умнее и скоро

сделалась вожаком; не прошло и месяца, как сначала один шакал, а потом еще

два присоединились к ним и стали членами этого свободного союза.

Маленькая, с обрубленным хвостом самка шакала обладала редкими

знаниями, которых недоставало другим шакалам. Тито знала, как бороться с

хитростями людей. Скоро шакалам стало ясно, что ее способ охотиться был

наиболее успешным, потому что, когда они шли без нее, им большей частью не

везло.

У одного соседнего фермера было двадцать овец. Стадо стерегла громадная

свирепая собака. Однажды зимой два шакала попробовали напасть на это

стадо, но дело кончилось тем, что овчарка потрепала их.

Несколько дней спустя стадо в сумерки возвращалось домой. До сих пор

никто не знает в точности, как Тито устроила то, что случилось. Ясно

только, что она была зачинщиком и руководителем. Шакалы спрятались в

ивняке, а Оседланный, храбрый и быстрый, пошел прямо на овец и громко

залаял, вызывая врага на поединок. Овчарка прыгнула вперед со свирепым

рычаньем и, увидя врага, стала бросаться на него.

Оседланный то подпускал к себе собаку так близко, что она почти могла

схватить его, то снова отскакивал и таким образом завлек ее далеко в лес.

А в это время остальные шакалы, с Тито во главе, разогнали стадо по

двадцати направлениям и, преследуя овец поодиночке, растерзали несколько

штук и спрятали их в снегу.

В темноте собака и ее хозяин с трудом собрали уцелевших овец. На

следующее утро они убедились, что четыре овцы из стада были загнаны далеко

и убиты, а шакалы устроили себе ночью роскошный пир.

Пастух посыпал мертвые тела ядом и оставил их лежать. На следующую ночь

шакалы вернулись. Тито понюхала замерзшие тела, различила запах яда,

издала предостерегающее рычанье и забросала трупы грязью, чтобы никто из

ее товарищей не прикоснулся к ним. Впрочем, один, наиболее жадный, не

послушался Тито и набросился на падаль. Скоро вся стая удалилась, а он

остался на снегу мертвый.

 

 

 

Джек слышал со всех сторон, что шакалы становятся невыносимыми. Он

решил серьезно приняться за работу и постараться при помощи капканов и

ядов уничтожить хотя бы тех из них, которые жили у Верхнего ручья. Каждую

свободную минуту он отправлялся с собаками на розыски по берегу Малой

Миссури. Он провел в таких странствованиях целую зиму, и не без успеха:

убил двух волков и нескольких шакалов, принадлежавших к стае Тито.

Зима эта ознаменовалась целым рядом набегов, даже подвигов, со стороны

шакалов. След на снегу всегда указывал, что вожаком стаи был маленький

куцый шакал.

Одно из этих нашествий возбудило много толков.

Однажды под вечер песня шакалов раздалась совсем близко от фермы.

Собаки ответили обычным лаем. На вой шакалов бросился бультерьер, потому

что только он один не был на цепи. Но он не нашел никого и, рыча, вернулся

домой.

Через двадцать минут, уже совсем близко, снова раздался вой шакалов.

Терьер опять бросился в темноту. Спустя минуту его возбужденный лай

показал, что на этот раз он напал на след. Бешено лая, он летел вперед,

пока голос его не потерялся вдали.

Наутро люди прочитали на снегу историю ночи.

Первый раз шакалы запели свою песню для того, чтобы узнать, все ли

собаки спущены с цепи. И, узнав, что на воле была только одна, принялись

за работу. Пять шакалов притаились у той дорожки, которую они протоптали,

идя на ферму, а один выступил вперед и завыл. Пылкий терьер выскочил на

его голос, и шакал увлек его в засаду. Что мог сделать он один против

шести?

Шакалы разорвали терьера на части и съели.

Это случилось как раз на том месте, где он когда-то напал на Тито. И

когда на следующее утро люди разглядели следы, они убедились, что все было

сделано по определенному плану и что зачинщиком был и на этот раз

маленький короткохвостый шакал.

