Мой дом — моя чужбина 1982

Гомо советикус 1982

Нашей юности полет 1983

Евангелие для Ивана 1984

Иди на Голгофу 1985

Государственный жених 1986

Рука Кремля 1986

Пара беллум 1986

Изюмовая бомба 1987

Живи 1989

Мой Чехов 1989

Исповедь отщепенца 1990

Катастройка 1990

Веселие Руси 1991

Смута 1992

Русский эксперимент 1995

Глобальный человейник 1997

Новая утопия 2000

Затея 2000

Лишь последние две книги опубликованы после возвращения в Россию из эмиграции. Книги “В преддверии рая”, “Записки ночного сторожа”, “Изюмовая бомба”, “Катастройка”, “Мой Чехов” и “Затея” не вошли в собрание сочинений. Большинство книг были опубликованы в издательстве “L’Age d’Homme” одновременно на французском и русском языках. Книги “Исповедь отщепенца” и “Смута” были опубликованы в издательстве “Plon” в Париже, книги “Мой Чехов” и “Веселие Руси” — в издательстве “Complex” в Брюсселе, книги “Государственный жених”, “Рука Кремля” и “Изюмовая бомба” — в издательстве “Diogenes” в Цюрихе, книга “Русский эксперимент” — в издательстве “L’Age d’Homme — Наш дом” в Москве, книги “Глобальный человейник”, “Новая утопия” и “Затея” — в издательстве “Центрполиграф”.

Интерес к литературному творчеству Александра Зиновьева на Западе был огромен. О нем печатались бесчисленные статьи, книги, рефераты, защищались диссертации. Нередко по числу откликов на свои книги он побивал все рекорды. Так, если оставить в стороне невероятный успех “Зияющих высот”, на другую его книгу “Глобальный человейник” в одной только Италии в течение недели после ее выхода в свет появилось более 50 рецензий.

Было много выступлений по телевидению и радио во многих странах мира. О Зиновьеве снимались телевизионные фильмы, устраивались литературные фестивали, его регулярно приглашали на различные конференции и индивидуальные выступления, куда собирались многие сотни, а порою — тысячи человек. Регулярно приглашался он почетным гостем в важные учреждения и организации европейского и мирового масштаба. Александр удостоился престижных литературных премий, в том числе “За лучший европейский роман” в 1978 году, “За лучший научно-фантастический роман” в 1980 году, “Prix Medicis” в 1979 году, “Tevere” в 1992 году и многие другие.

Александр Зиновьев избран в Баварскую академию искусств и Римскую академию, награжден медалями и званием почетного гражданина папских городов Равенна, Оранж и Авиньон.

Русскоязычная эмиграция встретила появление книг Александра Зиновьева далеко не единодушно. Закулисное (или “домашнее”) общественное мнение было в основном очень положительным. У него появилось множество восторженных поклонников, многие из них прочитали его первые книги еще в Советском Союзе. Высший же, официальный, слой советской эмиграции встретил публикацию книг Зиновьева и появление его самого на Западе весьма сдержанно и отчасти даже враждебно. Уже первая рецензия на “Зияющие высоты” в русском зарубежье, появившаяся в газете “Новое русское слово” в Нью-Йорке, была путаной, невнятной и крайне нелепой. Одно в ней было выражено ясно: беспредельное, откровенно враждебное отношение к книге. Потом было несколько положительных рецензий, но вскоре стал намечаться перелом: рецензии становились все более редкими гостями на страницах русской и зарубежной прессы, объем их стал сокращаться, оценки приобретали вначале уклончивый, нейтрально-критический, а затем — угрожающе-погромный характер. Начался период замалчивания в русскоязычной прессе всего того, что Зиновьев уже сделал, а также всего того, что вообще касалось личности Александра Зиновьева. Его имя даже перестали упоминать среди имен эмигрантских писателей, зато активно стали распространяться всевозможные дичайшие вымыслы и клеветнические инсинуации типа, что Зиновьев — русофоб, что Зиновьев — антисемит, что Зиновьев — агент КГБ, что вовсе и не Зиновьев писал его книги, а кто-то другой... Практически все годы эмиграции Александр жил в обстановке бойкота и клеветы. Трудно, если задуматься и попытаться вспомнить, назвать хотя бы одно русскоязычное издание на Западе, которое не бросило бы злобствующий булыжник в его огород.

Приведу для иллюстрации хотя бы пару примеров, чтобы не показаться голословной: в 1986 году в Авиньоне и Оранже был проведен литературный фестиваль, посвященный творчеству Александра Зиновьева. Многочисленные организации, известные и официальные лица прислали поздравления, в том числе — президент Франции Миттеран, вице-канцлер Австрии Алоис Мокк, Ив Монтан, Симон Вайль и многие другие. В русскоязычной прессе — ни слова, хотя я своевременно известила их о готовящемся событии, разослала вовремя пресс-релиз и всю информацию, относящуюся к уникальному фестивалю. Как можно догадаться, слава Зиновьева от этого не убавилась, а проверку на порядочность и объективность, с чьих позиций якобы выступают очень многие русские зарубежные издания, они, естественно, не выдержали. Произойди нечто подобное с кем-то другим, в провинциальной русской прессе поднялся бы целый ураган похвал и восторгов. Я пишу об этом без горечи, но и не без сожаления по поводу утраченных для русского зарубежья возможностей подняться над своими зашоренными и ограниченными представлениями о мире, который оказался за пределами их геттового сознания.

