Плач Григория о себе самом

Увы, увы! Какие страдания! В чем согрешил я? Или один касаюсь чистых жертв Твоих не преподобно? Меня ли Ты, Очиститель, пережигаешь страданиями, или сокращаешь кичливость других, или для того обнажаешь меня, чтобы вывести на борьбу с противником? Все это распределяешь Сам Ты, Царь мой — Слово. Но я едва перевожу на земле последнее дыхание; выплакал все слезы; одно у меня занятие — плакать. Долго ли же оставаться мне в руках нечестивых? Но ты, Блаженный, восставь меня; пусть я худ, однако же священник; восставь, чтобы не соблазнился кто–нибудь моими бедствиями! Утратилась моя похвала, да исчезнут и телесные скорби! Утрачена для меня Анастасия ^[286], да прекратится и грех! Увы! Увы! Слезы мои не пересыхают, сердце цепенеет в груди. Удержи, Царь, сугубую болезнь! Удержи болезнь, — я погибаю. Неужели милосердие заключено для одного — служителя Твоего Григория? Многими бедствиями и телесными скорбями сокрушен я. А у Тебя, Христе, есть благодать, — у Тебя, Который пережигаешь меня страданиями. Или останови бедствия и умилосердись над рабом Твоим, или дай силу переносить все с твердым духом!

Христос, свет человеков, столп огненный душе Григориевой, блуждающей по пустыне горестной жизни, удержи зломысленного фараона и бесстыдных приставников; избавь меня от невяжущегося брения и от тяжкого Египта, смирив позорными казнями моих неприятелей, и даруй мне гладкий путь! Если же преследующий враг настигнет меня, рассеки для меня Чермное море, чтобы перейти мне по отвердевшим водам, поспешая в чудную землю, в мое достояние, как обещал Ты; останови широкие реки, отклони стремительное и стенящее копье иноплеменников! Если же взойду в святую землю, буду славословить Тебя немолчными песнопениями.

Царь мой Христос, для чего Ты опутал меня этими сетями плоти? Для чего вверг в жизнь — в этот холодный и тенистый ров, если, как слышу, действительно я бог и Твое достояние? Утратилась во мне крепость членов, не слушаются колена; меня расслабило время, сокрушила болезнь, изнурили заботы и друзья, расположенные ко мне недружелюбно. А грехи не хотят покориться, но еще сильнее наступают на меня, и изнемогшего, как робкого зайца или серну, окружают эти псы, желая насытить свой голод. Или останови бедствия и умилосердись; или прими меня к Себе после долговременных подвигов и положи меру скорбям; или благое облако забвения да покроет мои мысли!

Увы мне! Изнемог я, Христе мой, Дыхание человеков! Какая у меня брань с супружницей — плотью! Сколько от нее бурь! Как долга жизнь, как долговременно пресельничество! Сколько борений и внутри и совне, в которых может повредиться красота Божия образа! Какой дуб выдерживает такое насилие ветров? Какой корабль сражается со столькими волнами? Меня сокрушают труд и стечение дел. Не ш своей охоте принял я на себя попечение о родительском доме. Но когда вступил в него, нашел расхищенным. Меня привели в изнеможение друзья, изнурила болезнь. Других встречают с цветами, а меня встретили камнями. У меня отняли народ, над которым поставил меня Дух. Одних чад я оставил, с другими разлучен, а иные не воздали мне чести. Подлинно, жалкий я отец! Те, которые со мной приносили жертвы, стали ко мне неприязненнее самых врагов: они не уважили таинственной Трапезы, не уважили (не говорю о чем другом) понесенных мною дотоле трудов (а их обыкли нередко уважать и порочные); они нимало не думают заглушить молву о нанесенных мне оскорблениях, но домогаются одного — моего бесславия.

Весьма много потерпел я бедствий, и, что составляет верх бедствий, претерпел от кого всего менее думал терпеть. Однако же я не потерпел ничего такого, что потерпят сделавшие мне зло. Мои страдания проходят, а их злые дела, сколько знаю, Правосудие записало в железные книги.

Друзья, сограждане, недруги, враги, начальники! Много испытал я от вас тяжких ударов. Знаю, вы скажете: нет. Но это записано в книгах; не утаитесь от меня.

Моими страданиями и скорбями да не утешается порочный и да не смущает слабого ума добрый! Кто без болезней соделал хорошего лучшим? А страждущий знает, что и болезнь ему помощник, что она или врачевство для оскверненных, или борьба и слава для очищенных. Другому, Царь, дай славу без трудов, а для меня вожделенно приобрести Тебя страданиями и скорбями.

К самому себе

Помни сам себя, чтобы не забыться тебе, взирая на Бога; ты дал клятву, помни о своем спасении! Увы! Увы! Обаятель обманывает тебя своими лжеумствованиями, обманывает, обманывает тебя неприязненный. Обратись скорее к Слову, чтобы не пасть глубже. Обними крест, и остановишь вред.

Истощается во мне образ Божий; какое рассуждение поможет мне? Истощается образ — дар пречистого Бога, и предается поруганию. О зависть, зависть! Меня воспламеняют чуждые мне учения и умствования.