Фермеры были очень раздосадованы. Линкольн взбешен, а Джек сказал:

- Я уверен, что это наша Тито расправилась с терьером.

 

 

 

К весне дружба Тито и Оседланного еще более окрепла. Шакалы, конечно,

не дают друг другу имен, как люди, и Тито и Оседланный никак не называли

друг друга, но у них был особый звук вроде короткого лая, которым они

всегда подзывали друг друга.

Свободный союз шакалов распался теперь сам собой, так как весной вся

стая разбилась на пары, и, кроме того, теперь появилось столько дичи, что

незачем было охотиться стаей.

Обыкновенно шакалы не спят в норах. Они всю ночь напролет бродят с

места на место, а днем спят несколько часов на солнечной стороне холма. Но

с наступлением весны их образ жизни меняется.

Когда дни сделались теплее, Тито и Оседланный стали приготовлять

логовище для своей будущей семьи. На склоне маленького, залитого солнцем

холмика нашли они заброшенную барсучью нору, вычистили, расширили и

углубили ее. Набросав в нее кучу травы и листьев, они устроили из нее

уютное жилище. Оно помещалось в сухом, солнечном уголке между холмами.

Тито почти все время проводила близ своего нового дома. Оседланный

обыкновенно приносил ей пищу, но иногда и сама она отправлялась на охоту в

поселок сусликов. Это было то самое место, на которое Тито набрела в тот

день, когда добыла себе свободу и потеряла хвост. Если бы она была

способна предаваться воспоминаниям, она бы, конечно, смеялась теперь над

собой - так глупа была она тогда. Насколько хитрее и опытнее стала она за

это время!

Один из сусликов вырыл себе норку в стороне от других. Норка у него

была образцовая.

Как-то раз Тито увидела, что этот суслик щиплет траву шагах в десяти от

своей норы.

Поймать суслика, когда он один, конечно, гораздо легче, чем тогда,

когда он находится в своем поселке, потому что у него ведь только одна

пара глаз, чтобы наблюдать за всем окружающим, а в поселке глаз много.

Тито решила воспользоваться случаем. Но как приступить к делу, не имея

никакого заслона, кроме низенькой травы?

Белый медведь знает, как приблизиться к тюленю на плоской льдине, и

индеец умеет совсем вплотную подойти к оленю, пасущемуся в степи. Тито

тоже понимала, как действовать, и начала приводить свой план в исполнение.

Суслик видит хорошо, только сидя на задних лапках; его глаза мало

помогают ему, когда он уткнется в траву. Тито это знала. Желтовато-серое

животное на желтовато-сером фоне песка и травы делается заметным только

тогда, когда начинает двигаться. Тито знала и это.

Итак, не пытаясь даже особенно прятаться, она тихонько пошла по

направлению к суслику, держась против ветра, для того чтобы все время

слышать запах суслика. Как только ее жертва двинулась вперед, держа что-то

в передних лапках, Тито застыла на месте. Но едва только суслик снова

уткнулся головой в траву, она решительно пошла вперед, наблюдая за каждым

движением зверька, чтобы опять застыть на месте, когда суслик поднимет

голову.

Раза два суслик тревожно оглядывался, но, не видя ничего, продолжал

пощипывать траву. Расстояние между Тито и ее жертвой скоро сократилось до

десяти, затем до пяти шагов, а суслик все еще ничего не замечал. Наконец

Тито сделала быстрый прыжок и схватила неосторожного суслика своими

острыми зубами.

 

 

 

Далеко не все приключения Тито оканчивались так удачно. Однажды она

чуть было не поймала маленькую антилопу, но на выручку детенышу явилась

мать и копытом чуть не проломила хищнице голову. Тито никогда уже больше

не повторяла этой ошибки - у нее пропала охота ловить антилоп.

Раза два ей пришлось вприпрыжку спасаться от гремучей змеи. Несколько

раз охотники стреляли в нее из дальнобойных ружей. Но больше всего

приходилось ей остерегаться волков. Волк много крупнее и сильнее шакала,

но зато шакал быстрее бегает и всегда может спастись от волка в открытой

местности. Гораздо опаснее встретиться с волком в каком-нибудь закоулке.