А вот и другой, но уже просто анекдотический пример: Александр Александрович подписывал книги на одной из таких “подписных” распродаж книг в Пен-клубе в Париже. С утра и до самого закрытия к нему стояла длинная очередь, больше, чем ко всем другим участникам распродажи. Зинаида Шаховская сидела рядом и собирала деньги от проданных зиновьевских книг. На другой день в “Русской мысли” появляется ее фотография, а внизу — подпись: Зинаида Шаховская подписывает (!) книги в Пен-клубе. Вот была бы радость для старика Фрейда, если бы обратились к нему с просьбой проанализировать и диагностировать пациента.

Бесчисленны были факты клеветы, замалчивания и несправедливостей по отношению к Александру Александровичу. Не устояли при этом даже корифеи диссидентства и нелегальной литературы, и они внесли свою посильную лепту в кампанию инсинуаций и клеветы на беззащитный и ярчайший талант русской словесности, на непонятого, но оболганного гения Александра Зиновьева.

Каковы все же причины такого отношения к Зиновьеву в эмиграции? Их много, они разноплановы, но в чем-то тоскливо похожи на те причины, которые привели Александра Зиновьева к изоляции в Советском Союзе. Как говорится, у попа была собака... Советская эмиграция, будучи массовым явлением и подчас даже и не осознавая того, была сама подвержена тем же социальным законам, какие он описывал в своих книгах. Часть причин определяется его особенным и обособленным положением на Западе. Он появился на литературной и общественной арене тогда, когда в нелегальной литературе, в оппозиционном движении все роли были уже распределены, субординация всех титулов и градаций талантов и гениев соблюдалась неукоснительно, являясь сама по себе уже в какой-то мере священной и априорной институцией, когда, короче говоря, уже все было сказано. А Зиновьев опять нарушил сложившееся распределение ролей и все-таки сказал своими книгами такое весомое и новое слово и сказал так, что, несмотря на всевозможное противодействие, его книги произвели на Западе убийственно сильное впечатление. Он сразу из небытия, минуя регулируемые “самиздат” и “тамиздат”, находившиеся в основном в руках эмигрантов, мощно, суверенно шагнул в мировую литературу, а не в локально-эмигрантскую. Как я уже говорила выше, он появился неожиданно, вопреки всем канонам литературы, независимо от диссидентства и наперекор эмиграции, не задумываясь ни на секунду, каким торнадо он разметал их теплившиеся мечты и надежды на литературный Олимп. Ярчайшим своим появлением он сразу же занял и на Западе положение исключительного одиночки, абсолютно независимого в своих суждениях ни от кого и ни от чего, не поддающегося давлению общественного мнения, не претендующего ни на какие лавры и на богатства, независимого в своем литературном творчестве ни от каких подачек, фондов, стипендий. Если ему присуждались премии, он принимал их как человек, их заслуживший, но при этом не прилагал ни малейшего усилия, чтобы их получить. Полная суверенность и независимость. Чистая совесть и безукоризненное рыцарское служение ИСТИНЕ. Он высказывал свои суждения, не приспосабливаясь ко вкусам и взглядам слушателей и читателей, нисколько не стремясь к эпатажу. И суждения его пришли в резкий конфликт с общепринятыми. Плюс ко всему вызывали понятное раздражение внимание к личности Александра Зиновьева со стороны западных читателей и средств массовой информации Запада, а также необычайно высокая оценка его книг. Когда Эжен Ионеску в интервью в Италии заявил, что считает Зиновьева самым значительным современным русским писателем, а в телевизионных беседах с Зиновьевым и в многочисленных статьях о нем его стали зачислять в число крупнейших писателей нашего времени и вообще, терпение наших бывших соотечественников лопнуло и изрыгнуло неслыханный поток клеветнических нечистот.

* * *

Начиная с 1990 года сочинения Александра Зиновьева начали регулярно печататься в России. Ему вернули советское гражданство, и у него зародилось намерение вернуться на Родину, однако обстоятельства сложились так, что нам пришлось прожить в эмиграции еще девять последующих лет.

Главным из этих обстоятельств было отношение Александра Зиновьева к тому процессу, который стал захватывать Советский Союз после 1985 года (к горбачевской перестройке) и Россию — после распада Советского Союза в 1991 году (к ельцинским реформам), а также отношение к нему со стороны власти новой России. Со свойственной ему независимостью и принципиальностью, четко и аналитически недвусмысленно изложил он свое отношение к этому периоду советской и российской истории в социологических и публицистических произведениях “Горбачевизм”, “Кризис коммунизма”, “Гибель империи зла”, “Посткоммунистическая Россия”, а также в литературных — в социологических романах “Катастройка” и “Русский эксперимент”. Очевидно, что с таким пониманием советской контрреволюции и постсоветской социальной системы рассчитывать на благосклонное отношение со стороны новых хозяев страны не приходилось, это было бы просто бессмысленно.

По его наблюдениям, начиная с середины девяностых годов на Западе разворачивается такая широкомасштабная вакханалия антисоветизма и оргия русофобии, что уже морально невыносимым представляется ему дальнейшее пребывание там, где мы жили и работали, начиная с 6 августа 1978 года. С другой стороны, в России стало заметно расти число людей, для которых Александр Зиновьев с его пониманием явлений современности становился единственным последовательным выразителем их умонастроений, в чем он убеждался во время своих приездов в Россию, где имел многочисленные встречи-митинги с читателями. Он увидел, что нужен России.

Но окончательным толчком к принятию конкретного решения о возвращении на Родину послужило цинично-хладнокровное нападение НАТО и США на Сербию. Александр Зиновьев оценил это страшное начало, он понимал, что подобный сценарий в отношении России вынашивается и созревает для реализации в недалеком будущем. Он как русский человек, как мыслитель с гражданской ответственностью должен быть в сложившейся для России ситуации со своим народом — он должен разделить его судьбу. Ему принадлежит фраза, не рассчитанная на журналистский эффект: “Я возвращаюсь на Родину, чтобы умереть с моим народом”.