Не струись, источник зла, не источай суетного, мысль! О если бы язык не осквернялся нечистотой! О если бы рука не касалась худого! Тогда бы образ Божий пребывал во мне нетленным.

Посредством настоящего приобретай мир великий, без труда презирая все здешнее, как одно подражание высшему зрелищу! Покорись Слову, Которое ради тебя стало плотью. Что ж говорит Слово? Идем отсюду (Ин. 14:31)! Для того пришел Я сюда, чтобы преселить в горнее тебя, низринутого грехом. Так повелевает Бог; поспешим, как окрыленные. Уготовь себя как можно скорее для неба, окрылив Словом драгоценную душу. Не оставляй при себе ничего лишнего, но сбрось с себя всякую тяготу суетной жизни и здешних бедствий!

Я жив и мертв. Кто мудрец, тот согласи это. Душой я мертв, а плоть хочет быть у меня сильной. Пусть лучше живет душа, а плоть моя умрет!

К душе своей

Есть тебе дело, душа моя, и, если угодно, дело немаловажное. Исследуй сама себя, что ты такое, куда тебе стремиться, откуда ты произошла и где должно остановиться; действительно ли то жизнь, какой теперь живешь, или есть и другая кроме нее?

Есть тебе дело, душа моя! Очищай жизнь следующим способом: размышляй о Боге и о Божиих тайнах; размышляй, что было прежде вселенной и что для тебя значит эта вселенная, откуда она произошла, и до чего дойдет.

Есть тебе дело, душа моя! Очищай жизнь такими размышлениями: как Бог правит кормилом вселенной и обращает ее; отчего иное постоянно, а иное скоротечно, особенно же наша жизнь подлежит изворотам.

Есть тебе дело, душа моя! Обращай взор к единому Богу. Какую славу имел я прежде и в каком поругании теперь? Что это за сопряжение во мне и какой конец моей жизни? Размышляй о всем этом, и остановишь шатания ума.

Есть у тебя дело, душа моя! Что ни терпишь, не изнемогай!

Душа, взирай горе, а земное все забудь, чтобы тело не покорило тебя греху! Коротка жизнь сия; счастливец наслаждается как бы во сне. Всякому выпадает разная судьба. Одна чистая жизнь всегда постоянна и многолетна, и всего лучше жить такой жизнью. Иные уважают или золото, или серебро, или продолжительную трапезу — эти детские забавы в настоящей жизни; а другим дороги или прекрасные шелковые ткани, или поля, засеянные пшеницей, или стада четвероногих. Но для меня великое богатство — Христос. О если бы мне когда–нибудь увидеть Его чистым, неприкровенным умом! Прочим же пусть владеет мир!

Куда идешь, дух мой? Остановись! Куда рвешься, несчастный? Увы! Увы! Обаятель обманывает тебя своими лжеумствованиями. Подойдет он несколько, и опять отступит назад, и снова подойдет ближе, как волк к тельцу, ласкаясь, заманивая дикими своими прыжками, пока не отвлечет тебя от Божиих законов и не уловит в снедь губительным зубам.

Плач о душе своей

Часто юная новобрачная, сидя еще на девственном ложе, оплакивает смерть возлюбленного супруга и в брачном уборе начинает свою жалобную песнь; а рабыни и подруги, стоя здесь и там, плачут попеременно в облегчение ее грусти. И матерь оплакивает любезного сына, еще не достигшего юношеских лет, и после мук рождения терпит новые муки. А иной сетует о своем отечестве, которое опустошено стремительным Ареем. Иной скорбит о доме, который истреблен небесным огнем. Какой же плач приличен тебе, душа, которую умертвил губительный змий, Божий образ запечатлев горькой смертью? Плачь, плачь, окаянная; это одно для тебя полезно. Покину дружеские и веселые пиры; покину великую славу красноречия и благородство крови; покину домы с высокими кровлями и все земное счастье; покину даже сладостный солнечный свет, само небо и блистательные звезды, которыми оно увенчано. Все это оставлю тем, которые будут после меня, а сам с повязкой на голове, как мертвец и бездыханный, возлягу на одр, последним сетованием утешу сетующих, получу ненадолго похвалу и беспрекословную любовь, потом камень и под ним неумирающее тление. Впрочем, не от этого смущается мое сердце; трепещу единственно правдивых Божиих весов.

Как мог демон отдалить тебя настолько от Христа, уловить твой язык, и слух, и зрение, о несчастная душа? Где ты блуждаешь вне кроткого Света, волнуемая желаниями и беспокойными заботами, трепеща одной тени страха, служа обольщениям, иссыхая и истаевая в порывах кипящего гнева? Не предавайся, душа, кружениям парящего ума, но и не забывай своей жизни, когда приближаешься к плоти, к прикровенным и явным плотским недостаткам! Пусть в дольнем мире возмущается все жестокими житейскими бурями; пусть здесь время, как шашками, играет всем: и красотой, и доброй славой, и богатством, и могуществом, и неверным счастьем! А я, крепко держась за Христа, никогда не покину надежды, что увижу сияние во едино сочетаваемой Троицы, когда достояние великого Бога, теперь смесившееся с плотью, а прежде образ Божий, вступит в единение с небесным.