У Тито была странная привычка, иногда наблюдающаяся у волков и у

шакалов, - таскать во рту неизвестно зачем на протяжении многих миль

всевозможные несъедобные вещи. Много раз бежала она трусцой милю или две,

держа в зубах старый рог буйвола или выброшенный сапог, для того лишь,

чтобы оставить их, когда что-нибудь другое привлечет ее внимание.

Эта странная привычка послужила причиной гибели нескольких собак с

фермы. Джек разложил цепь отравленных кусков мяса на западных холмах. Тито

знала, что мясо отравлено, и не трогала его. Но однажды она подобрала два

куска и направилась через Малую Миссури к ферме. Она обошла ферму на

почтительном расстоянии и, когда услышала собачий лай, с испугу бросила

куски. На следующий день собак выпустили погулять. Они наткнулись на

отравленное мясо и съели его. Через десять минут на земле лежало несколько

мертвых борзых - на сумму четыреста долларов. После этого был издан закон,

запрещающий истреблять шакалов отравой. И закон этот был издан из-за

маленького короткохвостого шакала.

Тито скоро поняла, что охота - даже на животных одной породы - требует

каждый раз особых приемов. Суслик, живущий далеко от своих сородичей,

достался ей очень легко. Другие суслики жили совсем близко друг от друга.

Посреди их поселка жил аппетитный, толстый суслик, настоящий староста, и

Тито несколько раз пыталась поймать его. Однажды она уже подкралась к нему

на расстояние прыжка, но вдруг шипенье гремучей змеи предупредило суслика

об опасности. Змея не то чтобы имела сама какие-нибудь виды на суслика, но

просто не любила, чтобы ее тревожили. И Тито, боявшаяся змей, принуждена

была бросить охоту. Открыто напасть на "старосту" было невозможно, так как

расположение его дома обращало всех обитателей поселка в его сторожей.

У шакалов есть обыкновение наблюдать с какого-нибудь возвышенного места

за всеми, кто проезжает по дорогам, а потом спускаться и обнюхивать следы.

То же проделывала и Тито.

Однажды от города по направлению к югу проехала по дороге телега. Тито

приникла к земле и стала наблюдать за ней. Вот что-то упало на дорогу.

Когда телега скрылась из виду, Тито прыгнула на дорогу, чтобы, по

привычке, понюхать след и посмотреть, что упало.

Тито увидела какой-то непривлекательный круглый зеленый предмет вроде

листа кактуса, только без игл и с другим запахом. Это было яблоко. Она

понюхала его, покатила и хотела уже пройти мимо. Но солнце так весело

играло на яблоке и оно так занятно катилось, когда она толкала его, что

Тито подняла его и побрела обратно через холм, туда, где жили суслики. Как

раз в это время два степных ястреба показались над поселком сусликов, и

зверьки, завидя птиц, принялись лаять, неистово помахивая хвостами, а

потом попрятались в свои норки.

Когда все суслики скрылись, Тито направилась к жилищу "старосты", на

которого она давно точила зубы. Оставив яблоко в каких-нибудь двух футах

от края ямы, служившей "старосте" корой, она уткнулась носом в отверстие,

чтобы насладиться аппетитным запахом жирного суслика. Его нора пахла

вкуснее, чем все другие. Нанюхавшись вдоволь, Тито спокойно улеглась за

ближайшим кустом. Спустя несколько секунд какой-то отважный суслик

выглянул из своей норки и, ничего не замечая, успокоительно залаял. Один

за другим все суслики появились на поверхности, и через двадцать минут

поселок оживился по-прежнему. Одним из последних вылез "староста", всегда

чрезвычайно заботившийся о своей особе. Он осторожно осмотрелся и затем

забрался на верхушку своей насыпи.

Нора суслика устроена наподобие воронки, идущей прямо в землю.

Отверстие окружено высокой насыпью. Края насыпи с наружной стороны

постепенно сравниваются с землей.

Когда "староста" увидел странную круглую штуку, лежащую около его

порога, он испугался. Подробный осмотр убедил его, что штука эта не опасна

и, по-видимому, довольно интересна. Он осторожно приблизился к яблоку,

понюхал и попробовал укусить его. Но яблоко покатилось по гладкой и

покатой почве. Суслик последовал за ним, а яблоко катилось все дальше и

дальше. Никакая опасность, казалось, не грозила "старосте": все его

товарищи были на поверхности земли, и он беспечно гнался за катящимся

яблоком.

Яблоко катилось к кусту, росшему неподалеку под насыпью. А за кустом

притаилась Тито. Она съежилась, напрягла мускулистые ноги и ждала, пока

расстояние между нею и сусликом не сократится до трех хороших прыжков.

Тогда она, как стрела, пущенная с упругой тетивы, бросилась вперед, и

жертва была наконец в ее власти.

Мы никогда не узнаем, была ли простая случайность в том, что яблоко

оказалось перед норой суслика, или это было сделано с целью. Как бы то ни

было, яблоко на этот раз очень пригодилось Тито. Если бы такой случай

приключился еще раза два с Тито или каким-нибудь другим умным шакалом - а

обыкновенно такие случаи выпадают на долю умных, - у шакалов легко мог бы

появиться новый, всеми признанный способ охотиться.

 

 

 

Пришла весна. Казалось, природа сказала себе: "Надо создать место, в

котором соединялось бы все, что есть на земле чудесного, - рай для людей,

животных и птиц", - и создала эти прекрасные дикие холмы, кипящие жизнью,

покрытые тенистыми рощами, широкими степями и сверкающими на солнце

озерами и ручьями. Здесь, в этой стране холмов, в этой стране вечно яркого

неба и вечно яркой земли, природа щедро рассыпала дары, которые она в

других местах распределяет скупо, как золото.

Маленький холмик к западу от фермы покрылся свежей травой. Весна

разукрасила землю пестрыми цветами. И даже кактус, самое убогое из

растений, удивил мир прекрасным цветком, столь же мало похожим на него,

как жемчужина - на свою мать, раковину. В ложбинах и на холмах - везде

благоухала весна. Наступал конец зимней голодовке, начиналось летнее

раздолье. В это самое время природа повелела наконец маленьким шакалам

увидеть свет.

Матери не нужно учиться любить своих беспомощных детей. В своей

темноватой теплой берлоге Тито нянчила, лизала и ласкала своих детенышей.

Но любовь к детям так же велика, как и беспокойство за их жизнь. В

прежнее время Тито должна была заботиться только о себе. Все, чему она

научилась во время своего странного детства, все, что она узнала

впоследствии, служило ей только для самосохранения. Теперь она забыла себя

ради своих детей.

Главной ее заботой было сохранить свое убежище в тайне. Тито уходила и

приходила с величайшей осторожностью и только после того, как внимательно

исследовала местность.

Люди знали Тито только как существо с ужасной пастью, с ногами, не

умеющими уставать, существо, одаренное необыкновенным коварством и всюду

оставляющим за собой следы разрушения. А детеныши знали ее как любящую,

нежную кормилицу и защитницу. Она кормила и отогревала их, сторожила их

внимательно и умно. Она всегда была готова на отчаянную борьбу и

всевозможные уловки для того, чтобы защитить их в минуту опасности.

Новорожденный шакал неуклюж, глуп и для каждого, кроме своей матери,

довольно непривлекателен. Но когда глаза его раскроются, ноги окрепнут,

когда он научится играть на солнышке со своими братьями и бежать сломя

голову на нежный зов матери, принесшей пищу, маленький шакал превращается

в самое ловкое, самое прелестное существо на свете. И когда девять

детенышей Тито подросли, не надо было и материнской нежности, чтобы с

нежностью наблюдать за ними.

Наступило лето. Детеныши ели уже мясо, и Тито с помощью Оседланного

была постоянно занята добыванием пищи для себя и детей. Иногда она

приносила домой суслика, иногда возвращалась с пастью, полной мышей, а

иногда ей удавалось даже поймать большого кролика.

Наевшись, все семейство располагалось на солнышке. Тито всходила на

какой-нибудь холм и обозревала землю и воздух своими острыми глазами,

заботясь о том, чтобы ни один враг не нашел их счастливого дома. А веселые

детеныши играли или охотились за бабочками, или затевали отчаянные схватки

друг с другом, или, наконец, теребили кости и перья, валявшиеся у порога

их норы. Только один, самый слабенький, как это случается в каждой семье,

оставался около матери и карабкался ей на спину или тормошил ее за хвост.

Какое это было трогательное зрелище! Тито была горда и счастлива.

 

 

 

Пастух Джек был человек предприимчивый и перепробовал много планов

разбогатеть, которые лопались один за другим, как только Джек убеждался,

что они требуют работы.

Однажды ему пришло в голову, что можно разбогатеть, разводя домашних

птиц. Недолго думая, он купил дюжину индюшек и поселил их в углу своей

убогой хижины. Два дня индюшки были предметом его нежнейших забот, но уже

на третий он предоставил их самим себе. И всякий раз, когда Джек

возвращался из странствий в свою неприветливую хижину, он убеждался, что

число индюшек уменьшается. Наконец в живых остался всего один старый

индюк.

Джека не особенно огорчала потеря, но он негодовал на вора.

Его главным занятием сделалось истребление шакалов. Фермеры снабдили

его ядами, капканами и лошадьми; надежный человек получил бы еще и денег

впридачу, потому что фермеры - народ щедрый, но Джек не был надежным

человеком.

Вести против шакалов серьезную войну было всего удобнее летом, когда

все логовища полны детенышей. Есть несколько способов выслеживать шакала.

Один из них - влезть на пригорок и следить за шакалом, несущим пищу своим

детям. Ленивому Джеку больше всего нравился именно этот способ, потому что

он требовал продолжительного и спокойного лежания на земле. Положив рядом

с собой подзорную трубу и отпустив лошадь, Джек проводил неделю за неделей

на каком-нибудь пригорке. Он громко храпел и лишь изредка оглядывал

окрестность сонными глазами.

Шакалы выучились избегать открытых пространств и обычно пробирались

домой под прикрытием холмов. Но это не всегда, конечно, удавалось, и

однажды взгляд Джека случайно упал на темное пятно, движущееся по

открытому склону холма. Джек узнал шакала. Видно было, что он несет что-то

в своей пасти, а это означало, что поблизости находится логовище с его

детенышами. Джек заметил место и на следующий день вернулся, чтобы снова

наблюдать. Прошел целый день, а он ничего не увидел у того высокого холма,

к которому шакал нес свою добычу. Но уже на третий день Джек заметил

темного шакала - это был старик Оседланный, который нес в зубах большую

птицу. При помощи подзорной трубы Джек разглядел, что шакал нес индюка. Он

теперь понял, куда девались его индюшки, и поклялся жестоко отомстить

врагу, когда найдет его жилье. Он следил за Оседланным, сколько было

возможно, и затем отправился на то место, где потерял его из виду. Но тут

он не нашел никаких следов и не добрался до холма, возле которого играли

дети Тито.

Между тем Оседланный приблизился к этому холмику и издал то тихое

рычанье, которое всегда вызывало наружу девять голодных детенышей. Они

накинулись на индюка и теребили его, пока не разорвали на куски, а получив

каждый свою долю, разбрелись в разные стороны и молчаливо принялись за

еду. Лишь изредка издавали они тихое рычанье при приближении кого-нибудь

из братьев и сверкали белками глаз, стараясь уследить за всеми движениями

соседей. Дело не-обошлось без драки, но заботливая мать тотчас же

прекратила грызню, разделив индюка на равные части. Тогда буяны разбрелись

кто куда, облизывая губы и покачивая головами, а самый маленький нырнул в

нору, с торжеством неся свою добычу - громадную голову индюка.

 

 

 

Джек чувствовал себя глубоко обиженным. Он поклялся, что заживо сдерет

кожу с маленьких шакалов, когда найдет их, и с удовольствием мечтал об

этом. Попытка выследить Оседланного оказалась неудачной, и все поиски его

логовища были напрасны, но он был уже готов ко всевозможным неудачам; на

случай, если найдет нору, он захватил лопату и заступ, а если не найдет, -

белую живую курицу.

Он отправился на полянку недалеко от того места, где видел Оседланного,

и там привязал курицу к полену. Курица отбежала, насколько позволяла ей

веревка, а затем улеглась на землю, растерянно хлопая крыльями.

Под вечер Тито пошла на охоту. Нора ее была близко, и она строго

следовала правилу никогда не показываться на открытом месте. В прежние

времена шакалы обыкновенно бегали по самому гребню холма, чтобы глядеть по

обе его стороны, но Тито знала, что так ее наверняка увидят, и поэтому

всегда пробиралась по склону недалеко от вершины, лишь изредка высовывая

морду, чтобы заглянуть через гребень.

В этот вечер она с обычной осторожностью отправилась добывать ужин

своим детям, и ее зоркие глаза скоро разглядели белую курицу, метавшуюся

из стороны в сторону.

Тито была поражена. Она покружила вокруг птицы, которая как будто

заигрывала с ней, но в конце концов решила лучше оставить ее в покое. Она

двинулась дальше и вдруг заметила легкое облачко дыма. Направляясь к нему,

она наткнулась на стоянку Джека. Тут была его постель, паслась лошадь со

спутанными ногами, а на догоревшем костре стоял котелок с чем-то пахнувшим

очень знакомо - это был кофе.

Тито сделалось не по себе, когда она увидела, что так близко от ее дома

находится человек, но она все же отправилась на охоту. А Джек, на закате

вернувшийся вместе с курицей к месту стоянки, так и не узнал, какой гость

у него побывал.

 

 

 

На следующий день курица опять была привязана на том же месте и уже

после полудня попалась на глаза Оседланному. Он остановился, поглазел на

нее несколько мгновений, потом уловил направление ветра и осторожно,

ползком стал приближаться. Курица забила тревогу, стараясь высвободиться

из петли. Но Оседланный сделал прыжок, схватил ее так яростно, что оборвал

веревку, и бросился к дому.

Джек было задремал, но кудахтанье курицы разбудило его, и он успел

разглядеть шакала. Как только тот исчез из виду, Джек пошел по дорожке из

белых перьев. Сначала след был очень ясен, так как курица в борьбе

потеряла много перьев, но после того как она испустила последний вздох в

зубах Оседланного, перьев стало падать меньше. Джек спокойно и уверенно

шел по следу, который тянулся почти по прямой линии. Только раза два

произошла досадная задержка: когда шакал немного менял направление или

когда на пути совсем не встречалось кустов, на которых оставались перья.

Но одного белого перышка на расстоянии пятидесяти шагов от другого было

достаточно для Джека, чтобы снова отыскать дорогу. Когда стемнело, Джек

был всего в каких-нибудь двухстах шагах от норы, где в эту самую минуту

девять детенышей, рыча и давясь перьями, лакомились мясом белой курочки.

Если бы теперь поднялся ветер, один порыв его донес бы до Джека целое

облако белых перьев и шум, который выдал бы нору шакалов. Но по воле

судьбы вечерняя тишина опустилась на землю, и треск ветвей, которые Джек

ломал, тщетно стараясь отыскать хоть одно белое перышко в кустах,

отделявших его от пещеры, заглушил все остальные звуки.

В это самое время Тито возвращалась домой, неся в зубах сороку, и

напала на следы Джека. В тех краях пеший человек уже сам по себе есть

нечто подозрительное, и Тито пошла по следу, чтобы разобрать, куда

направился человек. По запаху она сейчас же определила направление. Каким

образом это удается животным, никто не знает, но все охотники утверждают,

что животное всегда, внюхавшись, разберет, куда ведут следы. Тито поняла,

что эти следы направлялись прямо к ее дому. Охваченная ужасом, она

спрятала сороку в кустах и побежала дальше по следу. Через несколько минут

она почуяла присутствие человека в чаще и поняла грозящую опасность.

Поспешно обойдя холмик, она подошла к пещере и предостерегающе тявкнула.

Но вид холмика, такого заметного теперь благодаря белым, как снег, перьям,

вероятно поразил ее. Она лаем предупредила о приближении опасности, и все

затихло на маленькой лужайке.

Тито убедилась, что человек, которого она всегда знала как существо

самое коварное, находится близко от ее детей, выслеживает их и, быть

может, уже через несколько мгновений будет держать их в своих жестоких

руках.

О, какая мука сковала сердце матери, представившей себе эту ужасную

картину! Но горячая материнская любовь сейчас же призвала на помощь всю

материнскую мудрость. Отослав детей обратно в нору и знаком сообщив о

своей тревоге Оседланному, она быстро вернулась к человеку и прошла мимо

него. Сама себе не отдавая отчета, она была уверена в том, что человек

должен пойти по запаху следов, точно так же, как она бы сделала это сама,

и что, конечно, он выберет более свежие следы, которые она теперь

оставляла за собой. Она не понимала, что в сумерках все следы были для

человека совершенно одинаковы. Она побежала вперед и запела самую дикую и

свирепую песню, какую только знала, - ту, которая столько раз заставляла

собак гнаться за ней. Пропела и остановилась. Затем подбежала ближе к

человеку и запела опять, подбегая все ближе, уверенная, что он последует

наконец за ней.

Однако человек не мог увидеть шакала, потому что сумерки уже спустились

на землю. Джек принужден был бросить охоту, но он догадался, что вой

шакала был не что иное, как голос матери, старавшейся отвлечь его от норы.

Из этого он заключил, что детеныши должны быть недалеко и что ему остается

только вернуться сюда завтра и докончить начатое дело. Поэтому он

отправился обратно к месту своей стоянки.

 

 

 

Оседланный думал, что они одержали победу. Он чувствовал себя в

безопасности, потому что знал, что запах следов, который мог снова выдать

их человеку, исчезнет к утру. Но Тито была менее спокойна. Ведь это

двуногое чудовище было так близко от ее дома и от ее детей и всегда могло

прийти снова.

А Джек напоил свою лошадь, сварил кофе, поужинал и закурил перед сном

сигару, изредка вспоминая о маленьких пушистых комочках, которые завтра

утром будут в его руках.

Он уже был готов завернуться в свое теплое шерстяное одеяло, когда

где-то далеко в темноте зазвучала песня шакалов. Слышны были тягучие

переливы двух голосов. Джек прислушался, злорадно усмехнулся и сказал:

"Так, все в порядке. Пойте себе, голубчики. Утром увидимся".

Это был обычный ночной вой шакала. Он скоро умолк. Джек позабыл о нем и

крепко заснул.

Тито и Оседланный выли не ради пустой забавы. У них была ясная,

определенная цель - узнать наверняка, были ли у их врага собаки. Не

услышав ответного лая, Тито убедилась, что собак не было.

Она ждала до тех пор, пока мерцающий огонек костра не потух совсем.

Только фырканье лошади, пощипывавшей траву, нарушало мертвую тишину,

воцарившуюся на полянке. Тито подкралась так тихо, что лошадь услыхала ее

только тогда, когда она была уже футах в двадцати от нее. Лошадь фыркнула,

вздрогнула, и веревка, которой она была привязана к колышку, туго

натянулась. Тито спокойно двинулась вперед и, широко раскрыв свою

громадную пасть, схватила веревку большими, острыми, как ножницы, задними

зубами. Она пожевала и легко перегрызла сильно натянутые волокна веревки.

Лошадь очутилась на свободе. Она не особенно встревожилась, так как запах

шакалов был ей знаком. Сделав несколько прыжков, лошадь остановилась. Стук